Стратиг метакосмоса

Глава 16 Старший слуга Мастера Равновесия

«Доверенный человек высокопоставленного лица» явился к нам на следующее утро. Без особых фанфар: постучал в дверь, поприветствовал открывшего ему часового и что-то сказал. Часовой — один из ребят Исмаилова — знал древнеоросский с пятого на десятое, так что просто позвал Вальтрена. А тот, в свою очередь, быстро выяснил, что этот товарищ — старший слуга некоего Мастера Равновесия, который понимает, что новоприбывшим со Старой Терры может быть особенно сложно освоиться на Цветке Равновесия, поэтому он послал своего человека вместо обычного портового служащего.

Естественно, Вальтрен тут же отвел этого мужика в кабинет Аркадия и позвал меня. После чего мы втроем начали пытаться расспрашивать нашего нового соглядатая.

Ключевое слово — «пытаться». Наших совместных языковых познаний едва хватало, чтобы понимать ответы этого доверенного слуги, и совсем не хватало — чтобы сформулировать адекватные вопросы! Однако кое-что мы все-таки выяснили.

— Это место называется Цветок Равновесия, вашего хозяина вы назвали Мастером Равновесия. Значит, он тут главный?

— Мастер Равновесия… — что-то непонятное, — его труды… — что-то еще более непонятное, — здесь все держится на нем.

Ладно, диктофон Вальтрена был включен, потом можно будет переслушать и расшифровать.

Аркадий также спросил насчет того, почему здесь у всех замаскировано движение магии в теле. Кстати, у нашего гостя тоже.

— Вы хотите, чтобы я показал вам потоки своей магии? — спросил тот. — Извольте.

(Эти простые фразы даже я понял, потому что ухо уже начало привыкать к местному акценту.)

После чего старший слуга снял маскировку. Я увидел довольно привычную картину движения магических потоков в теле взрослого мага, причем отметил про себя, что этот мужик несколько раз лечил себя (ну или его кто-то лечил) магией от довольно серьезных, вероятно, возрастных хроник, и значит с шансами ему не тридцать-сорок лет, как можно сказать по внешнему виду, а минимум вдвое больше.

Резерв его при этом не впечатлял — он был слабее, чем самый слабый маг в нашей экспедиции. Однако я тут же напомнил себе, что сам по себе резерв в условиях Междумирья мало что значит, куда важнее опыт. А по опыту он наверняка нас превосходит: даже самый опытный наш маг, он же архистратиг, пользуется собственной магией меньше пятидесяти лет. Причем большую часть этого срока вынужден был отрабатывать маломощные однообразные заклятья.

Вообще же, если не брать в расчет магию, вид наш гость имел примечательный.

Среднего для терранца роста, то есть примерно такого же, как я, среднего телосложения, смуглый, он, однако, выделялся странной татуировкой на лице — что-то очень стилизованное из участков почти белой и темно-красной кожи. Эта своеобразная маска сильно искажала черты его лица: убери он ее, узнать его будет трудно. Цвет глаз у него был распространенный, карий, а вот цвет волос, когда он вежливо снял в помещении широкий плоский берет, украшенный длинным пером, ошарашил нас своим ослепительно алым цветом. Как тут снова не припомнить аниме!

Одет «доверенный слуга» был примерно так же, как старший портовой служащий, который опрашивал Вальтрена, только цацек носил в разы меньше. Всего три (кольцо, брошь и медальон) на виду и еще несколько магических артефактов спрятано в одежде. Но при этом сами цацки ощущались мощнее, видимо, лучшего качества. Да и наряд его, тоже консервативных черно-красных цветов, показался мне… Более стильным, что ли? Много лет общения с Риной и моим отцом даром не проходит: качество пошива, покроя, подгонки по фигуре и уместность сочетания деталей наряда бросались в глаза. Да, по всей видимости, Аркадий оказался прав, прислали к нам не абы кого.

Представился этот господин как Симор, без фамилии.

— Спасибо за любезность, — ответил ему Вальтрен, — но мы имели в виду другое.

После чего попытался еще раз донести до нашего соглядатая вопрос о том, почему все маскируют потоки энергии. Что это, правило хорошего тона? Или необходимая защита? И не может ли он нас этому научить?

— Правила этикета нет, вы вольны закрываться или открываться, — сказал Симор, проигнорировав первую часть вопроса. — Но научить я вас ничему не могу, так как не являюсь мастером-преподавателем и мой господин не дал мне такого разрешения.

Однако много другой полезной и условно полезной информации мы от него получили. Например, про то, что никакого особенно дресс-кода нет, разве что на улице нельзя появляться обнаженным. Но внутри своего замка мы вольны ходить как угодно. Что мы спокойно можем использовать любую золотую и серебряную монету для покупки в лавках (их и правда принимают на вес!), но продукты оптом лучше брать на рынке — они и свежее, и дешевле. Рынок работает три дня в неделю, с первого часу до часу шестого (то есть с рассвета до полудня), сегодня он не работает, а завтра работает. Чтобы наша Мегаплатформа вышла из бухты, необходимо разрешение Мастера Равновесия, иначе нас развернут ученики Мастера Стратига.

— Мастера Стратига? — заинтересовался Вальтрен, лукаво поглядев на меня. — Это те, что на драконах?

Слово «дракон» Симор понял и кивнул.

— Мастер Стратиг, — сказал он, потом добавил что-то непонятное и закончил: — На алом лепестке.

«Ясно, — подумал я, — выходит, каждый лепесток контролирует свой Мастер! Мастер Равновесия тут не один… Однако, поскольку база называется Цветком Равновесия, логично предположить, что он тут более-менее главный. И, видимо, в его зоне влияния — центр „подсолнуха“, или, по крайней мере, значительный сектор этого центра!»

— То есть мы пленники здесь? — спросил Аркадий.

— Вы наши гости, — поправил его Симор. — Мастер Равновесия охотно выдаст вам разрешение на вылет, когда пожелаете. Это просто… — он добавил слово, которое, как я крепко подозревал, означало «формальность».

— А если кто-то из нас захочет просто полетать в округе, прогуляться? — спросил я, собрав в кулак все свое знание древнеоросского.

Получилось у меня вовсе не так гладко, как я планировал.

Симор, как мне показалось, поглядел на меня с удивлением и некоторым любопытством, будто не ожидал, что я заговорю. Затем почему-то поклонился мне слегка и сказал:

— Рад ответить на ваш вопрос. Нет, любой из гостей Цветка волен покинуть его своим ходом в любой момент. Но мы не рекомендуем полеты над любым из лепестков или над… — неразборчиво, — … вилл уважаемых… — снова ничего не понял, хотя слово «вилла», опять же, за восемьсот лет не изменилось! — Могут быть напрасные… — и опять незнакомое слово, которое я интуитивно перевел как «стычки» или «драки» (потом оказалось, что это было «недоразумение»). — Только по предварительному согласованию.

Да, слова «предварительное согласование» я узнал! Они встречались в том корпусе текстов, которые мы разучивали для языковой практики, как много других слов, которые орденские лингвисты сочли особенно полезными для переговоров.

— Охота на Тварей вблизи станции у вас тоже разрешена? — сразу же спросил Вальтрен, которому это было важно с хозяйственной точки зрения.

— Если вы их найдете, то не только разрешена, но и поощряется, — кивнул Симор. Затем добавил что-то, опять про учеников Мастера Стратига. Вроде как они всех монстров вокруг станции выбивают, это входит в их обязанности. Поэтому если мы привыкли развлекаться таким образом, то нам придется путешествовать дальше.

Выходит, охота для пополнения запасов чистого протеина, считай, отпадает. Ну да ладно. Надо надеяться, денег на пропитание у нас хватит. А если не хватит, свалим и отправимся исследовать Афину, как диктует наш план «Б». Если Симор, конечно, не соврал и нас выпустят.

Впрочем, если не выпустят, будем прорываться с боем, только и всего.

— Когда мы сможем встретиться с Мастером Равновесия и обсудить цели нашего пребывания на Цветке? — спросил Аркадий.

— Мастер Равновесия — очень занятой человек. Он очень мудр и умен. Ему трудно выбрать время, его речь сложна. Как только вы освоите нашу речь так, чтобы мы могли надежно понимать друг друга, я думаю, он сможет назначить время вашей встречи.

После этого Симор еще раз добавил, что двухмесячное проживание на станции по милости Мастера Равновесия предоставляется всем гостям бесплатно — именно для этой цели, выучить язык и разобраться с местными правилами. А потом придется платить. Правда, сколько именно, он не сказал. Мы и не стали спрашивать: было у нас подозрение, что твердой таксы нет, и с каждой делегацией это обговаривается индивидуально. При наличии естественной монополии обычно с каждого покупателя пытаются слупить по максимуму!

Про себя я прикинул, что при таком раскладе едва ли можно рассчитывать на встречу с этим Мастером Равновесия до истечения двух месяцев. Ему ведь выгодно получить с нас как можно больше бабла.

Следующая неделя целиком оказалась посвящена хозяйственным заботам и обустройству.

Денег на продукты у нас хватало. Цены здесь оказались хоть и высокие — ожидаемо! — но с учетом нашего запаса средств вполне приемлемые. Что нас удивило после первых же визитов в лавки и на рынок, что тут никто не торговался. Вообще никто! Сперва мы решили, что нас, образно говоря, держат за лохов и просто отказываются торговаться с такими явными чужаками. Заплатили без споров, однако последующие наблюдения за другими покупателями показали странное — торговаться тут вообще было не принято! Все без разговоров платили указанную цену, иногда, правда, вслух сетуя на дороговизну, как, бывает, делают покупатели в любом орденском магазине.

При этом письменных ценников не имелось, все верили продавцам на слово. И те действительно говорили всем одно и то же, вот где чудеса-то!

— А в чем странность-то? — удивился Дима Соколов, когда мы с Вальтреном при нем обсуждали эту нестыковку. — Ну, не любят они торговаться, и все! У нас в деревне на рынке тоже никто не торгуется, не принято.

Мы переглянулись. «Наивное северное дитя», — подумал я.

А Вальтрен улыбнулся и сказал:

— Не спорю, но при том экономическом укладе, в котором я родился и вырос, торговались все и всегда! Всякий стремился слупить с покупателя если не солид, так обол[1]. Если нет торга на рынке, то возникает вопрос, что лежит в основе их экономики? Или это действительно просто культурная особенность?

Когда мы задали этот вопрос нашему гиду, тот пожал плечами.

— О ценах на товары договариваются Мастера или их доверенные слуги. Торговцы не имеют права продать дороже или дешевле, чем им велели хозяева.

Из этого мы сделали вывод, что экономика Цветка, внезапно, более-менее плановая, а не рыночная… Или очень специфически рыночная, полностью зарегулированная. И что за каждым Мастером вдобавок стоит какая-то корпорация или монополия, предоставляющая определенные товары и услуги.

— Тогда должен быть черный рынок, — сообразил я. — Где же он?

— Поищем, — кивнул Аркадий. — Не худо бы присмотреться, что там на нем и почем.

У Симора мы спрашивать не стали: понятно, что не скажет! Начали сами тщательнее поглядывать по сторонам. Но не нашли. Если черный рынок и существовал, он либо находился за оградой сектора частных вилл, либо в личных владениях Мастера Равновесия, куда ход обычным пешеходам тоже был заказан, либо еще каким-то образом прятался с наших глаз. Например, в толще Цветка.

…Или не было никакого черного рынка. Это подозрение возникло у нас после того, как Ифигения Платова неожиданно нашла ключ к необычной честности торговцев и всеобщей вере в эту честность.

Началось все опять же с Симора.

Спустя недели три после нашего прибытия экспедиционный нейромаг постучалась к нам с Ксантиппой в спальню, была впущена и попросила:

— Извините за ранний визит, просто я знаю, что после обеда Кирилл собирался прогуляться в город и хотела попросить пораньше…

— В город собиралась я, если у вас важное дело, могу и без Кирилла сходить, — улыбнулась ей Саня. — Хотите кофе?

— Спасибо! — обрадовалась Платова. — Не откажусь.

Наша комната усилиями моей супруги уже преобразилась: Ксантиппа купила для нас постельное белье и занавески, а также доставила с Мегаплатформы кофейную турку. А зерна мы нашли уже здесь, причем, на удивление, они стоили даже не очень дорого! Варили же мы кофе магией огня. И пили его оба так, как предпочитала Лёвка: черным, со специями (Ксантиппа захватила еще с Терры), по маленькой чашечке за раз. Нам это очень помогало.

Не один я скучал по семье! Когда Ксантиппа перебралась в «гостевой замок» на следующий день после своего дежурства, она ночью долго не могла уснуть — точно так же, как я накануне. Ее эмоции при этом образовали такой спутанный клубок, что я толком не мог из него ничего вычленить, а значит, не мог и начать ее успокаивать! Одно было очевидно: она ужасно скучает. Что ж, я тоже скучал!

Потом Саня села в постели, обхватив колени руками, и воскликнула:

— Блин, Кирилл! Первый раз я с тобой наедине, без девчонок и без малышни!

— Как же первый? — удивился я. — Помнишь, мы с тобой ездили на испытания…

— Ну да, но там было другое, — отмахнулась она. — А сейчас они все далеко, никому даже не позвонить! А что если… Я не справлюсь?

— В смысле? — не понял я.

— Мы всегда о тебе заботимся все вместе! Или хотя бы вдвоем-втроем! Ты же ужасно непрактичный, все время в великие думы погружен, поесть забываешь… — Саня почувствовала мое возмущение и тут же подтвердила: — Забываешь-забываешь, не надо мне! И поспать забываешь! Я уже не говорю о том, когда задумываешься и сидишь в норе, как сыч, читаешь всякое! И… Мы друг о друге заботимся тоже, потому что я вот тоже иногда забываю… О всяком. Голову помыть, например, — Ксантиппа вздохнула. — Когда увлекусь. А теперь некому напомнить, и мы только вдвоем против всего мира! Если так чувствуют себя люди в традиционных семьях — нафиг-нафиг, заберите этот бинарный брак куда подальше!

Я расхохотался.

— А Рина боялась, что вы с Ланой привыкните делить меня только друг с другом и начнете ревновать!

— Пф-ф! — Ксантиппа сдула с лица рыжую кудрявую прядь. — Все-таки для такой красавицы и умницы Агриппина ужасно не уверена в себе, я прямо даже не знаю, что с этим делать…

— Что-нибудь придумаем, когда вернемся, — пообещал я. — Покажем ей все вместе, как мы ее любим.

— Она сейчас на четвертом месяце, — вздохнула Ксантиппа. — Уже животик начал расти… А Мила и Таня уже садятся, наверное. А Ваня с Данилой, наверное, к первому классу готовятся…

— А Федя с Кешей и Лёшей опять что-нибудь подожгли, — в тон ей добавил я. — А Серёжа… Даже не знаю, наверное, Ксюша его сейчас чистописанием мучает? Или дробями? Что там по программе… И заставляет Рину с ним истрелийским заниматься?

Ксантиппа усмехнулась.

— А была бы там я, меня заставляла бы математикой!.. — она тут же погрустнела и с тоской добавила: — Ох, как их всех не хватает!

— Мне тоже.

С этими словами я направил к самой Сане максимум тепла и заботы. Она ответила тем же. Мы занялись любовью — медленно и очень-очень нежно — после чего заснуть нам все-таки удалось. Но все же тоска давала о себе знать. Нам пришлось придумать ритуалы, вроде того же совместного просмотра фоток, особенно детских. Ну и кофе тоже. Так-то Саня обычно пьет его с молоком, но, во-первых, местное молоко не внушало нам доверия (коров мы не видели), во-вторых, нам обоим хотелось быть ближе к Лёвке.

Платова Санино искусство варки кофе оценила.

— Настоящий оросский аромат! — удивилась она. — Да вы мастер!

— У меня была хорошая учительница, — улыбнулась Ксантиппа.

— Не то чтобы я вас тороплю, но все-таки интересно, о чем вы хотели меня попросить? — напомнил я.

— Я хочу попробовать взять ментальный слепок с нашего официального шпиона, Симора, — сказала Платова. — Но для этого нужно попросить разрешения. Увы, моего знания языка хватает только на самые простые обиходные фразы! Кроме того, я, признаться, испытываю некоторую робость в его обществе. Он, безусловно, производит впечатление очень уравновешенного типажа, однако с представителями чужой культуры никогда не знаешь! — Платова вздохнула. — Опять же, есть ряд странностей в его поведении, которые меня настораживают. Не согласитесь ли вы переводить мне и ассистировать? Ну и… Охранять заодно, — она чуть смущенно улыбнулась. — Насколько я знаю, вы занимались медицинскими исследованиями.

— Охотно, — кивнул я. — Меня и самого это интересует. И сегодня с утра я совершенно свободен. А с Симора вы решили начать, как с самого удобного подопытного?

— И это тоже, — кивнула Платова. — Но, как я уже сказала, есть ряд странностей в его поведении, которые хотелось бы разъяснить. Например, он никогда не улыбается.

— Не улыбается? — удивился я. — Разве?

— Да, это не так бросается в глаза, потому что у него очень живая мимика. Но он действительно никогда не смеется и не улыбается, даже одними глазами! Не шутит и не реагирует на шутки. Даже намеком. Очень интересно, это такое отличное самообладание или… — она недоговорила.

— Действительно, интересно, — согласился я.

— А вторая странность, — вдруг сказала Ксантиппа, — он со всеми очень вежлив, но с Кириллом и со мной как-то особенно! Еще вежливее, чем с другими!

— И с вами? — удивилась Ифигения Александровна. — Насчет Кирилла я замечала, а вот насчет вас…

— Да-да, просто мы с ним реже пересекаемся, — кивнула Ксантиппа. — Интересно, чем это мы ему внушили такое уважение?

Действительно, чем? Вроде, ни я, ни Саня ничего особенного у него на глазах не вытворяли…

Мы с Платовой перехватили Симора как раз тогда, когда часовой впустил его на территорию замка.

— Радуйтесь, — поприветствовал я его в местном стиле, — Симор, у нас к вам есть небольшая просьба. Точнее, не у нас, а только у госпожи Платовой.

Он поклонился очень изысканным жестом, отставив ногу и слегка раскачивая полы плаща. Из наших повторить что-то похожее получалось только у Вальтрена, который пока единственный обзавелся одеждой в местном стиле. То есть заказали одежду у местных портных несколько человек, но никому, кроме нашего протостратига, пошить костюм не успели: здесь портные работают неспешно. Вальтрен, однако, как-то уговорил своих ускориться. Мы же с Ксантиппой решили этим не заморачиваться, как только выяснили, что наша повседневная одежда здесь считается приемлемой, благо, оба не шмоточники. Вот Рина и Лана точно заказали бы себе новые платья! Может быть, и Лёвка тоже. А Ксюшу, спорю на что угодно, привлекли бы кожаные прикиды некоторых «гостей станции» в средневеково-варварском стиле, почти наверняка она бы раздобыла себе что-то похожее!

Так вот, поклонившись, Симор выпрямился и сказал:

— Буду рад выполнить для вас все, что в моих силах. Особенно для такой очаровательной дамы.

При этом лицо у него осталось абсолютно серьезным, даже без тени вежливой улыбки. Да, действительно, странно, что я не заметил прежде! Наверное, дело даже не только в мимике, а еще и в развитых социальных рефлексах. Если та же Лалия пятнадцать лет назад вызывала у меня ассоциации с андроидом (сейчас ей получшело: долгая работа над собой принесла плоды), то Симор в «зловещую долину» отнюдь не сваливался.

— Переведите ему, что я хочу выполнить его ментальный слепок, — сказала Платова, — если он не против.

Я перевел. Это было трудновато: мой прогресс в языке шел очень быстро, особенно потому, что я стимулировал память магией и хватался за любую возможность расширить словарный запас. Но все же трех недель мало, чтобы научиться свободно чувствовать себя в разговоре на сложные темы! Так что вместо «ментального слепка» у меня получилось что-то вроде «карта разума» — и это, честно говоря, не худший мой вариант перевода!

— Вам нужно, чтобы я вновь показал вам движение магии в моем теле? — уточнил Симор.

— Нет, это не нужно, — покачал я головой, поскольку хорошо знаком был с технологией Платовой и даже сам начал ей учиться. Мне, к сожалению, не хватало специальных медицинских знаний, чтобы получать такой же хороший результат, как у нее. Однако я точно знал, что «магическая маскировка» на процесс никак не влияет: благодаря воспоминаниям Ксантиппы, нам давно удалось переоткрыть этот фокус, и теперь мы сами гуляли за пределами замка только «включив» ее. Просто на всякий случай.

Платова же легко снимала с нас слепки разума что со включенной маскировкой, что без.

— Она попробует прочесть мои мысли? — поинтересовался слуга Мастера Равновесия.

— Нет, ваши мысли ей не нужны, — коряво прозвучало, но уж как получилось.

— Тогда что требуется от меня?

— Ваше согласие.

— Зачем?

Тут я несколько завис. Платова, которая неплохо понимала звучащую речь, сказала:

— Скажите ему, что такова наша медицинская этика. Этос. У них же есть это слово, да?

Я перевел.

— Ваша этика внушает уважение, хотя и вызывает удивление, — отвечал Симор. — Что ж, если от меня ничего не требуется и это не нанесет мне никакого физического урона, можете считать, что вы получили мое согласие.

Годы привычки прислушиваться к формулировкам (в околополитической среде это много значит!) сделали свое дело, и я уточнил:

— «Можете считать»? Почему вы говорите так?

— Потому что мой господин велел оказывать вам полное содействие во всем, что не несет урона собственности других лиц и не нарушает его интересы.

«Культурное различие», — подумал я.

Платова между тем приступила к снятию ментального слепка. В оптическом диапазоне это вовсе никак не выглядело, в магическом же у нее сильнее засветились глаза и кисти рук, на которые она принимала эту своеобразную «энцефалограмму». Затем Ифигения Александровна свела руки вместе и начала словно бы скатывать небольшой колобок. Вскоре шар чистой магической энергии, синей и зеленой в моем восприятии, засиял между ее сведенных ладоней.

— Вот и все, — улыбнулась она Симору и добавила на древнеоросском с сильным акцентом: — Спасибо за содействие!

Тот снова галантно поклонился.

После этого, держа шарик в ладонях, Платова заторопилась к себе в кабинет. Я поспешил за ней, потому что мне был интересен результат.

Сам по себе шарик представлял по себе как бы «сжатую» версию слепка, по нему ничего нельзя было понять. Нейромагу требовалось перенести его на специальную бумагу, посыпанную очень мелкой магически заряженной кварцевой крошкой.

Видно, до того, как идти ко мне, Платова все подготовила, потому что в ее комнате на раскладном столе из наших платформенных запасов уже лежал длинный лист бумаги. Жестом боулингиста, отпускающего шар, пожилая дама раскатала по листу сгусток магической энергии. Сине-зеленые разводы вспыхнули ярче и превратились в ровные черные спирали и полосы.

Поскольку я только начал учиться этой технике, то легко читать такую схему не мог. Однако количество овалов, дуг и окружностей прямо-таки бросилось мне в глаза!

— Погодите, — сказал я, — это что, у него столько гиасов⁈

— Да, — удивленно проговорила Платова, — кажется… Постойте, может быть, я ошиблась? Он же… Он же загиасован до состояния робота, если тут все верно! Я никогда в жизни такого не видела! Ни у одного ребенка-волшебника!

Мы переглянулись.

— Знаете что, — сказал я, — а пойдемте-ка в город вместе со мной и Ксантиппой.

— Зачем?

— Мы будем ходить по лавкам и разговаривать с продавцами, а вы будете их проверять этой магией. Штук пять-шесть листов у вас на это найдется?

— Зачем⁈

— Есть у меня одно подозрение, — хмуро сказал я. — Даже, пожалуй, возьмите с собой десять листов. Проверим заодно выборочно людей из праздной публики.

— Но… Постойте, это же нарушение врачебной этики! Это недопустимо!

— Ифигения Александровна, очень может быть, что мы в стане опасного врага, — жестко сказал я, — который только и ждет случая поработить наш разум. Необходимо собрать как можно больше сведений. Этическими нормами в данном случае допустимо пренебречь. Тем более, вы нигде не будете публиковать эти данные или соотносить их с биографическими.

Платова поджала губы, но кивнула.

Интересно начинается день.

[1] Мы нигде не упоминали орденские деньги? Исправляемся! У них в ходу три наименования: номисма, солид и обол. Обол — мелкая монета, солид — основная (банкноты!), номисмы насчитывают десять тысяч солидов и используются для крупных сумм.

p.s. Симор любезно приветствует гостей станции и просит поставить лайки Мастеру Равновесия!