Сага о Головастике. Долгая дорога домой

От Наследника к Перекрёсткам

«Кодекс приведёт тебя к Наследнику. Кодекс приведёт тебя…» — повторял я раз за разом, чтобы успокоиться после судьбоносного глумления над собой-бедолагой и шагал локомоверацию сквозь бесконечное, ничем не примечательное, пространство чужого космоса.

Попутчица-зверюга тихим рычанием «Адрес! Адр-рес!» разок пыталась отвлечь от переживаний и самокопания, а точнее, от попыток смириться с собой и предсказанной Провидением судьбой. Смириться с незавидной долей маленького человечка, заблудившегося в пространстве, во времени, и потерявшего абсолютно всё, даже надежду.

На поверку в моём багаже, кроме Кодекса Головастиков за плечами, семян Древа Познания в кармане и камушка с Куома в правом кулаке, оставалась только Вера. В своё предназначение, в свою уникальность, какую-никакую востребованность. А ещё в катализ и неведомые способности к трансформациям и модификациям, описанным в характеристике с места… Бывшей Галактической прописки.

Дед Паша учил: «Человек – творение неизвестное. Иногда он сильнее самой Смерти. Потому что способен верить и Верой своей спасаться». И Ротарик, тогда ещё Седьмой, соглашался с такой постановкой вопроса, но не с первоисточником: «Никакой не Паша и не дед. Даже не Апостол Павел. Пророк Хавакук писал об этом: “Праведник Верой своей жив будет”. Только когда и где я с ним спорил о Вере? Неужели, в подземном монастыре?»

Прошагав ещё некоторое время по галактическому бездорожью, снова «расслышал» ропот подружки Криптида: «Дубинушка, ты точно три раза думал изначальную мантру? Может, назовёшь уже адрес? Вдруг, что-то поменяется?»

«Чтобы Даршан снова вывернул галактику наизнанку?» — отшутился я не вслух, а мыслями и вспомнил, что оборотни их не читают, поэтому «громко» подумал адрес нашего путешествия.

«Щей-Индос – вот адрес, куда направляюсь вместе с провожатой дамой со специфическими способностями. Прошу у Наследника рекомендации по возможному ускорению процедуры», — отчеканил с выражением каждое слово, но опять мысленно, и приготовился ожидать ответ, а о том, как сам мог «слышать» вопли специфической дамы покумекать не сообразил.

Через минуту что-то начало меняться. Сначала созвездия вокруг стали вразнобой мерцать и даже шевелиться, меняя конфигурацию, а иногда и пропорции. Потом со всех сторон появилась еле заметная дымка. Дымку сменила сизая, но всё ещё прозрачная туманность, похожая на цветастые картинки, показанные Ротариком в его конторе. Через минуту туманность стала лоскутной и пёстрой, а дрожавшие в ней созвездия убавили яркость и прямо на глазах отдалились, но не погасли и не уплыли, превратившись в нити.

Я вроде как замер на месте и уже собирался беспокоиться на этот счёт, но не успел. Откуда-то сзади меня догнало неведомое явление, моментально погрузившее всё вокруг в кромешную тьму. Будто выстрелом, но беззвучно – бах! И я с Воллемией на затылке стою внутри неизвестной субстанции, которая казалась непрозрачной и почти вязкой на ощупь.

«Шагай, скиталец. Вдруг, это обыкновенный астероид с адресатором внутри, а ты задом наперёд в него влетел», — подумал я тогда, но не своими мыслями, потому что сразу же возразил «себе» вопросами о том, куда и как можно идти, если не видно ни зги, а мой исходный из Куроса вектор движения сквозь… Обогнавшее нечто, направлен в сторону распространения оного, а не навстречу. К тому же вязкая и непроглядная среда куда как быстрее меня, значит, смысла что-то предпринимать нет.

Признаюсь, что присутствия духа или, просто, спокойствия я лишился уже через пару минут, потому что тьма никуда не девалась, а то, что должно было меня нагнать и явиться пред ясные очи делать это не торопилось, поэтому пришлось продолжить движение в том же направлении.

Чего только не приходило в голову, пока чеканил локомоверацию сквозь нескончаемый ужас, который не поместился бы ни в Коридор Страхов у Майи, ни в Гранд-Каньон у американцев.

По кому в горле, казавшейся нехватке воздуха для дыхания, участившемуся сердцебиению с потливостью, нервным ознобом и приступами тошноты – поставил себе диагноз-приговор «паническая атака». Только почему-то во время этой «атаки» умудрялся похохатывать над хитрюгами-американцами, чей «самый-самый в мире» каньон даже в тройку лидеров на земле не попал.

«Те ещё пройдохи», — отвлёкся я на заокеанских комбинаторов, а потом снова вернулся мыслями и в Коридор Страхов с орущими на меня видениями, и в византийский монастырь, озарённый гулявшими приливами и отливами времён.

«Точно. В подземелье видел свет от своей утробы, а в этой дыре ни своего огонька, ни чужого. Ни света, ни границы, ни тепла, ни надежды. Прям как после казни», — нагнал на себя тоску воспоминаниями и решил поменять их на другие, более весёлые и обнадёживавшие, а чтобы не споткнуться о кого-нибудь незримого начал рассуждать почти вслух.

Почти, потому что себя так и не слышал. И ещё. Не чтобы сам не споткнулся, а чтобы об меня не споткнулись. В общем, на всякий разбито-коленный случай стал «громко» думать и в полный голос заочно беседовать со старыми знакомыми и не только с ними.

— Где же ваша Такемела-Яга? Где гид-экскурсовод по достопримечательностям этого мрака? Или я вот-вот окажусь в чёрном-чёрном дворце мамки Кармалии? В те времена, когда она восседала на каменном троне и нанимала Стихию в начальницы матушки Природы. Кстати, у меня с собой имеется тигрица Натурка. Только дрыхнет эта зверюга и помогать не хочет.

А может, у вас такая бесконечная келья для отшельников? Может, я уже на Тейе в подземелье йогов? Где тогда моя цампа и ручеёк с потолка? Где Ильи Ивановичи Калики? Куда спрятались? Тоже нет ответа?

Может, я стал… Вот-вот стану маленьким Богом? Тем, который из ничего рыбок придумал? Это я запросто. И море-океан придумаю, и горбушу икряную, и морских коньков-горбунков… Опять мимо?

После тирады про маленького Бога – изобретателя морей и лососёвой икры, окружавший меня мрак дёрнулся и спешно удалился, а я оказался в темноте, но уже не пугавшей, не давящей на все чувства чёрной трясиной, а готовой вот-вот развеяться и отпустить своего пленника на свободу.

И тут меня осенило: «Да я же в самом деле попал на экзамен на Бога! Ротарик предупреждал, что такое обязательно случится. Значит, я должен изобрести Бытие заново. Как наш Безначальный Творец. Или…

Нет-нет-нет. Я же ничегошеньки не должен об этом помнить. Значит, сейчас потеряю память, и экзамен начнётся?» — вместо успокоения запугал себя до крайности и в благоговении замер, будто снова оказался на сером валуне Змеиного обрыва, только невидимом.

Слава Богу, стоять пришлось не очень долго. Через несколько минут моего сопора недалеко впереди появилась пара живых моргавших глаз полных слёз и тоски. Глаза были точно не человеческими и не мира Кристалии, когда она помогала спасать Босвеллии от засухи. Но глаза были знакомыми и очень преданными, как у любимицы Куклы во время её короткой болезни, только небесно-голубыми, а не светло-карими.

В душе что-то шевельнулось, и я вспомнил, с кем встретился взглядом, а заодно с этим осознал, что пресловутый Экзамен на Бога уже давным-давно сдал, когда учился в восьмом классе.

Что всё это со мной было, но «было» в будущем, а сейчас мне срочно нужно вспомнить, о чём тогда сожалел и почему переживал. Вспомнить то, о чём не успел поговорить с обыкновенной собакой Дамкой. Сивой и красивой псиной, как говорил дед. С собакой, исполнявшей охотничьи и прочие охранные обязанности на лесной заимке где-то далеко за Уралом, но в несуществующей Вселенной. Эту Вселенную я и должен был изобрести заново, и мне, в конце концов, всё удалось. Всё, кроме предотвращения гибели верной помощницы…

С «изобретения» её пронзительного взгляда из кромешной тьмы и начался тогда мой экзамен на Творца. Конечно, не на настоящего Создателя всего сущего, а на испытателя, исследователя всего уже изобретённого и придуманного Автором. Чтобы в очередной раз подтвердить, доказать и ответить, почему всё устроено так, а не иначе, и тому подобное. Почему в тайге не растут цитрусовые, не живут крокодилы, и всё в таком духе. Но об этом расскажу, когда наступит время, или, когда будет повод.

Или приспичит снова выбраться в карман с одной-единственной «плоской» галактикой Млечный Путь, в которой нет и не может быть хроноволн, которую его обитатели, а может пленники, почему-то называют Вертексом, хотя по-настоящему он именуется совсем не так. И все они искренне верят, что живут в обычном кластере, в котором много параллелей-близнецов. Только там местная ИскРа записывает ваши воспоминания и сохраняет их в Сети навсегда. Только там их можно восстановить или «обновить», если свои почему-то потеряны или заново переписаны Кроносом.

— Дамка!.. Дамка-Мадамка! — дрогнувшим голосом позвал спасительницу.— Это я, Головастик, которого ты трижды находила в большой луже, что за старицей Оки. Дед Горазд её называл «бучило» и ругался, что я чересчур упитанный сынок якуши-квакуши.

Но Дамка меня почему-то не слышала и продолжала моргать и плакать. Пришлось напрячь память и даже занырнуть в давно пылившийся склад с воспоминаниями и авторскими назиданиями.

«Хорошо, что в кладезе всегда светло», — приговаривал я и шерстил коробочки в поисках нужного названия, знакомого имени или прозвища.

Нашёл. Прочитал на крышке короткую надпись «Горазд Могута, сын Егорка, псина Мадамка» и понял, что открывать картонку незачем. Перед глазами пронеслись картины с моими похождениями, и вспомнилась вся эпопея приключений на обочине Московского тракта якобы в послевоенные времена.

«Вот значит, что должен был вспомнить. Или всё-таки забыть?» — запутался я основательно, но взял себя в руки и, не обращая внимания на голоса, появившиеся сначала далёким фоном, но с каждой минутой приближавшиеся, сосредоточился на главном.

— Мадамка, не топил дед твоих щенков. Он их раздал по острогам, где жили люди, которых он хорошо знал. Чтобы коровка была, ребятишки, елань с пашней, так он рассказывал. Всех пристроил и только потом вернулся. Поэтому он тебя тряпицей привязывал. Знал, что увяжешься за ним и помешаешь уплыть. А ругался не со зла. Все его причитания, что охотница из кормящей сучки никакая – это, конечно, правда, но не вся.

И долго так отсутствовал, потому что бродил от Бури до Барлука и дальше вниз по Оке. Наказывал всем, если… Когда сын Егорка вернётся, чтобы обязательно щенка ему пообещали от твоих отпрысков, и передали отцовский наказ.

Напрасно ты, Дамка так долго плыла за дедом. Напрасно. Конец октября уже был. По-местному – зима…

— А сам-то вспомнил, почему в бучило купался? — спросила меня Дамка, наконец, расслышав оправдания за выдуманного деда с тяжёлым характером и таким же трудным именем.

Ничего ей не ответил, потому что псина моргнула в последний раз очами и исчезла во тьме. Успел только вздохнуть и заметить, что глаза её просветлели и перестали слезиться.

«Прости меня, Дамка. За деда, которого скопировал со своего Павла. За Егорку – близнеца дядьки Угодника. За погибель твою, срисованную с болезни Куклы. Прости»,— попрощался я с воспоминаниями о будущем и сосредоточился на голосах, которые стали хорошо различимыми, но понять, кто и о чём беседовал, не получалось.

— Как? Как такое возможно?! — чуть ли не кричал чем-то раздражённый дяденька. — Стираться – стирается, но тут же восстанавливается. А оторвать, чтобы удалить раз и навсегда – ни в какую. Чудеса, дальше ехать некуда! На кой мне в самом начале такие сюрпризы?

— А погубить её и заново возродить ты не догадался? — предложила дяденьке его подружка с голосом, похожим на сопрано старшей пионервожатой из нашей школы.

— Ты что, взаправду пьяная? Не слышишь, что он помнит не только «парельтон», но и «меллон»! А языки? Не уверен, что есть такие, которые он не… Помнишь «Риторику»? Этос, пафос, логос. Душевный склад – главная закавыка. Как её слепили? Почему Кур так легко согласился на… Кхм! — начал секретничать дяденька, а я услышал шаги за спиной и напрягся.

«Зверюга, что ли, обернулась в…» — в кого обернулась попутчица подумать не успел, потому что услышал знакомый по старым морокам голос Виталия Правдолюба:

— Опять твои сорванцы тьму-тьмущую включили? Мастер-Хохмастер. Тешитесь и не чешитесь? Вот я им уши откручу, когда поймаю!

После этих слов Светильщик щёлкнул выключателем, и тьма-тьмущая исчезла. Я оказался в школьном коридоре у двери директорского кабинета, а рядом со мной – настоящий Виталий в своём бессменном сером костюме, поверх которого красовался распахнутый синий халат «трудовика». Вот только никаких очков у Правдолюба почему-то не было.

— Здравия желаю, Виталий Макарыч. Или товарищ абориген? А там кто? Оскариусы-Фиолеты? Где я? В школе или в твоей «Стиралке»? А то за дверью что-то стирали и по-гречески шифровали, — бодро поздоровался я с Правдой и удивился не его появлению, а своему небывалому спокойствию.

— Значит, помнишь? — ещё больше заулыбался старый знакомый, которого я никогда в жизни не видел. — В школе, конечно. За свидетельством о восьмилетнем образовании явился, а директор его на руки не отдаёт, но и в девятый класс никого не пускает. Сватает всех поголовно в ПТУ. Стране советов нужен рабочий класс, понимаешь.

«На кой мне свидетельство о восьмилетке? Я же после десятого в мореходку пошёл. То есть, пойду. Как это, не пускает в девятый? Папке пожалуюсь. Пусть придёт и заберёт аттестат. А девятый с десятым в любой другой школе закончу. Хоть в одиннадцатой, хоть в восемнадцатой», — пораскинул я мозгами и опять «вспомнил» будущее, в котором всё-таки поступил в среднюю мореходку и поступил именно после восьмого класса.

— Понял, как моё «средство» сработало? Ни одной фибры не выковыряли! Не душа получилась, алмаз! Не зря «колючки» собирал, заготавливал. А свидетельство твоё я мигом заберу. Мигом! — пообещал Виталий и без всякого стука ввалился в кабинет школьного директора и его любимицы – старшей пионервожатой с «пьяной» фамилией, которую я тоже неожиданно вспомнил.

«Вот-вот уже. Ещё чуточки, и все будут туточки», — несколько раз повторил я присказку Правдолюба, пока ожидал его в коридоре первого этажа и пытался справиться с ошеломительными и чересчур уж неправдоподобными приключениями и обстоятельствами в которых оказался.

«Сон? Или галлюцинации из-за…Нехватки кислорода, например? Но во сне человек читать не может, а я расписание звонков на уроки, таблички на всех соседних дверях прочитал. Даже режим работы библиотеки. Значит, карманный морок. А для чего мне он во время путешествия из пункта А в… Из Куроса в Щей-Индос? Время скоротать, а заодно об Экзамене… О будущем вспомнить? Чудит или что-то мудрит товарищ Даршан?», — провёл я мозговой штурм с ревизией возможных причин и поводов вот так «Творчески» глумиться над собой-бедолагой. Но ни к какому умозаключению прийти не успел, потому что мой заступник вернулся в коридор, которому я так и не успел присвоить никакого памятного названия.

— Получи то, что причитается. Средний балл – четыре с половиной. Надеюсь, хватит. Если что, я подстрахую. Так что, на счёт поступления в мореходку не переживай. Но пока, так понимаю, ты ещё в третьем классе. Тогда имей душевное спокойствие о ближайшем будущем. С чем тебя и поздравляю. И ещё кое-что из моего… Э-э напутственного. Стэй вайлд, Эс-чаэлд, — как-то грустно провозгласил Виталий и вручил мне толстенное свидетельство об окончании восьмого класса, очень похожее на мой заплечный Кодекс Головастиков в его номинальном виде.

Пока соображал, что к чему, пялился на Кодекс Головастиков, оказавшийся не за плечами, а в руках вместо обещанного свидетельства, переводил на русский «Stay wild, Earth child», потом жалел о возможном переименовании родного Эс – Скефия, не заметил, куда делся Правдолюб и как сам оказался в стандартном адресаторе с ракушечными стенами, полом и потолком без трубы-дымохода.

«Эвон, что деется. Дежавю-морок. Что-то новенькое. Значит, наша песня хороша, начинай сначала?» — решил, что всё понял, во всём разобрался, поэтому не мешкая зажмурился и пошагал головой в стену, а на запоздалый вопль попутчицы-зверюги «Ой, дура-ак!» никак не среагировал.

Мурашки взбеленились, волосы чересчур усердно пустились в пляс, а в разум закралось подозрение, мол, такого отродясь не бывало, а это не просто подозрительно, это явно чей-то сигнал. Но на душе царило чувство приятного удовлетворения с нотками упоения и бесшабашной радости. А в бестолковке вертелась несвоевременная то ли подсказка, то ли расшифровка причин случившегося дежавю: «Жил был царь, у царя был двор, на дворе был кол, на колу мочало. Начинай с начала».

* * *

В этот раз всё случилось быстро и буднично. Шагал локомоверацию и ждал, когда, наконец, кончатся пещерные ощущения и можно будет открывать глаза. Так сильно сосредоточился на волосах и мурашках, что не замечал ничего вокруг, пока не услышал истошный вопль Воллемии:

— Остановись, ирод! Вдруг, смоет тебя Кронос, где мне потом Кодекс искать?

— На Щей-Индосе, где же ещё? — выдохнул я оторопело и от голоса Лики, и оттого как он звучал в лабиринте с запахом водорослей, выброшенных штормом на берег. — Где мы? Неужели, на Тейе? Только там такой антураж.

— Очнулся, двоечник? Ты что наделал? Ты зачем из Катафигио сбежал? Мы же должны были следующего Головастика звать, а потом уже сюда проситься, — накинулась на меня напарница в образе учительницы-блондинки, так по крайней мере показалось в сумраке, наверное, из-за противного голоса беспардонной зверюги.

Зависнув от сюрприза, устроенного неведомым, но явно всемогущим дирижёром, я решил притормозить выполнение миссии и замер в нескольких шагах от выхода из подземелья. Сначала нужно было понять или вспомнить, чем заморачивался и куда стремился до того, как был проглочен тьмой-тьмущей с её школьным коридором и вредным директором.

— Ты про какое убежище, подружка дней моих суровых? Катафигио – это где? — успел спросить у оборотня, отдавая из рук в лапки Кодекс Головастиков, прежде чем был озадачен новой срочной телеграммой.

— Прости, лягушонок. Только что поняла, почему у нас там ничего не случилось, — пролепетала Воллемия, вероятно, раньше меня получившая новости.

«НАСЛЕДНИК ОТМЕНА ТЧК ПРОДОЛЖАЮ РОЛЬ ТЧК ДАМЕ БУКЕТ И ФАС ВСКЛ ТЕБЕ ПАРА ДЕК ТЧК ДО ОТБЫТИЯ СТАРИКУ ГОСТИ ТЧК НЕПРОТАС», — прочитал я не шифрованную, но всё-таки непонятную депешу от Провидения и хотел уже заняться поисками смысла, толкованием, интерпретациями, но был засыпан ворохом картинок, после калейдоскопа которых сообразил, что к чему.

Первое. Мы с Воллемией действительно побывали на Щей-Индосе. Тамошний «добрый хозяин» неизвестной наружности вместо хлебосольного гостеприимства выключил меня из реальности и организовал экспресс-морок с моими же, как ему казалось, страхами и грешками. Пока я наслаждался воспоминаниями и общался с видениями из Коридора Страхов, пытаясь засунуть их в американский Гранд-Каньон, кое-кто понял, что имеет дело не с вороной, а орлёнком, которому море покалено.

Второе. После отчаянной попытки стереть память о прошлом, чтобы клиент, то есть я, не важничал, а куда пошлют там и бродяжничал, мистер Наследник несказанно удивился и быстрому восстановлению всего стёртого, и сюрпризному появлению воспоминаний о будущем. Особенным роялем в кустах стал факт сдачи экзамена на помощника Творца. Будущей сдачи, но всё же факт. Потому что кто-кто, а Наследник в курсе, что прошлое, настоящее и будущее существуют одновременно.

Третье. После претензий Провидению о «неправильном» Головастике с проблемной, но всё-таки человеческой душой и нечеловеческой памятью, липовый директор школы решил отложить своё вступление в Наследники-Преемники дабы хорошенько проштудировать тему с непокорными и чересчур матёрыми индивидуумами, состоявшими на галактической службе.

И четвёртое. Угонщик согласился с реверсированием пары Головастик – Воллемия обратно в его распоряжение, и я получил импульс убытия с Щей-Индоса на Тейю, что и поспешил неосознанно исполнить.

Вот только о Виталии Правдолюбе и его «подвиге» никаких картинок прислано не было. Данное обстоятельство до поры так и осталось тайной, сокрытой тьмой-тьмущей, и это единственное, о чём я в тот момент жалел.

— Ладно. Я метнусь в Полис, а то Карма вот-вот зайдёт. По темноте жилья никто не занимает. Всё автоматически блокируется. Придётся тебе или утра ждать, или в монастырь проситься, — сказала мне Лика и пошагала из лабиринта страной походкой богини мщения Тисифоны.

Прежде чем новоявленная эриния взмахнула огромными крыльями и убыла в разведку, успел рассмотреть её шевелившуюся причёску из гадюк, как у горгоны Медузы, только светлых оттенков.

«Царство Аида, значит. Вот где снова оказался. А куда эта змеиная блондинка Кодекс засунула?»— спохватился я и собрался исследовать лабиринт с односторонней мембраной, которая только впускала искателей приключений, но никого не выпускала.

Сумрак подземелья на глазах сгущался, поэтому решил обождать, когда «разгорится» утробное инфракрасное пламя, а пока хорошенько вспомнить всё то, о чём запретил себе думать, чтобы… Из-за…

По какой-то неведомой, но веской причине вынужден был переврать и зашифровать всё, что случилось на Тейе в моё первое посещение. Присказку о девяти шарах из девяти рук Будды в том числе. Вот только Тейя тогда была не родной, а, скажем, одной из местных, потому что когда опрометчиво заходил всё глубже и дальше от берега, чтобы сообразить, где оказался, взял и случайно активировал вспучившиеся Струи Времён с порталами в соседние грозди параллелей. Поэтому сразу же «убыл» из отечественного Аида в дальнюю командировку, где продолжал куковать.

«Чтобы разглядеть Амвросию. Думал, что это её берег моря. Хотел запомнить место, где прячется ниша портала», — напомнил себе, почему оказался в воде у мыса Надежд и Судеб, который между устьем Стикса и морем… Океаном Гадес.

«Невидимая страна теней этот гадский Гадес. Место карающей справедливости, ни больше ни меньше. Кто-то чересчур остроумный напридумал достопримечательностей с названиями из Тартара и его окрестностей. А мне теперь воюй с оборотнями и думай, что они настоящие эринии, которые г’адские богини мести и ненависти», — размышлял я пока не представил, что сам мог запросто оказаться автором этих «гадостей».

— Перейти реку Смерти и на другом её берегу ещё раз родиться для счастья или горя, — вслух напомнил себе то, что знал о мифических реках, впадающих в океан с именем Гадес и понял, почему добровольные и вынужденные скитальцы использовали Аид для именования местных природных образований и прочих географических объектов. — Я тоже пересекаю Реку Времён и собираюсь заново родиться для…

Для чего именно собирался заново родиться подумать не успел, потому что случился неожиданный мурашечный приступ с разбегавшимися последствиями. По какой причине моя дерматологическая дружина запаниковала, разбираться не стал, а занялся запланированным исследованием лабиринта, благо что инфракрасное излучение утробы, наконец, проснулось и осветило каменную галерею.

Сначала убедился, что мембрана, из которой вышагнул несколько минут назад, была не из обычного ракушечника, а из мрамора с крупными, наполовину прозрачными, фракциями мутно-белого цвета на фоне толстых красно-коричневых прожилок, которые складывались в подобие замершей смеси из огня и дыма.

«Яшмовый мрамор», — всплыла в неправильной памяти подсказка о метаморфической горной породе, и стало понятно, почему завсегдатаи Тейи вспомнили об Аиде. Вероятно, они тоже исследовали лабиринт в поисках выхода, а если делали это с фонариками или теми же факелами – данная картина, как говорится, обязывала.

— Шутники. Впрочем, такие же, как и я. Правда, поначалу обозвал этот мир Аквариумом, — бубнил я вполголоса, чтобы не было слишком одиноко и страшно, пока воспоминания всплывали и выстраивались, согласно хронологического ранжира.

Кодекса так и не нашёл, и решил, что новоявленная гарпия захватила его с собой. Ну, или засунула в тайную нишу, которая для грешных людишек невидима и не осязаема, как нагель с верёвкой в родном адресаторе номер Раз.

Мраморные стены с потолком и, соответственно, полом, продлились до самого выхода из лабиринта, оказавшегося не менее тридцати метров. Урез океана в штилевую погоду начинался шагах в пяти-шести от стрельчатой ниши с резным орнаментом по периметру, а во время шторма волны запросто добегали чуть ли не до яшмовой мембраны портала.

После штормов соседские монахи обязательно устраивали и устраивают субботники по прилегающей территории и подземному выходу, из которого явился и я вместе с Воллемией. И явился всего-то во второй раз…

Вечер всё ещё только собирался сменить день и передать полномочия тьме-тьмущей, которая субтропическая ночь. Я давно уже вышел на простор галечного берега и стоял, вдыхая аромат морского воздуха, а память продолжала то ли возрождаться, то ли обновляться. Причём, без моего кладезь-складского участия.

Я никуда не торопился, поэтому снова и снова отвлекался на всякие мелочи, вроде мифической географии Аида и Гадеса. Хотя знал, что исторически это названия одного и того же ада, придуманного древними греками. Харон, Цербер, Асфодель, Эребус, Элизиум вместе со Стиксом, Летой, Ахероном, Коцитом и Флегетоном – это тоже оттуда, из догомеровских времён, когда люди ещё не бросили вызов богам-олимпийцам.

Дошагав до оконечности остроугольного мыса, повернул направо по еле приметной тропке и продолжил красться к «Верстовому столбу объявлений». Разумеется, никто эту вертикально торчавшую шпалу с топом в виде плашки-спила от ствола неведомого дерева так не называл, кроме меня. И объявлений на нём не было. Зато по периметру спила кованными кнопками-гвоздями были закреплены пачки кожаных лент разной длины и ширины с крипто-инструкциями на нескольких языках, в том числе на ломаном русском.

Разумеется, понять что-нибудь или с наскока расшифровать было, скажем, проблематично, особенно такому балбесу как я в свои неполные десять циклов. Хорошо, что монахи из монастыря каким-то образом всегда знали о прибытии очередного ни разу не грамотного неофита и спешили на помощь.

— Росикисор. Арктиум-Муиткра. Ксанаск. Тейяйет, — представился я, как положено Верстовому клотику с причёской из лент-скитал, что в переводе из смеси греческого с латынью в их зеркальных изводах означало: «Русский. Лопух. Снова-опять. На Тейе».

— Завтра будешь баловаться, юморист, — ответила мне Воллемия, а не Верстовой, и в тот же момент огромной когтистой лапой схватила в охапку и потащила куда-то за тридевять морей.

«Хорошо, что я к такому наизготовку», — думал я и регулировал дыхание, чтобы оно чередовалось со взмахами невидимых крыльев чудовища, в которого обратилась зверюга-подруга.