Слуга государев 4. Священная лига

Глава 7

Преображенское.

29 сентября 1682 года.

Я не спешил домой. Да, там должен быть посланник моего тестя. Но опыт подсказывал, что переговорами я моментального результата не получу. А сделать закладки на будущее можно и не особо лебезя и угодничая. Да и знал я уже, что посланник не настроен на родственную душевную встречу.

Так и вышло…

— Не шибко ты и вежлив! — сказал я, когда на моё приветствие посланник тестя ничего не ответил.

— Чего мне быть благодарным, какому-то гяур…

— Назовёшь меня «гяуром» — тут же отправишься из моего дома. И расскажешь своему господину, что оскорбил зятя его, — жёстко сказал я. — И не получишь еще и сопроводительные бумаги.

Посланник посмотрел на меня изучающим взглядом. Словно бы не пятью минутами ранее, а только что меня увидел впервые. Он и без того все удивлялся. Конечно же ему сказали, с какими людьми я сейчас, вроде бы как по-дружески общался. И что с государем я в друзьях.

Пусть расскажет тестю. Может быть рационализм и явная выгода от того, что его дочь замужем за таким человеком возобладают и найдутся пути обхода всех религиозных условностей. Ну а пока что посланник вел себя не совсем профессионально. Еще и какие-то обиды мне предъявлял.

— Разве же то, что были взяты в заложники дети господина моего, и то, что его старший сын тут и умер, не вероломство? А то, что дочь его приняла христианство и до сих пор содержится под гнётом, — это ли не преступление? — говорил посланник.

— Под гнетом у нас с Аннушкой в доме может только что капуста квасится. Знатная халяльная капустка. Попробуешь потом. Но если мы сейчас будем заниматься тем, что станем выискивать вековые обиды между нашими народами, то ничем хорошим это для тебя не кончится. Обиды терпеть я не стану, потому вызову тебя на суд Божий. А там либо я тебя убью, либо тебя убьют за то, что ты меня сразишь на поединке. Так что стоило бы нам поговорить как друзьям, даже если ими нам никогда не стать, — сказал я.

Удостоился ещё одного взгляда со стороны посланника.

— Ты молод ещё, а речи твои мудры. И это я должен был сказать. От тебя-то будет любопытно, что ты еще сможешь сказать. Зря ли я со своими людьми пробирался через недружественные орды, кланялся сотникам на ваших засечных чертах. Так что говори, — сказал нагаец, улыбнулся. — Меня уже в Астрахани кормили капустой. И как ты понял, я часто в России.

Он не выглядел как представитель степного народа. Вполне благоразумным было надеть кафтан и в целом, если бы не узкий разрез глаз, темноватая кожа и вперемешку седые и чёрные волосы, мог бы сойти и за русского. Впрочем, наша держава уже знает примеры, когда явные азиаты становились частью русской общности. Те же касимовские татары, да и казанские частично.

И говорил настолько чисто на русском языке, что только лишь разрез глаз и мог выдать в нем иноземца. Впрочем, не такой уж и разрез видный. А выпивали бы, так ногай Секерхан уже мог стать Серегой.

— Аллах… — произнеся имя мусульманского Бога, посланник сделал паузу, ожидая, что я его сейчас начну отчитывать.

Но нет. Не столь я религиозен, чтобы не позволять в своём доме произносить слово «Аллах». Тем более принимая мусульманина в своем доме.

— Аллах моему господину оставил только одного сына. Словно проклятие на нём, и сколько было детей, но все умирали. И не может забыть мой господин, что его дочь, даже та, предавшая свою веру, жива и здорова. Потому он просит тебя, чтобы ты пришёл к нему, принял истинную веру Пророка нашего Мухаммада и стал названным сыном моего господина, — произнёс явно заученные слова посланник.

Я усмехнулся и покачал головой.

— Ты мудрый человек, кого-то другого бек не послал бы говорить со мной. Так почему же ты произносишь те слова, коим осуществиться не дано? — спрашивал я.

— Я должен был попытаться, — усмехнулся посланник.

И сейчас он мне показался совершенно другим человеком, вполне нормальным, даже с каким-то чувством юмора. А ещё в этом призыве бросить всё и отправиться в Орду за непонятным статусом было что-то от русского «авось». Авось я соглашусь!

— Дочери своей и тебе, ее защитнику, бек шлёт дары, — сказал посланник, потом спросил моего дозволения позвать помощника.

Вот же… Защитнику. Не зятю. Ну тестю с этим жить. Он-то уже ничего не вернет, не переиграет. А попробует, так рассоримся очень сильно.

Через несколько минут я смотрел на эти самые дары от тестя. Тут были чётки из драгоценных или полудрагоценных камней. Здесь же изысканные женские украшения. Точно не дешёвые, может, даже достойные и царицы. Ну, я мог только лишь оценить эстетику работы.

Интересно, это у ногайского бека есть такие замечательные ювелиры, или же моей жене суждено рядиться в краденое? Скорее всего, второй вариант. Но меня это не смущает.

А ещё был Коран.

— Книгу я оставлю тебе только лишь в том случае, если слово своё дашь и на кресте поклянёшься, что никак её не осквернишь, — сказал посланник.

Сколько же в этой фразе сказано интересного. Я должен поклясться на кресте, что не оскверню Коран! Удивительно.

— Я никогда бы не стал осквернять великие книги великой веры. Но для меня истинная правильная вера — христианство наше, православного толку. Но не думаешь ли ты, что я столь дремуч или ленив и не знаю, что написано в этой книге? — усмехнулся я, предвкушая, что сейчас буду удивлять.

В прошлой жизни мне приходилось иметь дело с мусульманами. Да в будущем с ними имели дело в каждом московском дворе, и не только. Были у меня и товарищи, которые придерживались большинства канонов и запретов этой веры. Более того, ведь я ещё учился и проходил дополнительные курсы обучения, чтобы понимать, как общаться и вести себя рядом с носителем веры ислама.

Так что несколько сур из Корана я знал частью наизусть. Другие мог пересказать русскими словами. И я не преминул это сделать.

Глаза посланника расширились, как только я сказал на арабском: «Нет бога, кроме Аллаха, и Мухаммед — пророк его». Ну а когда продолжил, глаза его, казалось, выпадут. Если бы он так пучил глаза постоянно, то и его азиатского разреза было не видно.

— Но откуда? — спросил посланник, когда я закончил демонстрировать свои знания ислама и уже практически перешёл к истории противостояния шиитов и суннитов.

А я уже начинаю увлекаться. Появляется что-то вроде профессиональной деформации. Начал говорить об исламе и словно бы своему ученику втолковывать. Между прочим, считаю нужным, чтобы русский государь разбирался в религии.

И уже были, в целом, подготовлены уроки и по исламу, целый небольшой курс. Собирался я рассказывать Петру Алексеевичу и о буддистах. Всё же калмыки — наши союзники, и об их обычаях и нравах нужно русскому государю иметь представление.

— Образование. И уважение к другим, с теми, с кем я готов говорить, договариваться, дружить. А теперь перейдём к делу. У моего тестя, пусть он меня зятем и не считает, хотя это не столь важно… Так вот, у моего тестя есть возможность усилиться и стать намного больше, чем сейчас. То, что у России с крымским ханством нет шансов оставаться друзьями, очевидно. Пусть бек возьмёт правильную сторону, — сказал я. — Кубань… Ее можно будет брать под контроль, объявлять отдельным государством и просить Россию принять в вассалы.

— Ну как это возможно, после того, что мой господин на протяжении уже большого времени является главным врагом России со стороны степи? Уже и Крым сам столько не совершает набегов.

— Не переоценивай возможности своей Орды, посланник, — сказал я, стараясь, чтобы мой голос не звучал с презрением или насмешкой. — Время больших набегов Степи уже заканчивается. Наступает время, когда наступление будет уже на Степь. Этого боя вы не выдержите. Если только не будете стоять рядом с нами, чтобы впоследствии получить часть степи в своё пользование.

Посланник было дело захотел встрепенуться, возмутиться.

— Не спеши с выводами. Как раз сегодня мы начинаем учение по тому, как бороться с теми, кто воюет ещё тактиками времён Чингисхана. Посмотри, оцени, подумай, что именно сказать моему тестю. И пусть сейчас ты останешься недоволен моими словами, но мало ли — ты ещё вернёшься к этому разговору в своих мыслях. Вера в Бога или Аллаха — это важно. Но, может, есть что-то другое, что ещё важнее: семья, традиции, культура, жизнь. И нет, не жизнь только лишь твоя, или только лишь твоей семьи, а жизнь целого народа. Ведь ислам для вас — это присланная религия. Но думайте сами.

Сказав это, я повелел позвать Аннушку. Ну и начинать накрывать на стол. Разве же я не гостеприимный хозяин? Вон, уже и капустку отрекламировал. Но она и вправду, чудо как хороша, хрустящая, с морковкой, с льняным маслом. Хотя я бы предпочел с ароматным подсолнечным. Но не в этом году, уж точно.

Моя красотка зашла в комнату не смиренной девой, а грозной, готовой дать отпор. Уж не знаю, с чем было связано такая агрессия.

— Как поживает батюшка мой? Не гложет ли его совесть, что когда была возможность забрать меня отсюда, он этого не сделал? Что пошёл он новым набегом на русские земли, ничего в этом не выгодав, кроме того, что я подверглась унижению и насилию. Пусть подумает об этом славный бек. А я счастлива. У меня появился достойный защитник, муж, сильный и тот, кто не предаст, — сказав это, Анна тут же развернулась и вышла из комнаты.

Я лишь пожал плечами. Конечно, как существенный бонус, мне было бы неплохо, чтобы появились родственники, причём, далеко не бедные. С другой стороны, и без них обойдусь.

А вот то, что нагаевский бек прислал своего человека и признал меня зятем, — пусть на самом деле этого и не было, — слухи распространять я буду. Таким образом и повысится статус моей жены, и в будущем я смогу с ннй более уверенным выходить в Совет. И мой статус также повысится.

— Дочь господина не праздна? — спросил Секерхан.

Он привстал со стула, смотря на дверь, которая была уже закрыта и в которую только что вышла Анна.

— Это имеет значение? — спросил я.

На самом деле, даже озадачился. Посланник был явно не в себе. Эта новость его ошеломила. И не решится ли на какую глупость.

— Не думай даже о том, чтобы украсть Анну. Ее охраняют и днем и ночью. А я, случись такое, догоню тебя и убью такой смертью, что в рай не попадешь, точно.

— Не угрожай мне, — зло сказал посланник.

— Так разве же это угроза? Ты ведь не собираешься это делать. Так что… — я улыбнулся. — А нынче испробуй капусту. А еще у меня есть испанская курица, ну или индейка. Она халяльная, испробуй. Завтра же посмотришь на то, как мы собираемся воевать со Степью.

Конечно же не будет показано ничего из того, что может стать откровением и навести на мысли, как противодействовать. Но выучка и демонстрация быстрого построения в каре, для знающего человека, уже должны будут натолкнуть на мысли Секерхана.

Зеленецкий монастырь

30 сентября 1682 года.

Митрополит Новгородский Корнилий читал письма. Они прибыли к нему днем ранее. И… Он не знал, что с этим делать. А тут еще и гости прибыли. Приехал нерадивый воспитанник, нынче архиепископ Холмогорский и Важский, Афанасий. Ну и сын боярина Матвеева, Андрей Артамонович.

Сколь много помогал Корнилий помогал Афанасию, а он… Стал скорее уже воспитанником и выдвиженцем патриарха Иоакима. Теперь и действует с полной указки владыки. Но и пусть бы. Но только Новгородскую метрополию ограбили. Ведь из нее было выделено архиепископство, словно бы только под Афанасия. Забраны многие, причем, далеко не бедные приходы.

Корнилий, конечно, делал вид, что нет у него на это обиды. Но с уменьшением приходом и влияние митрополии снизилось. И тут сколь не думай, что так угодно Богу, все равно то и дело, но обида проступала. И молитвы не всегда помогали справиться с греховными мыслями.

А еще, вот словно бы с самими письмами, что привезли стрельцы, которые и назвать не могли, кто им передал бумаги, прибыл и сын Артамона Матвеева, Андрей Артамонович. Парню было всего шестнадцать лет. Но вот родитель, видимо посчитал, что уже пора его сыну начинать свою службу. И кому именно служит Матвеев-сын, понятно, своему отцу. И становилось понятным, что приезд Андрея Артамоновича не случайный.

— Владыко, тебя спрашивают гости твои. Ты выйдешь? — спрашивал митрополита один из служителей Зеленецкого монастыря, чаще всего сопровождающий Корнилия, когда он находится в своем любимом детище, в монастыре.

— Да, нынче же… — задумчиво говорил Корнилий.

Собравшись с мыслями, митрополит вышел к гостям в трапезную.

— Владыко, благослови, — тут же встал Андрей Артамонович и склонил голову.

Глядя на своего воспитанника, словно бы и не замечая его, митрополит благословил Матвеева-сына. Андрей Артамонович поцеловал руку владыки.

А вот Афанасий лишь обозначил свой поклон. При этом он же архиепископ и должен…

— Помолимся Господу Богу перед трапезой, — решил не обострять Корнилий и призвал к молитве.

Помолились, принялись есть скоромное. Но вот Афанасий не ел, а скорее рассматривал немудренную еду, хлеб да рыбу.

— С чего не трапезничаешь? — спросил Корнилий, обращаясь к архиепископу.

— Кусок в горло не идет, владыко, — морщась отвечал Афанасий.

Андрей Артамонович тут же наострил уши. Как отец и заведовал, он должен под предлогом посещения Зеленецкого монастыря, больше слушать, а меньше говорить. Вот и слушал, правильно расценив, что сейчас прозвучит главное, для чего приехал сын боярина Матвеева к митрополиту Корнилию.

Боярин Артамон Сергеевич Матвеев уже второй раз присылает пожертвование митрополиту Новгородскому Корнилию. Владыко начал большую стройку Зеленецкого монастыря и ему, особенно когда были выделены многие приходы в отдельное архиепископство, нужны деньги и люди для стройки. Вот Андрей Артамонович и привез необходимое. Вернее, только деньги, люди в пути.

Артамон Матвеев прекрасно понимал, что Новгородский митрополит может составить оппозицию патриарху Иоакиму. Корнилий авторитетный иерарх, к нему прислушиваются многие. В том числе и те, кто считает, что в отношении старообрядцев уж слишком суровые меры. Ведь Афанасий устроил целую систему пыток и в его архиепископстве больше всего самосожжений.

Считают такие меры избыточными, но никто против не выступает. Между тем, например, в Тобольске, нельзя вот так, пытать и принуждать старообрядцев на словах признавать ересь. Бунт будет тут же. Хотя и такими методами там не брезгуют в угоду общей политики гонения. Но аккуратно, все больше методами просвещения действуют.

Пауза затягивалась. Митрополит ждал, когда его бывший воспитанник, ранее забывший, что такое благодарность, скажет, чем же он так взволнован и почему негодует.

— Я получил подметное письмо. Я прибыл к тебе, владыко, чтобы ты осудил того, кто такое пишет. И мы вместе отправились к святейшему патриарху и поддержали его. Как можно на нашего владыку такую хулу возводить? Государь и Дума должны найти, кто это мог делать и осудить, покарать. Или это еретики? Сжечь! — наконец высказал свои тревоги Афанасий.

Корнилий промолчал. Он думал.

— Совсем я забыл, — вдруг, а на самом деле, выполняя заготовку, как учил отец, «вспомнил» Матвеев-сын. — У меня же письмо от митрополита Казанского и Болгарского Иосафа [единственный иерарх, кто носил такой титул].

Пока два иерарха Русской Православной церкви буравили друг друга взглядом, Андрей Артамонович передал письмо митрополиту Корнилию.

Митрополита Казанского Иосафа, пребывавшего в Москве, Матвеев уже во многом успел убедить. Более того, во время Стрелецкого бунта Казанский и Болгарский митрополит повел себя нейтрально и даже в какой-то момент выступил в угоду требованиям старообрядцев Московских, чтобы провести диспут.

Так что боярин смог договориться со стариком Иосафом. Иначе можно было митрополита Казанского отдать на растерзание патриарху Иоакиму, который еще больше был виновен в бунте стрельцов, но вышел сухим из воды. И готов был карать.

Митрополит Корнилий читал письмо и морщился. На самом деле, он не хотел участвовать во всех этих играх. Но…

— Не может русский святейший патриарх предлагать русский Киев и Печерскую Лавру басурманскому царю! — решившись жестко сказал Корнилий.

Он не один. Иосаф Казанский, еще один уважаемый иерарх Церкви, высказывается против патриарха. А это уже очень много. С такими позициями можно и высказать патриарху. Двоих уважаемых иерархов не сможет он лишить кафедр.

— Ты что же? Веришь в письма эти? Да пусть они и правдивы, токмо патриарх…

— И он грешен. Али ты в латинскую ересь подался? Это их Лукавый папа непогрешим, а сам служит Лукавому, — сказал митрополит.

Архиепископ зло посмотрел на своего бывшего наставника, которому должен быть благодарен уже за то, что это именно Корнилий способствовал долгое время продвижению Афанасия. Но нынче уже не так.

— Это может быть новая ересь. И я не буду с том принимать участие, — сказал Архиепископ Холмогорский.

Он, обозначив поклон, тут же направился на выход. Не медля ни минуты, Афанасий хотел спешить в Москву, на Патриаршее подворье, чтобы рассказать обо всем Иоакиму и быть рядом с патриархом, когда на него исполчаются сразу два митрополита. А может и не только они?

— Ты же здесь вот для этого? — расстроенным тоном спросил митрополит Корнилий, обращаясь к Матвееву и показывая на двери, за которые только что вышел архиепископ Афанасий.

Молодой Андрей, выполняющий, пожалуй что первое серьезное задание своего отца, промолчал.

— Бояре думские за что выступают? И за что будет государь? — спросил митрополит.

— Против патриарха, — понурив голову, сомневаясь, что говорит то, что можно, сказал Матвеев-сын.

— Ну, будем собираться. Отошли батюшке твоему, что остановлюсь у него. Уж к патриарху нынче мне нельзя.

Рекомендация почитать:

1З-й том!

✅Он попал на поля сражений минувшей войны, став настоящим кошмаром для фрицев. Его оружие — тёмная магия! На все тома серии большие скидки!

✅ https://author.today/reader/358686