Сердце изнанки. Книга 4

Глава 6 Капитуляция

— Что значит Луиза жива? — спросил я. — Вы ведь войну нам объявили из-за этого, из-за того, что я ее убил. — Я сейчас больше всего досадовал, что у меня нет второго магафона, и что я больше никого не держал на связи. Хотя, кому еще это может быть интересно? Слишком много противников у Злобина и у рода Пылаевых.

— Нам надо было найти причину, чтобы объявить вам войну, — произнёс Викентьев, глядя мне в глаза. Пытается вывести из себя? Не на того нарвался. — Это был хороший повод. Луизу жаль, она скорее всего еще не скоро восстановится, если вообще восстановится. Это ведь ты ее ранил, не так ли? — спросил он, взглянув на меня.

— То я её убил, то выходит, что ранил. Вы как-то путаетесь в своих показаниях, — произнес я хмуро, наблюдая за руками Викентьева. Тот сверлил меня взглядом.

— Так это был ты или нет?

— Давайте не будем отходить от дела. У вас слишком мало времени. Предполагаю, что запас прочности у вашего поместья не столь высок. И время терять не следует. Подписывайте капитуляцию.

Викентьев выдохнул.

— Но, если она правда жива, — продолжил я, — я надеюсь, что она восстановится. Я желаю ей всего только самого лучшего. Надеюсь, вы позволите нам увидеться напоследок. — я старался, чтобы мое лицо не выражало никаких эмоций, но, признаться, гнев во мне грозил вырваться на свободу, а потом спалить Викентьева. Как же я сейчас его ненавидел, и всю его семейку.

Наконец Викентьев, несколько раз выдохнув, взял в руки перо и принялся заполнять лист: красивый, с вензелями, завитушками и печатями.

Наконец, документ был полностью заполнен и подписан. Я успел прочитать тело документа. Всё написанное в нем соответствовало условиям окончания войны. А значит победа! Капитуляции Викентьевых состоялась даже без битвы.

Последний штрих: Викентьев накапал из баночки тягучую красную жидкость, судя по всему сургуч, затем приложил перстень-печать к бумаге, отчего та вспыхнула ярко-зеленым светом. Документ был подписан. Викентьев отодвинул от себя листочек.

— Изучать будешь? — спросил он.

— Нет, я уже прочитал, — ответил я. Взял осторожно листок левой рукой, правой по-прежнему сжимал палаш, сложил пополам, засунул во внутренний карман пиджака.

Викентьев, будто ожидавший этого момента, вдруг бросился вперед. Его аура вспыхнула ярким светом. Он приподнял тяжелый дубовый стол и швырнул его прямо в меня. Я кое-как увернулся и, выставив перед собой палаш, практически перерубил стол на две части. Однако, мой клинок увяз, а Викентьев уже бросился на меня. Его руки вспыхнули ярким светом. Я кое-как успел выбросить вперед ногу и встретить его ударом в грудь.

Видимо, решил, что сейчас самое удачное время для того, чтобы напасть на меня. Решил, что я расслабился, получив документ с капитуляцией. Но я был начеку каждую секунду. И мгновения не прошло, как Викентьев снова валялся на полу, а ему в лицо был уставлен револьвер.

— Ну что же вы? — поцокал я языком. — Вы аристократ. Неужели ваше слово совсем ничего не стоит? — Викентьев лишь смотрел на меня с ненавистью. — Вот я свое слово держу, — усмехнулся я, выхватил кинжал, полыхнувший красным, и метнув его, будто метательный нож, попав аккурат в запястье барона…

Когда Викентьев перестал выть и кататься по полу, я спокойно произнес.

— Научитесь принимать поражение. Я вижу вас насквозь, вижу, что с вами можно договориться. Как минимум, у вас опыта больше, чем у вашего сына. И мне сподручнее вести переговоры именно с вами. Только поэтому вы все еще живы. Прошу вас, не переубеждайте меня. Я бы не хотел убивать всю вашу семью. Хотел бы я сказать, что следующая ваша попытка нападения на меня будет стоить вам ног, но нет. Следующая попытка будет стоить вам жизни. А значит, жизни вашему сыну и вашей дочери. В вашу сказочку о том, что она любит меня, я не верю. И убью ее, так же хладнокровно, как вас. Это мое последнее предупреждение.

— Чего ты такой словоохотливый? Взял бы да уже, да убил, — процедил Викентьев.

— В этом и разница между мной и вами. Я считаю, что жизнь каждого аристократа ценна. Если вы заблудились, вас нужно лишь направить в правильное русло. Вы же готовы убивать своего брата. Это большое расточительство. Я все еще верю, что с вами можно иметь дело. По крайней мере, не просто так ваша фамилия является героической. Эти места слишком уж опасны для того, чтобы разбрасываться аристократами, способными держать в руках оружие. Вам еще предстоит исправлять ущерб, который вы нанесли своей шалостью, — произнес я.

Я достал магафон и отправил условный сигнал Линдерману. В следующий же миг за окном послышались звуки разрыва снарядов. Все-таки твари оранжевого уровня, хоть и страшные противники, но даже они против разрывных мало, что могут противопоставить. Во всяком случае, без этого пришлось бы сложно их убивать в рукопашную: автоматами с ними не повоюешь, только магическими мечами. А это может быть очень рискованно.

Викентьева из виду я не упускал. Уверен, стоит мне повернуться спиной, он тут же снова попытается напасть и никакие слова мои не помогут.

Вот только пока что, он мне нужен. Чтобы прижучить Лисина, нужен свидетель. И видя Викентьева, понимаю, что стоит запахнуть жареным, он тут же сдаст своего господина. А стоит мне убить барона, Лисина уже так просто не прижмешь. Он ведь изворотливый, как уж. И правильно сказал Викентьев: так просто его не возьмешь, очень уж хитер.

Но сейчас, когда глава паладинского корпуса услышал признание Викентьева своими ушами, его будет проще раскрутить. Во всяком случае все факты налицо. А в остальном, у Викентьева простой путь: либо взять на себя все эти преступления, либо сдать своего сюзерена. Сомневаюсь, что он будто агнец на заклание пойдет на аннигиляцию собственного народа и покрытие своего имени позором…

Поэтому придется потерпеть. А там, глядишь, его имперская канцелярия приговорит к смерти. Это ничуть не хуже и гораздо более позорно. В любом случае, любой из вышеупомянутых исходов Викентьев заслужил. Мне очень будет обидно, если я сейчас его убью, и он так легко избавится от всех тех кар, которые сулит ему будущее.

На Магофон поступил звонок, я тут же ответил, не сводя глаз с Викентьева, который уже занял вертикальное положение и отошёл в угол кабинета. В трубке раздался голос Медведева, тот был встревожен.

— Если у Викентьева есть силы, пускай вступают в бой. Потому как твари всерьёз заинтересовались нами. Первым залпом удалось снизить их поголовье, но дальше они подставляться так просто не хотят, рассредоточились и прут на нас валом. Учитывая уровни тварей, можем не справиться.

— Принято. Уходите оттуда, — скомандовал я. — Мы свою часть выполнили. Дальше дело за малым: остаётся дождаться паладинского корпуса.

— Но как же вы? Вы там один, что ли, останетесь? Слишком много вопросов будет, если мы без вас уедем.

— Уходите! Дальше я сам разберусь.

Воспользовавшись моментом, я вновь растолкал ласку, которая уже при каждом удобном случае оказывалась у меня за полой пиджака. Скоро начнет себе там гнездо обустраивать. По крайней мере, бегает она уже не так часто. Все больше забирается в укромное местечко.

Я достал из-за полы пиджака капитуляцию и, сунув документ в зубки ласки, послал ей мысленное обращение. Общаться с ней таким образом становилось все проще и проще. По крайней мере, я уверен, что она меня понимает, хоть и не отвечает. Ласка, тут же сообразив, что от неё нужно, схватила бумагу и провалилась в изнанку. В любом случае, теперь даже если со мной что-то случится, капитуляция подписана, а документ будет у официального главы рода.

Дело сделано, а война закончилась не успев начаться. Ну, как война? Маленькое сражение. Ведь война была не между Пылаевыми и Викентьевыми, а между Злобиным и Дибровым.

— А теперь, — повернулся я к Викентьеву, который все это время глядел на меня. — Ведите меня к Луизе. Хочу сам на неё поглядеть.

Мышца на скуле Викентьева дернулась.

— А не боишься? — спросил он.

— А чего мне бояться? Я своё слова сказал: бояться нужно вам.

Я демонстративно выдернул из испорченного стола Викентьева свой палаш и вернул его себе в ножны. Следом убрал и револьвер, при этом, демонстративно убрав ладонь от рукояти.

— Ну что, идемте? Обещаю, не причинять никому зла. Во всяком случае, если вы не станете на меня нападать, — улыбнулся я.

Викентьев лишь выдохнул.

— Идем.

Только сейчас я смог нормально оглядеть поместье Викентьевых. Конечно, не кричит роскошью, но куда богаче, чем у Пылаевых. В любом случае, теперь это мое поместье. Осталось только решить вопрос с переоформлением.

Викентьев тяжело сопел. Я старался лишний раз его не драконить, но он уже осознавал, что поистине произошло, и что за документ он подписал. Но в любом случае, что бы он там ни говорил, это для него было спасением. Иначе он бы просто погиб. А жизнь, как известно, она дороже.

Прислуга и его родные скрывались в подвальном помещении. Под поместьем имелась довольно немалая система подвалов, которая уходила аж на три яруса вниз. Выходит, у него такое же поместье и под землей. Точнее, раньше было его поместье.

Викентьев то и дело поглядывал на меня. Видимо, ожидал, что застанет меня врасплох и вновь предпримет попытку напасть, отнять капитуляцию и уничтожить документ, а потом и меня вместе с ним. Но посмотрим, насколько он здравомыслящий. Он ведь не видел, что я передал подписанный документ ласке.

Викентьев постучался в толстенную дверь, и ему тут же открыли. Я быстро оглядел обстановку, затем шагнул следом за ним. Викентьев посмотрел на меня, но промолчал, ничего не сказал. Пока что на глупости его больше не тянет.

В комнате, к слову, неплохо обставленной и оборудованной, и освещенной, находилось порядка тридцати человек. Это я выяснил заранее, оценив помещение истинным взглядом. Но, по сути, там было лишь семеро одаренных. Остальное серые тени.

Как оказалось, внутри действительно была прислуга, двое гвардейцев, два раненых паладина, которые в отключке лежали у стены. А рядом с ними на кровати лежала Луиза. Девушка спала. Там же рядом с ней сидели Роман Викентьев и высокая темноволосая женщина, очень бледная, с синими кругами под глазами — видимо мать.

Роман Викентьев оценил обстановку, подглядел на отца, который прижимал обрубленную культю руки к груди, затем посмотрел на меня.

— Отец, что происходит? — тут же порывиста встал он.

Женщина, судя по всему, супруга Викентьева Старшего, лишь оглядела нас взглядом и опустила голову. Видимо, она всё поняла. Однако, тут же гордо вскинула голову и, оценивающе, принялась на меня смотреть. Слова не сказала. Не поздоровалась. Ничего.

— Отец, что происходит? Что ты молчишь? А ты? Ты что здесь делаешь? Отец, что с твоей рукой?

— Помолчи, сынок. Вы все в порядке? — спросил он усталым голосом и оглядел обстановку. — Как Луиза?

— Все так же, — произнесла его супруга холодным тоном.

Затем Викентьев повернулся ко мне.

— Ну что, посмотрел на неё?

— Она в себя хоть иногда приходит? — задал я вопрос.

— Три раза приходила в себя за всё это время, остальное время пребывает во сне. Но она уже стабильна. Моя супруга поддерживает в ней жизнь, у неё слабый дар к регенерации и обмену энергией. Это, конечно, не целительство, но помогает.

Я оценил лицо Луизы. Девушка потемнела лицом, щеки ее впали. Было видно, что она находится в тяжелом состоянии и борется за жизнь.

Да уж, и что тут сделать? Самым правильным решением — достать револьвер и пристрелить ее, чтобы не мучилась. И чтобы избавить себя от будущей опасности. С другой стороны, что это будет за опасность? Рода Викентьевых, считай, больше нет. И да, я приложил к этому руку. Но это не было моей целью. Они полезли сами. И заслужили все те кары, которые свалились на них. Поэтому считаю все справедливо.

Я повернулся к барону.

— Надеюсь на ваше благоразумие. Наш уговор в силе. Тварей мы отвели. Дальше даю вам двадцать четыре часа на исполнение условий капитуляции. И сразу говорю, в случае, если вы попытаетесь устроить какую-то подлость, я об этом узнаю и тогда приду за вами. Думаю, вы понимаете, что я до вас доберусь в любом случае.

Роман аж задохнулся от ярости.

— Отец, — проскрежетал он. В следующий миг в его руке появился клинок. Он сделал шаг вперед. Левая его ладонь осветилась магическим светом.

Викентьев вздохнул и посмотрел на сына.

— Не надо, Рома. Опусти клинок. Мы проиграли.

— Что значит проиграли? Да я же его…

— Не надо, — так же тихо сказал отец. — Убери меч. В этом нет необходимости.

Роман явно успокаиваться не собирался. Но Викентьев Старший перевел взгляд на свою супругу.

— Аглая, — произнес он, — женщина осторожно встала, затем положила руку на плечо сына, и тот вдруг уснул. Прямо так, на месте. И повалился на мягкий ковер, в котором был устлан пол.

— Нам будет разрешено забрать личные вещи? — спросила Аглая, поглядев на меня, своими глубокими синими глазами. Женщина была красива, хоть и далеко не молода. Породистое лицо говорило о высоком интеллекте.

— Мне, по сути, ничего вашего не нужно. Что касаемо отъема вашего имущества, это лишь зеркальное условие, которое требовал ваш супруг. Свои личные вещи вы можете забрать. На них я не претендую. Мне нужны лишь поместье и земли. И ещё… Также предприятия, которые были перечислены в нашем ответном требовании, — добавил я.

Аглая Викентьева перевела взгляд на мужа. Лицо её ничего не выражало, но глаза…

— А сейчас я бы хотела обсудить сложившуюся ситуацию с мужем, если вы, конечно, позволите, господин Пылаев, — произнесла она, обманчиво мягким тоном.

На Викентьева мне даже смотреть было жалко. Выглядел он сейчас не лучшим образом. Только что он потерял всё. И этот взгляд его супруги не сулил ничего хорошего. Однако, стоит признать, выдержка у Аглаи Викентьевой была стальная.

Барон сглотнул.

— Позвольте мне, обсудить с вами пару вопросов наедине, Константин, — попросил он. — Как говорил Дмитрий Александрович, хоть он и является главой рода, вы имеете полномочия для принятия некоторых решений. Позвольте обсудить с вами некоторые решения. Я готов заплатить хорошую виру, чтобы сохранить свое имущество.

Я уже собирался уйти, но передумал. Все-таки мне была не чужда солидарность.

— Да, идемте, обсудим, — произнес я. — В ваш кабинет?