Глава 17

За следующие два дня я закончил подготовку к путешествию. Во-первых, выучил наизусть показанный рецепт и даже «сварил» зелье (правда, вместо ингредиентов были подписанные клубни картофеля, но все остальное — правильные помешивания, манипуляция температурой, тайминги и прочие нюансы были выполнены великолепно).

А вот остальное растянулось как раз на двое суток. Вроде бы все задачи были мне знакомы, но, как всегда, множество мелочей требовало внимания.

Я старался ничего не упустить, чтобы потом не пришлось жалеть о недоделанном, и первым делом занялся зельями. Приготовил старикам с острова эликсиров на месяц вперед. Работа была нудная и медленная, но в этом процессе был свой уют — запах трав, тихое бульканье котла, мерцание огня под ним. Можно сказать, отдых, а не работа.

Окончательно договорился с Линем насчет выращивания духовных животных. Увы, клетки с курами придется везти на остров без моего участия — время поджимает. Старики уже предупреждены, а практик, которого отправляют туда для охраны, мне знаком. Я сам выбрал его из пяти кандидатур, предложенных мастером Линем. Мужчина лет сорока, недавно достигший ранга пробуждения. Угрюмый и неразговорчивый, он производил впечатление человека надежного — не из тех, кто станет искать проблем на свою голову. Вдобавок мы знакомы — он приходил ко мне на массаж пару месяцев назад. Молча раздевался, молча ложился на кушетку, а после процедуры просто кивал в знак благодарности, оставлял монеты и уходил. Неконфликтный, но и дружелюбным его не назовешь. Впрочем, для охранника это даже плюс.

Далее — я взялся выпытывать из алхимика информацию о месте обучения. Сталевар запасся всем терпением, что у него было и стоически отвечал на все мои вопросы. К каким предметам лучше уделять внимание (да все можешь учить, но лучше библиотеку посещай — за одну лекцию вы одну тему разберете, а за сорок минут в библиотеке три книги пролистаешь и запомнишь). К каким преподавателям можно подойти, а каких лучше не трогать (эти два нормальные, если их не сменили, а вот те — с гнильцой). Я запоминал и для виду записывал все его рекомендации. Под конец забрал подготовленные бумаги. Кроме рекомендации и «прошения о принятии ученика моего Китта, сына Брона» мне даже выдали подорожную — первый мой документ в этом мире.

Потом настала очередь материалов по печатям от Мэй Лань. За несколько часов я пролистал их все: правила вычислений, формулы построения, правила правил построения и формулы вычисления формул вычисления формул… На первый взгляд это выглядело как хаос из цифр и символов, на второй и на третий — тоже. Несмотря на «анализ» разбираться в этом я даже не пытался — чувствовал, что тут работы на пару недель. Но информацию запомнил. С помощью навыка позже разберусь и приноровлюсь строить печати разных целей и силы.

Мой маленький академический отпуск секретом не стал. Лисса ходила с недовольным лицом, но напоминать об обещанном путешествии не спешила. Я тоже не приглашал её — решил оставить всё как есть. Подумав, позвал Фаэлину, но девушка мягко отказалась. Её слишком напугал Ян Стап — даже после его смерти она продолжала бояться возможной мести с его стороны. Теперь всё своё свободное время девушка старалась проводить с отцом и даже уговорила его поменять квартиру в городе. Ну, проводить время с родителями — дело хорошее, это я как сын и как родитель говорю. Это то времяпрепровождение, о котором вряд ли пожалеешь. А вот жалеть, что мало проводил времени, приходилось, да…

Сборы в дорогу оказались самой простой частью подготовки и заняли всего два часа. Наконец, нагруженный наполовину заполненным рюкзаком, с копьем в руке, я вышел за ворота секты.

Чувство странное: с одной стороны, легкое волнение — впереди неизвестность, новые горизонты, возможность развиваться и узнать что-то новое. С другой — лёгкая грусть. Всё-таки это место стало для меня домом. Здесь я нашел приятелей, жил под крышей, развивался, дружил, любил, а теперь ухожу. И даже не знаю — надолго ли. Вроде бы и вернуться должен в течение месяца, но если быть честным с самим собой, я был бы не против устроиться в столице, в каком-нибудь месте со знаниями по зельеварению: впитывать мудрость, варить втихую зелья и возвышаться.

Я шагал на выход из секты и рюкзак за плечами приятно оттягивал спину. Я постарался собрать только самое необходимое, но даже так он получился приличным: пара смен одежды, несколько книг, с боем вырванных (скорее — на коленях вымоленных, благодаря отличной репутации и обещанию привезти из столицы редкие тома) из рук библиотекарши. Несколько гранат, не сильно мощных, но довольно компактных. Спальник занял своё место в нижнем отсеке рюкзака: удобный и лёгкий, он не занимал много места. Еды взял ровно столько, чтобы хватило на три дня пути. До Вейдаде планирую добраться за два, но взял с запасом.

Эликсиров получилось неожиданно много: помимо стандартной аптечки я взял зелья для матери, начиная от зелья открытия меридиан, которое сделает ее практиком, заканчивая комплектом зелий для омоложения. Даже взял запасные комплекты — омоложение для Роя и зелье становления практиком для брата. Правда, я не уверен, что эти смеси пойдут ему — если он выселил мать, или поступил как-то неблагородно по отношению к ней, зелье отправится в дар Рою (травник уже практик, но продавать зелья я не могу, поэтому только «в дар»).

А вот походную алхимическую лабораторию брать не стал. Долго думал, взвешивал плюсы и минусы, но в итоге решил отказаться. Во-первых, она слишком громоздкая — пришлось бы жертвовать другими вещами. Во-вторых, если меня остановят стражники или патруль практиков по пути в столицу или в Вейдаде и заставят открыть рюкзак, объяснить наличие лаборатории будет непросто. Да и оправдания вроде «я помощник зельевара из секты Тьмы, мне можно, сами спросите — тут всего пара суток конного хода» вряд ли сработают. Есть подорожная, но не хочется проверять, насколько здесь им верят.

Чтобы компенсировать отсутствие лаборатории, я взял пять литров зелья консервации и несколько пустых банок. Если попадётся интересный монстр, можно будет вырезать из него органы и сохранить для экспериментов. Конечно, это не заменит полноценной работы в лаборатории, но лучше так, чем ничего.

Я остановился на мгновение у ворот и обернулся. Секта осталась позади — широкие стены, башенки, множество домов, зданий и залов, соединенных знакомыми каменными дорожками.

А еще — теплая комната. В походе будет не до удобств.

Солнце уже перевалило через зенит. День обещал быть жарким.

Я поправил рюкзак на плечах, непонятно зачем кивнул лениво наблюдающим за мной практикам на воротах, вызвал «теневую тропу» (получилось малость труднее, вероятно, из-за палящего солнца) и пошагал прочь.

Под ногами стелились тени — густые, словно живая дымка, они стекались передо мной и превращались в дорожку, своеобразный траволатор, уносящий меня вперед. Черная тропинка шла по краю тракта, извивающегося среди холмов и редких рощ. Техника позволяла мне двигаться быстрее, чем обычному путнику — примерно со скоростью идущего иноходью коня. Можно было двигаться быстрее, можно было двигаться напрямик через поля, срезая изгибы дороги, но я решил, что приключений пока достаточно.

Техника почти не требовала концентрации и контроля — путешествие с Лиссой и Апелием, когда последнего часами приходилось тащить на себе, помогли приноровиться к технике насколько возможно.

Каждые три-четыре километра я вытягивал в сторону ладонь, и с руки срывалась печать, сотканная из тех же теней, что стелились под ногами — моя страховка на случай, если что-то пойдет не так. Сложный узор впитывался в землю, в деревья, в камни — чего касался, на том и застывал. Если на пути возникнут проблемы или я окажусь в ловушке, эти метки позволят мне вернуться обратно. Конечно, каждая печать требовала энергии, но лучше уж так, чем оказаться в безвыходной ситуации.

Спустя пару часов, когда солнце уже пряталось за деревьями, я заметил деревеньку. Она выглядела мирно: несколько деревянных домов с черепичными крышами, дымок из труб и редкие фигуры крестьян, идущих с полей к воротам.

Не развеивая теневую тропу, я остановился у края дороги и посмотрел на деревню. Вдалеке слышался петушиный крик, неразборчивые голоса и чье-то звонкое пение.

Поразмыслив несколько секунд, решил, что останавливаться здесь мне не хочется. Деревня незнакомая, и я не собираюсь рисковать. За этой видимой идиллией может скрываться что угодно: люди могут быть опасны, особенно когда видят незнакомца с оружием и прилично нагруженным рюкзаком. Достаточно одного алчного взгляда или подозрения — и ты уже в беде. Как показывает опыт в виде посещения деревеньки Сточной, для некоторых деревенских по отношению к путникам допустимо всякое. Может, решат ради вещей прирезать путника посреди ночи или подмешать яд в еду. А вещи у меня действительно ценные: зелья и стеклянная тара стоят столько, что за них как минимум лошадь купить можно.

Лучше переночую в лесу. Насколько помню, отсюда недалеко до того домика, где мы останавливались с мастером Линем. Место знакомое и достаточно укромное. Там можно развести небольшой костер, подогреть нехитрый ужин и спокойно отдохнуть под крышей.

Я вытянул руку вперед — с ладони сорвалась очередная печать, мягко полыхнула тьмой и исчезла в земле. Тени под ногами снова ожили, устилая дорогу передо мной. Лес был уже близко — темные силуэты деревьев вырисовывались вдали на фоне закатного неба. До укромного места оставалось меньше часа ходьбы.

На дорогу, ведущую к ветхому домику, я свернул уже в поздних сумерках. Прошел по заросшей колее до знакомой поляны с домиком.

Как и в прошлый раз, хибарка выглядела не то чтобы ухоженной, но вполне пригодной для ночёвки. Крыша покосилась, в некоторых местах черепица провалилась. Мелькнула тень и я услышал шорох крыльев — с чердака вылетела птица.

Доски крыльца разбухли от дождей и натужно скрипели под ногами.

Я остановился перед дверью, осмотрел её. Нижний угол разбух настолько, что упирался в доски крыльца. Внутрь я втиснулся, попробовал слегка подтолкнуть дверь плечом, она поддалась нехотя, с противным треском. Если приложу больше усилий, наверное, просто сломаю её.

Решил оставить так — пусть остаётся открытой. Наморожу льда побольше, чтобы до утра не растаял. На пользу дому лишняя влага не пойдет, но и сильно хуже не сделает. Тут капитально все переделывать нужно.

Внутри пахло сыростью и мокрым деревом. Этот запах был мне знаком — влажные стены, которые вряд ли уже основательно просохнут. На стене рядом с дверью завелась белесая плесень, в углу появился мусор — какая-то ветошь, от которой тянуло вонью. Выкинул за дверь.

По стене деловито пробежала парочка мокриц. Я равнодушно проследил за ними взглядом — такие мелочи меня не волновали. Главное, что из этого дома не устроили публичный туалет, да и крыша пока достаточно крепка, чтобы не обрушиться на голову.

Осмотрев помещение, я нашёл относительно сухой угол, достал спальник из рюкзака и расстелил его на досках. Ночевать в таком месте было далеко не самым комфортным вариантом, но лучше уж так, чем под открытым небом.

Оставив рюкзак у спальника, я вышел наружу.

Поляна перед домиком была заросшей, но в траве выделялась проплешина старого кострища.

Воздух быстро остывал. Обычный человек сейчас бы не увидел ни черта, но я спокойно отправился в лес за сухими ветками. Пришлось немного побродить среди кустов и деревьев, чтобы найти несколько толстых сучьев и охапку мелких веток для растопки. Вернувшись на поляну, я сложил поломанные ветки в аккуратный костёр и поджёг его.

Пламя разгорелось быстро. Затрещали ветки, разбрасывая искры, прогоняя холод и сырость.

Пока костёр разгорался, я достал нож и прошелся по поляне, вырезая прямо на земле четыре печати по углам квадрата, которые охватывали и поляну с костром, и сам домик. Каждая печать была простой по форме — круг с тридцатью символами внутри. Но их сила зависела не от сложности рисунка, а от энергии, которую я щедро вливал в них. Символы вспыхивали тусклым светом и тут же гасли. Эти печати отпугнут духов и мелкую нечисть. Духовных зверей не остановят, но нет печатей против всего.

Или я пока просто таких не знаю. Хм…

Сходил за рюкзаком, и, устроившись у костра, достал нехитрую еду: кусок сушёного мяса, несколько лепёшек и маленький мешочек с орехами. Лепёшки не успели очерстветь, были вполне съедобными. Мясо было вкусным, питательным, стоило подержать его во рту с водой и оно размякало достаточно, чтобы не давиться. Перекус простой, но довольно сытный.

Сидя у костра, я наконец смог расслабиться, перебрать недавние события и немного подумать.

Вспомнился Ян Стап. Сколько ещё таких крысолюдов бродит по миру? Сколько из них скрываются в городах, в трущобах, во главе каких-нибудь преступных сообществ? Сколько времени потребуется, чтобы очистить мир от подобных созданий, и стоит ли пытаться? Возможно, это просто часть здешнего мира — такая же естественная, как хищники в лесу?..

Мысли перескочили на команду, с которой я по итогу расстался. Каждый из них был по-своему ценен, но в то же время каждый из них — проблема. После того разговора с пятеркой мы общались как приятели — сдержанно и без лишних эмоций. Не потому, что я затаил обиду или ждал извинений за их поведение в прошлом. Просто они незрелы — это очевидно. И это не их вина. Они просто не успели прожить достаточно долго, чтобы научиться сдерживать эмоции или думать над словами собеседника. Не будь у меня за спиной большого жизненного опыта, я бы так же яро любил, ссорился и ненавидел.

Мне кажется, что у них мелькали мысли вроде «а вдруг это мы неправы», но ребята загоняли эти мысли глубоко внутрь — потому что проще было убедить себя в своей правоте. Потому что «четыре человека разом не могут ошибаться», потому что «надо было попытаться», потому что «ну а чо он». Да мало ли причин можно придумать.

Тот же Жулай. С его непроработанными детскими травмами он постоянно пытался доказать миру свою значимость. Можно было бы возиться с ним и дальше, вытаскивать его из этого состояния… Но зачем? У меня нет ни времени, ни желания вытирать сопли детям. Если бы их проблемы каким-то образом касались моих интересов или мешали делу, как с Асурой — тогда другое дело. Но из доброты душевной? Нет смысла. Есть вещи и проблемы гораздо важнее этого.

Костёр трещал тихо и успокаивающе. Ночь опустилась на лес, а пламя стало единственным источником света на поляне. Я щурился, глядя на алые угли, жевал мясо и думал, что жизнь хороша.

Тихий треск костра и мои размышления прервал едва слышный шорох. Ладонь дернулась к копью, я вскочил, сжимая оружие, и только потом начал думать, что же я услышал, и не ветер ли шевелит кусты на краю поляны. Под одеждой нарастал лед: на случай, если произойдет какая стычка, лучше быть в доспехах.

А потом я уловил ритмичное шорканье чьих-то шагов. Кто-то приближался по дороге.

Из тени деревьев, освещённой пляшущим светом костра, вышел старик.

На первый взгляд — обычный селянин: худощавый, сгорбленный, в простой одежде из грубой ткани, которая видывала лучшие времена. На поясе старичка висел короткий меч, настолько потрёпанный и ржавый, что скорее напоминал кусок металлолома, чем оружие.

Цепкий взгляд старика не вязался с образом чудака, выбравшегося за околицу с куском дрянного металла на поясе, а движения были скупыми и не такими уж медлительными для человека его возраста. Разве что шарканье сапог по траве было каким-то излишне карикатурным, что ли.

Незнакомец безо всякой опаски осмотрел меня, медленно приближаясь. За пять метров от костра остановился и чуть наклонил голову.

— Добрый вечер, путник, — произнёс он хрипловатым голосом. — Не помешаю ли я тебе? Увидел огонь и подумал: может, позволишь погреться?

Я ответил не сразу. Я внимательно наблюдал за ним, а разум напряжённо анализировал ситуацию. Ночь, лес, далеко от человеческого жилья, и вдруг этот старик появляется будто из ниоткуда.

Случайность? Возможно. Может, старик иногда ночует в домике. Но что он делает здесь в таком виде? Не охотник, не пахарь, не сборщик. По виду больше похож на престарелого разбойника.

Я зыркнул по сторонам, но не увидел там подкрадывающихся сотоварищей старого. Да и шорохов больше не было слышно.

— Садитесь, — наконец сказал я, жестом указав на место напротив костра. — Ночь холодная.

Он благодарно кивнул, подошёл ближе и опустился на землю с довольным покряхтыванием, будто рад размять кости.

Я тоже уселся, тем не менее, не выпуская копья из рук, и внимательно следил за каждым его жестом. За тем, как старик усаживается напротив меня, как подбивает полы плаща под задницу, чтобы мягче и теплее сиделось. Попутно замечаю ещё одну странность: сапоги старика выглядят так, будто прошли половину мира. Рассохшиеся, с трещинами возле носка, не смазанные маслом. Но при этом на них нет ни пылинки.

Но больше всего меня насторожило другое. Я его не ощущал. Видел по ту сторону костра морщинистое лицо с глубокими складками у рта, седые волосы, редкую бороду, слышал его голос и даже лёгкий шум дыхания. Но стоило мне отвести взгляд и сосредоточиться на потоках Ци вокруг, как старик исчезал, будто его здесь вообще не было. Потоки энергии текли вокруг него и сквозь него так же свободно, как сквозь камни или поваленные деревья. Это было странно, неправильно. А от странностей я не привык ждать ничего хорошего.

Старик спокойно устроился и потянул руки к огню.

— Благодарю за гостеприимство. В наше время мало кто готов разделить тепло с незнакомцем.

От странного старика (или существа в чужом теле?) фраза прозвучала странно. Да и вообще подтекст сказанного мне не понравился. Однако я кивнул в ответ, продолжая внимательно наблюдать за гостем.

Маскировка у этого существа — если это вообще человек — оставляла желать лучшего. Вряд ли кто-то настолько глуп или беспечен, чтобы просто выйти к костру ночью с таким дрянным оружием на поясе. Особенно ночью.

У меня было две версии. Первая: он практик настолько высокой стадии, что может полностью скрывать своё присутствие в потоках Ци. Это объясняло бы его странную «невидимость», но тогда возникает вопрос: зачем такому мастеру вообще выходить ко мне? Просто чтобы погреться у костра? Смешно.

Вторая версия была куда более вероятной: он екай или какое-то другое существо из числа тех, кого люди предпочитают не встречать в тёмное время суток. Возможно, он принял облик старика специально, чтобы выглядеть менее угрожающе. От этого мира можно ожидать чего угодно, даже превращения старика в огромную прямоходящую крысу.

Я решил не делать поспешных выводов и пока просто наблюдать. Если он действительно екай или что-то подобное — рано или поздно он себя выдаст. А если он действительно практик или аномально невосприимчивый к Ци, гуляющий по ночам старик с прогрессирующей деменцией, тогда мы просто поговорим.

Путник тем временем сидел молча, грея руки у костра и изредка бросая на меня спокойные взгляды из-под густых бровей.

Я положил копье в траву, но ладонь с нее убирать не стал. Лучше быть готовым ко всему.

— Вы давно в пути? — спросил я наконец, разрушая затянувшуюся тишину.

— Давно-о… — протянул он задумчиво. — Уже и не помню точно. Думал осесть где-то, но долго оставаться на одном месте не получается.

Его ответ был расплывчатым и ни о чём. Ладно. Поиграем в эту игру.

Я достал из сумки кусок мяса и лепешку. Сам я уже наелся, но интересно, откажется ли от еды старик. Сам он выглядел так, будто не ел уже несколько дней.

— Возьмите, — сказал я, и перебросил через костер еду.

Он взглянул на меня с благодарностью, пробормотал быстрое «спасибо», перехватил затвердевшее мясо и жадно впился в него зубами.

Здесь я опять невольно напрягся. Зубы старика были длиннее, чем у обычных людей. Желтоватые, с удлиненными клыками, как у хищника. Старый с аппетитом наворачивал каменное мясо, будто это была его первая пища за много лет. Или последняя.

С одной стороны — жутковато, а с другой — он ведь мясо ест, а не на меня голодным взглядом косится.

— Благодарю, добрый человек, — сказал он, закончив с мясом. К лепешке даже не притронулся — отложил на траву. — В наше время нечасто встретишь того, кто готов поделиться со случайным прохожим. Ты добр и щедр.

Старик полез за пазуху. Я напрягся, в голове мелькнула мысль: «вот оно», но он достал тканевый мешочек, вынул оттуда золотую монету и протянул мне.

— Прими это в знак благодарности.

На ладони лежала золотая монета, причем мешочек в руках старика был полным золота. Еще одна странность в копилку, но насторожила меня не она.

Старик держал руку прямо над огнём, будто жар от пламени его совершенно не беспокоил. Ладонь оставалась неподвижной, кожа не краснела и даже волоски не сворачивались от жара. Обычный человек давно бы отдёрнул руку.

Либо он отвык от ощущений, привычных обычным людям, — мелькнула у меня мысль, — либо он вовсе не человек.

— Спасибо, — ответил я ровным голосом. — Мне ничего не нужно.

Разве что разойтись со странным стариком без лишних проблем.

Старик удовлетворённо кивнул и убрал кошель обратно под лохмотья.

— Хорошо… хорошо, — пробормотал он себе под нос и вдруг заговорил громче: — Слушай же, кто у твоего костра! Я скиталец, многие века я хожу по миру, иногда проверяя сердца людей. Ты прошёл испытание: разрешил сесть к своему костру, накормил меня и отказался напасть, увидев мое богатство. В благодарность я исполню любое твоё желание. Чего хочешь?

История звучала натянуто. Ну серьёзно: каковы шансы, что практик высокого ранга выйдет именно к моему костру в глуши? Малы, если честно. А вот в то, что передо мной сидит какая-нибудь тварь из тех, о которых даже легенд нет, потому что после встреч с ней не выживают, поверить куда легче. В плохое всегда верится легче. Да и случается оно чаще.

Судьба редко осыпает дарами просто так или в обмен на кусок мяса. А вот люлей подкинуть — это сколько угодно.

— Благодарю за предложение, но я откажусь. У меня нет желания принимать подарки от незнакомцев.

Старик посмотрел на меня пристально, затем медленно кивнул.

— Что ж… разумно. Тогда давай побеседуем. Спрашивай что хочешь: о тайных путях развития, о древних сокровищах или о чём-то ещё. Я отвечу на любой твой вопрос.

Я задумался. С одной стороны, это могло быть полезно. С другой… Стоит ли вообще вступать в диалог с существом, которое предлагает такие вещи? И не очередная ли это «проверка», устроенная выжившим из ума высокоранговым практиком?

— Ладно, — начал я осторожно, — можно и побеседовать. Расскажите мне о мире вокруг.

Старик усмехнулся, провёл рукой по бороде и пожал плечами.

— Мир вокруг? — переспросил он. — Это слишком общий вопрос. Мир огромен и разнообразен. Что именно ты хочешь узнать? О людях? О зверях? О землях за горизонтом? Или о том, что скрыто под поверхностью?

Ладно, сузим тему. Заодно и проверю степень информированности «практика».

— Расскажите о высокоранговых зверях, которые обретают человеческий облик. Это легенды, или такое действительно происходит?

Старик наклонился вперёд. Его глаза блеснули в свете костра.

— Ах, вот это уже интере-еснее. Звери и духи, как и люди, стремятся к силе, но в основном растут за счёт поглощения Ци других существ. Знаешь, кто для них самый лакомый кусок? Практики.

— Практики? — переспросил я, показывая, что внимательно слушаю.

— Именно, — кивнул старик. — Для зверей плоть могущественных практиков — это как пиршество. Вот почему сильные твари редко трогают крестьян или обычных людей. В них духовной силы с ноготок. Если зверь голоден или ранен, он может напасть на деревню. Но если у него есть выбор, он предпочтёт себе подобного или практика, особенно если практик слабее или равен ему по силе. Увидит такого — не отстанет. И если зверь сожрал достаточно мяса, поглотил достаточно человеческой Ци, он может менять облик. Не каждый. Не всегда. Но может.

Я задумался над его словами. Старик не стал городить небылицы, и я уже готов был поверить, что он достаточно ходит по земле и много знает. Сказанное многое объясняло: в памяти Ян Стапа было достаточно воспоминаний об охоте на людей. Но оставались вопросы.

— Почему звери с диких земель тянутся к людям? Не для того же, чтобы всех нас сожрать? Не поверю, что они чувствуют практиков с такого большого расстояния, чтобы идти к людям со всей долины.

Старик усмехнулся.

— Зависит от силы практика. Расскажи, что ты слышал о Гуань-ди.

— Гуань-ди, бог войны, который, согласно прочитанному мною в книгах, сидит на каменном троне и охраняет мир от новых угроз. Вы хотите сказать, он действительно существует? — спросил я недоверчиво.

Старик удовлетворенно кивнул.

— Он более чем настоящий. Твои книги не врали: Гуань-ди действительно сидит на каменном троне. Только не где-то в небесах или на вершине горы, он находится у входа в долину, из которой прут твари. Уже более ста лет он медитирует там, привлекая их к людям.

Я почувствовал лёгкий холодок, пробежавший по спине.

— Но зачем?

— Он — всего лишь практик, пусть и стадии Божественности. Его сила настолько велика, что его можно считать богом. Люди нарекли его так, а сам он этому не противится. Но, как и прочие практики, он вынужден медитировать в местах силы. А что может быть сильнее, чем узкое горлышко выхода из долины, куда ежедневно идут тысячи тварей и тысячи же умирают? Твари чувствуют его силу и стремятся к нему. Он медитирует, впитывая их смерть и боль, и каждый день становится на песчинку сильнее. Медитируя рядом с ним, даже люди развиваются. А для зверей он словно самый лакомый кусок, которого они никогда не поглотят.

Я задумался над его словами. Если это правда… то Гуань-ди действительно заслуживает звание бога войны. Только не в общепринятом смысле.

Но у меня был ещё один вопрос.

— Каким станет практик, десятилетиями поглощая Ци смерти и боли?

Старик хмыкнул.

— А вот это правильный вопрос… Но ответа на него у меня нет, увы. Мне интересна беседа с тобой, потому задай другой вопрос.

В голове мигом пронеслись тысячи вопросов. Предложенные стариком темы о тайных путях развития я не поднимал — сам до этого дойду. Да и не хочется делать беседу со мной «неинтересной».

— Расскажите о «Веке Позора», когда алхимики и зельевары ставили опыты на людях. Говорят, именно тогда был создан Дом Крайслеров, чтобы положить конец этим ужасам.

Старик рассмеялся — низко и глухо.

— Дом Крайслеров… Ах, благородные защитники морали и порядка! На самом деле всё было несколько иначе. Основатели Дома Крайслеров — это те самые великие алхимики из прошлого, самые жестокие и безнравственные из них.

Я нахмурился.

— Говорят, что тогдашний король создал Дом, чтобы алхимики прекратили бесчеловечные эксперименты.

— Нет, юноша, — ответил старик серьёзно. — Они просто сделали их частью системы. Всё идёт так же, как раньше, только с одобрения королевства. Людей продолжают использовать для опытов, только теперь это скрывают за красивыми словами и понятными законами. Опыты ставят над преступниками, над пойманными за зельеварением крестьянами и над теми, кто не устроил Крайслеров.

Я едко хмыкнул. Всё это звучало неправильно, но в то же время слишком правдоподобно.

— Ну что ж… есть ещё вопросы?

Костёр потрескивал, отблески огня играли, делая глубже морщины старика. Я долго собирался с мыслями, прежде чем решился задать вопрос, крутившийся у меня в голове уже несколько минут.

— Вы обладаете силой, которая могла бы изменить многое, — начал я осторожно. — Почему вы не помогаете людям? С вашей мощью вы могли бы сдерживать тварей на границе с Дикими землями. Вы могли бы спасти столько жизней.

Старик глухо расхохотался.

— Мир велик, юноша, и каждое действие имеет последствия. Ты думаешь, что помощь всегда приносит только добро, и вся сила должна быть использована? — Он повертел головой, осматриваясь, и продолжил. — Вот, например, в трёхстах метрах отсюда в земле покоится проклятый меч, захороненный с прошлым владельцем. Меч почти потратил всю вложенную в артефакт силу, но всё ещё шепчет, молит о новом владельце. Я мог бы достать его и вручить тебе. Этот меч принёс бы тебе силу, но вместе с ней пришли бы и проклятия. Возможно, ты стал бы сильнее, но мир вокруг тебя начал бы рушиться. Каждое твоё действие повлекло бы за собой последствия для других.

Помолчали. Старик задумчиво смотрел на багровеющие ветки догорающего костра.

— Можно дать муравьям сахара, можно уничтожить другой муравейник, с которым они воюют, — задумчиво сказал он. — Но сделает ли это мир муравьев лучше, или просто создаст другие проблемы, которые повлекут за собой новые?

— А если муравьи стоят на грани вымирания? — перебил я его. — Разве тогда не стоит вмешаться?

— Мир видел практиков гораздо сильнее меня. Кто стремится изменить мир, скоропостижно умирают. Я же стою в стороне и смотрю, как мимо меня текут годы.

— Но человечество может умереть, — повторил я. — Разве это вас не волнует?

Старик покачал головой.

— Человечество не вымрет, — сказал он спокойно. — Люди — живучие твари. Если перемрут все в Руанском королевстве, останутся другие. На другой стороне мира есть горные аулы и пещеры, где живут другие люди с другими традициями. Они не касаются Ци и убивают своих детей, если те достигают первой стадии закалки и становятся практиками. Они сражаются с сильными тварями безо всякой магии или силы. Есть люди, которые ушли под землю и приспособились к жизни там. Их внешность изменилась, они стали другими, они могут разговаривать с камнем и приказывать скалам, но пока они всё ещё остаются людьми. По миру рассыпано множество муравейников, юноша. И я думаю, что муравьи сами должны выбирать, как жить.

Он замолчал на мгновение, оскалился крупными желтыми зубами.

— К тому же твой муравейник охраняет сильнейший практик, парень. Если дела станут плохи, если монстры дойдут до Гуань-ди, практик стадии божественности очнется.

Я смотрел на него в недоумении. Практик огромной силы мог помочь многим, но вместо этого он просто сидел у костра и философствовал о муравьях.

— Еще неизвестно, как себя поведет Гуань-ди, — сказал я. — Может, лучше, чтобы бог спал.

Старик кивнул, что не добавило мне спокойствия.

— Почему вы вышли к моему костру? — спросил я наконец. — Ни за что не поверю, что так совпало, что именно ко мне вышел практик столь высокого ранга.

Старик улыбнулся.

— Я предпочитаю не вмешиваться в дела государств или народов. Но есть кое-что, чего я не терплю и стараюсь уничтожать.

Его голос стал холодным и жёстким. По моей спине пробежала волна мурашек. Я уже знал, что он скажет.

— Я говорю о людях, которые получили силу из табличек.

Я напрягся и приготовился потянуться к печати.

Старик заметил мою реакцию и слегка усмехнулся.

— Не спеши паниковать, юноша, — сказал он спокойно. — Ты не первый из тех, кого я встречаю. Но третий, кого я отпущу. Среди тех, кто получал силу из табличек, редко находились люди с чистым сердцем. Большинство нападали на меня в надежде получить золото из мешочка, или атаковали, посчитав меня опасным.

Он наклонился вперёд, его глаза блеснули в свете костра.

— Ты привлёк моё внимание тем, что не атаковал старика, который пришёл к твоему костру. Ты — один из немногих владельцев табличек, кто остался жив после нашей встречи. Будь здоров.

Прежде чем я успел что-либо ответить или сделать, старик исчез прямо у меня на глазах. Просто растворился в воздухе. Ветки, догорающие в костре, за секунды подернулись пеплом, потемнели. Кострище выглядело так, будто пламя погасло несколько дней назад.

Я остался сидеть у костра в полной тишине. Сердце бешено колотилось в груди.

Странный проверяльщик. Пытаться проверить соблазн тем, что у проверяемого в избытке. Ощущение, что проверка шла не на заявленные параметры, а на тупость. Либо просто старик отвык от того, как живут, действуют и думают люди.

— Ну его к демонам, — дрожащим голосом сказал я. Утра дожидаться не стал: встреча со странным стариком взбодрила лучше крепкого кофе после долгого сна. Я быстро собрал рюкзак, и, активировав теневую тропу, с максимальной скоростью побежал в сторону Вейдаде. На всякий случай я сосредоточился на теневой печати, готовый переместиться к деревеньке при первой же опасности.

Но когда небо посветлело, и на горизонте забрезжил рассвет, я все еще был жив и даже не повстречался ни с какой иной бедой.

Загрузка...