Слуга государев 4. Священная лига

Глава 8

Москва. Усадьба боярина Матвеева.

7 октября 1682 года

Двое мужчин стояли неподалеку от печи, украшенной витиеватыми узорами изразцами. Еще пахло штукатуркой и скрепляющим раствором, и казалось, что керамические изразцы только-только схватились. В комнате было прохладно. Отчего-т, словно «вдруг» в усадьбе не оказалось в должной мере дров. Потому и холодно было.

Правда, как только временный хозяин дома пригрозил топить мебелью, и уголь нашелся и дрова, и всего вдоволь. Вот и затопили, правда тепло только стало растекаться по просторным комнатам терема.

И двое уважаемых себя мужей не могли позволить себе приложить руки к теплым изразцам, чтобы согреть ладони. И все равно, разговаривали стоя и рядом с печью.

— Я не пойду на это! — выкрикивал Ян Казимир Сапега, поворачиваясь к печке и наслаждаясь растекающимся по комнате теплом.

— Но ясновельможный пан, разве же нам не нужно выстоять против османов? Разве же не готовятся они к войне? — продолжал уговаривать строптивого литвина чешский дипломат на службе австрийских Габсбургов.

Бернард Таннер словно незаметно, но чуть прислонился своим камзолом к изразцам. Быстро, не успел нагреть прохладную не самую плотную ткань. А шубу скинул. Начало октября, но вдруг наступили марозы. Говорили, что так, на пару дней, к Покровам сойдут. Но все же… В Австрии так быстро не холодает, а Таннер и вовсе предпочитал жить на юге Богемии.

— Мы уже разбили турок не так давно. И армию они привели огромную. Так что и без московитов справимся, — возразил Ян Казимир.

Таннер вздохнул. Австрийский посол повесил вопросы дипломатической миссии на него, практически удалившись от переговоров. И теперь Бернадру отдуваться, пока граф… Банально пьет. Австрийский посол торгует своим лицом, Таннер торгуется за успех австрийской дипломатии.

— Ну никто же вам и дурного слова не скажет, или может лишь слово, но не будет действий, если вы вернете Киев силой после войны с Османской империей. Австрия даже деньгами поможет, или же вооружением, — привел вполне основательный довод Бернард Таннер.

Когда Ян Казимир Сапега получал инструкции от сейма и короля по тому, в чем можно уступить, такой аргумент звучал. Можно было соглашаться на временную потерю Киева, но только если заключить тайно гарантийный договор с Австрией на предмет помощи Габсбургов в вероятной войне с Россией.

Да и инструкции эти были… Наверное, скорее, как дань приличия. Клан Сапег нынче входит в такую силу, что может принимать многие решения и самостоятельно.

— Ну же… Речь Посполитая сейчас сильнее, чем когда-либо ранее. Столь достойно вы отразили османскую армию более чем в сто пятьдесят тысяч солдат. Неужто же с нашей помощью, а еще и шведов подговорить на временный союз, — соблазнял речами польского магната чешский дворянин. — Швеция уже намекала, что на Севере готова к сотрудничеству [речь идет о польско-турецкой войне и скорее всего о битве при Хотине, где поляки разгромили турок 1673 года].

Яну Казимиру понравилось упоминание о славной битве.

— Как вы оцениваете то, что нам показали? Бравада? Ложь? Или плохо постановленный спектакль? — спросил вместо ответа польский посол.

Внутренне Таннер улыбнулся. Три варианта ответа, но ни одного правильного. И то, что поляк спросил о впечатлениях чеха о показанных в Преображенском учениях, говорит в пользу того, что Ян Казимир, на самом деле, высоко оценил постановку русских.

— Смею заметить, ясновельможный пан, но это будущее. Русские продемонстрировали, как можно воевать в будущем. Но я, признаться все равно больше предпочел бы пику, чем ружейный штык. А эти бочки с водой? Разве же нам, воюющим в местах полных воды они нужны? — лукавил Таннер.

Да, он не мог откровенно соврать, что показанные учения были никудышные, что в них задействованы были всего-то не более тысячи солдат и офицеров. Но опытный взгляд выцепит важное: русские учатся воевать новым оружием, которое сами же придумали и сами теперь апробируют новые тактики.

— Но чего стоит их косой строй. Понятно, что всего лишь рота солдат, обученных так атаковать и на поле боя реагировать и маневрировать, — это даже не полк, и уж точно не дивизия. Но все же… Это находка! — все же не сдержался чех, но тут же поспешил поправиться и уточнить в угоду своему собеседнику: — И конечно же литовские крылатые гусары такой строй разобьют в первой же атаке.

— Вот-вот! — сказал Ян Казимир и наставительно поднял указательный палец к верху.

Но Сапега ловил себя на мысли, что был бы точно не против, чтобы у него оказалась вот такая сотня, а лучше, так и полк, обученных, с примкнутыми штыками, пехотинцев.

— Московиты предложили пятьдесят тысяч рублей за Киев, — нехотя признался Ян Казимир Сапега.

— И? За город, который уже фактически у России? Или вы собираетесь возобновить войну? — Таннер делал вид, что русские сглупили, уже сделав предложение, которое невозможно.

— За пятьсот тысяч я согласился бы.

— Но ведь согласитесь и за пятьдесят? Ну а мы… Нам очень пригодились бы русские штыки. А после… Ну вернете же вы и Киев, и Смоленск. И ваш король это понимает. А будем долго говорить с русскими, так и не уговорим, чтобы они участвовали в войне. Они же на Крым пойдут, проиграют, потеряют много воинов. И тогда переговоры можно возобновить, — предложил хитрый выход Бернард Таннер.

— Ясновельможный пан, — в дверь постучались, и личный секретарь Яна Казимира Сапеги вошел в комнату. — Вас спрашивают.

— Кто? — спросил удивленный польский посол.

Все же не дома, не в своем дворце-замке в Ружанах с зеленым правым «театральным» крылом, или не в своем кабинете в надворотной настройке дворцового комплекса с голландскими шкафами и многими охотничьими трофеями. Это в Ружаны все чаще приезжают многие вельможи Речи Посполитой. Все же Сапеги уже самый сильный магнатский род и чуть ли не правят за Яна Собеского.

Ну а здесь? Если по протоколу, по обычаям приема послов в России, то не время для следующего раута. Все же только вчера были учения и русские хвастались своими военными новинками. Так кто? Но секретарь молчал. Он понимал, что ясновельможный пан мог бы пожелать сохранить в тайне посетителя.

— Я покину вас, — сказал, а скорее поставил в известность, чем проявил вежливость, Ян Казимир Сапега.

Все же Бернард Таннер для него не ровня.

— О, нет… Прошу простить меня, ясновельможный пан, но это я покину вас. Все, что было мне сказать, все сказано, — сказал Таннер.

Чех не хотел поставить себя в неловкое положение, когда придется ждать и томиться, пока литовский магнат наговорится. Тем более, выходя из усадьбы, предоставленной Сапеге, есть большая вероятность встретить и того, кто прибыл к польскому послу.

— Вы? — удивился Таннер, когда на лестнице пересекся глазами с наиболее таинственным русским, из тех, кого знал австрийский дипломат чешского происхождения.

— Я! — ответил самоуверенный наглец.

— Я! — с усмешкой ответил я помощнику австрийского посла.

И такой удивленный вид был у господина Таннера, что не вызвать это улыбку это не могло.

— И по какому вопросу вы к ясновельможному пану Сапеге? — спросил меня дипломат.

Вот же наивная простота! Я так взял и ответил!

— Вот, хочу, знаете ли, обсудить поставки литовских коней, — сказал я, особо и не думая, что именно отвечаю.

Хотя… Литовские кони, те, что используются крылатыми гусарами — это нечто. Мощные, выносливые, способные нести всадника в пять атак к ряду в сражении. В то время, как большинство коней, дай Бог, сподобятся на две атаки за сражение, и то не всегда. Так что… Но ведь не продаст.

В свою очередь уже усмехнулся Бернард Таннер.

— Не продаст!

— Вы про Киев? Продаст конечно! Вы уже, наверняка, это обсудили и уговорили ясновельможного пана Яна Казимира Сапегу? — не мог я не воспользоваться случаем и еще раз усмехнуться.

Да! Шок — это по-нашему! Пусть знает русских! И на немецком языке я с ним поговорил, что уже должно было удивлять. И к Сапеге, словно бы боярин какой, иду. Зачем? А вот пусть потомится. Не захотел в иной истории идти на русскую службу, побрезговал? Вот пусть и отвечает, даже и не предполагая, что я в некотором смысле издеваюсь за то, чего он в этой реальности, и не делал.

— Буду рад встретиться с тобой, полковник и наставник царя, — сказал Таннер и даже немного поклонился.

— И я не против поговорить, — отвечал я.

Две минуты простояли на лестнице, ведущей на второй этаж немалого особняка, ранее принадлежавшего боярину Матвееву. Наверное, и сейчас принадлежит, но, как видно, отдан в пользование Сапеге.

Я искал встречи с польским послом. Не имея возможности напрямую влиять на ход переговоров, я хотел все же внести свою лепту в дипломатические усилия России на этом этапе.

И было чем наполнить эту «лепту». В иной жизни я любил путешествовать. Но… Либо это командировки, где не до просмотра достопримечательностей, ну если только не древняя Пальмира в Сирии. Либо же путешествовать по просторам России и очень ближнего зарубежья.

Наиболее близким для меня и географически и ментально, было государство Беларусь, словно бы Россия, но чуточку иная. Жил-то я под Брянском, в ста километрах от белорусской границы. Ну и ездил туда на экскурсии. Был и в Мирском замке, и в Несвижском, в Брестской крепости, в Гродно, в Полоцке и много еще где.

И в какой-то момент, когда было желание поехать вновь и что-то посмотреть, понял, что самое интересное у соседей я уже увидел. Но, как оказалось не все. Были еще мной еще не посещены дворцы в белорусском местечке Косово, ну и в Ружанах. Последний дворец-замок не впечатлил, если только не своими развалинами и аж двумя, если не тремя, этажами в глубину.

Было как-то не особо интересно слушать про то, как в конце века, волей случая, в котором я проживаю нынче, будет уничтожен род Сапег. Настроение на экскурсии было, как в том стишке: «Помер Максим, ну и хрен с ним. Закопали того, мать его…» Неправильный стишок. Лучше бы я стихи какого поэта вспомнил.

Так что и дат не помню, и как именно развивались события также. Но Сапеги то ли все погибли, либо погибли, как сильнейший магнатский клан, что одно и тоже, если и физически не уничтожены.

— И почему вы посчитали возможным прийти ко мне? — спрашивал Ян Казимир Сапега.

— Возможно, ясновельможному пану будет полезно со мной поговорить. Ведь то, что я скажу, касается будущего рода Сапег, — нисколько не стушевавшись и не обращая внимания на в некотором смысле даже брезгливый взгляд первого вельможи Речи Посполитой, по крайней мере, точно одного из них, — говорил я.

— Слова… И что за ними? Но если вы пришли за тем, чтобы помочь мне и Речи Посполитой, то я готов слушать и даже одарить, если полезными будете, — сказал польский посол.

Какой наивный польский парень! Вот так вот просто он решил меня завербовать? Или в это время подобное возможно?

— Я радею лишь о благе своего Отечества. Если помощь вам, ясновельможный пан, не вредит моему Отечеству, так почему же не помочь? — отвечал я.

— Мне? Помочь? — усмехнулся посол.

— А разве у рода Сапег нет врагов? Разве уж не Огинские создали союз с Пацами и с иными родами против вашего рода, ясновельможный пан? — с лукавым прищуром спрашивал я.

На самом деле я не знал, вернее, не помнил, когда случилась эта гражданская война и практически весь род Сапег вынесли «в чистую». Помнил, как говорил экскурсовод, а я вполуха слушал, думая, скорее, о том, что рядом нет ни одного кафе, чтобы перекусить. Так что и уловил лишь то, что гражданская война закончилась полным поражением Сапег. Более того, руины, по которым и водила нас женщина-экскурсовод, были именно с тех времён так и не восстановлены.

Белорусы, конечно, почти с нуля начали строительство былого великолепного дворца в Ружанах, но частью его оставляли именно руинами. Ведь они также свидетельствуют об истинной истории.

— Я удивлён, что ты, полковник, столь сведущ о делах рода моего и державы моей. Но не изволь беспокоиться. У рода Сапег хватит сил и воинов, как и покровительства короля, чтобы выстоять, даже если все знатные роды Литвы ополчатся против нас, — в духе пресловутой шляхетской гонорливости отвечал мне Сапега.

— Я советчик не вечный. А предлагаю тебе обучить своих личных воинов, защитников рода твоего, здесь в Преображенском. Уж собственных крепостных для этого ты найдёшь. И обучаться они будут вдали от глаз твоих врагов. Да так, что для них станет великой неожиданностью то, что у тебя появятся достойные солдаты, — быстро, словно скороговоркой, чтобы не успел меня перебить Ян Казимир, сказал я.

Он посмотрел на меня изучающим взглядом, обвёл с головы до ног. Но усмешки я не увидел — испарилась шляхетская спесь. Видимо, я всё-таки правильно рассчитал, и Сапега может заинтересоваться моим предложением.

— А знать об этом буду только я. Ну и государь, от которого у меня нет тайн. И тебя никто за это не станет принуждать ещё к чему-либо, кроме как к тому, что ты нынче же заключишь мирный договор с моим Отечеством, — сказал я.

Объяснять представителю магнатского рода, который сейчас наиболее силён в Речи Посполитой и ещё больше усиливается, что именно я имею в виду, не приходится. Сапега и сам должен понять, что ничего крамольного в том, чтобы его солдат обучали где-то, пусть даже и в России, нет.

По сути, он ведь может нанять лишь отряд наёмников хоть бы и в России. И если это не будут русские войска, то почему бы и нет?

На фоне того, что вчера было продемонстрировано на учениях польскому и австрийскому послам, моё предложение звучало вполне рационально.

— И что же ты хочешь? — с задумчивым видом спрашивал Сапега.

— Ведь тебя имперцы уговаривают принять наше предложение. Так прими его. А ещё, если на то потребуется, то пусть бы русский отряд, если понадобится, прошёл бы через польские земли выручать австрийцев. Ну это когда под Веной османы стоять будут, — сказал я.

— Я подумаю об этом, — сухо сказал Сапега, а потом с интересом посмотрел на меня. — А османы будут стоять под стенами Вены?

— Уверен, как и то, что ваш король придет на помощь, — улыбнулся я.

Я поклонился, понимая, что разговор закончен. Свои «закладки» я сделал. И, судя по тому, что Сапега не рассмеялся мне в лицо, даже будучи спесивым и гонористым, он прекрасно понимает, что враги у него имеются, и что они сильны, если только объединят свои усилия.

А ещё логично было предположить, что если бы Сапега стал масштабно готовиться к войне, обучать воинов, закупать дополнительную артиллерию, то это обязательно стало бы весьма интересным фактом не только для клановых разборок. Сам король Ян Собеский мог бы заинтересоваться вопросом.

Ведь в распоряжении короля Речи Посполитой как было не слишком большое войско, так никто и не прибавил солдат. И усиление любого магнатского рода, значительное увеличение клановых войск обязательно вызвало бы негодование у короля. Как минимум, правителю Речи Посполитой следовало бы обратить внимание на другие роды, чтобы иметь и с ними хорошие отношения и надеяться на то, что они не позволят кому-то усилиться сверх допустимого.

Так что я покидал усадьбу Матвеева, временно «оккупированную» польским послом, с уверенностью, что уже на следующем раунде переговоров польская сторона пойдёт на уступки и согласится с условиями России.

Курочка по зёрнышку клюёт, а вода камень точит. И думаю я, что уговоры польского посла Яна Казимира с разных сторон и под разным углом возымеют должное действие.

Москва, Кремль

7 октября 1682 года

Боярская Дума одновременно радовалась и негодовала. Эмоций было столько, что могло показаться, будто бы воздух стал плотнее. Хотя на самом деле так и было: окон никто не открывал, а заседание длилось уже третий час. К тому же печи были натоплены необычайно жарко, а некоторые бояре были одеты в тёплые кафтаны.

— Это успех! — говорили в одном углу Грановитой палаты.

— Это позор! — говорили в противоположном углу помещения.

Казалось бы, невозможно разобрать, кого больше: возмущающихся или выражающих радость. Впрочем, почти каждый боярин мог начинать заседание Думы с радостью, а потом огорчаться и возмущаться. Иные делали всё с точностью до наоборот, переходя от негодования к счастью.

— Слово государево! — постарался грозно сказать Пётр Алексеевич, но голос предательски дал петуха.

Между тем, бояре уставились на царя. Они уже привыкли к тому, что на Боярской думе нет государя. Ведут себя обычно в бурноцветии криков, склок, порой чуть ли не бороды друг другу выдирают, если вопрос задевает чьи-то интересы. И не хватает даже вот такого, с переходом на визг, голоса царского. Но чтобы никто не мог прямо к седалище послать.

— Патриарху передайте, что видеть его больше не желаю! — ещё пуще разозлившись от того, что вместо басовитого голоса получился визг, говорил Пётр Алексеевич.

Тут же решился вопрос. Конечно, царь не вправе лишать сана патриарха. Но то, что государь отказывает патриарху в милости, что не будет приходить на его службы, не будет слушать его пастырского слова, когда-то было убийственно для, казалось бы, всемогущего патриарха Никона. Государь Алексей Михайлович просто перестал приходить на службы бывшего своего друга и соратника. И тут же патриарх Никон стал терять в политическом весе.

Конечно, Церковь — самостоятельная структура, которая зарабатывает немало денег и различных благ. Но если не будет пожертвований, особенно от бояр и людей других сословий, которые будут обращать внимание на мнение государя, то могут захиреть многие монастыри. А те митрополиты и епископы, которые занимаются развитием своих епархий без пожертвований, и вовсе зачахнут.

Но не только эти инструменты были в руках государя и его приближённых.

— Нынче слово будет за Святейшей нашей Церковью! — сказал Артамон Сергеевич Матвеев, с благодарностью посмотрев на молодого царя. — Митрополиты Казанский и Новгородский скликают Собор. Иоаким супротив того.

Но… Не добавил, что отказал, в союзе с Ромодановскими, в присутствии Иоакима на заседании Боярской Думы. Так что слово свое патриарх не скажет. Не сможет заткнуть юного царя. А вот он, Петр, свое слово произнес. И такое, как было и нужно Матвееву, да и не только ему.

Да, именно этого и ждал боярин от Петра Алексеевича: всего лишь одной фразы, которая враз уменьшает роль патриарха Иоакима. А значит, можно работать и преобразовывать Россию немного смелее.

— Владыка повинен покаяться! — решительно сказал Мартемьян Кириллович Нарышкин.

После смерти Афанасия Кирилловича именно он, наконец, взял пальму первенства в изрядно подрастерявшем своё могущество клане. И к молодому Мартемьяну Кирилловичу прислушивались.

— И я за то, кабы покаялся! — высказался Языков.

— А я супротив покаяния! — поспешил сказать Матвеев. — Патриарх хотел Киев сдать басурманам! Тут кайся-не кайся, а крамола есть.

В Боярской думе все замолчали. Да, принизить роль патриарха были готовы уже все. Однако вот так радикально, чтобы кто-то из мирян мог так относиться к патриарху, чтобы даже не давать ему возможности покаяния? Матвеев сейчас ловил на себе множество взглядов.

— И я за то! — сказал государь. — Только мы о Киеве сговорились с послом от ляхов. А тут свои, святейшие люди православные крамолу возводят. Киев — суть есть город русский!

Государь выкрикнул заученную фразу, тут же закрывая один вопрос и открывая другой. Именно это и радовало всех бояр — что получилось согласовать статьи мирного договора с Речью Посполитой. Как он называется? «Вечный мир». Пусть абсолютно все понимали, что такого мира просто не бывает.

— Но договор этот подразумевает, что мы деятельно повинны принять участье в грядущих войнах с турками, — сказал государь.

Сказал, и прекрасно понял, кто вложил в него именно это понимание, что прямо сейчас нужно воевать с турками. Пётр Алексеевич уже подозревал, а теперь уже был уверен, что большое влияние на его ум и рассуждения приобретает полковник Стрельчин.

Однако молодой царь не испытывал к этому негатива. Единственное, что ему не нравилось, что это влияние происходит исподволь. Так что Пётр Алексеевич решил, что обязательно поговорит с полковником и расставит всё на свои места, чтобы не вздумал больше Егор Иванович Стрельчин использовать своё влияние.

— Тебя, Григорий Григорьевич, назначаю я головным воеводой. Тебе и готовить воинство наше. Знаешь ты уже и турку, и крымчаков, так как сражался ты с ними и побеждал их под Чигирином. Подойди к делу с умом. А ещё ты должен приехать в Преображенское, и мы с тобой вместе обсудим план кампании, — сказал Пётр Алексеевич и поморщился.

Ведь снова произнёс всё так, как это говорил Стрельчин.

«Может, послать этого Стрельчина куда подальше, а то уже его словами вещаю? И не понять будет скоро, кто правитель!» — подумал Пётр Алексеевич.

«Что-то смотрю на государя, а как Стрельчина вижу,» — подумал боярин Матвеев.

Что почитать:

✅ Новая история старого Врача в теле храброго Воина Древней Руси!

✅ Чем закончится поход на запад?

✅ Воин-Врач: на первые книги — скидка! https://author.today/reader/448643