Решатель

Глава 12 Деньги любят тишину

– У меня есть все основания полагать, что вы имели тесную связь с Хаттори Ивао, и что сейчас утаиваете от следствия информацию высшей степени государственной важности! Я могу запереть вас, Кирью-сан, надолго! Изолировать от общества, от семьи и друзей. Проявите благоразумие!

– Изолируйте, Асабири-сан. Ничего не имею против. Даже не буду просить звонок своему адвокату, потому что вы, во-первых, отговоритесь тем, что в данной ситуации это невозможно, а во-вторых, адвокаты «Нексу» сами начнут меня искать. Поэтому пожалуйста, делайте свою работу. На все вопросы, которые ко мне имела полиция Токио, я уже ответил.

Допрашивающий меня агент чуть ли не заскрипел зубами. Я отвечал ему прохладной и даже слегка доброжелательной вежливостью. В данном случае проблема была вовсе не во мне и даже не в ситуации, в которой я оказался с утра пораньше, а в том, что Хаттори и Соцуюки выпустили новые видеоманифесты, в которых напрямую обвиняют премьер-министра и всё правительство в организации «центров по замене нативного населения Японии».

Эти видеосообщения, подхваченные порядком взволнованными получателями предыдущих, разнеслись моментально на всю страну. Вспыхнуло как в бочке с горючим. Полиция начала трясти всех, кто был замечен в общении или службе с этими двумя типами, быстро была обнаружена нехватка людей Соцуюки, испарившихся в неизвестном направлении, и после этого началась форменная катавасия.

Я для полиции был номером один на интенсивный допрос. Правда, пока им что-то это не нравилось. Особенно когда прибыли юристы. Хорошо, когда у тебя есть жена со всеми нужными номерами телефонов. Ненависть и страх во взгляде провожающего меня следователя были почти физически ощутимы. Вовсе не потому, что я ему лично чем-то не понравился, просто в каждой критической ситуации вышестоящие люди угрожают своим подчиненным различными карами, а «кубикири», отсечение головы, идиома, означающая увольнение, один из самых больших страхов половозрелого японца. Бывает, что лишь на почве беспокойства, что их могут уволить, японцы заканчивают жизнь самоубийством.

За этот рычаг никто дёргать не любит, но сейчас, после того как на каждом углу обсуждают послания знаменитого Спящего Лиса и не менее знаменитого комиссара, буквально спасавшего от преступности мирное население? Сейчас все правила изменились.

Набранная мной на панели сотового телефона комбинация при прожатой зеленой клавише, выводит на дисплей ответ, что такого номера не существует. Всё правильно, так и должно быть. Тем не менее, сигнал, что до меня добрались и теперь будут по мере возможности следить за каждым моим шагом – отправлен. Это было в плане.

Следующим пунктом у меня нечто вроде прогулки.

Променад по Акихабаре совершенно для меня нехарактерен, но я расцениваю, что пока, учитывая шум, поднятый юристами, «хвост» ко мне не приставлен, поэтому собираюсь навестить Нагамото Котаро, бухгалтера нашей семьи. Сегодня он заработает внушительную сумму денег, а я стану неприлично богатым человеком на несколько часов. Мы продаем мои акции, которые давно пробили верхушку прогнозируемого пика, и собираемся покупать другие. Небольшая коррекция моих более ранних планов заключена в том, что акции японских предприятий я не возьму.

Местный рынок уже штормит.

На обратном пути, когда я провожаю довольного бухгалтера к станции, нам дорогу внезапно заступают.

– Эм… Кирью-сан, – мой спутник взволнован вплоть до того, что начал экстренно потеть, – Это…

– Не волнуйтесь, Нагамото-сан, – говорю я, сузив глаза, – Этот господин здесь совсем не ради вас. Идите сами дальше, я разберусь.

На нас пристально смотрит очень крупный черно-белый медведь, рассевшийся прямо у меня на дороге. Вокруг уже собираются люди, азартно щелкающие фотоаппаратами и телефонами.

Встаю к Пангао нос к носу, наклоняясь к морде медведя.

– Что хотел?

Зверь фыркает и ворчит, украдкой маша лапой. Мол, иди за мной.

Что поделать, иду. Пангао – единственное существо на этой планете, вызывающее у меня хоть и негативные, но очень яркие эмоции, поэтому я заинтригован подобным поведением китайского медведя. Но если у него нет весомого обоснования для подобной просьбы, то у меня дома появится шкура панды.

Зверь фыркает, не оборачиваясь. Он прекраснейшим образом понимает человеческую речь, хоть и не демонстрирует подобного на публике. Так и идем, постепенно теряя преследователей и любопытствующих. С проспекта в узкий боковой проход, пять минут по тесным жилым улочкам Акихабары, с трудом протиснувшись в пару совсем уж узких переходов, а затем, как всегда, наступает черед подземелий. Пангао – покровитель бомжей, бродяг и перепивших саларимэнов Акибы…

– Еще раз на меня зарычишь и я прогоню всех поставщиков бамбука из Токио. Будешь питаться рисом. Не маши лапами, я не собираюсь принимать твой вызов. Сначала приведи меня куда вёл, пока я не смотрю на твою шкуру как на свою.

Какие панды обидчивые, оказывается…

Заинтригованный по самую макушку, но не демонстрирующий этого, я шел по подвальным коридорам лабиринта бомжей и панд, понятия не имея, что увижу там, куда ведет меня мохнозадый проводник. Запас сгнившего бамбука? Полумертвого Соцуюки с бамбуковым стеблем в заднице? Воскресшего Тануки Ойю? Неизвестно. Разумеется потому, что меня ведет панда.

Помещение, в которое меня привёл Пангао, не могло похвастаться ничем вообще, даже лампочкой. Это был просто подвальный закуток вроде тех, в которых потерявшие всё японцы делают своё временное жилище из полиэтилена и картона. Но тут не было даже их. Вообще ничего не было. Кроме раненой собаки, лежащей на полу.

Тварь была размерами с лошадь.

…и ладно бы она была неестественно большой, с этим я бы мог смириться, всё-таки мир, в котором чересчур умные панды запросто разгуливают на свежем воздухе посреди мегаполиса и их при этом никто не трогает и не изучает…

– Тибетский мастиф, – спокойно и на глаз определил я породу огромной мохнатой собаки, занимающей почти все пространство комнаты, – А от меня ты что хочешь? Чтобы я её разделал?

Пангао, уже усевшийся на задницу, тут же зафыркал и замотал головой, прикрыв последнюю лапами. Затем умудрился издать какое-то просительное фырчание, простирая лапу к тяжело дышащему меховому стогу, бывшему чуть ли не в два раза крупнее самого медведя.

– Вылечил? – полу-утвердительно спросил я.

Китайский медведь уверенно кивнул.

– Я посмотрю, что с ним, – решение пришло ко мне быстро, – А ты следи. Если оно дёрнется – дай ему по морде.

Загадки. Тайны. Наверное, сама порочная суть волшебника вынуждает идти на поводу у собственного любопытства.

Огромный каштаново-рыжий мастиф был у самого порога смерти. У него было несколько чрезвычайно глубоких ран, рассечена печень, поврежден кишечник, со всеми вытекающими оттуда «прелестями», треснувший череп, кровоизлияние в мозг, что-то с позвоночником… и восемь пулевых ранений до кучи. Но неглубоких. Существо, готовое в любой момент сделать последний вздох, было растерзано капитально. Не нужно было быть гением, чтобы догадаться о том, что большинство ран было нанесено «надевшим черное». Пули не смогли глубоко проникнуть в эту тушу.

Мне на плечо с сопением опустилась медвежья голова, источающая запах зверя и энергию разогретого источника. Гадский медведь не мог выдумать лучшего намека.

– Что-то мне стало очень интересно, каким образом ты, панда, узнал, где и как я буду проходить… – проворчал я, пропуская через себя даруемую энергию еще до того, как начать разогрев собственного источника, – … или ты знаешь еще кого-то, умеющего лечить?

Несложно представить, что мне мог ответить медведь.

– Если я когда-нибудь узнаю, что ты умеешь говорить, я тебя убью, Пангао. Медленно. Крайне позорным образом. А потом использую как удобрение. Для бамбука.

– Пфуф…

Пёс, а теперь я знал пол лежащего на полу представителя собачьего вида, и так был почти в коме, а моими усилиями вырубился глубоко и надежно. Следующими действиями я ослабил животному внутричерепное давление, а затем, соорудив на кончике пальца крошечное магическое лезвие, рассек мастифу шкуру на животе. Необходимо было вывести грязь и токсины…

Раненый Соцуюки Шин, которого я также лечил с помощью Пангао, был в то время японцем шестидесяти четырех килограммов весом. У него была пара пулевых ранений, контузия и сильный стресс. Измочаленный тибетец, на котором и в котором не было ни единого живого места, весил около четырехсот килограммов. У нас с Пангао не было ни единого шанса даже привести его в жизнеспособный вид за один сеанс. Или за десять.

– Ты это понимаешь?

– Фф-фуф…

– А понимаешь, что я не буду сидеть здесь с тобой целую неделю?

– Ухр…рр…мм…

– Но спасти надо?

– Хр!

– Ладно… но ты тогда задолжаешь не только мне, – говорю я, взяв в руки еле ловящий сигнал сотовый, – Моши-моши? Дед? Здравствуй. Мне нужна твоя помощь. Жирный и Огава могут приехать на грузовике в Акибу? Сейчас? Я скажу куда. Спасибо. И… оджи-сан? Они должны будут молчать о том, что увидят.

Бросить собаку с настолько развитыми каналами и источником? Я бы не смог. Но Пангао об этом знать совсем ни к чему.

Следующий час с небольшим оба приехавших якудза сильно напоминали гайдзинов своим разрезом глаз, но довезли партию редких животных до моего дома. Когда Жирный, наконец, справился с собой и спросил, зачем мне понадобилось двое людей, я ответил, что им предстоит сделать еще один рейс. Я нуждался в грузовике молодых бамбуковых стеблей.

Покинув крытый фургон грузовика, я обнаружил двух своих дедов в весьма помятом состоянии, стоящих перед входом в штаб-квартиру Сенко-гуми. Они о чем-то вяло разговаривали. Бросив хмурый взгляд на Горо, вовсю пялящегося на вылезшего вслед за мной Пангао, я запустил обе руки внутрь фургона, подтаскивая к себе бездыханную тушу тибетского мастифа. Когда, под взволнованное фырчание панды-наседки, взвалил этот стог меха на плечи, то оба пожилых японца отвесили челюсти. Бросив обращать на них внимание, я занес богатый животный мир к себе во двор. Следом забежал и медведь.

Идеальный день, только пришло время обеда, а я уже побывал в полиции, поторговал акциями и нашел себе весьма любопытного пациента.

Лицо Маны, пришедшей из школы и обнаружившей, что у нас перед домом вместо свободного места, на которое она имела планы, теперь натуральный бамбуковый лес, причем сразу с пандой, было очень… забавным. Тем не менее, вместо того чтобы вступать в схватку с диким зверем, девушка вошла в дом, где и обнаружила меня, сидящего за компьютером. На новости, что у нас на заднем дворе собачка, бывшая Шираиши отреагировала спокойно, но пошла проверить. Вернулась с еще более забавным лицом, и вот тогда уже получила все полагающиеся объяснения. Устаканив тему насчет гостей и пациентов, мы принялись ждать Эну.

О приходе последней возвестил трубный рёв, который обычно издают простые японские школьницы, обнаружившие дома панду. Кажется, у Пангао всё будет не так здорово, как этот кусок меха себе распланировал.

Что у собаки, что у медведя, которого я уже давно проверил, мозг представлял куда более активную аномалию, чем полагающуюся им по правилам местной зоологии. Но, при этом, я не обнаружил никаких следов того, что обоим животным мозг был пересажен от человека. Форма и функционал основного думательного органа целиком соответствовали всем критериям вида… в общем, но не в частностях. Строение тел этих двух необычных животных было целиком и полностью органичным в соотношении к аномальному мозгу…

…а еще они оба были очень старыми. Срок жизни панды – порядка двадцати лет, мастифа – пятнадцати. Анализ костной ткани с зубов зверей, который я взял с помощью Ки, показывал, что минимальный прошедший жизненный срок каждой особи, которая сейчас находилась в моем доме – семьдесят лет.

Новая загадка этого мира, который обязан был не иметь загадок. Нет эфира, но порождаются люди, открывшие способ самостоятельно вырабатывать энергию душой. Технологический прогресс, но неведомая сила снабжает человечество технологиями, превосходящими его. Невидимки, пользующиеся тем, что все, кто родился на этой планете, генетически приспособлены не замечать существ, передвигающихся определенным образом. И теперь, наконец, старые и сверхразумные животные… у которых есть враги, умеющие стрелять и практиковать боевые искусства «надевших черное». Ах да, они и сами их практикуют. Животные. Очень интересно.

Чуть позже пришли остальные члены музыкальной банды Эны Кирью. Сначала они, эти два отважных молодых человека, спасали школьницу от медведя, затем медведя от школьницы… В конце концов они спасались сами от школьницы, потому что та издавала насыщенный запах медведя. Мана наслаждалась этим кордебалетом, а я, выманив подкопившего Ки Пангао на задний двор, провел очередной сеанс лечения пса, заменяя наложенные в городе «прокладки», позволившие довезти зверя, полноценными излечивающими заклинаниями.

– Надеюсь, Эна его не найдет… – поделилась наблюдавшая за процессом Мана, а затем, задумавшись, уточнила, – Хотя бы сегодня.

– Думаю, сегодня все обойдется, – откликнулся я, отходя от пациента, погруженного в глубокий сон, – Может быть, даже и завтра. Ну, для нас. Не для Пангао.

Медведь повёл носом, а затем, прокосолапив к лежащему мастифу, рухнул за ним, тут же засопев. Тактически грамотное укрытие, но насквозь циничный подход.

– Прятаться за смертельно раненым товарищем, – качнул я головой, – Пангао, ты очень плохой медведь.

Взгляд, брошенный пандой в ответ, почти был равен словесному оскорблению. Видимо, он не ожидал найти мою сестру в этом месте.

На следующий день, потратив с утра резерв панды на лечение его друга, я после школы отправился в особняк Суньига. Предстоял первый серьезный урок для Ганса Аффаузи и сестер Суньига, поэтому…

– Это было обязательно? – с легким любопытством спросил Ганс, глядя, как на пол оседает глава семье и его слуга, которых я лишил сознания.

– Иначе бы они помешали, – отозвался я, глядя на напуганных девушек, – Пройдемте, ученики. Сейчас будет весело.

– Не знал, что ты комедиант! – подросток, несмотря на показное хорошее поведение, продолжал ко мне цепляться.

– Да, сейчас будет очень смешно. Мне.

Терять время, невосполнимый ресурс, на подробное обучение двух молоденьких дурочек, чтобы они сумели раскрыть собственные источники, было бы для меня неудобно. К счастью, подвернувшийся под руку Аффаузи мог частично компенсировать эту незадачу, поэтому, усадив всех троих напротив себя в зале, где обычно тренировался Джакобо, я раздал ценные указания каждому.

– Ганс, твоя задача сидеть и сохранять спокойствие, чтобы не пришлось ощутить. Девушки, ваша задача – просто остаться в сознании. Если вы его лишитесь, то мы начнем сначала. А потом еще, еще и еще. Поверьте – вы этого не хотите.

– Что ты собираешься делать, Акира? – нахмурился «гений поколения».

– Я собираюсь давить на вас «жаждой смерти».

Как я недавно рассказывал Горо Кирью, энергия, применяемая примитивно, и та, что применяют осознанно и со знанием некоторых законов физики и анатомии, – это две очень большие разницы… но вряд ли старик понял.

Воздействие я обозначил сначала в треть средней силы, обычное. Для Ганса это был раздражитель, для девочек чистое давление, но держались они хорошо. Дав пять минут троице свыкнуться с текущим положением дел, я начал потихоньку усиливать «жажду смерти».

Смуглое лицо Ганса, покрытое мелкими капельками пота, смотрело на меня зло и очень пристально. Паренек держался, хотя весь его внешний вид кричал о том, как страшно я его сейчас бешу и как ему сложно не сорваться в бой. Девчонки же… наоборот, были полудохлыми от ужаса, их «жажда» реально давила, вытесняла сознание из тела. Если бы не понимание, что это тренировка, они бы уже лишились сознания. Что же, слабее, чем я надеялся, но лучше, чем предполагал.

Постепенно я начал снижать давление, позволяя подросткам восстановить и замедлить дыхание с сердцебиением. Каждый из них прошёлся по краю.

– Для начала неплохо, – кивнул я, убрав воздействие вообще, – Могло быть лучше, но… неплохо. Полчаса на приведение себя в порядок и медитацию, а затем повторим.

Продлив спокойный сон хозяина дома и его слуги, я и сам возле них принялся медитировать. Прервал меня Аффаузи.

– Зачем это? – хмуро спросил он, – Зачем это мне?

– Терпение, дисциплина, выдержка, – перечислил я, – Тебя очень хорошо тренировали во владении техниками, но вот во всем остальном филонили. Может, боялись, что вырастят претендента на роль главы семьи?

– Мне ее пророчили лет через двадцать… – пробормотал задумчиво мальчишка.

– Да, но ты мог решить, что стоит и пораньше, – серьезно кивнул я, – Подстраховались. Во всяком случае, наши игры с «жаждой смерти» тебе точно пойдут на пользу. Ты был почти вне себя от раздражения.

– Ты обещал меня удивить.

– Именно к этому я и готовлю девушек, Ганс. Ты получаешь бесплатную тренировку выдержки… а заодно служишь им примером.

– Кстати, твоя… сестра сегодня не придёт?

– Вопрос не ко мне, а к Джакобо.

– Он то и дело, что тренируется. А его сестры меня боятся.

– Они всех боятся. Пока. Кстати, если не секрет, Аффаузи и своих женщин оставляют такими же беспомощными?

– Женщины не любят умирать, Акира, – смуглая и остроносая физиономия Ганса приняла снисходительное выражение, – Не любят рисковать. Боятся боли. Сила их не интересует, Путь их не интересует. Им не бросишь вызов, не поговоришь на равных. Они готовы подчиняться, чтобы выжить. Лишь изредка находятся воительницы… но они, обычно, до зрелых лет не доживают. Мужчины просто сильнее.

– К тому же, есть «яркоглазые», да? – задумался я, – Те, кто рожают детей.

– Именно, японец. Женщины в наших семьях тренируются лишь для деторождения, а в остальном занимаются мирскими делами. Дом, деньги, бытовые проблемы и прочие мелочи.

– Мелочи? – тут я слегка удивился.

– Ну конечно, – посмотрел на меня с непонятным выражением лица Ганс, – Мы воины, Кирью. Мы ведем жизнь воинов. Деньги нужны лишь покупать еду и для престижа. Женщины нужны лишь для рождения новых воинов рода. У Старых родов нет времени на… фривольности. Мы живем, пока сражаемся. С собой или друг с другом.

– А, так вот почему ты сдержался.

– Так и есть, – важно кивнули мне в ответ, – Это же тренировка.

– Тогда идём, проверим пределы, до каких вы сможете дойти.

– Только не говори, что ты можешь еще сильнее…

– Кажется, я тебя удивлю раньше, чем планировал.

Девушки ко второму заходу были отчаянно не готовы. Настолько, что почти смогли выдавить из себя просьбу «не делать» этого. Вполне довольный этим, но никак этого не показывающий я лишь указал им на подушки около устраивающегося сосредоточенного Аффаузи.

– Эт-то очень страшно, мистер Кирью! – выдавила бледная как полотно младшая, Анхелита, – Мы можем…

– Боритесь со мной, – перебил её я, – Боритесь с моим воздействием. Выживайте. Вас никто не ударит, не укусит и не убьет, помните это и боритесь. Изо всех сил. Вы будете этим заниматься еще долго.

– М-мы попросим б-брата…

– В следующий раз брат будет сидеть с вами. Вы должны будете справиться лучше, чем он.

– А ему-то зачем? – поинтересовался любопытный Аффаузи.

– Затем, что он начал еле-еле чувствовать Ки, но на этом застрял, начинает привыкать, – откликнулся я, сосредотачиваясь, – Нужно будет выбить его с этой ошибочной колеи.

Новый сеанс, с продолжением. Ганс справляется лучше, чем в прошлый раз, видимо, постоянно твердит себе, что это тренировка, а вот девицы «скисают» еще до того, как я наращиваю воздействие до прошлого максимума. Ничего страшного, впереди их ждет сюрприз. Не сейчас, а после того, как будет закончена тренировка, после того как будут разбужены Джакобо и Диего, после того как им всё объяснят и покажут. Тогда, уже прилично успокоившиеся испанки будут заново посажены на подушечки рядом с двумя парнями… они поймут, что на этот раз будет еще один «забег».

Он будет трудным для всех без исключения, особенно для Джакобо, который выдержит на одной лишь силе воли. Затем, когда все четверо (особенно девушки, вновь потерявшие сознание), немного отойдут, я сообщу им, что вернусь через день. Будет еще одна такая тренировка, но уже серьезнее. Их четверо, двое из присутствующих уже умеют проецировать свою «жажду смерти», так что целых два дня для тренировок – более чем достаточно.

– Ты их убить, что ли, хочешь? – без задней мысли спросил меня Аффаузи, когда я закончил лекцию бледным представителям Старого испанского рода. Спросил прямо там, высокомерно плюя на чувства гордых, но очень, как выяснилось, боязливых испанцев.

– Его – нет, – я показал пальцем на Джакобо де Суиньга, затем переведя указатель на сестер, – А вот их…