Танец теней

Эпилог

К вечеру ветер стих. Облака перестали лететь по небу, увязнув в разливающемся оранжевом зареве. Небо от этого стало напоминать слоёный пирог, составленный из оттенков охры, пурпура и сурика.

На поляне, где-то в сердце древнего леса, расположилось скромное стойбище: чум, пара людей, собака и нескольких ездовых оленей, пасущихся на привязи неподалёку.

Жилище располагалось на ровном, вытоптанном животными и людьми, месте, чуть в стороне от центра поляны. Верхушки жердей каркаса были тёмными от времени, да и шкуры, которыми был обтянут чум, уже успели полинять и выцвести. Впрочем, и жерди и шкуры, были ещё достаточно крепкими, чтобы их не менять.

Возле входа лежали пустые берестяные короба, а на шестах, вкопанных чуть поодаль, сушились какие-то травы, кожаные ремни, и тонкие ломти мяса.

Олени мирно паслись, переступая с ноги на ногу, время от времени встряхивая головами, чтобы отогнать докучливых насекомых. Неподалёку от них дремала в траве старая пегая сука, с мордой побелевшей от прожитых лет. Ей что-то снилось, и она то поскуливала, то рычала, беспокойно ворочаясь.

Посередине поляны горел костёр. Над огнём висел почерневший котелок, в котором закипала вода.

Всё стойбище выглядело просто. И если бы не этот металлический котелок, его можно было бы назвать первобытным, будто оно существовало здесь с тех пор, как появился лес.

Воздух был напоён ароматами летних трав, запахами нагретой земли и дымка, поднимавшегося от смолистых дров. В наступающих сумерках лес постепенно темнел, будто плотнее сжимая стволы деревьев, превращая их в тёмную непроглядную стену.

У очага сидел старик нэнг — седой, жилистый, с лицом, высеченным ветрами и временем. Он что-то мурлыкал себе под нос, неспешно поправляя поленья, весело потрескивающие в костре. Пламя отражалось в его чёрных глазах, которые, казалось, смотрят одновременно на предметы и сквозь них. И угадывалась в этом отрешённом взглядемудрость человека, привыкшего с рождения понимать мир не чувствами, а сердцем.

Рядом с ним на шкуре сидела девушка. Она аккуратно стягивала жилами края новой парки, её движения были неспешны и уверены — руки будто бы жили своей жизнью, не отвлекая хозяйку от созерцания огня.

Старик не любил разговаривать. А девушка не говорила вовсе. Но молчание не разобщало, а наоборот — сближало их. Ведь если не сотрясать воздух зря, можно услышать многое: шелест травы, стрекот кузнечиков, шорохи, далёкие и близкие, пение птиц. А там, где ухо уже не могло ничего различить, слышались иные звуки и голоса, которые большинство людей просто не в состоянии слышать.

Текло неспешно время. Сгущались сумерки. И вечер, как всегда, сдался, уступая место ночи. Та, словно мифический ворон Ыр, опустилась на землю, укрыв всё сущее антрацитовыми крылами. Снова поднялся ветер. Он неспешно разогнал облака, и в небе щедрой россыпью проступили яркие звёзды.

Девушка подняла голову и засмотрелась на пламя. Оно медленно колыхалось, вытягивалось и опадало. От его отсветов на земле вокруг плясали тени — гибкие и живые. Она слышала их странные голоса. Тени что-то шептали ей, пели свои тайные песни. Они сходились и расходились, водя причудливые хороводы. И не было в мире света, ясного и чистого. Не было и мрака — густого и непостижимого. И не было ответов, потому что не было вопросов. Был только вечный танец теней, кружащихся над бездной отмеренного ей судьбой бытия…