Глава 21

Ружаны

4 мая 1683 год.

Дядька Анны Ивановны Стрельчиной долгое время считал неправдоподобной версию о причастности иезуитов к похищению ребёнка. Зачем этим упоротым латинянам сдался полковник Стрельчин? Но он знал, что эти змеи вились и в Москве, имели немало своих людей. Причем не только в Немецкой Слободе. Так что Игнат рассуждал с той позиции, кто может выкрасть, у кого на это хватит и ресурсов, и исполнителей, и возможностей получить нужную информацию. А уже после думал, кому это выгодно. Но ведь иезуиты могли иметь и свои мотивы.

Игнат понимал: он видел, что Егор Иванович Стрельчин немало вносит новшеств и в военное дело, и даже начинает влиять на государственное управление. Государь в нём души не чает, хотя и ведёт себя часто строптиво по отношению к Егору Ивановичу. Ну так царь еще отрок, толи еще будет, когда повзрослеет на пару годков.

Но разве за это нужно совершать такую сложную и дерзкую операцию? Попробовали бы убить Стрельчина, это больше подходило бы для дел врагов России и полковника. Правда, уже пробовали, выжил. Дважды… трижды выжил, когда другие уже померли. Так что это обстоятельство могли учитывать иезуиты.

Между тем, нужно срочно возвращаться в трактир, советоваться с теми пятью бойцами, которые прибыли вместе с ним, и как минимум одного уже сегодня отправлять в Москву. Мало ли как ситуация обернётся, но полковник — да и государь — должны знать, где именно находится ребёнок. Крестник Петра Алексеевича, пусть хранит его Бог, живой. На данный момент это самое главное.

— Окрестят же ироды в латинянство… — сокрушался Игнат по дороге в Еврейскую слободу.

* * *

Иезуиты шли к воротам замка, продолжая оглядываясь.

— Что? Ты увидел кого? — спросил Алесио Маноло у своего брата по Ордену.

— Нас вычислили. Шляхтич пожилой, что стоял и смотрел на дворец, а потом на нас… Я почувствовал его интерес. И он, как только ребенок заплакал, сразу же развернулся и ушел… — задумчиво говорил Петр Абрамович, старик, верный последователь ордена уже как больше пятидесяти лет.

— Поговорим с Яном Казимиром. Пусть пошлет людей изловить, — спокойно отвечал Маноло.

Дверь в воротах открылась.

— Ясновельможный ждет вас, — сообщил секретарь Яна Казимира Сапеги.

Ничего не говоря, процессия из двух монахов, двух же их охранников, кормилицы с ребенком, прошли в ворота. Далеко уходить не нужно было. Тут же, в пристройке к въездным воротам и находится кабинет Сапег. Сейчас его и занимал Ян Казимир.

— Я не могу сказать вам, что доволен всем происходящим, — с порога заявил Ян Казимир. — Мне не нужен этот ребенок. Я человек чести, я сармат! Воин! А не разбойник, ворующий детей.

Иезуиты переглянулись.

— Ты не понимаешь значение того человека, чей сын у нас в руках? Тебе мало объяснили еще там, в Москве? — говорил Петр Абрамович, да таким тоном, что перед ним стоит сущий глупец.

Абрамович лучше владел польским языком. Уже потому, что сам был литвином с польскими, правда и с еврейскими корнями. Но происхождение не важно, уже не важно, учитывая сколь много успел сделать Абрамович для развития Ордена в Речи Посполитой. И сколько он был готов совершить еще. Пусть и года брали свое. Не молод.

— Вы заговорить можете любого. Но мне не нужно вот это все… Словоблудие ваше. Я человек ученый, — отмахнулся Сапега.

— Ты ученый иезуитами, если не забыл. И ты хотел, чтобы тот полковник учил тайно твоих крестьян воевать? Собрался рокошь королю объявлять, или иных ясновельможных магнатов, врагов своих, убивать? — сказал Петр Абрамович. — А еще… Такие сношения с московитом, да еще тогда, как твое посольство не добилось существенных успехов в Москве…

Ох! Как же любил этот человек подобные моменты! Он, в детстве гонимый, унижаемый многими, смог возвысится. И теперь говорил с сильными мира сего не согнутым с три погибели, а смотря в лицо, или даже сверху. Нередко Петр Абрамович и судьбы вершил. Упивался своей властью. Потом хлестал плеткой себя, выгоняя греховность. И все равно… Уже и плетка кажется не такой уж и болезненной, чтобы заставить сдерживать порывы Петра.

— Вы слушали мой разговор с тем полковником? — спросил Ян Казимир, раздражаясь. — Это что? Объявление мне войны со стороны ордена? Подумали, что посольство провалилось. Как бы не так… Тут вы просчитались. И король как слушал меня, так и продолжит это делать.

Иезуиты… старший в роду Сапег не любил этих деятелей. Вечно они суют свой нос куда не надо. И теперь можно же обвинить Яна Казимира в сговоре с московитом. Мало того, так еще и в предательстве. Киев же сдал… За бесценок сделал это, больше в угоду союзникам-имперцам.

Иезуиты не ответили на вопрос хозяина дворца. Но все трое посмотрели на дверь, где с ребенком на руках стояла кормилица и нянька. Женщина быстро поняла, что ей нужно уйти и что ребенок, словно бы протестуя от всей этой ситуации, не успокоится, когда так громко говорят. Кормилица быстро скрылась за дверью. Слуга закрыл вход в кабинет.

— Нужно найти новую кормилицу. Эта слишком много знает, — на латинском языке сказал Моноло.

— Это уже забота ясновельможного пана, — на польском отвечал Абрамович.

— Зачем вам этот полковник? — спросил Ян Казимир, пока еще не выработав свое отношение к происходящему. — Ну умен. Но молод, его скинут бояре русские. Он же выскочка. Или на войне убьют, что скорее всего. Такие вперед всегда рвутся, стремятся первыми умереть.

— А разве же ты не видел, не узрел, что происходило и что происходит? — удивился Абрамович. — Ты же гетман великий, хотя бы в военном деле должен был рассмотреть опасность и для Речи Посполитой и для всего католического мира. Мы теряем даже надежду на то, чтобы Россия стала униятской, не говоря уже о том, чтобы католической.

— Ты, монах, говоришь про то, что русские изобрели штыки? Что они стали более организованы в походах, если верить тому, что нам показывали московиты? — спрашивал Ян Казимир.

— Этот полковник повёл за собой много воинов. Именно он, а никто другой, подавил Стрелецкий бунт в Москве. Тот бунт, на который мы ставили многое. Из-за него, полковника Стрельчина, мы не можем русскому царю предоставить своего наставника. Это полковник предложил уже столько реформ, что русская казна начинает наполняться, а нам нужно, чтобы она была пуста. Если русским ещё удастся поход в Крым, то может родиться у нас на востоке такой Зверь, с которым польский Орёл уже не справится, — объяснял Пётр Абрамович. — Как этого не понимаешь ты, как не хочет уразуметь это круль Ян Сабеский?

Иезуит много говорил о полковнике, что укрылось от глаз Яна Казимира, как и других людей. Говорил, и ясновельможный пан удивлялся, почему он сам не догадался.

— Именно полковник Стрельчин смог победить митрополита… И что будет дальше с Московией, если он и дальше будет продолжать делать то, что делает? — мысль Абрамовича продолжил Алисио Маноло.

— Зачем же было красть его ребёнка? — спросил Ян Казимир Сапега.

— Полковника уже пробовали убить, но это не получается. И нужно вначале с этим человеком поговорить, прежде чем принимать по нему решение. И он будет разговаривать с нами, только если у нас будет ребёнок. А в остальном… Тут ещё замешан ногайский хан, татары… — объяснял Пётр Абрамович. — Многое сошлось на этом похищении дитя. Но разве же кто-то желает зла ребенку? Напротив, он будет крещен истинной верой, станет католиком. А не решит Стрельчин пойти нам на уступки, так и вырастет истинным христианином.

— Увезите ребёнка отсюда. Я не буду опускаться до того, чтобы иметь в заложниках несмышлёное дитё. Или вы желаете подставить меня? — сказал Сапега, вглядываясь в выражения лиц иезуитов.

Эти люди умели скрывать свои эмоции, не показывать никому, что именно думают. И сейчас они казались невозмутимыми. Вот только если человек хочет что-то увидеть, он обязательно это обнаруживает. Сапега хотел увидеть растерянность, будто бы он разгадал план адептов ордена Христа. Он это узрел.

— Точно, вы хотите меня подставить, чтобы я не имел никаких сношений с этим человеком? Боитесь, что смогу с его помощью создать армию? Тогда я разочаровался в вас. Ведь это, по меньшей мере, неумно, — Ян Казимир усмехнулся. — Ну кто же будет учить крестьян своих воевать? Крестьян? Да еще и у московитов? Пусть бы они сперва показали себя славными воинами, а не бесславными трусами. Вот тогда и думать можно, и то крайне сомнительно, что русские могут подготовить воина лучше, чем это сделаю я в своей армии.

Монахи промолчали. Для них картина происходящего складывалась немного иначе. Они прекрасно видели и общались со многими, знали: формируется коалиция против рода Сапег. Иезуиты не только не противодействуют этому, напротив, способствуют.

Ордену не нравилось то, что какой-то один магнатский род смог так возвеличиться, что практически диктует свою волю польскому королю. Ян Сабеский чаще слушает Сапегу, чем представителей ордена.

Но разве стоит в глаза Яну Казимиру говорить о том, что он, по сути, враг иезуитов? А с московита станется — он придёт на выручку Сапегам, когда начнётся междоусобная война, и когда польский король будет стоять в стороне и только лишь наблюдать, как одни роды уничтожают другие. Впервой разве?

Так что да — ребёнок, сын Стрельчина, это еще и разрушение мостов, крушение вероятности для Яна Казимира и его родственников заполучить поддержку от московитов в случае гражданской войны. Полковник должен быть обозлён настолько, что любые соглашения, которые могут быть между ним и Яном Казимиром, разлетятся ошметками и сгорят в ненависти.

— Вы боитесь того, что я могу собрать конфедерацию, в которую, в соответствии с пактом конвента, буду иметь право пригласить любых наёмников, будь даже они из московитов? У меня самого хватит силы отбиться от кого бы то ни было, — сказал Ян Казимир и высоко задрал нос в своей горделивости.

Мускул не дрогнул на лице Петра Абрамовича, но внутренне он рассмеялся. Вот в этом вся шляхетскость, сарматизм польских и литовских панов. Они умные, прозорливые — Сапега даже почти разгадал план иезуитов, — но они рабы своего тщеславия и гордыни. Оттого не могут быть максимально эффективными, как, например, иезуиты.

— Дело уже сделано, и я попросил бы вас послать своих людей в трактир в Ружанах, чтобы там отправили на суд Божий одного или группу московитов, которые сегодня следили за вашим замком и, скорее всего, обнаружили ребёнка здесь, — сказал Абрамович.

Ян Казимир не сразу ответил. Подумал.

— Так если вы меня уже подставили, то почему бы об этом не узнать самому полковнику? Вы же хотите его выманить в Речь Посполитую, чтобы здесь схватить и вдумчиво поговорить? — спрашивал Сапега.

— Ещё не время, — сказал Маноло. — Сперва полковнику предоставят другого ребёнка. Младенца уже должны были доставить в Крым. Пусть он будет обозлён и безумно кидается на защитное сооружение Перекопской крепости. Нам нужно много смертей русских, и нам необходимо, чтобы сражение было столь масштабным, чтобы крымские татары ни в коем случае не пришли на выручку, когда ты выдвинешься в Австрию. Это же прекрасно, когда наши враги уничтожают друг друга!

Сапега встал со стула, посмотрел на резной голландский шкаф. Голова медведя была обломана. А такая красивая резная композиция была! Из дерева вырезана сцена охоты на хозяина леса.

А не получится ли, что Ян Казимир, как тот медведь… Вокруг будет красивая картинка, все персонажи живые, а у него отвалится голова?

— Сегодня вы переночуете, завтра заберёте ребёнка и уйдёте отсюда. Но вы обязаны мне сказать, в какой из своих коллегиумов или ещё где в монастырях этот ребёнок будет расти, — жёстко и решительно говорил великий гетман Ян Казимир Сапега. — Вы обязаны! И знает ли король о ваших делах? А что, если русский царь пошлет письмо королю?

Иезуиты переглянулись. Для них стало очевидно, что шантаж не прошёл. Но на это было глупо надеяться. Главное, что следы всё равно так или иначе приведут московских ищеек к Сапегам. А уж как будут московиты действовать — вопрос не столь важный.

Важнее другое: сами Сапеги будут опозорены, если информация пройдёт по официальным источникам и дойдёт до короля в виде русского посольства. Недоброжелатели Сапег обязательно возьмут себе это обстоятельство на вооружение. Но… Сабеский мнит себя рыцарем, ему история с украденным ребенком не понравится.

— Как скажете, ясновельможный пан, — покладисто ответил Абрамович. — Но тех русских, которые сейчас в Ружанах, я бы попросил вас всё-таки отправить на суд Божий.

— Их непременно схватят уже сейчас, — сказал Ян Казимир. — И не потому, что вы об этом просите, а лишь только потому, что никто не может приходить в мой дом и быть здесь шпионом.

Сапега не хотел вот так, сейчас, ссориться с московитами. Уже потому, что они, как бы то ни было, но вступили в Священную Лигу. Мало того, это же не по-рыцарски, бесчестно, только что подписав договор, взять деньги за Киев, и тут же начинать подло действовать, нарушая договоренности. Это можно сделать позже.

Насчет того, что русские разобьются о систему обороны Крыма — Перекоп. Это для Сапеги было очевидно. Еще казаки могли пройти те валы, рвы, бастионы, что выстроили турки, перекрывая вход на Крымский полуостров. Просто казаки нападали неожиданно. А сейчас русских ждали.

«Стрельчин… И что иезуиты такого в нем нашли? Все равно не понимаю,» — подумал Сапега, после того, как дал приказ пятерке гусар, что дежурили во дворце, изловить московитского шпиона.

* * *

Игнат сидел у окна, за тяжёлой льняной занавеской, так, чтобы видеть улицу, но оставаться невидимым. Скудный трактир, и занавеска явно старая, без вышивки, но чистая. Все было чистым. И это нравилось Игнату.

Перед ним на грубо сколоченном столе дымилась миска с галушками, да еще и со сальными шкварками вперемежку. От аромата незамысловатого блюда слегка кружилась голова. Удивительно, как иудеи аппетитно приготовили блюдо со свининой. А им вера не запрещает? Видимо, что нет. Так как в трактире больше пахло мясом и это была свинина.

Игнат, несмотря на то, что был готов всю глубокую миску с миг опустошить, не спешил есть — ждал своих. Пятеро бойцов должны были подойти поодиночке, чтобы не привлекать внимания. Уже двое пришли: Тихон, коренастый, с лицом, будто вырубленным из тёмного дуба, и Данила — юркий, быстрый, с цепким взглядом. Игнат сам отбирал себе исполнителей, из тех, кого по разным причинам отсеивал из своего ближнего отряда Егор Иванович.

В трактире было шумно: за соседними столами пили и спорили местные торговцы, в углу перешёптывались двое в длиннополых кафтанах. Почему-то Игнат увидел в них ростовщиков. Неприятные личности, какие-то вязкие, хитрые. Ну точно нелюди, в процент дающие деньги.

Хозяин, рыжий еврей с седыми пейсами, суетился у стойки, поглядывая на Игната с настороженной вежливостью. Улыбался приторно, но не потому что не хотел такого гостя. Скорее всего опасался неприятностей. Мордехай Бен Зеев уже пожил на свете, чувствовал людей, которые могут принести проблемы.

— Не нравится мне это место, — тихо сказал Тихон, наклоняясь к Игнату. — Слишком людно. И глаза везде.

— А где сейчас не людно? — хмыкнул Игнат. — Главное — не зевать. Данила, ты проверил чёрный ход?

— Заперто. Но если что — вышибем.

В этот момент дверь скрипнула. Вошли пятеро человек в мундирах с гером Сапег на груди накидки. Один — явно старший — окинул взглядом зал, задержался на Игнате. Тот не дрогнул, лишь чуть сдвинул руку к поясу, где под кафтаном прятался нож.

Вошедшие солдаты Яна Казимира Сапеги не стали садиться. Один из вошедших подошёл к стойке.

— Пся крэв, Морда бед зад, — сказал один из вошедших и рассмеялся со своей грубой шутки. — Пива неси оборонцу Ружан.

А в это время к Игнату подошел еще один солдат рода Сапег.

— Ты главный? Ты прибыл за дитем? — на совершенно русском языке спросил солдат у Игната солдат.

— Что ты от меня хочешь? — не признаваясь, спросил Игнат.

— Запомни старик… Ясновельможный пан не крал дите. То иезуиты. Дите живой и здоров. Круль не ведает об том. Это все… и нынче мы будем тебя и твоих людей бить, но так… не сильно, — солдат улыбнулся. — Ты должен сбежать, искать никто не будет, только для вида. Ну а твоих людей… Кто убежит, и ладно, иных побьем крепко.

— Три! — тут же выкрикнул Игнат.

Это означало, что можно бить, но без оружия и стараться не убивать. Заранее согласованные короткие приказы.

В тот же миг Игнат опрокинул стол — миска с галушками полетела в лицо одному из солдат, кувшин с квасом ударил второго в грудь. Тихон с рёвом бросился вперёд, сбив с ног третьего. Данила уже крушил стул о голову четвёртого. Как жалко голушек со шкарками. И такая злость проснулась у голодного русского мужика.

— На! — Игнат ногой бьет одного из солдат, пытавшегося встать.

Тот перекручивается в полете и падает, еще ударяясь об угол соседнего стола.

Зал взорвался криками. Посетители повскакали со мест, кто-то бросился к дверям, кто-то — под столы. Хозяин исчез за стойкой.

— Бум! — глухой удар в челюсть одного из солдат казался громче криков.

Толпа рванула к выходу. Если бы драка была не с солдатами, так нашлись бы из местных, кто с удовольствием почесал бы кулаки. Но не в этом случае. Чревато.

— К чёрному ходу! — крикнул Игнат.

Тихон, размахивая табуретом, пробивал путь, больше отталкивая посетелей трактира. Солдаты были уже на полу. Бить эти бойцы умели. Данила прикрывал тыл, отбиваясь обломком скамьи. Трое остальных — Матвей, Козьма и Гришка — держались рядом, но один из них уже был ранен: Матвей, хватаясь за плечо, хрипел сквозь зубы. Один из солдат, возможно, потеряв контроль, достал все же нож и пырнул русского бойца. Попал в плечо.

Группа Игната вырвалась во двор. Ночь была тёмной, только луна пробивалась сквозь рваные облака. За спиной слышались крики, топот сапог.

— К коням! — скомандовал Игнат. — Разделимся, как и говорили! Встреча у Пружан на той поляне в лесу. И чтобы все нашли! А то я…

Игнат не договорил. Он уже подвязывал седло, крепил ремешок на брюхе своего коня. Один из коней был запряжен и готов. Но Кроткий все же и в выносливости уступал и в скорости другому коню, Гузаку.

Никто не гнался, как и обещал тот солдат. Но все же ни секунды промедления быть не должно. И через минуту Игнат уже мчался прочь, терпел не совсем комфортную скачку, периодически стегая Гузака по бокам. Кроткий, даже порожний, чуть поспевал заводным.

* * *

Севернее Перекопа.

10 мая 1683 года.

Как же медленно идет русская армия! Боже… Черепаха, казалось, что быстрее добралась бы до Перекопа. И ведь почти что ничего не мешало, чтобы быстрее передвигаться. И степь крымцам не удалось поджечь. И смысла не было особого редкие колодцы забрасывать тухлятиной. Воды хватало, особенно после трехдневного нескончаемого ливня. Даже кое-где образовались ручейки. Кони пили эту воду, да и солдаты брали ее, кипятили.

Вот с кострами и кипятком было сложнее. Угля взяли очень мало. В ход пошли и все кусты. Чуть ли траву не пробовали поджигать. Обозники в этом отношении были героями. Все равно раз в день была горячая пища. Правда варили каши только те, которые не требуют долгой варки. И все смотрели в на бревна и доски, которые мы привезли. Складывалось ощущение, что и до бунта недалеко. Нет, конечно, но напряжение витало. Люди хотели согреться и просушиться, а негде.

— Возвернулись! — в нашем лагере поднялся крик.

Шахтеры прибыли. Нет, конечно, не шахтеры, но те, кто просто набрал угля, который выходит из земли. Два дня пути до тех мест. И было не просто опасно, а преступно отправлять людей за углем. Ведь тут кружат отряды степняков. Но… Удивительно, но Кучук-бей держит свое слово. Ногайцы нас не атакуют. Имитируют атаки, и приходится на них реагировать, но нет столкновений.

Чумазые, словно те африканцы-негроиды, но довольные, счастливые, что их встречают, как близких родственников, в лагерь входили казаки, въезжали телеги с углем. Я поражен, на самом деле, насколько же много угольных выходов на землях будущего Донбассе. Я был там в прошлой жизни. Но вот такого не видел. За эти территории России нужно зубами вгрызаться.

Нам промышленность ставить и пока что вся железоделательная отрасль на древесном угле. Так же деревьев не напасешься, тем более, что далеко не каждые породы и подходят. Но, насколько я знал, в Англии прямо сейчас идут эксперименты с переводом металлургии на каменный уголь. И вот когда у них появится технология… Вот тогда и начнется резкий взлет английской промышленности. Мы должны быть первыми!

Не успели мы порадоваться тому, что пришли «шахтеры», как новые известия.

— Передовые полки! Наши! Дошли! — кричал сперва офицер, дежуривший на смотровой вышке внутри лагеря.

Я спешно забрался на вышку…

Да, идет Григорий Григорьевич. Наконец-то, как же я его ждал!.. Руки чесались начать операцию. Вот сегодня же, хочет того, или нет, но Ромодановский выслушает меня.

Разведка сработала, глубины измерены… Мы готовы сделать то, чего от нас не ожидает никто. Мы готовы разворотить осиное гнездо, из которого сколько уже столетий вылетали осы-людоловы, грабили, уводили людей, не давали России развиваться.

Нам пора брать Крым! Быстрее, так как еще нужно отыскать сына и наказать тех, кто осмелился меня лишить наследника.

Конец 4 книги


Ссылка на следующий том тут:

26.11.2025 год.

Поддержите проект, если вам он нравится. Автору важно мотивироваться и продолжать историю. Всем спасибо!

Загрузка...