Танец теней

Глава 11. Суздалев

Спалось мне скверно. И не потому, что я суеверен и соседство со скелетом меня как-то обескураживало. Любой врач за время учёбы настолько привыкает к виду человеческих останков, что относится к ним без особого пиетета.

Причиной моего плохого сна был холод. Температура после захода солнца резко понизилась, и я совершенно продрог, а потому спал урывками, часто просыпался, топал ногами и махал руками, чтобы согреться, снова ложился спать, и в таком мучительном состоянии провёл ночь, встретив рассвет совершенно разбитым.

К тому же меня одолел голод, поэтому, когда наступило утро, я вышел под первые лучи солнца и решил пройтись, чтобы немного согреться, а заодно и посмотреть, что можно добыть себе на завтрак. Изучение же останков в пещере оставил на потом.

Было бессмысленно искать вчерашнюю раненую косулю, ведь её след был потерян во время моих скитаний в тумане. Пожалуй, лучше всего было спуститься и найти реку — самый надёжный и верный ориентир, по которому в крайнем случае можно вернуться в Ирий к своим запасам.

Спускаясь, я обнаружил малинник, где с удовольствием полакомился ягодами. Ещё несколько времени спустя мне встретилась полянка, где нашлось немного боровиков, которые в этих местах называют толстокоренниками. Я срезал все грибы, забросил их в котомку и устроился под ближайшим деревом на перекур. Хотелось обдумать, что и в каком порядке предпринять после того, как позавтракаю. Однако мысли мои были внезапно прерваны.

Неожиданно чуть правее, шагах в пятидесяти от меня, на берёзу села тетёрка. Это уже само по себе было крупным везением, но подлинная удача заключалась в том, что на ветку птица опустилась так, что оказалась ко мне спиной.

Стрелять с места или подобраться поближе? С одной стороны, бить птицу пулей не самое простое дело. Есть высокая вероятность промахнуться. Если сократить расстояние, можно попасть наверняка. С другой стороны, любой шум: треск ветки, на которую нечаянно наступил, или звук покатившегося из-под ноги камня — мог спугнуть желанную добычу. Риск был и в стрельбе, и в подкрадывании. Я больше полагался на своё умение стрелять, чем на умение красться, поэтому выбрал первый вариант.

Для успеха дела требовалось немного выждать. Это важно: не шевелиться первое время, чтобы птица могла освоиться на новом месте и убедиться, что ей никто не угрожает. Если первые полминуты тетёрка не улетит, можно попробовать двинуться.

Птица, похоже, успокоилась. Медленно и плавно я поднялся, так как стрелять лёжа было невозможно из-за высокой травы. Теперь меня скрывал ствол дерева. От него примерно на уровне груди отходил обломок толстой ветки, который годился для упора. Наученный опытом, я знал, что если есть возможность использовать для стрельбы упор, ни в коем случае эту возможность упускать не следует.

Тетёрка сидела неподвижно, будто нарочно предоставляя мне возможность хорошенько прицелиться. «Ну что ж, Никон Архипович, если сейчас промажешь, то винить будет некого. Не промахнись во имя своего многострадального желудка!» — мысленно напутствовал я себя, ибо больше меня подбодрить было некому.

Похоже, это подействовало, ибо мой выстрел на удивление точно поразил птицу, которая беззвучным кулём свалилась с ветки. Закинув винтовку за плечо, я побежал за добычей и, подобрав дичь, двинулся дальше.

Река при свете дня отыскалась легко. Я быстро соорудил костёр на берегу и подвесил над ним котелок с водой. Тетёрку решил оставить до вечера, так как нужно по меньшей мере два часа, чтобы хорошо проварить дикую птицу. Поэтому завтракал я грибным супом, сварив его из найденных до этого боровиков, добавив к ним соль и сушёную траву из моих запасов в котомке.

Сытость и разлитое в воздухе утреннее тепло придали мне сил и побуждали к действиям.

Вполне естественно, первым делом я решил подняться к пещере и осмотреть найденные мной останки.

Подъём не занял много времени, ведь дорога уже была известна, и можно было ни на что не отвлекаться и не тратить попусту время.

Вход в пещеру был обращён к юго-западу, и солнце, уже почти достигшее зенита, хорошо освещало нутро моего ночного убежища.

При свете дня меня ещё издали смутил вид останков, а, подойдя вплотную, я убедился, что скелетов было два. Среди человеческих костей, хорошо знакомых мне, бросались в глаза огромные рёбра. Чуть поодаль обнаружился и череп. Вне всякого сомнения, это был медведь.

Похоже, когда-то давно человек и зверь сошлись здесь в схватке, из которой никто не вышел победителем. Возможно ли было в точности восстановить картину произошедшего? Наверное, да. Если вы знаменитый сыщик Шерлок Холмс, герой рассказов сэра Артура Конана Дойла, невероятно популярных в последнее время в Российской Империи. Но я, хоть и курил трубку, годился лишь на роль доктора Уотсона.

И всё же я попытался применить дедуктивный метод, и мне удалось сделать кое-какие выводы и догадки.

Вначале я осмотрел место целиком. Останки довольно сильно присыпало песком и листьями, которые нанесло в пещеру ветром. Из этого можно было сделать вывод, что смертельный поединок между человеком и зверем состоялся давно.

Немного поработав руками, я расчистил оба скелета. Среди костей нашёлся большой охотничий нож. Лезвие его поржавело, но было целым. Чуть далее от него обнаружилось ружьё, металл которого был также изъеден ржавчиной.

Это была берданка, однозарядная винтовка, хотя уже и устаревшая, но всё ещё не списанная со счетов. Я подёргал затвор. Он нехотя поддался. На пол пещеры выпала гильза. Значит, владелец успел выстрелить, но перезарядить винтовку не успел. Я посмотрел в ствол на просвет: пули там не было.

Затем я осмотрел скелет человека и уверился, что его убил медведь. Конечно, до осмотра можно было с натяжкой предположить, что человек и медведь умерли в отдельности, а пещера по воле случая стала их последним пристанищем в разное время.

Но характер отметин на костях человека говорил о том, что причиной смерти послужили множественные травмы. Лучевая и локтевая кости левой руки, а также шестое и седьмое рёбра слева были сломаны. Череп при ближайшем рассмотрении был покрыт глубокими царапинами. Было похоже, что хищник пытался раскусить его, но не преуспел. Я невольно поморщился, представляя, какими страшными ранами было покрыто лицо несчастного. В довершении всего несколько шейных позвонков были раздроблены. Предположительно зубами зверя.

Мне не доводилось осматривать старые скелеты убитых медведем людей, поэтому я лишь строил догадки, исходя из увиденного мной характера увечий.

Положение костей позволило сделать предположение, человек умер лёжа на животе. Возможно, он пытался инстинктивно закрыться от подмявшего его зверя, или его мог перевернуть медведь.

Все остальные кости погибшего были в порядке, если не считать hallux valgus — ту шишку у основания первого пальца стопы, которая обычно возникает при плоскостопии. И тут медведь был не при чём.

Далее я приступил к осмотру скелета зверя. И сначала не нашёл ничего стоящего внимания. Я уж начал думать, что медведь пришёл в пещеру, когда человек уже умер, и раны были не прижизненными, а следствием того, что медведь грыз тело. Но было трудно понять, почему тогда умер медведь. В самом деле, не объяснять же всё невероятным совпадением, что наевшись человечиной, медведь тут же умер от старости на месте. К тому же не перезаряженная винтовка со стреляной гильзой внутри явно говорила о том, что человек стрелял и не успел перезарядить оружие для второго выстрела.

Пуля могла пройти через мягкие ткани и поразить один из жизненно важных органов или перебить крупный сосуд, вызвав внутреннее кровотечение. Так бы я и гадал, если бы при тщательном повторном осмотре не обнаружил пулю, застрявшую в одном из поясничных позвонков зверя.

Эта рана была смертельной и, несомненно, обездвижила нижние конечности медведя. Но всё же не убила сразу, хищник сумел добраться до человека.

Последним я изучил нож. Как только я рассмотрел его внимательно, стало ясно, кому он принадлежал. Незаржавленные места на лезвии были покрыты типичными для булата узорами, рукоять сделана из лосиного рога, а главное: из-под пятен ржавчины проглядывала хорошо различимая надпись, сделанная буквами в древнерусском стиле: «Ирий».

Это был один из ножей, которые упоминал профессор в своём журнале. Такие ножи были подарены всем первопоселенцам «Ирия», а также участникам первой геолого-разведывательной партии.

Скелет, лежащий в пещере, не мог принадлежать никому из геологов, так как, по известным мне фактам, первая партия вернулась в город в полном составе. Стужину он тоже не мог принадлежать, потому что у промышленника имелась коллекция превосходных ружей, и было трудно представить, чтобы он отправился на охоту с простенькой берданкой.

Оставались трое работников Ирия: Степан, Савелий и Иван. И, вероятнее всего, это были останки Степана, пропавшего первым. Савелий и Иван, как я знал, отправились в тайгу вместе. И хотя, конечно, они тоже могли погибнуть порознь, я всё же решил считать, что нашёл именно Степана, если только другая находка не докажет обратного.

На этом с дедукций было покончено. Нужно было возвращаться в Ирий, чтобы успеть до темноты.

Я некоторое время колебался, раздумывая, что делать с останками. По-хорошему, мне следовало похоронить их. Но это отняло бы немало времени. В пещере пол был каменный, могилу не вырыть. Вытаскивать кости и нести их по склону, где кончается каменная осыпь, чтобы потом закопать, казалось мне делом целого дня. Ведь я не имел при себе ни мешка, чтобы собрать разрозненные фрагменты скелета, ни лопаты, чтобы вырыть яму.

В итоге я перенёс все кости без разбору в конец пещеры, сложил их горкой под дальней стеной, рядом пристроил берданку и нож. Потом принёс снаружи достаточное количество камней, чтобы сложить невысокую стенку между полом и сходящим на нет сводом. Получился небольшой склеп. Я ничего более не мог сделать для этого несчастного. Лишь выполнил свой человеческий долг.

Конечно, здравый смысл говорил мне, что это была напрасная трата времени, но то, что я делал, не было плодом строгого мышления или высокой нравственности. Скорее это был сентиментальный порыв, движимый чем-то иррациональным, что, видимо, и именуется в нас душой.

Может быть, я видел в этом погибшем охотнике себя. Один на один с тайгой. Да и со всей жизнью. Жены и детей нет. И кто знает, что будет завтра, и не случится ли так, что ты сгинешь в борьбе с грозными силами природы, не оставив о себе следов в памяти людей?

Выходя из пещеры, я остановился, бросил последний взгляд на сложенную мной стенку и отсалютовал лежащим за ней костям. Не знаю откуда, но у меня возникла уверенность, что мне не суждено будет ещё раз побывать здесь. И с этим предчувствием я зашагал прочь, вниз к реке.

Чтобы вернуться в усадьбу, нужно было идти вверх по течению. Первым ориентиром должно было служить место водопоя, истоптанное зверями, и отходящая от него заметная тропа. Затем нужно было двигаться ещё выше по течению, к моему вчерашнему кострищу. А потом продолжить путь вдоль реки до места впадения ручья. Далее подняться ещё немного по ручью, проверить петли на зайцев и возвращаться в Ирий. В точности так я и прошёл.

С зайцами что-то не везло. Снова петли мои были пусты. Но я решил дать этому месту третий шанс. Говорят, третий раз — самый удачный. Тем более у меня с собой была подстреленная тетёрка, и очень хотелось добраться до темноты в Ирий, чтобы успеть собрать дрова для костра, на котором я планировал сварить дичь. Для этих целей была извлечена из котомки и наполнена в ручье большая фляга. Две поясные фляги поменьше также были опорожнены, вымыты и наполнены заново. Пока у меня не возникало желания попробовать воды из болотца возле усадьбы, так что водой приходилось запасаться.

По пути в усадьбу ничего примечательного не произошло. Мёртвый особняк ждал моего возвращения, уставившись на меня тёмными глазницами окон. Тишина снова облепила меня со всех сторон, как только я вышел на луг, но я уже привык к этому и не испытывал такого тягостного чувства, которое вызвал у меня Ирий в день, когда я нашёл его.

Вечер прошёл так, как я и запланировал. Тетёрка была сварена. Горячий бульон растворил мои тревоги и подарил умиротворение моему недовольно бурчащему животу. Я вспомнил, как провёл прошлую ночь, лёжа на жёстких камнях пещеры и стуча зубами от холода.

Всё же, каким бы мрачным ни казался мне особняк и его окрестности, было гораздо приятнее заснуть на диване, да ещё и сделав пару изрядных глотков превосходного коньяка на сон грядущий.

Я раскурил трубку и задумался. Нужно было решить, что делать завтра с утра. К настоящему моменту, на мой взгляд, судьбы трёх несчастных женщин и, предположительно, Степана, мне были известны. Оставалось понять, что произошло со Стужиными, управляющим и двумя работниками.

Я решил не отходить от первоначально намеченного плана и продолжать распутывать тайну исчезновения людей в том порядке, в каком они пропадали, в соответствии с хронологией журнала профессора Вернера.

Соответственно нужно было разобраться с пропажей Савелия и Ивана. В журнале учёного упомянуто, что охотники нашли какие-то горячие ключи на востоке от Ирия и отправились туда по поручению Августа Альбертовича прямо перед своей пропажей. Что ж, пожалуй, стоит совершить вылазку на восток и попробовать найти те чудодейственные термальные источники. А заодно, может быть, и найдутся следы пропавших мужчин.

Я встал, прошёлся по комнате, чтобы размяться, и подошёл к окну. Солнце только село, и наступили сумерки. Вид сонного хмурого луга дышал потусторонним покоем, и я заскользил взглядом по кромке молчаливого леса, окружавшего усадьбу. Тьма пока не окончательно его укрыла, и я, хоть и с трудом, ещё различал силуэты деревьев, медленно тонувшие в чернилах разливающейся ночи.

Внезапно мне показалось, что на дальнем краю луга, в сплетении неясных теней, глаз мой различил какое-то осторожное движение. Я пристально всмотрелся в то место. Действительно, на опушке леса виднелось тёмное пятно, напоминающее очертаниями человека. Сейчас оно не двигалось, и можно было бы подумать, что это просто игра теней, если бы не странное чувство, от которого у меня по затылку и шее пробежали мурашки. На меня смотрели. Я чувствовал это в раз обострившимися инстинктами. И пусть ни зрение, ни слух не подтверждали это наверняка, но я был уверен, что там, на краю поляны, кто-то стоит и разглядывает меня.

Я замер. Фигура вдалеке тоже не двигалась. Впрочем, нельзя было поручиться, что это чья-то фигура, а не просто сгусток сумеречных теней. Да и в том, что я видел движение, твёрдой уверенности не было.

Не знаю, сколько прошло времени, но ночь окончательно опустилась на Ирий, скрыв все детали. Только тогда я позволил себе отойти от окна и присесть на диван, чтобы обдумать, как поступить дальше.

Можно было допустить, что в гнетущей обстановке этого места у меня просто разыгралась фантазия, вызывая в душе первобытные страхи перед темнотой и одиночеством. Но что, если нет?

Тут же вспомнились слова профессора о том, что кто-то убил в усадьбе пса и что убийство было похожим на ритуальное. А что если это какие-то местные враждебно настроенные коренные жители, неизвестный нам туземный народец, который прячется в тайге и не терпит появления в своих землях чужаков? Это могло бы объяснить многое, кроме, пожалуй, болезни женщин и лошадей.

Я постарался рассуждать здраво и, не поддаваясь панике, оценить моё положение. А положение, окажись гипотеза о туземцах правдой, было бы скверным. Я тут один. У меня имеется оружие и приличное количество патронов. Но даже если я забаррикадирую все входы в Ирий, то как долго я смогу продержаться без воды и припасов съестного, да ещё и в одиночку обороняя огромный особняк? К тому же я не знал, чем вооружены эти люди, что у них за цели и какое отношение к чужакам вроде меня.

Разумнее всего было не лезть на рожон. И, если все мои домыслы верны, стоило попытаться познакомиться, наладить общение и убедить их, что я не имею дурных намерений. Но это лишь в том случае, если они и сами не имеют дурных намерений и покажутся мне добровольно.

А что если имеют? Ну, тогда можно попытаться отбиться или бежать. Не зная даже приблизительной численности противника, разумнее всего бежать. Но наверняка они знают эти земли значительно лучше меня. С другой стороны, если отбиться не получится, но я кого-то успею ранить или убить, то замять конфликт переговорами станет невозможно, и своим сопротивлением я обреку себя.

Как ни крути, моя позиция в такой партии была не самой выигрышной. В ней был лишь один утешающий момент: всё это могло быть плодом моей фантазии, отравленной страхами одинокого путника, застрявшего в проклятом месте. Возможно, мне всё померещилось. А тёмная тень на границе зримого ожила лишь благодаря моему воображению, с которым тревога и нервное напряжение сыграли злую шутку.

В итоге я рассудил, что если меня обнаружили, то нет особого смысла дальше таиться. А если никто, кроме моих фантазий, не наблюдал за мной из леса, то смысла таиться было ещё меньше. Я счёл резонным обойти наспех весь особняк со свечой и проверить, все ли окна закрыты, а двери заперты. К моему удовлетворению оказалось, что все. Стёкла в некоторых окнах имели трещины, однако ни одно стекло не выпало, и не было ни одного отверстия, через которое можно было бесшумно попасть в дом.

Последней я запер на засов парадную дверь, после чего поднялся обратно в гостиную. На всякий случай я проверил, как заряжены моя трёхлинейка и наган. Винтовку положил на пол перед диваном, чтобы, проснувшись, можно было мгновенно её схватить. Наган же сунул под свёрнутую куртку, которая служила мне на время сна подушкой. В общем-то, это всё что я мог предпринять.

Конечно, можно было бы не спать и караулить возможных непрошеных гостей. Но это было бы неразумно. Рано или поздно сон сморит меня. Даже если я продержусь без него эту ночь, в следующую мне всё равно придётся поспать. Нет смысла истязать себя из-за возможно мнимой опасности. К тому же сплю я чутко, особенно, когда есть повод быть настороже. Я сомневался, что кому-то удастся забраться в дом через окно или дверь, не потревожив меня. Да и к тому же лестницы в старом доме довольно громко скрипят, как и доски рассохшегося паркета.

Чтобы немного расслабиться, я отхлебнул несколько добрых глотков коньяка, с грустью подметив, что он заканчивается. Потом выкурил трубку, приводя мысли в порядок, и лёг спать. Будь что будет.