Сердце изнанки. Книга 4

Глава 5 Убедительные переговоры

Викентьев скрипел от злости зубами, посылая в тварей сгустки энергии, один за другим.

— Просчитался, — прорычал он себе под нос, — но где?

Вокруг его поместья собрались разные твари. Но выбивались из общей толпы монстры достигшие оранжевого уровня. Их легко было распознать по размеру и уровню опасности. Тварей оранжевого уровня было порядка сотни. Но откуда столько? Откуда они набрались? Их не было и не могли бы они успеть так быстро набраться.

Там, в лесу, остался дед Игнат. Когда они убегали, барон стеганул этого бесполезного культиста своим мечом, чтобы не оставлять свидетелей. Викентьев не знал, выжил ли культист или нет. Это уже не имело значения. Однако, сейчас он понял, что сделал это зря. Сейчас, когда они были под защитой стен, культист мог бы взять под контроль часть тварей и попробовать сделать так, чтобы они напали на своих. Получилось бы благодаря такому финту спастись? — этого барон не знал. Но и проверить теперь точно не сможет.

Где-то там внизу находился его сын вместе с матерью. Для чего этот проклятый Пылаев спрашивал, есть ли в поместье женщины и дети, чтобы поглумиться?

— Ваше благородие, мы не справимся, — произнес начальник гвардии. — Думаю, вы сами это уже понимаете.

Викентьев едва не рассмеялся в лицо своему бойцу. И так было ясно, что все кончено. Паладинов не осталось, их выпотрошили перыми. Они даже сделать ничего не успели. Просто исчезли под волной тварей. Что же касаемо губернского паладинского корпуса, то проще было умереть, чем вскрыть то, что он своими руками готовил ту червоточину. Хотя какая уже разница, все равно умирать: с честью или без чести не имеет значения. Но все-таки в нем теплилась надежда, что его сын Роман сможет пережить этот день.

Позади раздался сдавленный хрип. Викентьев резко обернулся и увидел, что начальник его гвардии валится на колени, в его груди дыра от клинка. Рядом стоит ненавистный Пылаев и вытирает меч о китель гвардейца.

— Как? — не веря своим глазам, произнес Викентьев. — Как ты здесь оказался?

— Белочка на хвосте принесла, — прозвучал ответ.

Три одаренных, сильные. Что мне было делать? Я-то, хоть и напитал себя малыми кристаллами, и уже представлял неслабую угрозу, однако, против трех одаренных пока не особо боец. Первого гвардейца снял чисто, никто даже опомниться не успел. Тут же провалился в изнанку и показался перед вторым. У этого мундир отличался вычурностью, наверное, командир гвардии. Второй тоже не успел понять, пока мой клинок не прошил его насквозь. Зато Викентьев всё понял сразу.

— Я к вам, собственно, с таким вопросом, — расплылся я в приветливом оскале. — Телефонный разговор у нас не задался, поэтому решил прийти, так сказать, лично, чтобы обсудить наше с вами противостояние. Вы, видимо, не совсем понимаете, что дела ваши далеко не радужные. Войну вы проигрываете в пух и прах. При том, что мне даже войска свои водить не пришлось. Поэтому предлагаю решить все мирно и по-быстрому, как вы и предлагали. Вы просто признаете поражение, покинете эти земли, и мы будем квиты.

Мы стояли на крыше поместья, а там внизу творился настоящий ад. Монстры пытались сломать стены, таранили двери, взбирались по оконным проемам. Но у них это пока что не получалось. Видимо, какая-то древняя магия хранила это поместье и не давала монстрам прорваться. Но надолго ли хватит этой магии?

Признаться, мне самому было не по себе. Чего уж говорить о Викентьеве, который это все переживал с самого начала. Он ведь пять часов здесь держал оборону, и понимал, что вся его прежняя жизнь, которую он выстраивал по кирпичику, безвозвратно рушится.

— Гори в аду! — зарычал Викентьев и вскинул револьвер.

Но я к этому был готов и ждал от него нечто подобного. Я тут же провалился в изнанку, затем ведомый Белкой, добрался до очередной червоточинки и вышел из изнанки за спиной Викентьева, тут же положив ему клинок на плечо. Одновременно с этим прозвучал выстрел. Это я так быстро перенесся, или Викентьев так и стрелял, не веря своим глазам.

— Я бы попросил вас больше не предпринимать необдуманных действий и не наводить на меня револьвер. — вкрадчиво произнёс я. — Меня это заставляет нервничать, и я не могу дальше гарантировать вашу безопасность. Все-таки я пришел говорить. А если вы говорить не намерены, то и судьба ваша решена, а так же всей вашей семьи. Вам ведь просто нужно признать капитуляцию.

Я не видел лицо Викентьева, но уверен, мину он скорчил не самую веселую.

— С чего я должен признавать капитуляцию? — голос Викентьева перешёл. На высокие ноты. Он явно терял самообладание. — Да, твари подошли к моим землям. Сейчас, скорее всего, они прорвутся, и я погибну. Ты, вероятнее всего, перенесешься отсюда. Все-таки я был прав, и ты умеешь это делать. Но какое это имеет отношение к нашей войне? Ты не получишь этих земель. Либо тебе придется признать, что ты причастен ко всему этому. И что ты наслал на меня тварей. Готов ты взять на себя такое, а? — спросил он.

— Я сделаю чуть иначе, — пожал я плечами, — я просто начну атаковать ваше поместье и твари прорвутся быстрее. Паладинский корпус будет через час. Я их вызвал. Прошу прощения, но о червоточине, которую вы запустили, я им доложил. В этом плане сами будете с ними объясняться. Но вот главный вопрос. Будете ли вы объясняться или нет? Ведь этот час решающий. Если защиты вашего поместья хватит до прибытия паладинов, вы спасены. А если нет, то в этой войне выигравших не будет. Разве что… у вас же еще сын остался. Он, как наследник главы рода, может и подписать капитуляцию. Не думаю, что он будет столь непоколебим, как вы. Иначе он сражался бы здесь, с вами плечом к плечу.

— Придержи язык, щенок! — рыкнул Викентьев.

— Вы уже доказали, что горделивы, что вы истинный аристократ. Может, на этом закончим? У меня не так много времени, да и у вас тоже. Вот там на холме, — я указал рукой, в сторону возвышенности, где расположились наемники, — стоят мои войска. У них полно тяжелого вооружения. И лишь от вас сейчас зависит, куда будут направлены гранаты — в ваше поместье или в тварей.

Викентьев сглотнул, но ничего не ответил.

— Вы уже наворотили достаточно бед. И дальше продолжать нет смысла. Ваше единственное спасение — принять капитуляцию. А еще сменить сторону, если хотите спокойно выйти из всего этого. Я уверен, вы не сами додумались до того, чтобы плодить тварей в червоточине. Уверен в этом на сто процентов, вам кто-то это подсказал. И вам всего лишь нужно указать того, кто вас надоумил на такой опасный шаг. А господин Злобин обеспечит вам прикрытие, я вам это гарантирую, он в этом заинтересован больше чем кто-либо. Всего лишь нужно пойти на встречу.

Викентьев молчал. Время тянет? Или просто дал слабину, вон плечи ссутулил, сгорбился весь, понимает, что проиграл с позором.

— Я согласен, — произнес он пересохшими губами, из-за чего стало сложно разобрать, что он говорит.

— Что? Я не расслышал? — переспросил я. Причем я не издевался, ведь действительно не расслышал.

— Я согласен подписать капитуляцию.

— Что ж, прекрасно, — произнес я, — тогда у вас есть шанс выжить. По крайней мере, я сделаю для этого все возможное.

— Прикажи своим воинам открыть огонь по тварям, немедленно — произнес Викентьев.

— Приказы здесь отдаю я. — оборвал я его. — Я сделаю сразу, как вы просите, но после того, как получу подписанный документ. Я выяснял, какова должна быть форма написания: нужен чистый лист бумаги и текст, написанный вашей рукой. К слову, лист бумаги и ручку я с собой привез.

— В этом нет необходимости, — ответил бледный как полотно Викентьев. — В моем кабинете есть заполненный формуляр. Надо только внести имена и дату.

— Хорошо, идемте! Не будем терять времени, — произнёс я, но поспешил добавить: — только хочу вас предупредить, у нас с вами есть только полчаса. Если через полчаса я не дам команду своим бойцам открывать огонь по тварям, они начнут рушить стены вашего поместья. И еще, если, вдруг, у вас появится желание или намерение меня перехитрить, напасть на меня, использовать эту заминку с целью выиграть преимущество, я вам скажу так: убивать я вас не собираюсь. Пока не собираюсь, но покалечу. Например, подрублю ноги или отрублю вам одну руку. Вы ведь правша, да? Правую руку, я вам оставлю, чтобы вы могли подписать документы. Поэтому не рекомендую хитрить.

— Да пошел ты! — вдруг, произнес он, резко разворачиваясь.

И к этому я тоже был готов. Я с силой пнул Викентьева в поясницу, отчего он не удержал равновесие и ничком упал на крышу.

— Я больше повторять не буду. Не заставляйте меня спускаться вниз, в подвал, где укрылся ваш сын, и резать его на лоскуты, чтобы прочистить вам разум. Я не шучу. Я не собираюсь играть с вами в поддавки, не собираюсь подставляться и идти на по попятную. Вы возомнили себя серьезным препятствием, но вы лишь маленькая ступенька на пути к истинному врагу. Вы промежуточный персонаж, уясните это. Вы не ровня ни Злобину, ни мне. И уж лучше отойти в сторону и остаться в живых со своей семьей, чем бесславно подохнуть. А если хотите иного, я это устрою.

Для острастки я подошел к Викентьеву и наступил на его запястье левой руки ногой, затем, рывком вогнал в тыльную сторону ладони острие клинка. Викентьев закричал, но у меня это не проняло.

— Вы это заслужили! У нас с вами был договор. Следующий такой фокус будет стоить вам всей руки. Я отрублю вам кисть. А пока радуйтесь, что отделались легким ранением.

— Понял, понял! — завопил Викентьев — кажется совсем сломался. — Хватит.

Я нарочно резко выдернул меч, чтобы ему было больнее. Викентьев закричал. Вроде такой серьезный мужчина, так бахвалился, а от столь несерьезной раны вопит, как резанный поросенок. Даже не по себе стало, будто ребенка обидел.

— Уверены, что нам в кабинет нужно? Или быстрее будет здесь подписать документы?

— В кабинет идем, — бросил Викентьев, усевшись, и прижав руку к груди, на меня он не смотрел.

Спустя минуту, Викентьев шагал впереди, прижимая руку к груди. Он добрался до флигеля, в котором был спуск вниз.

— Скажите мне, как вы допустил-то такое? — поинтересовался я. — Вроде вы были так уверены в своей победе. Вон и Лисин бахвалился, поддерживал вас. А тут такая неудача. Что произошло-то?

Викентьев молчал.

— Да ладно, неужели не хочется выговориться, это же так, не для протокола. Облегчите душу. Я ведь слышал о вашем роде — вы никогда не были злодеями. В прошлом ваш отец был героем войны. Наши деды вместе воевали. А сейчас вы творите такие дела. Я не верю, что вы сами до этого всего додумались. Ведь это же вас кто-то надоумил. Уверен, что это Лисин или Дибров.

— Тебе-то какое дело? — сиплым голосом ответил барон.

— Да никакого. Просто беседу поддержать, — произнес я. Мы как раз спускались по лестнице. — Хочется мне как-то реабилитировать вашу фамилию. Не верится, что вы столь быстро испортились, скурвились, как какие-то разбойники. Что стоит только червоточина. Неужто, вы всерьез решили кормить тварей червоточины? Неужто вы сами придумали выпускать их на свободу и натравливать их на людей? Неужели это действительно так?

Викентьев мрачно сопел.

— Как ты своему сыну-то в глаза смотреть будешь? — я понизив голос перешёл на ты. — Или он такой же? Порченый?

— Да что ты вообще знаешь? Это раньше все было просто. Повоевал, помахал мечом, перед императором походил в строем — и вот уже герой войны. А сейчас… Уважение добиться не так-то просто. Каждый норовит тебя сожрать. Вон, посмотри на Пылаевых. До чего они дожились? А раньше это был один из первейших родов Российской империи. Им прочили графский титул. А сейчас что?

— А что сейчас? — спросил я.

— За пять лет всё потеряли. Всё! И меня это ждало.

— Так они же не просто так потеряли, — парировал я. — Луиза, вон подливала зелья Александру Филипповичу. Я знаю, я нашел их. Думаю, не сама она это все делала, а по твоей указке. И Диму тоже опаивали. Вы много вреда принесли нашему роду. — Викентьев скукожился еще сильнее. — Когда-то мой дед называл твоего деда своим другом, а сейчас ты позволил такое. Это паскудство, недостойное вашей гордой фамилии. Иркутск пал из-за таких как ты, — произнёс я беспощадно.

— Да, что ты знаешь об Иркутске⁈ Наша семья там целый век держала оплот. Только сейчас он пал, когда старые рода перестали привлекать. Про нас забыли, нас бросили. Такие, как Лисин, падальщики — развиваются и здравствуют. Пируют на костях.

— Так это все-таки Лисин придумал с червоточиной? — снова напомнил я о своем вопросе.

— А кто же еще? Он и с культистами знается и такие дела проводит, что тебе и не снилось. Он наладил торговлю жемчужинами и полноценными кристаллами с кульптистами. Те, видимо, не знают их истинной ценности, поэтому отдают за бесценок. А Лисин нашел способ с ними договориться и теперь богатеет и завоевывает власть. И очень скоро он будет одним из первых, одним из сильнейших одаренных империей. И знаешь ли, уж лучше быть с ним рядом, чем против него. Хоть князь сам не знает, кого он пригрел. Лисин далеко пойдет.

— А Дибров что, тоже? — спросил я.

— Слишком много ты вопросов задаешь, Пылаев, — заявил он. — Я не намерен больше с тобой разговаривать. Подпишем капитуляцию, и ты сделаешь то, что обещал.

— Ладно. Нет, так нет, — произнес я, сбросив звонок. Все это время я держал в кармане магафон, а наш разговор слышал Виктор, глава паладинского корпуса. Все-таки я понимал, что мои фортеля с тварями могут привлечь лишнее внимание. А это был прекрасный способ снять с себя подозрение, а самое главное подпалить хвост Лисину. Думаю, откровения Викентьева серьезно заинтересуют паладинов.

Да, я создал и Викентьеву еще больше проблем, но он это заслужил. Жалко ли мне его? Нисколько. Со родом Пылаевых он собирался поступить куда хуже. Да и поступал столько лет.

— Ты дашь нам уйти? — спросил Викентьев, усевшись за свой стол.

Я стоял рядом, тщательно следя, чтобы он не замыслил никаких глупостей.

— Я же сказал. Слова аристократа. Я сделаю всё возможное, чтобы ты и твоя семья ушли отсюда живыми. Конечно, если ты сам не станешь вставлять мне палки в колеса.

— Луиза, — произнес Викентьев, — она просила тебя не убивать.

Я вздернул бровь.

— Вот как, с чего это такая щедрость?

— Она тебя любит, — произнес Викентьев, и в его устах-то прозвучало, будто оскорбление.

— Вот как, — удивился я, — только ошибся ты. Она меня, может быть, и любила, но только это не отменяет тот факт, что она пыталась меня убить. И сама погибла.

— Она не погибла, — осипшим голосом произнес Викентьев. — Она жива. И она сейчас находится в подвале нашего дома.

Если Викентьев пытался меня смутить, признаю, у него это получилось. Во всяком случае, сердце у меня заколотилось в бешеном ритме.