Танец теней

Глава 12. Годом ранее. Где-то в Сибири

Костёр догорал. Угольки ещё потрескивали, стреляя в сгустившуюся темноту яркими искрами, быстро гаснущими на лету.

Седобородый старик поднялся от костра и подошёл к куче валежника, заготовленной с вечера для ночлега. Он достал из неё пару толстых веток, с натугой переломил их о колено и бросил в огонь. Умирающие языки пламени ожили, жадно облизывая новую пищу.

Старик снова сел, подобрал с земли две веточки, наклонился над костром и выхватил ими, словно щипцами, рдеющий уголёк. Он раскурил трубку, глубоко затянулся и выпустил вверх небольшое сизое облачко.

Его звали Тэгуй. Он происходил из древнего народа нэнгов и был известен среди таёжного люда благодаря своей необычной судьбе.

Когда ему было пять лет, семья его погибла от эпидемии оспы, и он остался один на один с тайгой. Как истинный сын этих мест, он боролся за свою жизнь, перенёс болезнь и сумел найти воду и немного еды. Измождённым, полубессознательным, но не сломленным его нашли геологи, и увезли в приисковый посёлок. Там мальчика приютила семья местного священника, у которой не было своих детей.

Тэгуй рос, впитывая русский язык и быт, но, несмотря на заботу приёмных родителей, так и не почувствовал себя своим. Когда ему исполнилось шестнадцать, он ушёл в тайгу к соплеменникам и начал вести кочевую жизнь. Однако священника и его жену не забывал, почитая их за отца и мать, часто навещая их и принося подарки.

Время шло. Похоронив приёмных родителей, Тэгуй окончательно ушёл к своему народу, а с русскими общался лишь по делам — когда приходил на ярмарку выменять шкуры на нужные ему товары.

Среди поселенцев он прослыл ценным проводником: знал тайгу, лучше прочих нэнгов говорил по-русски и имел репутацию надёжного человека. Так, по людской молве, его и нашёл Суздалев.

Никон Архипович был откомандирован в Сибирь Медицинским департаментом Министерства внутренних дел. Ему поручили изучить эпидемиологическую обстановку среди местного населения и собрать сведения о санитарных условиях таёжных поселений и стойбищ.

На подготовку экспедиции — согласования, получение средств, наём людей и закупку снаряжения — ушло несколько месяцев. Один месяц заняла дорога. Ещё какое-то время Суздалев провёл уже в Сибири, занимаясь последними приготовлениями и утрясая дела с местными властями.

Потом начались долгие походы по сёлам, каторжным острогам и стойбищам коренных народов. Состав экспедиции был невелик: кроме Суздалева и проводника Тэгуя, по местам отдалённым с ними скитались трое солдат, выполнявших роль стрелков и носильщиков, и фельдшер, помогавший Никону Архиповичу проводить осмотры и вести журнал экспедиции.

Большая часть поставленных перед Суздалевым задач уже была выполнена. Работы оставалось на месяц-другой, потом путь обратно в Вознесенск. Там нужно было завершить дела, рассчитать участников, сдать отчёт местным властям и немного отдохнуть. А после можно было браться и за личное расследование, в котором Никон Архипович надеялся на помощь Тэгуя.

У костра постепенно собирались остальные участники экспедиции. Последним к ним присоединился Суздалев, закончив вносить данные в полевой журнал. Пока закипала вода, завязалась беседа. Никон Архипович рассказывал байки о своей студенческой жизни в академии, и народ то и дело посмеивался над очередным поворотом сюжета курьёзных приключений студента.

Он закончил рассказ и начал набивать трубку. Молчание прервал Тэгуй:

— Ты, Никон, говоришь интересно. Но я не понимаю вашу жизнь в городах. Странная.

— Хочешь, по окончании моей экспедиции я возьму тебя с собой на Большую Землю? Посмотришь на всё своими глазами.

— Большая Земля… — повторил старик и покачал головой. — Там люди живут тесно в каменных домах. Дома ваши не двигаются. Люди привязаны к ним. Далеко не ходят. Жить мало места. Разве это, — он обвёл глазами простор вокруг, — не настоящая Большая Земля? Тайга велика. Здесь живут народы. Не встречаются. Или встречаются редко. А есть места, где человек не живёт.

— Всё так, — улыбнулся в ответ Суздалев. — Но ты недооцениваешь мой мир. Он тоже велик, хоть мы и живём в тесных городах. Неужели тебе не интересно хоть одним глазком взглянуть?

— Я стар. Новое — для молодых. И мой народ очень старый. Он умирает. Нас осталось немного. Не все мужчины увидеть своих внуков. Зачем нам ваши города? Последние годы хочется провести в покое. Дома.

— Горькие слова ты говоришь, Тэгуй. Неужели совсем никого не осталось?

— Вы молодой народ, — продолжал старик, будто не слышал вопрос. — Смотрите вперёд. Где смерть для молодого? Далеко. В тумане. Не видно даже с высокой горы. Старики видят другое. Так должно быть. Разве молодой кедр думает о смерти? Или оленёнок, который ещё сосёт у матери? Мы живём сколько можем. Кедр. Олень. Человек. И народ. Человек боится — знает, что умрёт. А олень и кедр — нет. Понимаешь?

— Понимаю, — ответил Суздалев. — Пожалуй, ты прав. Как только мы узнаём о том, что наша жизнь не вечна, мы начинаем думать о смерти. В молодости редко, но с годами всё чаще.

— Но помогают ли такие мысли жить?

— Не знаю. Это трудный вопрос. Его стоит обдумать на досуге.

— Не нужно думать. Пока ты жив — ты жив. Зачем тебе страх в сердце, пока живой? А умер — уже не можешь бояться.

— Как замечательно ты сказал! Так просто, но так глубоко, что мне нечего возразить. Я запомню твои слова. Они мне по душе.

— Ваш народ молодой, — продолжил Тэгуй. — Ваша дорога не похожа на нашу. Любите всё узнавать. Всё трогаете, всё меняете. Хотите, чтобы камень, вода, огонь служили вам. А мы так не жили. Мы всегда были частью нашей земли и не пытались её переделывать.

— Может, это и послужило причиной тому, что ваш народ умирает?

— Старики умирают от времени. Любая дорога ведёт к одному. Если только не нашли тропу, где смерть не ходит.

— Увы, не нашли, — улыбнулся Суздалев и развёл руками.

— Зато в этой экспедиции мы нашли много всего интересного. И всё благодаря твоей помощи, хоть ты и не веришь в пользу моих поисков.

— Польза? Ты наносишь на карту земли, что мы и так знаем. Сушишь листья, знакомые нэнгам с давних времён. Берёшь шкуры зверей, что бегают рядом. И что? Это поможет твоему народу обмануть время?

— Эх, Тэгуй, ты просто не понимаешь. Нельзя подняться вверх по лестнице, пропуская все ступени и сразу оказаться на верхней. Шаг за шагом! Мы будем идти вперёд, изучать, постигать, проникать всё глубже в устройство мироздания.

— Вы разрезаете всё на части, чтобы понять жизнь глазами, посмотреть, что внутри. Но жизнь нужно понимать сердцем. Глазами не видят, что сердце видит.

— А чего мы не видим?

— Не чего, а кого. Тех, кто не хочет, чтобы вы их видели. Есть силы, которые можно увидеть только если они сами захотят тебе показаться.

— Ты о духах? Не думал, что ты всерьёз веришь в эти сказки.

— Я не верю. Я знаю. Духи живут среди нас. Они как кедры, как берёзы, как птицы и звери.

— Но как можно верить в то, чего ты никогда не видел?

— Чтобы знать, что рядом с тобой лось, не нужно его видеть. Можно увидеть следы, услышать голос, место, где он пасся, где чесался о лиственницу.

— Да, но лося я могу выследить и увидеть.

— Духов тоже можно выследить. Но они сильные. Могут убить тебя или лишить разума. Только глупец злить духов и искать их против воли.

Где-то неподалёку глухо загукала бородатая неясыть. Тэгуй затянулся и выпустил в небо большой клуб дыма.

Огонь потрескивал, и искры взлетали вверх, растворяясь в темноте. Остальные молчали: кто-то сидел, обхватив колени, и внимательно слушал, кто-то глядел в огонь, будто в нём можно было увидеть то, о чём говорил старик. Даже шутник-фельдшер не рискнул нарушить тишину.

— Расскажи мне о лесных духах, — попросил Суздалев. — Спать ещё не хочется. Ты говоришь, что твой народ умирает. Позволь мне записать ваши сказки для моего молодого и любопытного народа.

Остальные у костра поддержали Никона Архиповича. В тайге вечера длинные, и истории у огня, пожалуй, самый древний способ скоротать время перед сном.

— Почему бы и не рассказать? — ответил Тугэй и улыбнулся. — Мне приятно, что тебя интересует мой народ. Только это не сказки. Впрочем, думай, как хочешь.

— Погоди, — попросил Суздалев. Он достал из сумки блокнот, карандаш. Потом набил и закурил свою трубку. Он положил блокнот на ногу и приготовился делать пометки.

Старик, видя, что его друг готов, начал неторопливо рассказывать.

Нэнги не всегда жили здесь. Давно-давно были другие — ивэны. Большой народ. Много племён. Они знали духов. Служили им. Шаманы их говорили с духами. Тогда духов много было. Сильные и слабые. Сильные вы зовёте — боги. Слабые — как тени леса.

Потом война началась. Духи бились друг с другом. Тайга горела. Реки сохли. Звери бежали. Люди умирали. Почти все духи погибли.

Три остались. Илир — вода. Кумуркан — земля. Хаа — воздух.

Хаа не хотел войны. Смотрел. Молчал. Ушёл. Мы не знаем, где он теперь.

Ивэны разделились. Одни служили Илир. Другие — Кумуркану. Каждый верил, что его дух сильнее.

Последняя война была, страшная. Илир дралась с Кумурканом. Ивэны убивали друг друга. Солнце три раза вставало, три раза садилось. Никто не победил. Оба были смертельно ранены.

Тогда шаманы Илир зашли в озеро. Вода закрыла их. Они впустили хозяйку в себя. Она пила их души, чтобы жить. Стала озером.

Слуги Кумуркана легли у огромного камня. Резали себя ножом. Кормили хозяина кровью. Он пил их жизни. Стал камнем.

Так они выжили. Но больше не боги. Илир осталась в воде. Кумуркан — в камне. Хаа ушёл.

С тех пор сильных духов нет. Только слабые остались, тени леса. Люди их боятся. Но редко видят.

Так рассказывали старики. А теперь почти никто не помнит.

Когда старик умолк, все некоторое время молчали. Пламя осело, угли тлели, светясь во мраке и тихо потрескивая.

— Замечательная легенда, Тэгуй. Но на сегодня, пожалуй, хватит. Спать пора, — улыбаясь сказал Суздалев. — Завтра длинный переход.

Первым пошевелился фельдшер — потянулся, зевнул. За ним поднялись солдаты. Один из них подбросил в костёр пару веток. Искры взвились и осели. Пламя с осторожностью начало обгладывать новую пищу.

Люди разошлись. Только Тэгуй и Суздалев остались сидеть у огня.

Некоторое время оба молчали. Потом Никон Архипович заговорил:

— Когда мы вернёмся, я хотел бы, чтобы ты пошёл со мной. Есть одно место, где пропали люди. Я обещал найти их.

— Какие люди? — спросил Тэгуй, не поднимая глаз.

— Семья. Отец и дочь.

— Почему ты искать их?

Суздалев коротко пересказал историю Стужиных.

Старик помолчал, дымя трубкой. Потом тихо сказал:

— Не нравится мне это, Никон. Место не хотело пускать людей. Потому пропали все. Теперь ты хочешь идти. Тоже пропасть можешь.

Суздалев кивнул:

— Понимаю. Но если их тела не нашли, значит, есть надежда. Там была девочка. Я не могу не попытаться. Это там, — он мотнул головой, — за долиной Ашуги. Старая усадьба, брошенная среди леса.

— Знаю те земли. Молодой ещё был, когда ходил туда. Давно. Там живут люди рода моей матери. Мы встречаемся на ярмарках. Может, они знают о девочке и отце.

— Ты поможешь мне, Тэгуй?

Старик затянулся, выпустил облачко дыма и спросил:

— Ты идти, даже если знать — плохо будет?

— Пойду, — просто ответил Суздалев.

Нэнг помолчал немного и кивнул:

— Тогда я идти с тобой. Два человека лучше. Ты пропадёшь один.

— Спасибо, Тэгуй. Я буду вечно тебе обязан за всю твою помощь.

Старик поморщился, отмахнулся рукой и, немного помолчав, улыбнулся:

— Я захотел увидеть новое, Никон. Значит ещё не совсем старый.

Пламя чуть просело, и над костром поднялся тонкий дымок. Они ещё немного посидели молча. Над ними гудел тёмный лес, а впереди, за его стеной, пряталась дорога, ведущая в неизвестность.