Решатель

Глава 19 Гордость нации

– Внимание! Специальные граждане! Всем специальным гражданам вменяется немедленно явиться в пункты предписания! Повторяю! Внимание! Всем специальным гражданам вменяется немедленная явка в пункты, за которыми они закреплены! Внима…!

В громкоговоритель влетает обломок кирпича, заставляя сидящего на заднем сидении автомобиля полицейского подавиться криком. Устройство разбито, как и губы стража закона, а машина, прибавив ход, начинает отступать от разгоряченной толпы молодежи, приближающейся к ней.

– Катитесь отсюда! Ахо!

– Какие «специальные граждане»?! Те, что людей мочат?!

– Вы чем занимаетесь, уроды?!

– Так вы нас защищаете, ублюдки?! Покрываете клонов и мочите пацанов?!

– Сожрите это!

Еще один камень летит вдогонку улепетывающим полицейским. Толпа, воодушевленная победой, идет следом, громко выкрикивая лозунги и ругательства. Картина, которая сейчас обычна для любого района Токио. Кроме Аракавы, но до неё никому нет дела.

Японцы крайне законопослушны. Возбудить их на массовые протесты, да еще и такое поведение – практически нереально. Поэтому Ивао Хаттори сделал ставку не на простых граждан. Они, активные, хоть и простые, стоят сейчас огромными массами перед гигантскими телеэкранами в центре столицы страны, волнуются, кричат, задают вопросы, требуют объяснений… всё это в меру, как и полагается гражданам этой страны. Но Спящий Лис и Соцуюки ударили по больному, по назревшему пузырю преступности. Шесть голов самых известных лидеров молодежных банд. Шесть лидеров, шесть идолов. Шесть жертв «надевших черное».

На улицы вышли вчерашние и сегодняшние школьники. Байкеры. Бандиты. Вся скопившаяся накипь, ранее дрожавшая в ожидании приезда отряда черного расстрельного взвода Соцуюки, вся она вышла выразить возмущение государству, начавшему штамповать суперполицейских палачей. Ну, это была одна из самых популярных теорий.

Кто-то же вышел просто пограбить. Под шумок.

Человек, только что угрожавший хозяйке небольшого магазинчика ножом, зажатым обеими руками, сейчас визжал от боли, сжимаемый уже моей рукой за лицо. Оно поместилось почти всё, немного смявшись в процессе, а теперь вовсю трудилось, чтобы удержать человека в воздухе. Ему было очень больно и страшно, он сдавленно кричал, но это сейчас были чисто его проблемы.

– Вы в порядке, Каваси-сан? – спросил я заплаканную продавщицу, уже доставшую всю выручку, что у неё была за сегодня.

– Я… я… Кирью… кун? – удивилась моя старая знакомая, – Это… ты?

– Да, Каваси-сан. Сейчас, секунду. Я позабочусь о нем и вернусь. Ничего не бойтесь.

Не то чтобы этот человек, ровесник самой Каваси, только пропитой и заброшенный, заслуживал кровоизлияния в мозг, но он слишком много услышал. Кроме того, во мне слишком легко можно было определить «надевшего черное», а сам магазинчик матери, с чьим сыном я долгое время работал, никуда бы переехать не смог. Так что с этим пьянчугой приключается несчастный случай, а я возвращаюсь в магазин.

– Ты и раньше был большой, а теперь просто огромный! – восклицала женщина, запирая замок за защитных жалюзи закрывающегося магазина, – Что ты кушаешь?!

– Потом, Каваси-сан. Идемте, я вас провожу.

– Хорошо, Ак… хорошо. Не ожидала, что меня… здесь…

– В городе сейчас очень неспокойно.

Женщина живет неподалеку, в одной из квартир общежития, которым она же и владеет. Вся её жизнь, после смерти сына (да и до неё) – магазинчик.

– Тебе чаю сделать? Что это я, конечно сделать…

– Я на минуту, Каваси-сан. Вам что-то оставляли для меня.

– Для тебя, Кирью-кун?! Ой, прости, Акира… Нет, ничего! Да и кто…?

– А если я скажу «сливовая жемчужина»?

– Ох…!

В переданном мне бумажном пакете инструкции, короткое письмо, некоторая сумма денег. Они предполагались не мне, а Хаташири Оде, человеку, чей труп, судя по всему, Каваси-сан еще не обнаружила. Это хорошо, у меня есть время поджечь нужную квартиру, сейчас очень подходящий момент. Пусть мы не были с сыном Каваси-сан друзьями, хоть она всегда была диаметрально противоположного мнения, к самой женщине я испытывал теплые чувства. А общежитие застраховано. Сам в своё время дал ей этот совет.

Мана была здесь. Она подловила Хаттори и Соцуюки, состоялся диалог, в меру откровенный. Затем собравшийся с духом Шин напал на неё, сильно отхватив в процессе по морде. У Ивао нашлись слова разрулить ситуацию, но затем вся троица исчезает из этой квартиры, а других новостей от Маны на мой почтовый ящик – нет. Письмо Хаташири у меня единственная зацепка о том, куда они могли деться.

У моего бывшего учителя истории была роль, продуманная Ивао Хаттори. Закинув меня в глушь и вернувшись, лысый и однорукий тип должен был сладко выспаться, выпить кофе, собраться с мыслями и документами (вот этими), а затем идти в редакцию журнала «Вакай Секай», где его давно и с нетерпением ждали, причем не только местные работники. Там он должен был зачитать вслух «завещание» Соцуюки Шина, его обращение к нации пост-мортум, а заодно стать подсадным свидетелем. За живого и бодрого участника операции разные службисты бы неминуемо сцепились, дав самому Хаттори определенный люфт времени. Затем Ода должен был принять яд, уже вмонтированный в несъемную часть протеза… но этого Хаташири делать не собирался.

Его настоящей задачей было принести выданное «завещание» настоящему начальству, как трофей, однако, он каким-то образом попался на глаза возвращающейся из аэропорта Мане, видимо, выполняя побочное или срочное задание сверху, от Хаттори или от своих. Итог – человек умер, после пыток, лишенный еще до них как рук, так и воли к сопротивлению.

Как я понял после краткого обзора тела, валяющегося в комнате, в которой когда-то жил Каваси Дайсуке, мой старый партнер-хакер, Мана первым делом лишила лысого несъемной части протеза, затем целой руки, видимо, пытаясь нанести психический урон. Так что он даже самоубиться не смог.

А вот адрес на случай, если бывший комиссар провалится и его откачают, в письме был. Более того, персона, проживающая по этому «адресу», была именно тем существом, к которому бы я пошёл, если бы не знал о закладке у Каваси-сан.

Поэтому я направил свои стопы в Акихабару, в гости к китайскому медведю по имени Пангао. По пути пришлось три раза прятаться от патрулирующих местность банд, которые пока только выкрикивали угрозы и швырялись мусором в полицейских, но вот «надевших черное» искали с куда более выраженными агрессивными намерениями. Неписанные правила взаимодействия бойцов и обычных людей были нарушены крайне грубым образом, и теперь всех «героев» низы общества бурно ненавидели. Эта ненависть должна была быстро выдохнуться, но пока, сейчас, людям, принявшим Снадобье, грозила опасность.

Спящий Лис подставил всех «надевших черное», включая и меня. Не только действующих, немногочисленным «сломанным», ведущим свою жалкую жизнь, достанется еще больше, когда правда о том, что Ивао такой же как они, вылезет наружу. Это будет выглядеть как огромная и коварная месть инвалида по отношению к самым здоровым людям на планете, но, по сути-то, просто отвлекающий маневр. Удавшийся. Загнанные в угол террористы бьют по всем, кого могли достать. Вполне логично.

На этот раз сеть подземных переходов Акихабары была битком забита людьми. Бездомные, чуя большой переполох, пытались укрыться в безопасном месте, скапливаясь в этом импровизированном лабиринте. Они бродили по коридорам, таща с собой свои пожитки, искали себе нишу, куда можно будет приткнуться. Пока что, эти по-своему мудрые люди, даже не пытались огородиться, устроив себе уголок приватности, а просто, найдя место, садились там, терпеливо ожидая, пока траффик в узких переходах окончательно спадёт. Меня они провожали взглядами, полными страха и тревоги. Но не все.

– Постойте-ка, молодой человек, – загородил мне проход один довольно старый, но еще крепкий человек, – Хочу узнать, что вы здесь ищете?

– Здорового ленивого медведя, – ответил я, – Подскажете, где он?

– И зачем вам наш защитник? – посуровел местный вахтер.

– Хочу у него кое-что спросить.

– Сейчас не лучшее время для вопросов, молодой господин, – это прозвучало удивительно твердо.

– Хм, – я смерил взглядом бездомного, – Я здесь далеко не первый раз, так что могу уверенно сказать, что это место принадлежит Пангао, а вы его гости, получающие защиту за… небольшие услуги. Расчесать шерсть, принести бамбук, может, даже отполировать когти… такие вот мелочи. И уж точно, что из всех живых существ на планете, ты, старик, являешься последним, кто решает, кто увидит Пангао, а кто нет. Прочь с дороги. Ты тратишь моё время.

Старик покраснел от злости, унижения и негодования, но сделал шаг в сторону.

– Посмотрим, как ты его здесь найдешь без нашей помощи… – пробурчал он.

– Не вижу в этом проблемы, – качнул я на прощание головой, продолжив двигаться туда, куда меня вело излучение разбуженной Ки китайского медведя. За спиной у меня звучало неразборчивое обладание неслучившегося защитника панд.

Чем-то он мне напомнил Хаташири. Тот, со своими мутными речами на тему долга, ответственности и поведения настоящего гражданина, был столь же жалок, как и этот старик. Не умея или не желая добиваться чего-то стоящего, такие люди пытаются сподвигнуть окружающих на выгодные им действия. Бессильные, ленивые, бесполезные, но пытающиеся поднять свой статус с помощью лицемерных речей. Может показаться, что я наговариваю на лысого инвалида, самоотверженно трудившегося в школе преподавателем, но кому как не мне знать, что он только преподавал историю?

Пришлось порядком прошагать, чтобы отыскать дорогу вниз, к панде, а когда я это сделал, то на подходе услышал, что у Пангао гости. Причем не простые, а говорящие на немецком.

– Прекрати прикидываться, зверь! – звуки раздраженного мужского голоса хорошо разносились по сырому скособоченному коридору, в котором стоял я, – Двадцать два года назад ты жил в Глазго, ты прекрасно понимаешь этот язык! Где нужные мне люди?! Отведи нас к ним! Или получишь пулю! Я дам тебе еще две минуты!

Смешанное угрюмое ворчание было ответом на это заявление, но мужчина лишь издевательски рассмеялся.

– Мне много рассказывали о тебе, зверь! Поэтому я и даю тебе время, чтобы ты, как и всегда, сделал вид, что являешься настоящим бойцом! Ты слишком любишь жизнь, китайский ублюдок! Ну давай, поскалься, поворчи! Пару минут на клоунаду – невеликая цена за нашего родича и Кирью!

Все стало куда интереснее. Так-то я был почти не против, чтобы ленивую и хитрую панду кто-нибудь пристрелил… ну не до смерти, а так, чтобы тот задумался. С другой стороны, Аффаузи…

Ну кто там может быть, как не Аффаузи, ищущие своего потерянного мальчика?

Я оказался прав, но не совсем. Кроме троицы, принадлежащей к роду Аффаузи, (если судить по дорогим костюмам), и забившейся в угол панды, показывающей клыки всем желающим, в комнатушке еще было двое человек, одетых в форму японской полиции. Эти стояли с пистолетами в руках.

Их я застрелил первыми. Хм, если вообще есть какая-то разница в том, в кого только что попала первая пуля, когда их выпущено сразу всего четыре. Серия отчетливых хлопков глушителя, тела, пуская струйки крови из простреленных черепов, валятся на пол, оставшийся в живых адепт немецкого языка разворачивается со скоростью ужаленного в задницу кота, пуча свои большие, но невыразительные глаза англосакса.

Панда остается сидеть с открытой пастью.

– Кажется, здесь меня искали? – дурацкий вопрос, какая разница, что здесь делали до меня? Надо по-другому:

– Будь добр, разожги источник поярче. Мне нужно знать предел твоих сил. Иначе убью.

– Из пистолета…? – мужчина в костюме стоимостью с хороший автомобиль почти сипит, бросая взгляды на лежащие под его ногами тела.

– Из него, – киваю я, а затем делюсь опытом, – Из него удобнее.

Он пытается подобраться, но получает по пуле в каждое бедро, падая на пол. Панда взволнованно сопит. Я, выщелкнув магазин, повторяю своё требование и занимаюсь перезарядкой.

– Тебе не жить, японец…! – сипит, наконец, представитель рода, – Ты хоть представляешь, что…

– Ты слабак, – перебиваю я его, – Почему за Гансом отправили такое ничтожество? Потому что даже отправлявший ничего из себя уже не представляет. Старым родам конец, вас уже рвут на части как изнутри, так и снаружи. Через неделю выжившие уже начнут прятаться.

Источник Аффаузи судорожно дёргается, пытаясь разогреться еще сильнее, но я уже вижу, что он пришёл к Пангао во «всеоружии», справедливо опасаясь, что медведь легко навешает четырем простым смертным и такому слабому практику.

– Бесполезен, – выношу вердикт, стреляя человеку в грудь. Недостаточно энергии, чтобы сформировать капсулу и отправить туда, куда отправилось Ки остальных. Недостаточно, чтобы работать генератором. То ли дело главы родов, получающие интересные, но фатальные письма, или Ганс. Жаль, что Суньига мертв. Он бы смог, наверное, раздобыть еще три-четыре почтовых адреса…

Пангао озадаченно рычит, не делая попыток покинуть своё сомнительное убежище. Похоже, он здорово ошарашен оружием в моих руках.

– Что смотришь? – спрашиваю я, свинчивая глушитель с пистолета и пряча оружие, – Боялся? Ну правильно, откуда тебе знать, что Старым родам пришёл конец. Это крысы, а не львы. Мог бы их спокойно замочить. Расслабь булки, медведь. Я просто ищу свою жену. У тебя должно быть хоть что-то. Идея, записка от Хаттори… дай мне след. Только быстро.

Панда несмело приблизился ко мне, а затем, видя, что никаких резких движений делать не планирую, ткнул носом туда, куда я спрятал огнестрельное оружие. Эдакий вопрос, чей подтекст нам обоим понятен.

– Сила, – со вздохом объясняю я китайскому медведю, – и подсознание. Если разуму кажется позорным уклонение от схватки, то он накажет своего трусливого носителя. Если сама твоя суть знает, что результат будет одним и тем же, каким орудием ты бы не воспользовался, то искажаться она не будет. Я уже на том уровне, когда схватки уже не нужны. Равных нет.

И не было.

«А теперь живи с этим знанием, зверюга», – весело подумал я, глядя в выпучившиеся глаза подземного бамбукоеда, – «Куда ты с ним денешься? Правильно, никуда».

Человек не сильнее, не выносливее остальных зверей. У него нет клыков, способных дробить камень, лап, которые будут неутомимо нести его днями и ночами вперед, шкуры, что выдержит даже молнию. Разум – вот его оружие. Изобрести острую палку, высечь огонь, создать колесо, подчинить Ки, понять и принять себя. Осознать своё место в мире. Мне на этом Пути было проще, я еще до его начала знал, кем являюсь, так что и пройти до конца смог… в один шаг.

Поняв, что противников нет. Они иллюзия, стимул, необходимый для того, чтобы шагать. Только вот увы, этот шаг длиной в пройденный Путь не приносит мне никаких привилегий, бонусов и озарений. Просто лишает парочки недостатков.

Нам вдвоем пришлось изрядно попетлять по лабиринту, пока мы не вышли к запертому полуподвалу какого-то магазинчика. Там Пангао, пошкрябав лапой, добыл из кучи сора ключ, которым я и открыл дверь. В пустом помещении, пахнущем пылью, под папкой, на которой слой этой пыли был чуть ли не в три миллиметра, покоился чистенький беленький листок бумаги. Прочитав его содержимое, я недоуменно воззрился на панду.

– Серьезно? Тут шифр.

Почти по-человечески вздохнув, зверь встал на дыбы и шарахнул лапой по столу, с которого была взята бумага. Старенький деревянный столик от такого обращения переломился на двое и развалился, а Пангао, сунув морду в обломки, добыл из них куда более толстый бумажный пакет, перевязанный скотчем. На пакете было написано маркером одно слово:

Кирью.

«Здравствуй, Кирью-сан. Если ты это читаешь, то я в очередной раз недооценил тебя. Раньше я подозревал, что ты идёшь напролом потому, что можешь, но затем, совсем недавно, перед тем как начал писать вот это, понял, что это просто в твоей природе. Где не справляется интеллект, ты берешь интуицией, угрозами, торговлей… множеством инструментов. Увы, у меня всегда был только один, и я искренне надеюсь, что ты читаешь это письмо, держа его в руках, не обагренных моей кровью.

Не буду тратить твое время, сразу приступлю к объяснениям. Впрочем, уже ясно, что что-то в моих планах пошло не так, если вы с Пангао в этой комнате, но такое случается. Ни один масштабный план нельзя выверить до последнего нюанса, думаю, ты это знаешь прекрасно. Всему непонятному, что с тобой случилось в последние несколько дней, есть простое объяснение. Обстоятельства вынуждают меня действовать (и умереть) до того, как наша общая задумка сработает. Я… я не мог не подстраховаться.

Мой грех, Кирью-сан, – честолюбие. Для меня невыносима мысль, что все наши старания могут пойти ко дну лишь потому, что Темный мир может вспомнить, что он – Темный. Сдать назад, попытаться вывернуться, провалить дело. На кону стоит слишком многое, чтобы не задействовать всё, что я могу. А это, определенно, гораздо больше одной запланированной сцены. Знал бы Шин, как всё повернется… ладно, хорошо, что он ушел с чистой совестью.

Признаюсь, что затея убрать тебя подальше, дабы ты не стал помехой, имела место быть. Материалы, что ты прислал, безусловно были очень нужны, они пошли в дело, но добыть их можно было другим способом. Суть была в расстоянии тебя от театра действий. Да, я планирую максимально дискредитировать „надевших черное“, это затрагивает и твои интересы, Кирью-сан, но… думаю, ты меня поймешь. Эти люди, эти практики – они не нужны этой стране. Они никому не нужны. Твоё собственное существование, твои собственные слова о том, что они – тупиковая ветвь развития, бесполезная и отсохшая, они побудили меня действовать втайне от вас двоих.

Ты опасен, друг мой, очень опасен для всех, включая и меня, но я, после очень долгих и мучительных раздумий, решил довериться тебе. Твои слова о жизни, которую ты хочешь вести, о твоих планах и желаниях, всё это вынуждает меня оставить будущее на тебя, каким бы оно ни было. Нет никакого горя или беды, созданного моими руками для тебя, Кирью-сан. То, что вскоре случится, может негативно отразиться на тебе и твоих планах, но поверь – никоим образом я этого не хотел. Просто ты, как и я, принадлежишь к „надевшим черное“. А им нужно покинуть эту страну.

Не рождаться в ней.

Не ломаться.

Не появляться.

Не соблазнять высшие силы устроить из нашей страны огромный парк боевых искусств.

Мы с тобой прекрасно знаем, что толка от „надевших черное“ нет. Они просто драчуны, просто люди, умеющие бесполезные вещи. Они не дали человечеству ничего, наоборот, украли. Людей, у которых могло быть иное будущее. Всё-таки, чтобы вырасти, как „надевший черное“, нужна большая сила воли, целеустремленность, талант. На это нас и ограбили. Я хочу попытаться это прекратить. Избавить эту страну, а если получится, то и всю планету, от такой бесполезности. Прошу тебя, даже умоляю в догедза – не надо мне мешать. Ты со своими талантами, легко сможешь устроиться где угодно.

Искренне надеющийся на понимание, искренне считающий тебя своим другом, Ивао Хаттори».

– Сволочь, – беззлобно оценил я этот образчик эпистолярного жанра, – Ни одного намека на то, что он планирует сделать. Пангао?

– Ммфф? – панда заинтересованно подняла морду.

– Вали из страны. Срочно. Спящий Лис собирается учудить нечто эпически отвратное.

– ФФФ??? – глаза зверя снова начали выпучиваться из черепа.

– Нет, я не знаю. Всё, что тут есть… – я тряхнул листами, поджигая их искрой Ки, – … лишь говорит о том, что он – уверен. Но, что именно задумал этот инвалид, я не знаю. Явно что-то очень масштабное.

– … что-то… – проговорили за моей спиной тихим голосом, – … настолько масштабное, что он даже вынудил своего друга покончить жизнь самоубийством…

– Мана, – с моих плеч свалилась гора, я обернулся, позволяя себе улыбку.

Действительно, на в дверном проеме этого полуподвальчика, отмахиваясь от клубов пыли, стояла моя жена. Усталый и чуть встрепанный вид, немного брызг крови на блузе и джинсах, два сломанных ногтя, но… в полном порядке. Живая и здоровая.

– Акира, – куда более щедрая на улыбки супруга на этот раз пожадничала, вместо этого сказав самым серьезным тоном, который я от неё только слышал, – Хаттори планирует взорвать бомбу.

– Где? – тут же убрав эмоции, сосредоточился я, – Какую? Зачем?

– В Огасаваре, – выдохнула Мана и закашлялась, но тут же сдержав спазм, вытолкнула из себя еще слово, – Я… ядерную.