Слуга государев 4. Священная лига

Глава 14

Усадьба-Москва-Тула.

20 марта-1 апреля 1683 год

Скоро я, проведя ещё полчаса совещания со своими офицерами, отправился домой.

Тем, сложных, нерешенных, уже не оставалось. И совещание было для того, чтобы… Наверное, сделать перекличку, не более. Или окончательно определиться с численным составом дивизии под моим командованием.

Со мной отправляются три пеших стрелецких полка, Стременной полк, усиленный недоукомплектованным полком, а скорее батальоном, рейтаров. Полк иноземного строя, по сути пикинеры с ротой мушкетеров под командованием полковника Рихтера, ко мне приставили.

Еще смог выбить немного артиллерии, дюжину пушек с прислугой. Беру я с собой и так называемый «потешный полк». Вот только хотел бы посмотреть на тех юмористов, которые с этих мужиков… в смысле, мужчин, а не крестьян-лапотных, потешаться станет. В том полку сотня бывших крестьян, сотня особых стрелков, сотня Ромодановского, дворянчиков, которые проиграли в споре моим бывшим крестьянам.

И к этим трем сотням были набраны охочие люди их городовых казаков, мещан, стрельцов. Не самых дремучих рекрутов, чтобы иметь возможность быстро подготовить. Вот и вышел полноценный полк. Вот только некоторые проблемы есть с офицерским составом. Приходится привлекать дворян. Но тут меня «выручили» будущие родственники, родня жениха сестрицы.

В целом, пока выходит личного состава в семь тысяч шестьсот сорок человек — это боевые. Еще четыреста пятнадцать обозников. Так чем не дивизия? Почти она и есть. Если под мою руку пойдут еще и ногайские воины, так и больше, чем дивизия.

Как в том мультике, советском, который мне нравилось смотреть на новый год: маловато будет! И кроме всего прочего, я написал на Дон, послал казачком, встреченным мной в Москве. Человек этот был молодым, да и случайным, но мало ли… Я предлагал казачкам, но конным, присоединиться ко мне, за добычу, ну или за фиксированную плату за их услуги. Мало ли…

Сейчас любая сила нужна. А казачество пока что не оформилось в ту традиционную силу, которая была неотъемлемой частью славных русских боевых традиций. Дон слишком вольный, могут, да скорее всего и не пропустят, примут участие в предстоящем «веселье». Почему бы и не под моим началом.

Ведь у меня есть в голове опыт, как именно справлялись в будущем с Крымом, как преодолевали перекоп и большевики-красные, и ранее Ласси. Насколько понимаю, пока что о таких вывертах противник не догадывается.

Оставалось сделать немногое: выгрести все склады в моей усадьбе и в Кукуе, где также у меня есть свои амбары; проверить ещё раз качество солонины, муки, хотя её производят на моей мельнице и там контроля немало. Мы не ведем с собой скот, чтобы не плестись вовсе по десять верст в день. Но мы везем с собой тушенку.

Да, сделали тушенку. Но она в керамических горшках, которые сверху покрыты воском. Продукт выходит сильно дорого, хотя не думаю, что сильно дороже, чем, к примеру, было бы укладывать мясо в железные банки. Но так как средства позволяли, я сделал это.

Насколько будет сохранность такого, получившегося необычайно вкусного продукта, не знаю. Но пока погода около нуля, или чуть выше, не испортится, точно. Тем более, что и соли не пожалели и надежда герметичность есть. И я думаю в Изюме так же заняться приготовлением тушенки в освободившуюся тару.

Так что, по сути, остаётся лишь только загрузить телеги, залить в бочки воду, до этого, бросив для очищения в воду кремень, немного серебра, и отправиться в путь.

— Береги себя! — говорил я, обнимая Аннушку.

— Это я должна была тебе сказать, — сказала жена, зарываясь у меня в груди, чтобы я не видел её слёз.

— Да всё будет у меня хорошо. А тебе, как хозяйке, надлежит следовать всему тому, что я наказал. Помнишь, как выращивать картошку? — решил я переменить тему разговора, так как постоянный плач изо дня в день из-за моих проводов уже надоел изрядно.

Сильно эти слезы бьют в душу. Но если нет иного варианта, как отправляться на войну, зачем теребить и душу, и разум? Кроме того, хочется уходить на войну со спокойным сердцем, не думая постоянно, как там дома.

— И как картошку выращивать, и что навоза туда нужно кинуть, и что её окучить нужно, и что есть — всё это я ведаю. И фасоль посадим, коли голландцы её привезут, также и тыкву с этими… с цукини, — обещала мне Аннушка.

На самом деле это Игнат получал главный ликбез о том, что именно нужно сделать с сельским хозяйством и как распорядиться той землёй, что есть у меня. Масштабы развития сельского хозяйства, конечно же, у меня колоссальные. В плане того, что много новаторства. Ну и площадей прибавилось.

Дело в том, что я умудрился прикупить немного земельки у Голицыных. Вот, честное слово, я даже не думал шантажировать Василия Васильевича тем, что мне стала доступна информация, что он посещал с определёнными намерениями царицу Софью.

А, может быть, по другим причинам, но почти что за полную стоимость я прикупил небольшое поместье недалеко от Москвы, которое принадлежало Василию Васильевичу Голицыну. Его же в итоге не лишили земель. Да и летом он отправляется с новой партией людишек в Сибирь.

Готовится экспедиция на три тысячи человек, из которых чуть больше тысячи — военные люди. Следственная Комиссия в нужном ключе развернула ситуацию, выявила много причастных к бунту. Прибавились и новые лица, пробующие буянить.

Например, сторонники Иоакима попробовали возражать и требовать уважения к патриарху. Как можно требовать уважения? Оно либо есть, либо нет. Но тем не менее. Вот и таких смутьянов отправляем с Сибирь. Всяко будет хоть кому-то защищать официальную церковь.

Так что находится, кого отправить в Сибирь и уже идет распределение, кого куда. В Албазин и без того были отправлены более пяти тысяч человек. Было бы чем им прокормиться. Ибо сколько зерна или мяса не дай с собой, все в дороге за месяцев семь, а то и десять пути, поедят.

— Как бы к моему возвращению было не меньше ста пудов мёда… А ещё, что для меня самое главное — кабы ты родила здоровое дитё, и сама при этом была здоровой и счастливой, — сказал я.

— Да после того, как ты уже в который раз спрашиваешь медика и заставляешь его учиться, рожу без каких хлопот, — усмехнулась Анна.

Как жаль, что в этом мире, если ты не служишь, да так, что, невзирая на свою семью, то у тебя нет шансов закрепиться в обществе. Среди бояр могут быть даже трусы, хотя, на самом деле, это, скорее, исключение, чем правило. Но через свои страхи даже такие, как у меня сейчас по семье, с радостью пойдут на войну и не будут оглядываться, что их жёны беременные.

И меня бы не поняли, если бы я поступил иначе. Я бы и сам себя не понял, если бы поступил иначе. Но это выбор каждого.

Неделю я крутился, как белка в колесе. Еще раз обсудил развитие семейного, оружейного, дела. Потом проверил строительство кирпичного завода, подбил все проекты и заказы в рамках Стрелецкого товарищества. Голова шла кругом.

И все равно, на крайним перед выходом Военном Совете, думал скорее не о том, как воевать, а все ли я сделал, чтобы спокойно переключаться на войну.

— Выдвигаемси тремя частями. Одну, головную поведу я, но токмо через седмицу, когда выйдет первая — Стрельчинская, — говорил Ромодановский на Совете.

У меня сложилось чёткое убеждение, что от меня отвязались, как от назойливой мухи, когда на общем Военном Совете перед выдвижением на юг я лишь с намёком сказал, что было бы неплохо, чтобы я двигался отдельно. И сейчас Григорий Григорьевич Ромодановский, назначенный, что логично, командующим всей русской армии, назначал меня в авангард русской армии.

Я ждал, что будут даны какие-то подробные указания, куда именно прийти, где столоваться, где закупаться провизией. Ничего этого не было.

— Все… Полковнику Стрельчину завтра выдвигаться. Не держу вас боле. С иными еще поговорим об оснащении обозов наших, — сказал Григорий Григорьевич.

Со мной бы поговорил об оснащении. Но, нет. Это из той поговорки: кто тянет, на том и едут.

Мало того, так Ромодановский, наверняка не без участия Матвеева, проработал еще ранее небольшую интригу, по которой дополнительных денег мне не предполагалось. А вот иным — да. Ведь нужно кормить те немалые силы, которые выдвигались на юг. Воеводам были посланы письма, чтобы они приготовили магазины и продали нужное.

Вполне нормальный подход, на самом деле. Если просто приказать волостным и городским воеводам, чтобы дали все нужное, то поди найди, где это взять. И есть риск того, армия недополучит нужное. Но если вопрос не в «дай», а в «продай», то всегда найдутся купчины, которые пожелают заработать и продать необходимое.

— Пользуйтесь серебром, какое было выдано тебе для учения, — сказал Григорий Григорьевич, когда я пришел с праведным гневом к нему на разговор. — Тебе самому решать, как и где идти. Ты жа волен поступать и покупать для войска своего, как сие делаешь в Преображенском.

Думал возмутиться, но с другой стороны посчитал, что самостоятельность в выборе пути — это первый шаг к тому, чтобы я был самостоятелен и в действиях непосредственно на войне. Тем более, что я сразу хотел проситься не идти по проторенным дорожкам, не через те города, где воеводы будут ждать войска. Думал чуть в сторону дать.

Мне нужно было попасть в Тулу. И там я желал несколько отдохнуть, дать отдых и время на лечение солдатам. Ну и с Никиткой порешать нужно. Есть у меня для него сюрприз, пришлось изрядно напрячься и изловчиться, чтобы выторговать кое-какие преференции Антуфьеву.

Деньги в Преображенском были. Более того, я оставлял Фёдору Юрьевичу Ромодановскому семь тысяч серебром на то, чтобы и в моё отсутствие продолжалась работа и обучались новые рекруты.

Сам же взял почти восемнадцать тысяч. Это много, учитывая, что мы выходили с полными запасами, рассчитанными на пропитание в течение трёх месяцев. Вроде бы как в Изюме, где и должны были собираться войска, военные магазины забиты провиантом. Вот только я не представлял, как может небольшой городок, или вовсе только лишь крепость Изюм вмещать в себя большие склады с провиантом, чтобы обеспечить не менее чем семьдесят тысяч русских воинов, которые отправились на юг.

Первые дни пути были невыносимо сложные. Третий день… еще сложнее. Это в будущем нет такой проблемы, как переместиться с одного места в другое. Тут же… Мне даже кажется, что армия вначале должна учится ходить, а уже потом воевать. Ибо первое мне кажется, как минимум, не легче, чем другое.

— Обозники подняли стяг, поспешить нужно, — сказал полковник Глебов.

— Слава Богу, что они изгаляются и делают работу свою, — сказал я и тут же желудок зажурчал, требуя себя заполнить.

У нас уже, как у тех собачек Павлова, начинает выделяться слюна, как только в зрительную трубу видно, что обозники поднимают флаг. Это означает, что они уже приготовили обед, поставили навесы и только лишь ждут подхода основных войск. Естественно, что уже на шестой день обозный флаг стал самым желанным флагом во всех тех частях и соединениях, которые передвигались вместе со мной на юг.

— Добрая каша! — сказал я, жадно глотая еду, обжигая горло.

И не лукавил. Пшенка с тушенкой — божественна.

— Полковник, через сколько выход? — спросил меня главный над обозными службами.

— Час с половиной на отдых и в путь, — ответил я.

Сегодня, как и вчера, и позавчера, мы выдвинулись задолго до рассвета. У каждого воина есть свой перекус. Несколько сухарей, горсть орехов, затвердевелый творог. Так что на завтра верея не тратится.

Прошли уже не менее восьми вёрст. Сейчас плотный, второй, завтрак, отдых в полтора-два часа, и мы вновь пойдём вперёд. Дальше будет обед, правда позднее привычного времени, где-то в районе пяти-шести часов. Часовой отдых — и мы ещё делаем один переход часов до десяти. Ночной отдых с одиннадцати часов, и в районе пяти утра мы встаём, чтобы начинать движение.

Когда мы месяцами оттачивали подобные передвижения, то получалось преодолевать расстояние до шестидесяти вёрст. При необходимости и через напряжение сил преодолимое расстояние можно было увеличить ещё на пять-шесть вёрст.

И это было не много. Это было очень много. Так быстро никто в этом мире ещё не ходил. Или я не прав, и где-нибудь в Древнем Риме, или какие-нибудь кочевники передвигались ещё быстрее. Но даже полковник Рихтер, мой знакомец ещё по Стрелецкому бунту, отмечал, что европейские армии подобному не обучены и ходить столь быстро не умеют.

Вот только реальность, а не учения, оказалась немного суровее. И если вокруг Москвы мы могли наяривать и пятьдесят вёрст, и больше, то, выдвигаясь большими силами, с многими гружёными телегами, с пушками, преодолевать больше, чем сорок вёрст в день не получалось.

Виной была ещё и погода. Вторая половина марта выдалась дождливой, размывались дороги, превращаясь в сплошное месиво из глины и грязи. Порой приходилось применять немало усилий для того, чтобы те же пушки или телеги вытянуть из грязи. Часто гужевой транспорт ломался, спотыкались кони, ломая ноги. И люди ломались, поскальзываясь на гряди.

Так что проблем хватало, и двигались мы не столь быстро, хотя я уверен, что основное войско, которое должно было выходить следом за нами через неделю, встретится с не меньшими трудностями и проблемами и будет продвигаться куда как медленнее, чем моя дивизия.

— А-ну, взяли! — кричал я, когда помогал вытягивать очередную телегу из грязи.

Нескончаемо моросил дождь, не спасали никакие плащи. Все были мокрющими до нитки. Появились первые санитарные потери. У нас не было выбора, кроме как оставить уже порядка ста человек на излечение на ямских станциях. А ведь это только за семь дней.

— Чего ты оставляешь их? Ну жар невеликий поднялся, так идти ещё могут, — возмущался мой совместитель Глебов. — Так кожный слукавит, кабы на войну не идти.

— Если он с жаром будет идти ещё день или два, то обязательно помрёт. А если мы оставим на ямских станциях, то уже через три-четыре дня многие из них придут в себя и нагонят нас, — отвечал я. — Чего убегать от войны? Коли стрелец не получит боевых и годового оклада.

В целом, так и выходило, что полковник Стременного стрелецкого полка постоянно либо меня критиковал, либо подвергал мои решения сомнению. Глебов участвовал только лишь в одних учениях, и, как видно, не проникся всей ситуацией и санитарным состоянием дел при походе. Ему, всем стременным, нравилось только то, что, когда приходят на стоянку — тут же уже готовая горячая каша, питьё, навесы от дождя и много костров. И среди них меньше заболевших и увечных. Все же на коне передвигаться проще, чем ногами.

Между прочим, мне обошлось в копеечку, чтобы закупить для обозной службы горючую смесь на основе масла. Иначе приходилось бы крайне сложно разжигать множество костров, да так, чтобы они не чадили, а грели.

И эти костры спасают, дают возможности согреться многим, кому и просушить одежду, если на ночь оставить ее на воткнутой палке над костром. Сейчас, когда проходит строй солдат, так удивляюсь, как они не задыхаются от угарного газа, так от всех разит костром.

И всё равно, сложностей было очень много. Мне, признаться, уже хотелось поскорее вступить в бой, потому что видеть, как умирают или сильно заболевают солдаты, которые даже ещё не показали себя в сражении, — хуже некуда.

Ведь это я, такой всезнайка, посчитал, что санитарных потерь у меня в подразделении почитай, что и не будет. Ну, если взять за цифру, что мы потеряли сто человек, правда на данный момент безвозвратно только семерых, остальные — больные, то и выходит, что за семьдесят дней, а война вряд ли продлится меньше, скорее всего, и дольше. Так вот — за семьдесят дней я потеряю тысячу человек. Если учитывать то, что когда начинают люди болеть, то количество заболевших начинает расти в прогрессии, это может быть не тысяча, а и все две тысячи.

Ужас… И ведь ума не приложу, что с этим делать. Обувь у солдат неплохая, одежда тёплая, но, конечно же, промокает. Питание неплохое, тем более, что сейчас всем бойцам в обязательном порядке дают отвары из трав с шиповником. Для хитрости, чтобы этот напиток не казался сильно уж противным и солдаты его не выливали, добавляют немного мёда.

И только на восьмой день мы добрались до Тулы. В прошлой жизни я ездил от Москвы до Тулы меньше чем за два с половиной часа. Сейчас же понадобилось семь дней.

Город нас встречал первым солнышком, которое вселяло надежду, что дальше все будет хорошо. Должны же были затяжные дожди, порой и дождь со снегом, смениться и относительным теплом.

Но не только радовала, наконец, погода. А еще и тот человек, который пока что не разочаровал, выполнил, извернулся, но сделал, заказ на фузеи. Я ехал через Тулу еще и потому, чтобы пообщаться с Никитой Демидовым… Все время забываю, что он пока Антуфьев.

Вот плясать будет, когда узнает, с какой государевой волей я к нему пожаловал!

— Пляши русского, Егор Иванович! Да с присядками! Пой и Господа благодари! — ворвался ко мне в шатер Глебов.

— Это с чего? — уныло отвечал я. — Али ты запретом на хмельное пренебрег оттого на веселье?

— Да нет… Но сегодня это сделать нужно! Без меда никак нынче, — продолжал меня удивлять полковник.

— Ну же! — раздраженно выкрикнул я.

— Сын у тебя. С Анной все добре, разрадилась несложно, — скороговоркой сказал Глебов.

От автора:

Майор ОБХСС погиб при исполнении и попал наше время. Очнулся в теле мэра-взяточника. Всю жизнь майор боролся с коррупцией, а теперь сам в шкуре коррупционера. Враги хотели избавиться от молодого мэра, но им не повезло: теперь по их следу идет майор, посвятивший всю жизнь борьбе с ворьем и взяточниками.

https://author.today/reader/511140