Полюс Доброты

Глава 31

Серый. Горная дорога. 1503 км от Бункера

Бункерная ревела. Давно, Серый махнул на нее рукой и Мраку велел не трогать. Если бы мог, сам бы сейчас заревел от отчаяния. Глядишь, легче бы стало, в детстве помогало.

Они отошли недалеко от повешенного — остановились за первым же поворотом, так, чтобы не видеть труп.

Кое-как приткнули палатку, отвели туда девчонку. Время от времени до Серого доносились всхлипы.

Мрак ушел искать сухостой на дрова. Ходить будет долго, с дровами тут паршиво. С полночи можно прошататься, пока охапку соберешь, чтобы хоть котелок вскипятить. Начал накрапывать дождь, Серый надвинул капюшон.

И погода паршивая. Да всё здесь паршиво!

Перетаскивать сюда поселок — в принципе идиотская идея, как отцу такое в голову пришло? Разве можно сравнить жизнь дома с тем, что творится здесь? Лучше уж холод и снег, чем здешняя жара и проливные дожди — внезапно начинающиеся и так же внезапно заканчивающиеся. Сейчас начало марта, и бывает очень жарко. Что же тут летом творится? О чем думал отец, когда решил перебираться сюда?

Люди погибли — трое из пятерых, как минимум. Жив ли сам Кирилл, непонятно. Лезть на дерево, чтобы перерезать веревку и попробовать опознать повешенного, Серый не смог себя заставить, и Мраку не позволил лезть.

Мрак не стал спорить. Молча пошел за дровами.

Раз отец не вернулся, значит, скорее всего, его уже нет в живых.

Серый вздрогнул — осознав вдруг, что свыкся с этой мыслью. Она грызла его два долгих месяца — с тех пор, как увидел первую табличку. Там, на заснеженной поляне... Сейчас уже казалось, что в прошлой жизни — так разительно отличались поляна с кружащей над ней метелью и горный пейзаж вокруг.

Здесь уже вовсю зеленела трава, из-под камней лезли первоцветы. Внизу, у моря, Серый видел настоящие пальмы и растение, буйно цветущее смешными желтыми шариками — бункерная сказала, что это мимоза. И другие цветы.

Здесь действительно тепло. А у моря полно брошенных поселков. То есть, формально задачу они выполнили. Место для жилья нашли. А разыскивать тех, кто ушел на разведку, отец запретил. Сам, своим письмом.

" ...ваша цель — НЕ поиски нашего отряда и уж тем более — лично меня или Джека, — всплыли в памяти Серого строчки, вытверженные наизусть. — Ваша цель — поиски удобного, безопасного места, не меньше чем в тысяче километров к югу отсюда, куда можно будет передислоцировать поселок«.

Что ж, мест для размещения тут полно. А то, что вокруг творится хрен знает что, уже второй вопрос. Дома остались Сталкер, Даша, Лара. Другие взрослые, у которых мозгов побольше, чем у них с Мраком. Доберутся досюда — наверняка поймут, что к чему. А им надо возвращаться.

Рядом затрещали сучья — Мрак ссыпал на землю принесенную охапку. Принялся колдовать над костром.

— Завтра идем обратно, — подождав, пока костер разгорится, объявил Серый.

Мрак резко обернулся. Промолчал, но незаданный вопрос читался явственно:

«Охренел?!»

— «Ваша цель — НЕ поиски нашего отряда и уж тем более — лично меня или Джека, — процитировал Серый. — Ваша цель — поиски удобного, безопасного места, не меньше чем в тысяче километров к югу отсюда, куда можно будет передислоцировать поселок»... Мы выполнили задачу. Место нашли. Нужно идти обратно.

У Мрака затвердело лицо — обычно так случалось перед дракой:

— Погибло трое. О двоих мы ничего не знаем.

— Вот именно, что не знаем! — вскинулся Серый. — Возможно, просто не нашли могилы. Идти дальше — опасно. И не нужно.

— То есть, на отца тебе плевать.

Мрак сказал это, будто плюнул сам — резко и отрывисто.

— Нет! — прозвенело от палатки. Бункерная, оказывается, выползла наружу. — Серому не плевать! Просто он, в отличие от тебя, понимает, что идти дальше — это никому не нужный риск. Вы ведь сделали то, что требовалось, правда? Теперь нужно вернуться и рассказать о том, что узнали. Пока вас самих не... — она не договорила, оглянулась на поворот дороги. Тот, что скрывал за собой труп.

— То есть, ты зассал? — Мрак бункерную в упор не видел, разговаривал с Серым. — Поэтому сливаешься?

— Заткнись! — Серый вскочил. — При чем тут я? У нас есть приказ, который должны выполнить. И этот приказ — разведка местности. Мы сделали то, что требовалось, и следующая задача — вернуться. А чтобы вернуться, нужно выжить. А здесь таблички. И висельник... Надо уходить, Мрак. Вспомни, что отец писал.

Мрак прищурился.

— «Старайся действовать по моим указаниям, но помни, что я не бог и всего предугадать не могу. Наверняка настанет момент, когда придется принимать решение самостоятельно», — внезапно, слово в слово процитировал он. Серый и не знал, что Мрак тоже вытвердил письмо наизусть. — Я вот это помню. А тебе, видать, память отшибло с перепугу.

Серый почувствовал, что сжимает кулаки.

— Заткнись, — попросил он, — а то врежу.

— Попробуй.

— Не надо! — Бункерная подбежала и встала между ними. Босиком — видать, как лежала, так и выскочила. Ойкнула, напоровшись на острый камень. — Прекратите! Не надо драться. Серый прав, и он командир. А ты должен подчиниться. — С надеждой посмотрела на Мрака.

Зря она это сказала.

Мрак закаменел еще больше, наклонил упрямую голову. Серому вдруг показалось, что перед ним Сталкер.

— Если командир обосрался, — презрительно, сквозь зубы, бросил Мрак, — в гробу я видал его приказы! Делай, что хочешь. Возвращайся. Я остаюсь.

— И бросишь нас? — вырвалось у Серого. — Меня, ее? — кивнул на бункерную. — Она же загибается, посмотри. Еле ноги волочет, а дальше будет хуже. Куда ей идти? А главное, зачем? Вчера с ней целовался, а сегодня на верную смерть тащишь?

Мрак, сжав кулаки, бросился на Серого.

То есть, почти бросился. Дернулся — и вдруг осекся. Повернулся к бункерной. Глядя ей в глаза, медленно проговорил:

— Значит, на верную смерть? Вот в чем дело?

Бункерная под взглядом Мрака сжалась. А Серому вдруг страшно захотелось кинуться в палатку и зареветь — громко и отчаянно. От того, что не получилось...

Он замотал головой, силясь понять, что происходит. А Мрак шагнул к бункерной. Схватил за руки, дернул на себя.

— Вчера целовал, значит. — Притиснул девчонку к себе — грубо, зло. Никогда, на памяти Серого, с девушками так не обращался. — А если сегодня поцелую? — и вдруг впился в ее губы.

Желание броситься в палатку и зареветь куда-то ушло. Резко, будто выключили.

Серый встряхнул головой. Обалдело смотрел на Мрака, целующего бункерную. И на нее — обмякшую в его руках.

Кирилл. Туапсе. 1524 км. от Бункера

В этот раз Шаман не стал их разделять. Пленников затащили в тот же дом, из которого так бездарно пытался бежать Кирилл. Оставили связанными, но кляпы вытащили.

Могли бы не вынимать — слова все равно не шли. Кирилла, как бросили на пол — кровать из дома убрали, здесь не осталось ничего, кроме голых стен, — так и валялся мешком, глядя в никуда. Джек поначалу дергался, потом тоже затих.

Кирилл будто выпал из реальности. Он ни о чем не думал, ничего не осознавал и не пытался осознать — ни то, что случилось на площади, ни сколько времени прошло. Через несколько минут, а может, часов, хлопнула дверь. Пленникам принесли еду и питье.

Ангелина молча налила похлебку в единственную миску. Кивнула охраннику — тот подошел к Кириллу и развязал ему руки. Ложку Ангелина не принесла — видимо, предполагалось, что похлебку выпьют через край.

— У тебя пять минут.

Кирилл не шелохнулся. Потом дернулся к миске — подумал, что, если она глиняная, то можно разбить и воткнуть осколок себе в горло. Пока Ангелина и охранник сообразят, что происходит, успеет. Но миска оказалась алюминиевой, из времен до того как все случилось. Кирилл снова равнодушно повалился на пол.

Какая, в общем-то, разница, от чего подыхать? От осколка в горле или от голода? Во втором случае пройдет больше времени, вот и всё.

— Жри, бункерный, — вдруг сказал Джек.

Это были первые слова, которые выговорил — с тех пор, как они оказались здесь.

— Спасибо, не хочу.

— В жопу засунь свое спасибо! Жри, кому сказал!

Кирилл отреагировал не столько на слова, сколько на тон — в голосе Джека звучала откровенная ненависть. Ну, еще бы.

Все с тем же равнодушием Кирилл подумал, что препираться сейчас, в присутствии врагов, не стоит. Молча взял миску за края и, почти не отрываясь, выпил содержимое. Механически, не чувствуя вкуса, сжевал протянутый Ангелиной ломоть хлеба. Запил «обед» водой из кружки.

После этого ему снова связали руки. Развязали Джека и по той же схеме накормили его. Кирилл был уверен, что молчать Джек не станет, но тот не проронил во время «обеда» ни слова. Только, пока ел, разглядывал Ангелину — нагло, будто ощупывая взглядом. А та смотрела, казалось, сквозь него — все с той же кроткой улыбкой, словно и не замечая, что на нее таращатся.

— Завтра вы продолжите служение Матери Доброты, — подождав, пока охранник заберет у Джека кружку и свяжет ему руки, певуче объявила Ангелина.

Джек издевательски-сочувственно пощелкал языком:

— Ай-яй-яй! Бедная мамаша. Заждалась, поди? Голодной куме все х@й на уме — а от ваших мужиков стояка не дождешься?

Охранник побелел от гнева, дернулся в сторону Джека. Ангелина предостерегающе подняла руку.

— Что, болезный, — расплылся в ухмылке Джек, — правда глазоньки колет?

— Я... — мужик со злости подавился словами. — тебя... да ты...

Джек, ухмыляясь, ждал. Не дождавшись внятного ответа, наставительно заметил:

— Рыпаться, родной, уметь надо. Разинул хлебало — так не жди, пока ворона влетит! Бить собрался — так бей, а не бабу слушай... Хотя ты, небось, залупу свою в штанах, и то сам отыскать не можешь. Радуйся, что хоть тетка с мозгами, а то на могилке давно портрет бы потускнел.

Охранник яростно сопел. Ангелина тронула его за рукав:

— Не слушай его, Георгий! Ненависть затуманила его разум. — В словах женщины зазвучала неподдельная грусть. — Он, словно малое дитя, не сознает, что творит. Их миру, где царствуют ложь и похоть, неведома истинная Доброта.

— Еще как ведома. — Джек смотрел на Ангелину по-прежнему нагло, подчеркнуто откровенно ощупывал глазами ее грудь и бедра. — Приходи одна, покажу! Хотя, можно и при этом убогом, — он кивнул на Георгия, — глядишь, разберется, что с бабой делать. Чтобы доброты от живого мужика ждала, а не от куклы крашеной.

Охранник снова дернулся в сторону Джека. Ангелина потянула его за рукав:

— Идем.

— Давай-давай, — напутствовал Джек, — за подружками сбегай! Им тоже поглядеть полезно будет. Заходи — не бойся, уходи — не плачь!

Последние слова он произнес в уже захлопнувшуюся дверь. Сплюнул вслед ушедшим и повернулся к Кириллу.

— Бункерный, ты чего удумал?

Кирилл равнодушно отметил, что выражение лица у Джека поменялось мгновенно, будто кадр в кино. Похабная ухмылка сошла, адапт смотрел напряженно и зло.

Кирилл не сразу понял, о чем он спрашивает. Со второго раза отозвался:

— Ничего.

Потом будто отключился на какое-то время — не заметил, как Джек оказался рядом, воспринял это очередной сменой кадра. Хотя доползти до Кирилла со связанными ногами и руками было, наверное, непросто.

— Пургу мести Шаману будешь. — Джек говорил тихо, шелестящим адаптским шепотом. — Подохнуть с голоду решил?

— Нет. Просто не хочу есть.

— И не захочешь. Ни завтра, ни потом.

Кирилл промолчал.

— Надо жить, бункерный.

— Зачем?

— За стенкой, блин! — Джек длинно выругался.

— Я убил Олеську, — глядя в пустоту, напомнил Кирилл. — Своего друга. И единственную женщину, которую ты любил.

— Если бы я мог, — с ненавистью глядя на него, пообещал Джек, — по морде бы тебе врезал.

— Лучше бы насмерть забил. Я бы не возражал.

Джек все-таки извернулся — пнул Кирилла коленом.

— Я понимаю, что ты меня ненавидишь, — глухо выговорил Кирилл. — Я сам себя ненавижу.

— Ну и дурак. — Джек сплюнул. — Шамана ненавидеть надо! Это он Олеську убил. И тебя загубить хочет. А ты сливаешься.

В Кирилле наконец шевельнулось что-то вроде интереса:

— О чем ты?

— Вот как был ты дебилом, так и остался, — пожаловался в пространство Джек, — хоть и умный. — И зачастил: — Это не ты убил Олеську, неужели не догоняешь? Ее убил Шаман! И похрен, что твоей рукой. Этот козел узнал тебя лучше, чем сам себя знаешь. Он не просто так заставил именно тебя ее убить. Понял, что сам себя загрызешь хуже, чем он будет издеваться! Шаман этого и добивается — чтобы ты сам убился. И тогда получится, что он победил, понимаешь? И Олеська погибла зря.

Кирилл вздрогнул.

— Она бы тебя не простила, — глядя на Кирилла, твердо закончил Джек. — Не за то, что зарезал. За то, что слился.

Кирилл опустил голову. Глупо пробормотал:

— Я думал... ты...

— А ты не думай, облысеешь.

Никогда прежде Кирилл не видел, чтобы Джек смотрел так жестко.

— Надо жить, — повторил он. — Ничего еще не закончилось! Не смей подыхать, понял? У тебя дома сын, в конце концов. Ты ж говорил, что Сталкеру письмо оставил.

Дом.

Лара, Серый, Сталкер...

— Да, — очнулся Кирилл, — оставил.

— Ну, и?.. Серый с Мраком придут сюда — а ты подох? Добровольно? Да они срать не сядут на том поле, где тебя закопали, и правильно сделают.

Кирилл промолчал.

— Надо жить, бункерный, — повторил Джек. — Пытаться вырваться. А если не сумеем, дожидаться пацанов — чтобы хоть их предупредить, что тут за дела творятся. Чтобы хоть они были готовы, а не влетели, как тот петух — думал, что на курицу, а сам на топор.

— Я запретил Серому нас искать, — напомнил Кирилл. — Велел определить локацию для размещения поселка и возвращаться домой.

Джек рассмеялся — искренне, от души:

— Мне Герман тоже много чего запрещал. И драл покрепче, чем ты Серого. Дальше что?

— Н-ну...

— Вот тебе и «ну»! Олеська не ушла.

— Что? — не понял Кирилл.

— Она сейчас рядом стоит, — спокойно, словно что-то обыденное, объяснил Джек, — и так и шепчет в ухо — задави этого козла! — Он неловко заелозил по полу, выпрямляя спину. Глухо проговорил: — И, пока я Шамана не задавлю — клянусь, не сдохну! И тебе не дам.

Эри. Горная дорога. 1520 км. от Бункера

Эри шла по горной дороге. Одна, адапты ее бросили.

— Уходи, — холодно велел Серый. — Мрак, отсыпь ей жратвы. Спальник отдай, черт с ним. И пусть валит.

Эри заплакала. Серый отвернулся.

Мрак быстро повыкидывал из рюкзака на землю продукты и спальник. На Эри он тоже не смотрел.

— Я не дойду одна, — пискнула Эри.

— Твои проблемы. Останешься с нами — хуже будет. Либо друг друга поубиваем, либо тебя... Всё, Мрак?

Мрак кивнул.

— Двигаем.

Парни синхронно вскинули на плечи рюкзаки. И ушли.

Эри долго смотрела им вслед — в глупой надежде, что вернутся или хотя бы обернутся. Потом торопливо бросилась собирать выкинутые Мраком продукты. Собирая, поняла, что Мрак оставил ей всю еду, которая у них была.

Вспомнила почему-то, как он ее целовал. Не сейчас — сейчас это было со злости, Мрак понял, что эмоции Серого наведенные, и что виновата в этом Эри, — вчера, в палатке. Вспомнила, как адапты заботились о ней. Как первым делом, встав на дневку, топили печку, чтобы Эри не замерзла. Как искали ей одежду — радуясь каждый раз, когда удавалось найти что-то подходящее. Как кормили, поили чаем. Приносили воду, чтобы помылась. Тащили на себе, когда Эри выбивалась из сил...

И чем она отплатила? Едва не поссорила парней между собой. И, конечно, тем самым заставила возненавидеть источник ссоры.

Она хотела вовсе не этого, правда! Надеялась, что Серый просто решит возвращаться домой. Уже ведь круглому дураку понятно, что впереди их не ждет ничего, кроме новых трупов. Ну почему, почему адапты такие упрямые?!

Эри всхлипнула. Затянула рюкзак. Вскинув его на плечи, пошатнулась от непривычной тяжести — хотя, казалось бы, не так много туда сложила. И отправилась догонять адаптов.

Серый вспыльчивый, но отходчивый. Мрак... Мраку, несмотря на злость, было ее жаль. Эри не могла считать его эмоции, но откуда-то знала, что это так.

Второй раз адапты ее не прогонят. Это она тоже откуда-то знала.