Глава 23

Когда заселился в гостиницу, молоденькая девушка за стойкой рассказала, мол, Гус съехал в трущобы, выкупил какой-то склад и теперь живет там.

Реальность несколько отличалась от слухов. Расспросив людей, выяснил, что Гус действительно теперь живет в трущобах, только вот не на складе. Мечник открыл школу боя в бедном районе, назвал «Школа братьев Зулов». Похоже, Гус по-прежнему тоскует по погибшему брату, и школу назвал так, чтобы сохранить память о брате. А если школа станет знаменитой, то это еще и вариант почтить его память лучше самого красивого памятника.

Именно туда я сейчас и иду. На повестке дня — пообщаться с Гусом, а потом, пожалуй, можно отправляться в столицу.

Вейдаде не меняется — шагаю по узким улочкам, переступая через лужи и обходя груды мусора. Улица, ведущая к школе Гуса, выглядит заброшенной: покосившиеся деревянные заборы, облезлые стены домов, грязные дети, играющие прямо на дороге. Прохожу мимо нескольких старых домов с провалившимися крышами и выломанными дверями. В воздухе витает запах сырости, гнили и бедности. Только самая жуть в том, что не все дома заброшены, так выглядят почти все улочки рядом с внешней стеной.

Наконец-то вижу нужное здание: двухэтажный каменный дом с облезлой штукатуркой и потемневшими у земли стенами. Оконных стекол давно нет — на втором этаже зияют пустые проемы оконных рам, а на первом они кое-как заколочены грубыми деревянными щитами.

Рядом со зданием, громко крича, гоняются друг за другом ребятишки. Карапузы одеты в потрепанное тряпье, на чумазых лицах — азарт и радость. Несмотря на нищету и грязь вокруг, эти оборванцы выглядят счастливыми — их глаза горят живым огнем, а смех звучит искренне и звонко.

Прохожу мимо ребятишек, толкаю ветхую дверь и захожу внутрь школы.

В нос сразу ударяет запах затхлой сырости. Внутри тоже бедно: в просторном холле голые стены, из мебели — деревянные лавки. Но зато здесь чисто и аккуратно — явно кто-то старается поддерживать порядок. Сквозь щели между досками пробиваются яркие солнечные лучи.

Из соседней комнаты выходит мужчина, и я узнаю его не сразу.

— Ты изменился.

Последний раз я видел Гуса полупьяным, неопрятным, с мутным взглядом человека, потерявшего волю к жизни. Теперь передо мной стоит уверенный в себе человек с аккуратной щетиной и длинными волосами, собранными в хвост и перевязанными лентой. Его глаза стали серьезнее, глубже — взгляд человека, который многое преодолел, обдумал и стал взрослее.

— Неужели это ты? — улыбается в ответ Гус и крепко пожимает мою руку. — Рад тебя видеть.

Мы садимся на старую деревянную лавку у стены. Я хочу поговорить с товарищем, но с чего начать диалог, попросту не знаю. Гус тоже не спешит с расспросами: спокойно улыбается.

— И как ты пришел… к этому вот? — спрашиваю я, поведя рукой.

— Да как-то само вышло, — пожал плечами мужчина. — Как раз после твоего отъезда все и начало меняться. Знаешь, я тосковал по нашим тренировкам. И тогда же бросил пить.

— Решил взяться за ум, — понимающе кивнул я, но ошибся.

— Да нет, просто денег на выпивку уже не было, — пожимает плечами Гус. — Не горжусь этим, но так уж было. И когда меня попросили выселиться, я раздумывал меч продать, но до такого скотства не опустился. Решил переехать в самые трущобы — там койка за ночь медяк стоит, а медяки у меня были. Шел туда напрямик, но наткнулся на пацанов совсем мелких, карапузов таких… Они палками дрались.

— И ты решил, что у них есть потенциал? — снова пытаюсь угадать я.

Гус досадливо морщится:

— Да махали они этими палками бездарно совсем! Но знаешь, у меня в голове что-то щелкнуло вдруг. Я вспомнил твои первые занятия — ты ведь бился еще хуже! — Гус нагло улыбается. — В общем, пошел я тогда в лес, нарвал на опушке трав всяких духовных, продал их травнику твоему. Неделю собирал и сдавал травы эти проклятые — помнил, как у тебя здорово получалось, но так и не понял, как ты это делаешь. В общем, травы сдавал, копил деньги, да еще и твой человек деньги вернул, которые ты на лечение матери занимал. Накопил я немного монет и снял вот этот домик. Ну и открыл тут школу. Теперь приходят все подряд — кто боли и тренировок не боится, тот и идет, всех бесплатно тренирую. И знаешь что? Ребята на удивление крепкие попались! Бьются с такой самоотдачей — даже завидно становится. Я в их возрасте иной раз от тренировок на крыше сеновала спасался.

Слушаю его рассказ с улыбкой и гордостью за товарища. Разговор наконец становится живым: переходим с темы на тему,

Потом Гус вдруг вспоминает еще кое-что:

— Кстати, слышал про Киру?

— А что с ней?

— Беременна от какого-то практика с верхушки школы. У нее теперь все хорошо сложилось — даже переехала в Золотой квартал. Думаю, как родит — ее еще по рангам протянут.

— Ну, хорошо, — пожимаю плечами. Никаких обязательств друг перед другом мы не ставили, так что и сердце не екает, и не нападает досада от того, что «забрали мое». Устроилась в жизни, и хорошо.

Оба ненадолго замолкаем. Снаружи доносится радостный визг ребятишек.

— А ты, я смотрю, пошире стал. Какой ранг?

— Восьмой, закалка.

Гус хмыкнул:

— Понятно, что закалка. Еще одна ступень и до меня доберешься… Кстати, не желаешь провести тренировочный поединок со мной, как в старые добрые времена?

Я пожал плечами:

— Эти старые-добрые были два с лишним месяца назад. Давай, но… — я замялся, подпустил в голос неуверенности, — ты уверен? Имею в виду, действительно этого хочешь? Просто я ведь все это время учился драться, а ты карапузов тренировал…

Я увернулся от шутливого тычка кулаком в плечо, вскочил с лавки.

— Не вижу разницы между тобой и карапузами, — отмахнулся Гус и тоже встал. — Пошли на площадку!

Он уверенно двинулся через здание, и я последовал за ним.

Мы прошли через несколько пустых, темных, тихих, сырых (клянусь, я могу описывать угнетающий вид этих помещений бесконечно) комнат и вышли через заднюю дверь, оказавшись на небольшом заднем дворе.

Вот двор был более живым, чем все здание «школы братьев Зулов». Огражденный низким деревянным забором, с утоптанной десятками ног землей. Несмотря на общее запустение, площадка была тщательно расчищена и аккуратно выровнена — Гус явно вложил сюда немало сил и времени, как своих, так и своих учеников.

Товарищ подошел к косо сколоченной деревянной стойке у забора и снял с нее два длинных тренировочных шеста. Один он бросил мне, второй легко провернул в руке, приноравливаясь.

Я ловко поймал деревяшку, крутанул сразу, копируя соперника, хотя нужды в этом не видел. Тяжесть древкового оружия приятно легла в ладони, будто я этим шестом не один месяц сражался.

Мы с Гусом заняли позиции друг напротив друга. На мгновение наши взгляды встретились. Не знаю, что он увидел в моих глазах, но в его я увидел боль, которую время ни на каплю не заглушило. Просто Гус научился с ней жить, не упиваясь до свинячьего визга.

— Готов? — спросил он.

— Всегда. Давай посмотрим, чему тебя научили твои карапузы.

Гус широко ухмыльнулся и рванулся вперед.

Он атаковал резко и напористо, не сдерживаясь — именно так он атаковал меня на последних занятиях… Только сейчас его движения казались мне медленными и предсказуемыми, будто мечник перемещался под водой.

Я легко уклонился от первого удара, затем от второго. Его шест проходил мимо меня всего в считанных сантиметрах, которые определял я.

Я шагнул вперед и нанес ответный удар. Мой шест промелькнул стремительно быстро, я едва успел подумать об ударе, а оружие уже летело. Гус едва успел поставить блок, но сила удара была такой, что его отбросило на шаг назад.

Мечник удивленно моргнул и снова бросился в атаку.

Только навыки понимания работали, делая поединок еще более предсказуемым для меня. Я видел каждое его движение: как напрягаются мышцы, предугадывал течение поединка на шесть-семь ходов вперед. Даже не дергался на попытку обмануть меня ложным замахом или выпадом, с ленцой уходил от настоящих ударов. Я заранее знал направление его атак и мог отбивать их даже с закрытыми глазами. Мои собственные движения были быстрыми и точными — я настолько поднаторел в поединках, что мое тело двигалось едва ли не раньше, чем я думал о том, чтобы двинуться.

Спустя пять минут этих странных танцев, где я практически не бил, а Гус вкладывал в удары всю силу, его лицо побагровело от напряжения. Он сделал очередной широкий замах — слишком медленный и слишком очевидный. Я спокойно шагнул в сторону и нанес короткий встречный удар в грудь, сбивая мечника с ритма. Гус охнул и отшатнулся.

— Ты что, поддаешься? — удивленно спросил я, опустив оружие.

— ПОДДАЮСЬ⁈ — взревел Гус. — Я уже пытаюсь тебя убить!

Он снова кинулся вперед, сыпя беспорядочными атаками. Я легко уходил от каждой, но глаза не закрывал (это было бы унизительно, а приятель этого не заслужил).

Спустя еще шесть минут Гус выдохся, и поднимал палку с трудом, будто ребенок — лом.

— Хватит, — сказал я, а когда Гус не послушал — ударил по шесту, выбивая его из перехваченных судорогой пальцев мечника.

Шест отлетел на утоптанную землю. Гус замер, глядя на меня. Залитый потом, с клокочущим в груди дыханием, с покрасневшими глазами.

Пропасть между нами была огромной — я не ожидал такого разрыва. Всего пару месяцев назад он был моим наставником, человеком, которого я считал одним из пятидесяти самых умелых бойцов города. Теперь же я видел перед собой уставшего человека, которого я перерос и даже не заметил, как это произошло.

Надо будет действительно провести поединок с той женщиной-мечницей из секты. Думаю, она-то может меня удивить.

Гус медленно поднял свой шест с земли, кривовато улыбнулся:

— Ну что ж… похоже, ты действительно вырос. И не только в ширину.

— Просто тебе нужно чаще тренироваться с кем-то серьезнее карапузов, — с улыбкой сказал я, сводя сказанное к шутке, но Гус неожиданно серьезно кивнул.

— Я буду рад, если с завтрашнего дня ты будешь приходить сюда каждый вечер. Мне действительно нужно подтянуть навыки.

Я виновато развел руками:

— Увы, я завтра уеду в столицу. Нужно собрать себе материалы для зелья перехода на ранг пробуждения. Да и не стоит подрывать в твоих карапузах веру в наставника.

Гус, потирая грудь, куда пришелся мой последний удар, вздохнул:

— Ладно, Китт, в драке ты явно преуспел: видимо, здорово тебя гоняли в твоей секте. Говоришь, в столицу едешь? Будет возможность, прихвати зелье и для меня.

— Я попробую, но обещать не буду, — сразу обозначил я границы. Вроде бы и человека успокоил, и долгов такая фраза не оставит.

— Ладно. А пока пойдем на кухню, угощу тебя чем-нибудь.

И мы пошли. А пока шагали, я спросил:

— Слушай, Гус, а зачем ты вообще открыл эту школу? Ты ведь мог на полученное золото спокойно жить, не обременяя себя заботами о кучке шумных детей.

Может, не стоило бередить эту рану, но я решил все-таки спросить. А если Гус захочет выговориться, я с удовольствием его выслушаю.

Мечник не замедлил шага и не обернулся. Но ответил.

— Знаешь, я просто задал себе вопрос: «А зачем я вообще жил? Что останется после меня?». И решил, что хочу оставить после себя хоть что-то стоящее. Ну, и чтобы это стоящее считали не только моим. Брата поддержать, как ты наверняка понял по названию школы. Да и вообще — видел этих карапузов? У этих малышей вся жизнь впереди! Если я смогу дать им хотя бы немного знаний и навыков, научить их быть сильнее и мудрее, чем был я в их возрасте… значит, моя жизнь была не напрасной.

— А почему именно здесь, на окраине города?

Мы дошли до кухни. Гус раздул угли, бросил на них щепу и, пока та разгоралась, Гус объяснял:

— Денег мало было на другое место. А теперь уж точно не поменяю этот дом на хоромы. Те, кто живут у центрального квартала, уже привыкли получать все легко и просто. А те, кто живут здесь, знают цену труду и усилиям. Ко мне приходят подмастерья и чернорабочие после долгого трудового дня. Они готовы выкладываться до упаду, тренироваться до тошноты, чтобы вырваться отсюда наверх. И я хочу дать им шанс изменить свою судьбу. Я уверен, что если паренек проучится в моей школе года три, его шансы поступить в школу Небесного гнева здорово вырастут. Или там в какую-нибудь секту, или еще куда-то. Не знаю.

Гус подкинул мелких поленьев, поставил на плиту чайник и глиняную сковороду.

Я молча слушал его слова, и вдруг в груди шевельнулось странное чувство уважения и грусти. Не говоря ни слова, я достал из кармана два золотых и положил их на стол.

Гус удивленно посмотрел на монеты:

— Два золотых… Когда-то я столько зарабатывал за трехдневный поход в горы. Но спасибо, эти деньги пригодятся. Смогу наконец купить нормальное оружие для детей. Сейчас они тренируются деревянными мечами и палками, а я куплю несколько комплектов затупленных мечей, щиты попрочнее… Может быть, даже найму на пару дней какого-нибудь практика, равного себе — пусть ребята увидят настоящий уровень мастерства и поймут, к чему нужно стремиться. Да и мне на пользу пойдет.

Гус замолчал, задумчиво глядя на меня. Затем внезапно сказал:

— Слушай, это… Пошли-ка со мной, Китт. Я кое-что тебе покажу. Еда не подгорит, мы недолго.

Он повел меня наверх по узкой лестнице на второй этаж, а потом и вглубь по коридору, к одной из немногих дверей во всем здании — тяжелой, массивной, запертой на ключ.

Гус достал ключ из кармана и осторожно открыл дверь.

Внутри оказалась небольшая комната, больше похожая на музей или мемориал памяти: здесь царила идеальная чистота и порядок. На стенах висели старые мечи и щиты, парочка кожаных доспехов стояли на специальных подставках; рядом — потрепанные книги и свитки, выцветшие карты местности и старинные рисунки.

— Это комната основателей школы, — негромко произнес Гус. Его голос звучал непривычно тихо и торжественно. — Здесь вещи моего брата. И моих парочка есть. Рука не поднялась продать — я бы скорее свой меч продал, чем его вещи. Все самое дорогое и важное для меня — в этой комнате.

Он осторожно провел рукой по старому мечу, лежащему на деревянной стойке, и продолжил задумчиво:

— Когда-нибудь меня не станет, но я надеюсь, что школа к тому моменту разрастется и сможет жить без меня. И тогда эти вещи станут чем-то вроде реликвий для тех, кто придет после. Может быть, кто-то будет смотреть на них с уважением или благодарностью… Или просто помнить о том, что когда-то жили простые люди, которые хотели изменить что-то к лучшему и не брали за это денег.

Гус замер, а потом медленно повернулся ко мне.

— Знаешь… ну, если честно, ты первый человек, кому я это показываю. Как думаешь, это не странно? Вот так хранить память о себе и своем брате.

Я внимательно оглядел комнату еще раз:

— Думаю, что совсем не странно. Наоборот — это правильно и достойно уважения. Ты создаешь не просто школу, ты создаешь наследие.

Я ненадолго замолчал и добавил уже тише:

— Думаю, твой брат гордился бы тобой сейчас.

В глазах Гуса снова мелькнула затаенная боль.

— Спасибо.

Мы еще какое-то время стояли молча в этой маленькой комнате памяти двух братьев, один из которых никогда и не думал, что его именем назовут школу боя.

А потом я с тактичностью слона испортил этот момент:

— А вообще я рад, что ты нашел другой способ справляться со своими проблемами, — сказал я без всякой злости или иронии и хлопнул товарища по плечу. Но мечник сразу скинул мою руку, вышел из комнаты. Я потопал следом.

— Да не было и нет никаких проблем, — мечник провернул ключ в замке с такой силой, будто сворачивал шею злейшему врагу и припечатал. — Это всякие утонченные аристократы выдумали, что мужики пьют из-за каких-то проблем. Мужик пьет потому, что ему нравится пить, понял? Он просто любит вкус рисовой водки, и не надо придумывать здесь лишнего.


Загрузка...