Спасти СССР. Реализация

Глава 4

Четверг, 9 ноября. Ближе к вечеру

Ленинград, проспект Огородникова

Шестьдесят первая годовщина Великого Октября минула для меня, как в тумане… Нет, как в дыму — даже, мерещилось, попахивало угаром. Наверное, чад от сожженных мостов нанесло…

Внешне я был подчеркнуто спокоен, а навалившаяся депрессия притворялась легкой меланхолией — мама, и та ничего не заметила… Вот только угнетала не обычная подавленность, что порой минусует настроение — я чувствовал себя полностью раздавленным.

Даже страх — омерзительно-слизкий, изматывающий страх — покинул меня, вытек из моей трясущейся, желеобразной тушки. И черное могильное отчаяние не задержалось — душа как будто опустела. Одно лишь усталое равнодушие закисало липкой мутью…

А подчас, как будто опамятовавшись, тягостно спохватясь, я впадал в болезненную суету, судорожно перебирая, как четки, всю цепочку давешних событий, прокручивая в сознании весь тот «ужастик» у Театральной площади — и сникал, понимая, что круг замкнут. Исхода нет.

Так отошли «ноябрьские». А в последний день каникул я проснулся, неожиданно ловя обрывки хорошего, влекущего сна — из тех, что тают на заре, оставляя по себе невесомое ощущение сбывшейся мечты, умильно-алогичной, но волнующей.

Нет, улыбка пока не выгибалась, уминая ямочки на моих щеках, а в зеркале по-прежнему маячило отражение мрачное и встрепанное, но хоть не пришлось брезгливо морщиться, глядя на безвольно распущенный рот — губы твердо сжимались, с холодной решимостью последнего шага…

«Юморим?» — кисло усмехнулся я.

Сегодня мне удалось с аппетитом позавтракать, а не бездумно глотать, что мама наложит в тарелку. Правда, сделать тот самый шаг я всё еще не был готов — и впрягся в математический воз. Потащил его по ухабам модуляров, по колеям эллиптических кривых над полем рациональных чисел…

Часам к трем я высвободился. Остывая от математического жара, пообедал наскоро, доев вчерашний фасолевый суп, и отправился «погулять». Подышать зябкой сыростью, подумать…

Уже вышедшего из парадного, меня передернуло — на голову я натянул ту самую лыжную шапочку, что запомнилась Синтии Фолк. Вот что мне стоило натянуть трикотажное изделие получше — и спрятать эти дурацкие уши⁈

Шпион палится на мелочах. Да… Спалился уже…

Нахохлившись, я медленно брел вдоль проспекта. Выпавший снег подтаял, урывочно белея наметами и черня асфальт талой влагой. Формальное тепло — как в холодильнике — не грело, но и ветер не задувал. Лишь изредка взвеет стыдливо, словно не удержав порыва, и стихает, таясь в переулках и путаясь в голых ветвях.

Ленинград посмурнел. В полуденную пору, бывало, хмарь расходилась и небо весело голубело в прорехах клубистых туч, а нынче облачность угрюмо сплотилась, наливаясь свинцовой тяжестью, провисла, цепляя шпили и купола.

Я поежился. Сунул руки в карманы, да и побрел себе дальше.

«Они меня не завербовали, просто раскрыли, — волоклись пасмурные мысли. — Все эти доллары с подписями — ерунда, стандартный набор крючков для мелкой рыбешки, а я — улов крупный, рано меня подсекать… ЦРУ никогда и ни при каких обстоятельствах не поделится компроматом на лопоухого Дюшу, да еще с чекистами! Так что… Перед нашими я чист. Ну да, сболтнул про „Храм народов“… И что теперь? Всё равно же надо было подкинуть эту инфу американцам, пусть спасают своих… А КГБ ничего не узнает! Разве рыжий Вудрофф уступит свою добычу?»

Мои ноги незаметно вынесли меня к райкому. В его окнах кое-где горел свет — шестой час уже. Я оттягивал встречу с Чернобуркой, как тот трусоватый гражданин, что мается с больным зубом, но визит к стоматологу переносит на завтра, на послезавтра… «На потом».

Урча мотором, рядом со мной притормозила машина. Я обмер, но нет, это была не «Хонда», а блекло-синий «Москвич». Над его кургузым багажником колыхалась «удочка» длинной штыревой антенны, а за рулем сидел Минцев.

— Привет, Андрей. — Он с интересом глянул на меня. С интересом энтомолога, высмотревшего редкого мотылька. — Ты, случайно, не к Светлане?

— К ней, — признался я чистосердечно.

— Лучше составь компанию мне, — Георгий Викторович похлопал по сиденью справа. — Свете вредно волноваться… Да я и званием выше! — Он невесело усмехнулся.

Я, как робот, обошел малолитражку и плюхнулся на переднее сиденье. Боязни, тревоги, надежды — всё смешалось в моей бедной голове.

«Минцев знает⁈ — носились вспугнутые мысли. — Откуда? Оттуда…»

— Меня вербовали «цэрэушники», — ляпнул я, холодея, словно в прорубь окунулся.

— Когда? — хлестнул резкий голос Минцева.

«А он даже не удивился!» — мелькнуло у меня.

— Шестого! — выпалил я, торопясь избавиться от всей той мерзкой накипи, что осела внутри. — Утром позвонила девушка, представилась корреспонденткой из «Комсомолки», наговорила комплиментов… Мы договорились встретиться с ней в скверике у Театральной площади. У меня и мысли не возникло, что это подстава! Обрадовался даже… Думаю, вот здорово — все прочитают про наш клуб, о «раскопках по войне»… Ну, а о чем еще писать «Комсомольской правде»? — Я излагал давешние события отстраненно, как бы вчуже, уже не совсем веря, что подобное случилось со мной, и с каждым отпущенным словом, чувствовал растущее облегчение, схожее с накатом приятной опустошенности. — А эта… Она назвалась Светланой Павловной, хотя в ее речи чувствовался прибалтийский выговор. Я еще, помню, насторожился: как же она собралась интервью брать? Ни блокнота у нее, ни диктофона… А эта… сначала автограф у меня взяла, потом конверт подсунула, а из него доллары сыпятся! Я… Не люблю этот глагол, но тогда я просто обалдел! Сижу, как дурак, глазами хлопаю… Девица уже умотала, а на ее место подсаживается этот рыжий… Фред Вудрофф.

Минцев слегка напрягся, а взгляд его прицельно сощурился:

— Он сам так представился?

— Ну да! Я, говорит, резидент, да хвастливо так, а ты только что расписался в платежке… за шпионаж в пользу США! И показывает мне фото с «Поляроида»… Но тогда я еще не боялся. Растерянность была, это да, но как-то, знаете… Собрался, что ли. Выкручусь, думаю — и сразу к Светлане Витальевне! У меня тогда в голове одна мысль засела, одна причина такого жгучего интереса к моей персоне — математика!

— Математика? — вздернул брови Минцев. — А причем тут математика?

Он откинулся на спинку сиденья, непонимающе буравя меня зрачками.

— Да притом! — Я деланно разгорячился, словно пробуясь на роль непонятого вундеркинда. — Просто… Ну, нечаянно сделал открытие! С июня мой метод используют в Госплане, а в сентябре заинтересовалось Минобороны. Конкретно ничего не скажу, я подписку давал, а мои работы засекретили. Ну, там… Космос, в основном…

— Серьезная тема, — мой визави смотрел с понятным недоверием.

— Еще какая! — с готовностью подхватил я. — Ну вот… Слушаю этого Фреда, а сам думаю, откуда он про мои алгоритмы узнал? Так этот чертов резидент ни слова, ни полслова про математику! Несет какую-то ерунду, «брэд оф сивый кэбыл», как мой одноклассник выражается… Если этому рыжему верить, то я, оказывается, уже им передавал какие-то секретные данные! По наркокартелям, по каким-то гангстерам… Черте что… А сотрудница этого Фреда меня якобы видела. Лица, главное, не видела, одно ухо запомнила! А они потом меня сфотали, сличили… Бинго! Это Вудрофф так выразился…

Минцев явно оживился — в его глазах вспыхнули хищные огонечки.

— Та-ак… — затянул он, оскалясь. — Так-так-так… Значит, они тебя опознали по… этой… ушной раковине?

— Это они так считают! — с силой сказал я. — Кажется, мне удалось немного смутить Фреда… «Да с чего вы взяли, говорю, да это ваша сотрудница ошиблась! Кто вам, там, и чего передавал, не знаю, но этого кого-то она упустила, а меня углядела! Только причем тут я⁈» А Фред, по-моему, разозлился. Грозить стал… И знаете, чем? «Мы, говорит, в курсе, что это из-за тебя расстреляли афганских коммунистов из 'Халька»! Или из «Хилька»? Не помню уже… Ну, сами подумайте, как с этой чушью идти к Че… э-э… к Светлане Витальевне?

— В этой чуши присутствует система, Андрей… — медленно проговорил Георгий Викторович, изгибая шею в манере штабс-капитана Овечкина. — А дальше?

— А всё… — уныло вздохнул я. — И… Да, я сказал, что согласен с ними сотрудничать… А что мне было делать⁈ Я тогда по-настоящему испугался, понимаете? Один, как… как перст, а их там… Трое или четверо!

Минцев рассеянно кивнул. Уставясь куда-то вдаль, он пальцами выстукивал нехитрую дробь по оплетке руля.

— Очень хорошо, что ты сам решил рассказать о вербовке. — Я уловил его взгляд, цепкий, но не колючий. — Должен признаться… М-м… — Он заторопился, путаясь в стеснении и раздражении одновременно: — Понимаешь, после той непонятной истории в Марокко… мы опасались ее продолжения здесь, в Ленинграде. Короче говоря, ваш домашний телефон и рабочий телефон твоего отца прослушивались. И вот, пригодилось! Наш сотрудник записал твой разговор со «Светланой Павловной»… Позвонил в редакцию «Комсомолки», и убедился, что такая там не работает, и никакого интервью не планировалось. Настоящее имя «Светланы» — Инга Паулиня, она из Риги. В театральный поступить не удалось, и теперь наша рижаночка талантливо охмуряет интуристов за наличную валюту… Вошла, так сказать, в образ Сони Мармеладовой. Вот что, Андрей… Ты, главное, не бойся! Мы своих не бросаем. Мне нужно будет всё обсудить с товарищами, — он многозначительно ткнул пальцем вверх, — и выработать какой-то план действий. Я сам позвоню — и вот тогда соберемся, всё обсудим, прикинем варианты. И будь начеку! А мы тебя подстрахуем…

Тот же день, ранее

Москва, Кремль

Заседание Политбюро не прошло, а пролетело, отняв не больше часа времени. Все разошлись, грохоча стульями и переговариваясь, будто школьники с урока.

Открытые форточки напустили свежего воздуха в огромный кабинет, а затем вокруг длинного стола расселись те, кого связывало не только высокое положение, но и доверие той же пробы.

Брежнев вернулся на свое место и закурил — впервые за все утро, чему сам дивился.

— Через неделю прилетает… эфиоп… — проворчал он, благодушествуя. — М-м… Товарищ Менгисту? Или товарищ Мириам? Ладно, разберемся… Я пока так и не понял окончательно, стоит ли нам поддерживать Аддис-Абебу? И, как говорится, в пору новых веяний — что мы с этого будем иметь?

— Одно могу сказать точно, Леонид Ильич, — уверенно молвил Огарков, — наша «бездомная» 8-я Оперативная Эскадра наконец-то причалена на островах Дахлак; ударными темпами строится ВМБ. Так. Подарили эритрейцам старые «морские охотники» вместо тех катеров НФОЭ, что потопили наши морпехи из 55-й дивизии — и мир, дружба, жвачка… Так. А вот нашему флоту приходится, пожалуй, впервые в послевоенной истории, не противостоять «вхолодную» американцам, а вести регулярные боевые операции на море, вроде проводки конвоев, боевого траления сложных, современных мин, обстрела береговых баз, а опереться там мы можем лишь на кубинцев. Так. И это при том, что Красное море и Баб-эль-Мандебский пролив — зона жизненно-важных стратегических интересов и США, и Европы. Так что… — маршал развел руками.

Устинов, хоть и любил поспорить с начальником Генштаба, лишь хмуро покивал, соглашаясь.

— Понятно… — заворчал генсек, перекладывая бумаги в папке. — С этим разобрались… Угу… Андрей Андреевич! Помнится, вы как-то выразились в том смысле, что «путь в Израиль лежит через Египет»…

Громыко осторожно кивнул.

— Как говорится, с точки зрения банальной эрудиции, — усмехнулся Брежнев, — всё логично. Но даже в Политбюро по отношению к Израилю работает мощная политическая инерция. Возможно ли ее вообще переломить? Ведь фактически речь идет о смене обкатанной стратегии поддержки «прогрессивных сил» в арабском мире. Я прав?

— Безусловно, — вытолкнул министр иностранных дел, прямя спину. — Инерция как у тяжелого паровоза, причем на «легком» пути — чуть дернет, и улетит под насыпь… Но зреет, как мне кажется, двойной перелом! Во-первых, пусть и нехороший, но все же араб — Анвар Садат — идет на соглашение с Израилем, да еще и под патронажем США. Можете себе представить реакцию по всему Ближнему Востоку… А сколько мы с этими «прогрессивными арабами» возились? Во-вторых, зреет исламская революция в Иране, не стихают внутренние войны в обоих Йеменах, во многом затеянные «истинным коммунистом», а саудиты пытаются синхронно начать военную кампанию против Йеменов — да, против обоих сразу! «Разрыв шаблона» налицо. — Он тонко улыбнулся. — Услыхал такое выражение от знакомого психолога… И ведь недаром наши военные и ЦК настолько разошлись во мнениях относительно того, кого поддерживать, кто прогрессивный в такой ситуации, а кто реакционный! Учтя эти критические обстоятельства, да с использованием товарища Примакова в качестве челночного дипломата, можно начинать ломать инерцию.

Молчавший до этого Андропов подал голос:

— Еще один момент — Евгений Максимович сейчас и сам нуждается в защите, как от МИДовских бюрократов, так и от товарища Пономарева.

Леонид Ильич понимающе ухмыльнулся, а Андрей Андреевич внимательно посмотрел на председателя КГБ, но не нахмурился, не скривился кисло, а согласно кивнул.

— Та-ак… — бодро затянул Брежнев, перебирая бумаги. — Хочу еще один вопросец прояснить… А, вот. Альдо Моро! То, что покушение сорвалось, это, как я понимаю, ко всеобщему благу. А что дальше? Чего нам ждать и к чему готовиться?

— Могу предположить лишь явные следствия, — оживился «Мистер Нет». — Моро исходит из необходимости социального компромисса и продвигает идею участия коммунистов в правительстве. При Энрико Берлингуэре, компартия Италии готова к самым серьезным шагам по созданию левой коалиции. И войти в правительство ИКП способна, и может сохранить влияние, даже если Берлингуэра сменят, но, боюсь, закончится этот «коммунистический тур во власть» аналогично французскому провалу. Намедни даже Михаил Андреевич костерил французов! Там как… «Старая гвардия» во главе с Марше, хоть и перешла к теории и практике «еврокоммунизма», тем не менее, после спада и трансформации активности «молодых экстремистов 1968 года», сильно отставала от настроений «своих» избирателей, и… такое впечатление, что вообще не улавливала суть и направление процессов в активной части социума! В итоге ФКП упустила избирателя, меньшая часть которого радикализовалась, вплоть до поддержки террористических методов борьбы — прямо на глазах у коммунистов, в прошлом году выросла «Аксьон Директ» — и расцвела пышным цветом! А другая часть, напротив, сблизилась с социалистами, превратившимися в типичную социал-демократическую, реформистскую — в смысле программы — партию. — Он развел руками в досадливом жесте. — Обычная картина конкурирующих процессов в относительно герметичной среде — в социальном плане герметичной… Тут, понимаете… Основная проблема в том, что коммунисты в таких, полубуржуазных, правительствах не имеют доступа к государственным механизмам воздействия на финансы страны, да и сами эти механизмы не являются исполнительными приводами правительственных директив… К-хм! — смущенно кашлянул Громыко. — Простите, увлекся. Вернемся, так сказать, к нашим итальянским баранам… — Сидящие за столом заулыбались. — В принципе, для СССР живой Альдо Моро ценнее, поскольку дает шанс на сохранение нормальных связей с ИКП, а уж если мы постараемся, и нормализуем отношения, в том числе, с Ватиканом, то позиция СССР на треке «разрядки и разоружения в Европе» станет принципиально сильнее. С другой стороны, надо учитывать усиливающийся испуг США перед ростом влияния коммунистов в ключевых странах НАТО на ее южном фланге — это может вызвать к жизни какие-то резкие движения из-за океана. Иными словами, необходимо продолжать работать с Америкой как непосредственно, так и на «европейском поле», используя их же собственный круг идей и понятий против очевидно выраженных конъюнктурных тенденций.

— Спасибо, — добродушно проворчал Леонид Ильич, демонстративно захлопывая папку. — Не всё понял, но суть вроде ясна. Ну что, товарищи? Заседание объявляю закрытым!

Пятница, 10 ноября. День

Москва, площадь Дзержинского

Как обычно по пятницам, Андропов собирался отъехать «в лес», но звонок Минцева помешал задумке. Оставалось только назначить время этому азартному торопыге, «умному диверсанту», а заодно вызвать остальных — сюда, в гости к «Железному Феликсу».

Юрий Владимирович слегка раздвинул шторы, выглядывая на площадь. Позеленел памятник… Ничего, патина облагораживает.

Он поднял глаза к небу. Хмурые тучи копились понемногу, но пока не застили вышнюю синеву. Погода летная… Минцев с Блеером уже должны быть в Пулкове. Даже малость несобранный Иванов явится вовремя…

Андропов нервно потер руки.

Если они действительно вышли на «Сенатора», то впору распивать шампанское! Председатель КГБ медленно покачал головой. Нет…

Он не верил в совпадения, но тут явно сошлись преувеличенное ожидание и преуменьшенная ошибка. Поторопились в команде Вудроффа, погнались «за ухом»! А впрочем…

Юрий Владимирович хмыкнул, пожимая плечами. По крайней мере, теперь они точно знают, кем и чем американцы считают «Объект-14». Насмотрелись дешевой голливудщины… «Источник»… Хм…

Ю Вэ тихонько рассмеялся, чуя, как в нем самом разворачивается лихой азарт. Клацнула дверь, и на пороге застыл верный Василь, надежный, как автомат Калашникова.

— О! — Андропов оживленно хлопнул в ладоши. — Организуй чайку, ладно? На четверых!

Блеер с Ивановым, будучи в генеральских званиях, первыми шагнули в кабинет. Следом юркнул Минцев.

— Здравия желаю, товарищ председатель Комитета государственной безопасности СССР! — браво, по-уставному отчеканил хозяин «Большого дома».

Видать, чувствовал он себя зажато.

— Ах, Владлен Николаевич! — тонко улыбнулся Ю Вэ. — Берите пример вот с этой парочки — никакого почтения! Присаживайтесь, почаевничаем…

Неуклюже мостясь у небольшого столика, Блеер и в самом деле оттаял — суровое лицо его изредка сглаживалось улыбкой, а движениям вернулась былая точность.

— Для зачина — пару слов, — Андропов отхлебнул из чашки, и отставил ее. — Горячеват… М-м… Я вышел на Устинова, тот дал команду… В общем, в министерстве подтвердили — да, Андрей Соколов привлечен к разработке многоразовой транспортной космической системы «Буран». Очень, говорят, перспективный молодой человек! Вот так… — Он перевел взгляд. — Боря… э-э… Борис Семенович хочет что-то добавить?

— Хочет, Юрий Владимирович, — заворчал Иванов, поправляя очки. — Только не добавить, а спросить. Владлен Николаевич, если я правильно понял, ваши люди наблюдали вербовку Соколова?

— Так точно, — энергично кивнул Блеер, — капитан Тихонов и курсант Привалов, на «Жигулях». Честно говоря, мы не ожидали вербовки, а там наши «друзья» развернули целую операцию прикрытия! Две машины от консульства США были припаркованы у сквера, а еще с двух, уже без дипломатических номеров, велось наблюдение за подходами. Тихонов — опытный офицер, и вовремя заметил одного из наблюдателей, поэтому расположился так, чтобы не вызывать подозрений. Но, — генерал виновато развел руками, — слышимость была отвратительной даже через направленные микрофоны. Кстати, «лжекорреспондентка» как раз и «выявила» вторую машину наблюдения — оттуда ей передали «гонорар», сунули через окно… К-хм… Несмотря на помехи, удалось записать отрывки фраз, подтверждающих рассказ Соколова. Вудрофф действительно представился ему, действительно упоминал наркокартели и коммунистов из «Халька». Правда, слов Соколова о согласии сотрудничать записать не удалось, но судя по довольной ро… довольному лицу Вудроффа, сказаны они были.

Медленно кивая, Андропов пригубил чай и потянулся за конфетой.

— Жора, вы разговаривали с Соколовым. Ваше мнение о нем?

Минцев пожал плечами, крутя в пальцах сушку.

— Я Андрея и раньше встречал, Юрий Владимирович, — заговорил он, словно в раздумье. — Настоящий, такой, лидер, комсомольский вожак! А тогда… Подавленный был… Но страхи свои сдерживал, не распускался.

— Вы верите ему? — спросил председатель КГБ напрямик.

Подполковник не отвел глаз.

— Да, — твердо сказал он, и повел рукой в сторону Иванова. — Вон, Борис Семеныч меня знает, как облупленного! Я оч-чень недоверчивый! Бывает, что и самому себе не верю… Видели, должно быть, этих китайских рыбок? Инь-янь? Наглядная философия: любой добрый свет содержит в себе частичку тьмы, частичку зла, а во тьме прячется благо! Так и здесь. Моя подозрительная натура требует признать хотя бы один процент за то, что Соколов — скрытый «Сенатор». Да! И все же я верю ему. Понимаете… — Минцев повел шеей, словно галстук ему жал. — Любой шпион думает прежде всего о том, чтобы стать незаметным. Верно ведь? Но Андрей чуть ли самый яркий представитель молодежи Ленинграда! Мало того, что он талантливый математик, так еще и комсорг школы, и очень деятельный, скажу я вам. Вон какую волну поднял его поисковый отряд! Соколов, по сути, стал застрельщиком целого военно-патриотического движения! Еще не всесоюзного, но все к тому идет. Светлана не даст соврать — клубы поисковиков, вроде ленинградского, организуются в Смоленске, в Брянске, Мурманске, Калининграде, в Крыму где-то! — Он взял эффектную паузу. — И этот «молчел» — шпион? Этакий разносторонний шпион, который привлекает к себе всеобщее внимание? Не верю!

— То «верю», то «не верю»… — добродушно заворчал Иванов, и махнул рукой встрепенувшемуся Минцеву: — Да понял я тебя, понял… У меня, в принципе, схожее ощущение.

Блеер заерзал.

— Юрий Владимирович… — несмело обратился он.

— Да-да.

— Мы, пока в Москву летели, сошлись во мнении с Георгием, — голос Владлена Николаевича окреп. — У нас появился уникальный шанс затеять с американцами тайную игру… Понимаю, что Соколов еще несовершеннолетний, но не думаю, что он откажется!

— Вспомнит о пионерах-героях, и согласится! — фыркнул Минцев, хрустя сушкой.

— Сыграем, а чего ж, — хмыкнул Иванов, переглядываясь с хозяином кабинета. — Если американцы уверены, что вышли на этот свой «Источник», то пусть и продолжают так думать! А мы им в этом поможем, подскажем, хе-хе…

— Ну да, — кивнул Андропов. — Перспективы открываются многообещающие… М-да… — Он блеснул очками в тонкой золоченой оправе. — Владлен Николаевич, озаботьтесь тогда безопасностью Соколова!

— Прикрепил двоих, — кивнул Блеер.

— И, давайте не будем исключать, что этот «молчел» сам нас играет!

— Нет-нет! — затряс головой генерал. — Карточку на этого молодого человека уже завели в 10-м отделе. Позже подведем к нему доверенных лиц… Или завербуем кого-либо из его близкого окружения. Начнут больше интересоваться его воззрениями, другой жизнью, касаться темы возможных контактов с иностранцами… В общем, «подсветят» Соколова.

— Отлично… — Юрий Владимирович отпил остывший чай, и облизал губы. — Ну что… Набрасываем план операции, товарищи. Назовем ее… «Волхв»! Звучит?

— Годится! — оценил Жора, и расплылся в самой хулиганской из своих улыбок.