Выспавшаяся, отмытая и сытая Сахарова производила на следующий день куда более благоприятное впечатление. В глазах еще мелькало затравленное выражение, она ежилась и горбилась, сидя на стуле, но уже не выглядела как человек на грани нервного срыва. Мы тоже чувствовали себя спокойнее, узнав, как она вообще попала в Японию. Частный самолет, импровизированный аэродром, двадцать километров одна по бездорожью, затем электрички до Токио. Благословенные вездесущие электрички.
Чисто, не отследить. Пока что. Первая хорошая новость.
– Тем не менее, это если верить тебе, – уточнил я, когда мы начали разговор втроем, на следующий день, – Ты могла привести охотников за собой. Прямо домой ко мне и…моему брату, от которого ты узнала адрес.
– А что мне оставалось делать? – вяло удивилась русская.
– Залечь на дно на пару дней, одолжить или украсть телефон, позвонить с него Мане или Эне, – назвал самое элементарное я, – Но с этим ничего уже не поделаешь.
– Простите…
– Ты не испытываешь раскаяния, – довольно холодно отметила Мана, демонстрируя гостье часть настоящей себя, – Я это учту.
Возникла неловкая пауза.
– Думаю, незачем ничего учитывать, – подумав, ответил я, – Её будут искать, обязательно. Люди придут к нам, это вопрос времени, а значит, действовать нужно быстро. Пластическая операция на лицо и шрамы на теле, паспорт, билет в какую-нибудь глушь. Новая жизнь. Сахарова Елена уже мертва, можно сказать.
– Ты можешь это устроить?! – зеленые глаза русской вспыхивают надеждой.
Глаза… плохо. Больше работы.
Проще убить или ввести в кому, как ввел Соцуюки, а затем просто отдать тем, кто охотятся за секретными заначками семьи Сахаровых, но мне эти варианты претят. К тому же, Киберсойка может оказаться полезной в ближайшее время. Мда, токсичный актив.
– Фух… – Лена расслабляется на стуле, – Я так боялась, что ты меня просто вышвырнешь за дверь…
– Нет, ты слишком много знаешь. Надежнее убить.
– Что?
– Что? – переспрашиваю я, глядя в ставшие довольно пустыми глаза русской, – Пошевели мозгами, сама всё поймешь. Если тебя начнут пытать, то ты выболтаешь всё, что знаешь, в том числе и обо мне, и о работе на японскую разведку. Тебя бы можно было просто сдать им, работала бы как Баранов и горя бы не знала, но увы, времена изменились. Поэтому, я предпочту альтернативу. Тебе сделают пластическую операцию, превратив в кого-то вроде хафу. Затем паспорт, билет, энная сумма денег и все. Где-то в захолустье, в одном из городков на севере, появляется молодая хафу, вернувшаяся на родину, но не успевшая к похоронам отца. Решает осесть. Все логично. Так?
– Так… – неуверенно соглашается девушка, – А что… дальше?
– Мне нужна помощь в одном проекте, – отвечаю я, – Это у тебя займет не более одной-двух недель. Необходимым оборудованием обеспечу. После того, как мы закончим, память машины будет очищена, а ты – совершенно свободна от любых обязательств. Начнешь жизнь заново, целиком и полностью.
Русская молчала, глядя на нас и хлопая ресницами. Я отстраненно разглядывал её, прикидывая, верно ли поступаю? Да, помощник мне пригодится и очень сильно, но Сахарова – чрезвычайно токсичный и опасный актив. Оставлять её в живых крайне неблагоразумно. Крайне. Она разбалованная и слабовольная девушка, которая уже чуть не спилась, дважды меня подставила, а теперь само её существование становится для нас чересчур большой угрозой.
Чересчур.
– Послушай, Акира… – неуверенно, очень неуверенно начала говорить Лена, – Я действительно знаю кое-что…
– Не интересует, – оборвал её я, – Занимайся сама, чем сочтешь нужным. Я предлагаю тебе очень простую сделку. Соглашайся – и потеряешь сознание, в себя уже придёшь другим человеком, которому не нужно оглядываться за спину.
– И где?! – неожиданно взвизгнула русская, вскакивая со стула, – На поезде в какую-нибудь дыру?! Лет десять снимать квартиру на тринадцать татами и жрать бенто?! А вы будете тут, в этом до… хррр… хр…
Это было… неожиданно. Но…
– Вполне закономерно, – заключил я, глядя на Сахарову, с непониманием прижимающую руки к своему горлу, пробитому двумя палочками, которые Мана резко метнула, едва не мазнув кончиками пальцев по носу гостьи. Теперь они торчали крест на крест, пройдя сквозь шею навылет. Кровь мелкими толчками начала выплескиваться из ран.
– Ты можешь её спасти… – тихо проговорила Мана.
– Не вижу смысла, – откликнулся я, вставая с места, – Ты поэтому сегодня Эну отправила к брату?
– Предполагала нечто подобное, – бывшую Шираиши ни грамма не смущала медленно умирающая в шоке и непонимании русская, продолжающая сидеть и ощупывать то, что у неё было в горле, – Всё-таки, я её знаю с чуть-чуть иной стороны, чем ты.
– Ну что же, значит, нам придётся немного сложнее, чем раньше.
Лена умирает раньше, чем успевает понять. Короткими интенсивными всплесками Ки я запекаю четыре ранки, прекращая кровотечение и пережигая палочки, а затем, чуть придерживая труп на стуле, смотрю на жену. Та внимательно глядит на меня.
– Некоторым не нужно многого, чтобы жить… – тихо проговорила девушка, разглядывая тело своей подруги, – … но нужно многим владеть. Она бы не смогла спокойно жить где-нибудь в глуши. Обязательно бы…
– … что-нибудь устроила, – закончил фразу я, – Либо попробовала бы наняться назад, в спецслужбы, не зная, как сейчас обстоят дела, либо учудила бы что-нибудь еще. В конечном итоге оказалась бы на допросе.
– А ты её отверг. Неоднократно. Грубо, – из диалога уже получалась почти эпитафия, – Мне рассказывали, что женщины такое не прощают. Знаешь кто? Она.
Иронично.
– В таком случае, ты спасла ситуацию, – подумав, сдаюсь перед своими демонами я, – мне слишком не хотелось убивать человека, у которого были отношения с моей семьей.
– Вообще-то, её убил ты, – слабо улыбается женщина, ставшая моей женой.
– Добил.
– Хорошо, дорогой. Что теперь будем делать с…
Я прикладываю два едва светящихся пальца к голове трупа, замерев так на пару секунд. Та же самая «техника», что и с Соцуюки. Слабая, как раз мне по плечу, если выложиться на все остатки резерва.
– У меня есть около четырнадцати часов, – подумав, отвечаю я, – У тебя найдется шарф?
– Шарф?
– Или шейный платок.
– Я поищу.
– Я пока раздену её, вымою и запущу стиральную машинку.
Ранним утром из моего дома выйдет Елена Игоревна Сахарова, выглядящая лишь слегка неестественной, чего никто из японцев, не привычных к гайдзинам, так и не поймет. Она проследует ровной (чересчур ровной) походкой ровно до ближайшей железнодорожной станции, где при многочисленных свидетелях ловко и быстро свалится под приходящую электричку, чрезвычайно точно расположив на рельсе собственную шею. Я в этот момент буду лежать дома, отходя от неестественно долгой и глубокой медитации, в которую погружался при полностью разогретом источнике.
Глупый конец для такого человека… но заслуженный.
Проблемой Елены всегда были её родители. Она вечно была под их крылом, вечно с осознанием вседозволенности и всепрощения. Да, этим рыжая не злоупотребляла, но, как метко выразилась Мана – этого было и не нужно. Необщительная, пережившая крайне травматичный эпизод, а затем буквально собранная по кускам, девушка захотела свободы, но понятия не имела, что с этой свободой делать. Она столкнулась с провалом в личных отношениях, и не знала, как дальше жить. Наконец, ей просто всучили компанию в Шри-Ланке, но потеряв последние ориентиры, она кинулась к тому, кто её спасёт, позаботится, заменит… родителей?
А он её убил, просто не желая допускать возможности, что ставшая столь уязвимой девушка получит шанс разболтать кому-либо о том, о чем говорить не стал бы ни один здравомыслящий человек.
Елена Сахарова не видела Маны, Эны, Такао, моих родителей, она не была в курсе моих дел и проблем. Всё это для её разума всегда было несущественным. Нездоровый эгоизм ребенка, росшего среди прислуги и телохранителей, но никак не равных ему людей.
На следующий день, после школы, я заглянул к соседям, доведя до ума их компьютеры, а заодно и обсудил со своим вторым дедом возможность появления на нашей улице не слишком дружелюбно настроенных людей. Хиро Конго, выслушав меня, покивал, а затем заметил, что устраивать шум напротив его собственной гуми будет только самоубийца, чем он и советует мне воспользоваться. Понятное дело, что разговор шел о Мане и Эне, так что в этом вопросе я встретил полное понимание старика.
А вернувшись к нему через два часа с парой подправленных программ, которые довёл до ума, повинуясь внезапно вспыхнувшей идее, я, вернувшись к своим «пациентам», неожиданно обнаружил, что оябун Конго изволит пить чай в очень интересной компании, выглядящей как симпатичная молодая японка с довольно короткой стрижкой. Процесс обоим определенно нравился.
– Что смотришь? – сварливо поинтересовался старый преступник, – Я всегда мечтал о внуках! Ты, конечно… ну…
Смутившись, дед принялся подыскивать слова, но выручила Эна:
– Слишком большой, суровый и страшный! – высказав это, она начала победно хрюкать в чай.
Возразить на подобное было нечем. Совершенно.
– Если она у тебя утащит какого-нибудь парня в свою рок-группу, мне не жалуйся, – только и сказал я родственнику, тут же слегка обрызганному своей недавно приобретенной внучкой. Чаем.
Как оказалось, это Кирью-младшей уже было не нужно. В комнате, которую мы огородили звуконепроницаемыми панелями, теперь упражнялись двое. Мана, уже вполне уверенно наигрывающая что-то на гитаре и… Хидэо Мидзутани, читающий мануал к синтезатору. При виде меня парень тут же изобразил испуганного зайца, а когда я к нему подошёл, то начал симулировать инфаркт.
– Мидзутани-кун, – обратился я к своему гостю, – Я принципиально не лезу в отношения своих родственников, но дам тебе небольшой совет – прекращай шарахаться от людей так, как будто бы они все тебе желают зла. Самое большое зло в этом доме отзывается на имя Эна, с ним ты, как понимаю, знаком прекрасно. Но если ей надоест то, как ты реагируешь на людей, то готовься оказаться в доме напротив, на пьянке с кланом якудза. Причем ты туда попадешь с легкой руки моей сестры. Мир после этого не будет прежним.
– Мы пытались ему объяснить, что ты не такой страшный, как выглядишь, – проговорила девушка, воткнувшая вчера своей бывшей подруге две палочки для еды в горло, – но у Мидзутани-куна такие рефлексы, видимо. Мы над этим работаем…
Плоховато, заключил я, глядя на содрогающийся мануал, синтезатор, да и самого парня. Он попросту будит во всех вокруг инстинкт хищника.
Навестив семью де Суньига, оценил идущий прогресс. У Джакобо, занимающегося весь день напролет со всем усердием, намечались положительные сдвиги, а вот его сестры не радовали. Вслух словами убеждая меня в том, что прилежно занимаются, обе девушки демонстрировали совершенно неубедительный тонус мышц и отсутствие изнеможения. Аппетит у них тоже оставлял желать лучшего, что весьма нелестно характеризовало их вранье… или заблуждения. Придется потратить день, лично проконтролировав их рутину.
Предупредив молодых испанок, что завтрашний день они проведут под моим надзором, я получил неожиданный звонок от хмурого Горо Кирью, приглашающего меня в додзё.
– Ты знаешь этих людей, внук? – грозно вопросил человек-гора, стоя перед своим домом. Там же собралась и большая часть его учеников, часть из которых удерживала четверых людей. Один из них был в костюме, еще трое носили недорогие и практичные джинсовые наряды. Все четверо были иностранцами, славянами.
– Нет, – ответил я, повторно осмотрев каждого, – Впервые вижу.
– Их взяли у вашей школы, – продолжил ста тридцатилетний старик, стоящий со скрещенными на груди руками, – Они ждали Такао.
– Вот как? – подойдя к пленным деда, я перешел на русский, – И зачем вам понадобился шестнадцатилетний школьник?
– Мы просто хотели у него спросить о том, не видел ли он нашу соотечественницу, – справившись с удивлением, проговорил «костюм», – Вы же Кирью? Акира Кирью? Тогда наш вопрос адресован будет вам.
– Меня зовут Акира Кирью, а хозяина этого додзё – Горо Кирью, – кивнул я, – Мы, выражаясь в понятном вам ключе, «держим» этот район. Вы ищете Елену Игоревну Сахарову, не так ли?
Русские или, по крайней мере, крайне похожие на русских тут же закивали.
– Я знаю, где она. Отпустите их.
Последнее адресовалось ученикам. Они послушались.
– Ты с этим разберешься? – донеслось от так и стоящего на одном месте Горо.
– Я с этим разберусь, – поклонился я старику, удивив его, – Прошу прощения за беспокойство.
Поклон, видимо, был воспринят как слабость, потому что стоило только воротам за нашими спинами закрыться, одному из «джинсовых» пришла в голову идея положить мне руку на плечо со словами:
– А теперь ты, парень, пойдешь с НАААААААА…!!!
Кисть человека – удивительный по своей сложности конструкт, настоящее произведение искусства с точки зрения эволюции. Высокоточный инструмент, позволивший нашей расе возвыситься над всеми остальными, но при этом… очень хрупкий. Стоит его смять, ломая и перемешивая в кулаке кожу, мышцы и кости, как травма становится неисправимой. Навсегда. Боль же при этом…
Легким движением плеча отшвырнув еще одного «джинсовика», кинувшегося на меня, я ударил по горлу вопящему, чтобы тот захлебнулся воплем, а затем, схватив его за шиворот, отволок к стене.
– У вас друг неудачно упал, – обратился я к «костюму», – Вызывайте скорую.
– Ты его калекой сделал, – сыграл желваками тот, – Мы этого так не оставим.
– Еще как оставите. Сейчас я расскажу тебе, что будет дальше, русский. Первым делом, я сообщу тебе о месте, где находится Елена Сахарова. Её тело сейчас в морге этого района. Она бросилась под электричку вчера утром. Когда вы это выясните, то вашему боссу придёт в голову идея о том, что меня можно допросить, так как я был последним, кто видел эту женщину живой. Но… если ваш босс не совсем идиот, то первым делом он попробует узнать о том, кто я такой. А когда он узнает, по-настоящему узнает, то поймет, что жалкие крохи Сахаровых, за которыми вы охотитесь, мне не нужны. Они грязные. Ты всё понял… или мне еще кого-нибудь искалечить? Здесь, посреди улицы?
Первая «ласточка», бережно держа свое пострадавшее крылышко, улетела без обещаний вернуться, унося при этом в клювике мой номер телефона, а я направился домой. Риски определенно есть, но умеренные. Никому из больших игроков заначки умершей семейки не нужны, там, в России и других странах, остались ломти на порядки и порядки слаще. Следовательно, нужно ждать еще несколько подобных визитов, которые будут осуществляться, в основном, безоружными людьми. Вооруженный гайдзин в Японии – это нонсенс. Нанять кого-либо здесь они не смогут, а значит, вполне посильны кому угодно из семьи. Кроме родителей, которые уже не здесь.
Хорошо. С этим можно работать.