Танец теней

Глава 13. Суздалев

Когда я открыл глаза, первой мыслью было: «Обошлось!». Никто на меня не напал, да и вообще ничто не потревожило моего сна. При свете утра я почти разуверился, что видел кого-то, но всё же решил, что стоит сходить к тому месту, где, как мне казалось, вчера стояла загадочная фигура. Хотелось не догадываться, а знать точно, ведь нет ничего хуже, чем неизвестность, ибо фантазия порождает ненужные страхи и тревоги.

Однако это ждало. Сначала я умылся водой, которая оставалась в одной из начатых фляг. Потом вышел из дома на луг и вернулся к своему вчерашнему кострищу, чтобы разогреть остатки супа и тетёрки. Позавтракав, я заварил себе чай и закурил трубку. Прихлёбывая горячий ароматный напиток, я решал, как с пользой провести сегодняшний день.

Прошлая моя вылазка позволила узнать хоть и трагичную, но вполне реалистичную участь, которая выпала на долю Степана, одного из работников Ирия. И у меня пока не было оснований думать, что драма, разыгравшаяся двенадцать лет назад в Ирие, имела хотя бы отчасти сверхъестественную природу.

Гибель женщин не представлялась мне загадкой, так как она произошла на глазах у свидетелей и довольно подробно описана профессором. Конечно, было бы неплохо узнать, какая именно болезнь послужила причиной смерти этих несчастных, но в целом этот вопрос не являлся, как мне представлялось, звеном в цепи причин и следствий, приведших процветающую усадьбу к запустению.

Но тем не менее усадьба бы заброшена, а судьбы оставшихся людей неизвестны. Если следовать хронологии журнала профессора Вернера, то после смерти женщин в усадьбе пропали два работника: Савелий и Иван. Они ушли на охоту и, судя по тому, что написал Август Альбертович, отправились к найденному ими термальному источнику, в котором учёный попросил их набрать лечебную грязь для анализов и его старых костей.

Исходя из записей, выходило, что путь туда и обратно занимал максимум двое суток. Зная немецкую педантичность профессора, можно было смело положиться на достоверность дат. К тому же охотники снабжали усадьбу дичью, а потому двигались не быстро, выслеживая зверя. Имелось и описание места: небольшая лощина меж двух холмов, с термальным источником на дне.

Я решил, что мне стоит найти это место и осмотреть, и если я не найду следов пропавших мужчин, то вернусь в Ирий и начну методично, шаг за шагом обыскивать дом и окрестности усадьбы в поисках ответов на мои вопросы.

Трубка была докурена и выбита. Я вернулся в гостиную, собрал свою путевую котомку и спустился на крыльцо, готовый отправиться в путь. Правда, сначала я пошёл к тому месту, где, как мне казалось, вчера я видел таинственный недвижимый силуэт человеческой фигуры.

Тропинки туда не было, поэтому я пошёл напрямик по выцветшему лугу: сухие стебли путались под ногами, кое-где торчали стоймя, кое-где лежали спутанными полосами. Каждый шаг отзывался лёгким эхом, отчего возникала тревожная иллюзия, будто рядом ступает кто-то ещё.

Достигнув цели, я начал внимательно осматривать землю. Но явных следов, ни человеческих, ни звериных, я не нашёл. Мне казалось, что кое-где трава примята, но утверждать с уверенностью, что это отпечаток чьей-то ноги, было невозможно.

Тогда я подошёл к краю леса. Подлесок, окаймлявший луг, был довольно густым. Я начал присматриваться к ветвям кустарников и древесной поросли, пытаясь отыскать место, сквозь которое мой предполагаемый визитёр мог вернуться в лес. Но, как и в случае со следами на траве, очевидных свидетельств чьего-то пребывания тут не было. Вроде бы там обломана веточка, а тут потревожен листовой опад. Но дать гарантию, что веточка сломалась прошлой ночью, я не мог. Да и листья мог потревожить какой-нибудь небольшой зверёк. И тоже необязательно вечером.

Я не мог поручиться, будто что-то видел, но и утверждать обратное не стал бы. Это был тупик, и не было смысла ломать голову над догадками. Если здесь кто-то был, и я ему интересен, то, скорее всего, рано или поздно этот таинственный гость себя обнаружит. А пока нужно отправляться на восток, как и было задумано.

День был погожим, и, как обычно, по мере удаления от Ирия из души уходило ощущение тоски и подавленности. Настроение у меня стало приподнятым. Тревога, вызванная вечерним происшествием, прошла, а само происшествие в свете тёплого прозрачного утра казалось игрой рассудка, утомлённого одиночеством и тленом, царившим в усадьбе.

Я вышел на одну из звериных троп, которая вела на восток, лишь немного отклоняясь к югу. Идти по ней было удобно, и можно было неспешно любоваться красотой летнего леса.

Лучи солнца простреливали густые кроны берёз и осин, расплёскиваясь по земле золотистыми пятнами. Сквозь зелень листвы, прокладывая себе путь, тянулись к небу рыжие колонны сосновых стволов. Подлесок пестрили рябины с тяжёлыми гроздьями и черёмухи с почерневшими ягодами. На полянках догорали костры отцветающего кипрея, оставляя россыпи пурпурных искр в сочной высокой траве. Осень ещё не пришла в эти места, однако нижние листья уже тронула тонкая жёлтая кайма.

Жизнь всюду проявляла себя. Где-то в ветвях переругивались хриплыми голосами сойки, словно торговки в воскресный день на рынке. Неподалёку слышалась дробь дятла. Бурундук, недоверчиво сверкнув в мою сторону бусинками глаз, спрятался за поваленный ствол от греха подальше. Пару раз на тропе мне попадались следы косуль.

Я шёл не спеша. Черника уже поспела и в изобилии росла в прогалинах. Спелые ягоды окрасили пальцы в тёмный фиолетовый цвет, но это никак не отбивало у меня желания подкрепиться таёжным лакомством.

Несколько раз мне встречались грибы. Я собрал несколько крупных подберёзовиков, немного маслят и рыжиков и уложил свои находки в котомку.

Чуть позже тропа привела меня в низину. Лес расступился, а в прогалине оказалось живописное озеро, поросшее по берегам ивняком. У кромки воды тянулись заросли рогоза. Его похожие на сигары початки напомнили мне, что пора сделать привал и перекурить.

Я собрал охапку сухого валежника и срезал несколько тонких веток для подвеса. Повозился с разведением огня: щепа сперва чадила, потом нехотя занялась, и лишь после нескольких тонких сухих веток языки пламени заплясали увереннее. Вскоре мой котелок уже висел над костром, и в нём закипала вода. Я размешал гороховую муку, бросил горсть грибов, посолил, добавил сушёной зелени. Запах варева — землистый, тягучий, с грибной горчинкой — приятно щекотал ноздри.

Походный суп вышел нехитрый, но сытный. Горячая похлёбка согрела изнутри и сняла усталость. Я поел не торопясь, вытер ложку, ополоснул котелок и отставил их в сторону. Потом привалился к толстому стволу старой ивы, подложил под голову котомку и закурил трубку. Дым тянулся ленивыми струйками и смешивался с запахом костра и сырости.

У озера тихо шуршал от лёгкого ветерка камыш, пару раз по водной глади расходились круги от всплеснувшей рыбы. Вверху бежали сахарные облака, неторопливо превращаясь то в животных, то в неведомые мне фигуры и образы. Солнышко пригрело меня, веки отяжелели. Я разомлел, затянулся в последний раз и, положив трубку рядом, задремал.

Спал я недолго, судя по тому, как несильно сместились тени. Скорее даже не спал, а дремал, продолжая сквозь сон слышать пение птиц и лесные шорохи.

Я встал, размялся и умылся водой из озера. Нужно было продолжать путь. Я закинул за спину котомку, повесил на плечо ружьё и зашагал наверх, выбираясь из низины.

Одолев подъем, я остановился перевести дух. Рядом росла старая, искривлённая ветрами сосна, и я вскарабкался на неё, чтобы осмотреть окрестности. Дальше, на северо-востоке, начинались увалы. Их покатые волны тянулись к сопкам в предгорьях главного хребта.

Я рассудил, что именно среди увалов и нужно искать ложбину с термальными источниками. Собственно, никаких других зацепок у меня не было, кроме упоминания в дневнике профессора того факта, что прямо перед пропажей охотники ушли на восток и должны были набрать образцы грязи из природной ванны, которую они обнаружили незадолго до того, как пропали.

Я спустился с дерева и продолжил свой путь. По мере моего продвижения к цели лес начал меняться, лиственные породы постепенно уступали место хвойным.

Стало прохладнее и темнее. Свет просачивался узкими полосами между лапами елей и пихт. Иногда попадались могучие сибирские кедры — то единичными деревьями, то куртинами по несколько деревьев (так обычно всходят кедры из забытого кедровкой тайника). Время орехов в этом году ещё не наступило, какая-нибудь неделя-другая — и можно будет поживиться.

Идти было приятно: под ногами пружинила подстилка из хвои и мха. Подлесок стал скупее и потому хорошо просматривался. Кое-где пятнами тянулся багульник, в тенистых местах попадались папоротники, а на солнечных прогалинах — ягодники черники и брусники.

Жизнь вокруг не бурлила — скорее текла медленно, неявно и для внимательного наблюдателя складывалась в полотно, сотканное из деталей, едва уловимых, но от этого не менее значимых. То промелькнёт, стелясь по земле, тень соболя, то стремительно пронесётся над головой силуэт мелкой птицы, то послышится мягкий стук упавшей на хвою шишки, обронённой белкой, то раздастся хлопанье крыльев рябчика, испуганного человеческим появлением.

К увалам я дошёл за несколько часов пути. Сделал небольшой привал. Съел пару полос сушёного мяса, запил водой из фляги и выкурил трубку. День клонился к вечеру, и мне хотелось забраться на вершину холма, чтобы подумать о месте ночлега.

Примерно такое расстояние должны были преодолеть Иван и Савелий, чтобы на следующий день вернуться в Ирий. Получается, что и их термальный источник должен находиться где-то неподалёку.

Я поднялся на вершину ближнего холма, продираясь сквозь густую поросль кустов. Подъём давался нелегко: земля сыпалась из-под ног, ветви цеплялись за одежду, задерживая каждый шаг. Всё вокруг будто стихло. Далёкие голоса птиц изредка прорезали густой лесной воздух и напоминали о жизни где-то в стороне. Остановившись перевести дух, я оглянулся: позади тянулись склоны, покрытые лесом, по кронам которого ещё скользили золотые полосы заходящего солнца.

Впереди же картина была совсем иная. Между этим и соседним холмом притаилась небольшая лощина, образованная крутыми склонами с выходами горных пород, сужающаяся на дальнем от меня конце. Она резко выделялась, ибо по мере того, как взгляд скользил вниз, растительность редела, как бы не решаясь спускаться. Лощина тонула в тени и от этого выглядела ещё неприветливей. Вид места напомнил мне древнегреческие мифы, и я подумал, что именно так должен был выглядеть вход в мрачное царство Аида.

Передо мной раскинулся безрадостный, почти зловещий пейзаж. Я с любопытством рассматривал узкий неглубокий распадок, сжатый могучими каменными боками холмов. Земля внизу была серой, глинистой. На ней тускло поблёскивали влажные камни. И так же, как и в Ирии, не было слышно ни пения птиц, ни стрекота насекомых. Та же гнетущая, мёртвая тишина. Словно звуки боялись появляться меж этих мрачных стен.

Растительность чем ближе ко дну, тем становилась реже. До середины склона ещё держался кое-где кустарник, виднелись несколько чахлых папоротников, но дальше оставались только мхи.

Мне показалось, что в самом низу я различаю прозрачную призрачную рябь, наподобие той, какая видится над раскалённой печью, хотя воздух вокруг оставался прохладным.

По дну лощины беззвучно струился ручеёк. Я проследил взглядом и упёрся в его источник — чашеобразную каменную воронку, похожую на небольшой бассейн.

Это было похоже на то, что описывал в своём журнале профессор. Только медведь не сидел в этой природной ванне. Но кто-то там явно находился. Я не мог быть уверен, что этот кто-то меня заметил. Но решил, что глупо резко скидывать с плеча винтовку, показывая сразу враждебную настороженность. Поэтому я медленно положил ладонь на рукоятку нагана и пошёл по направлению к бассейну, держа это место в поле зрения.

Не спускаясь и не выходя из кустов, я двигался вдоль гребня, приближаясь осторожно, надеясь, что это просто зверь. В лощине стояла густая тень, образованная склонами, поэтому пришлось преодолеть большую часть отделявшего нас расстояния, чтобы наконец разглядеть, кто находился в природной купели. А разглядев, я внутренне содрогнулся и убрал руку с пистолета.

Это были двое обнажённых мужчин. Их лица были обращены в мою сторону, а позы были расслаблены, и казалось, они просто отдыхают.

Один стоял погружённый по плечи, облокотившись о край, второй сполз в воду по шею и полулежал, опершись о каменную кромку головой.

Несомненно, они были мертвы. Но именно странная схожесть и одновременно чуждость с живыми делала их внешность пугающей.

Кожа их была тусклой, серой, похожей на воск. Они не были тронуты разложением. Да и мумификацией это не назовёшь. Лицо одного из них было безмятежно, глаза закрыты. Будто он уснул или задумался. На лице другого застыло странное выражение: глаза были открыты и устремлены на товарища, рот был приоткрыт, будто он собирался что-то сказать, и тень удивления пролегла в складке между вздёрнутых бровей.

Что ж, похоже, я нашёл Ивана и Савелия. Это было очевидно, поскольку в невероятные совпадения я не верил. Я никогда их не видел, а потому не знал, кто из них кто. Но это не имело значения. Меня интересовал вопрос: «Что погубило их, да ещё и законсервировав таким жутким способом?».

Чтобы немного привести нервы в порядок, я присел на землю и стал размышлять. По всему видно, что умерли они быстро и безболезненно. Их позы говорят о том, что они не пытались бороться за свою жизнь и не испытывали мук в свои последние секунды. Смерть застала их врасплох.

Яд, растворённый в воде? Вряд ли бы он подействовал так быстро. Да я и не припомнил, что такое могло встречаться в природе, чтобы мгновенно отравить через кожу. В журнале Вернера упоминалось землетрясение. Вполне возможно, в результате его в источнике выделился газ, который мог задушить жертв. Определённо, такая версия звучит правдоподобнее. Но вот какой именно это был газ?

Первым на ум пришёл сероводород. Но я тут же отмёл эту версию — уж его запах ни с чем не спутаешь. Природный газ, метан? Запаха нет, но он легче воздуха. Даже если такой газ и выделился из источника, убив несчастных, то он бы уже давно улетучился, а тела разложились бы.

Я ещё раз внимательно осмотрел сцену разыгравшейся много лет назад трагедии. Одежда погибших лежала нетронутой, лишь присыпанная мелкими частичками мусора, как и кожа мертвецов. Неподалёку от купели лежали нетронутые временем останки вороны. Скорее всего, птица спустилась за лёгкой добычей, однако угодила в ту же ловушку, что и люди. Другие врановые птицы не стали рисковать, видя труп соплеменницы. Надо отдать им должное: племя их весьма сообразительное.

Я думал дальше. На роль убийцы подходил какой-нибудь тяжёлый газ, который опускается на дно лощины, скапливается там и убивает быстро и незаметно для жертвы. Был у меня на примете один кандидат. Я немного спустился по склону и подошёл к границе, где растительность, за исключением мха, заканчивалась. Достал трубку, набил её, чиркнул спичкой и раскурил. А потом достал ещё одну спичку, зажёг и стал медленно опускать вниз. Примерно у моей щиколотки спичка мгновенно погасла. Похоже, догадка моя подтвердилась: это был углекислый газ.

Возможно, во время землетрясения произошли сдвиги пластов и в гидротермальный источник вырвалось большое количество углекислого газа. Судя по виду лощины, выделение продолжалось и сейчас: трава и кустарник не держались внизу, почва выглядела мёртвой, а вся низина оставалась смертельной ловушкой. Этим объяснялись внезапная гибель охотников и странная сохранность тел всех, кто попал в эту западню. Здесь действовали силы природы, безликие и неумолимые. Злая судьба привела людей к этому месту в несчастливый час, и они оказались заперты, выставленные напоказ, словно жуткие музейные экспонаты.

Подобраться, чтобы похоронить их, я не мог: стоило спуститься в низину, и меня ждала бы та же участь. Да и оставаться рядом не хотелось — уж больно гнетущим было это место, а я выяснил, что хотел. Пропавшие люди найдены. Последний раз взгляд задержался на смертоносной лощине, ставшей приютом несчастных Ивана и Савелия, — и кто знает, сколько ещё времени они будут принимать свою последнюю ванну.

Я развернулся и пошёл прочь, спускаясь с гребня. Под ногами осыпалась каменистая крошка, с каждым шагом воздух становился свежее, влажнее. Солнце клонилось к закату: верхушки сосен ещё держали на себе золотой свет, но низины уже темнели. Было ясно — до Ирия не добраться, ночевать придётся в лесу.

Я шёл молча, пробираясь сквозь заросли орешника и мимо тёмных елей. Перед глазами постоянно возникали образы неподвижных фигур в каменной чаше, и никак не удавалось изгнать эту картину из головы. Тени быстро сгущались, воздух становился прохладнее, между стволов протянулись призрачные щупальца тумана. Где-то раздался крик птицы, в чаще хрустнула ветка. Потом всё стихло, и лес погрузился в тишину, нарушаемую лишь звуками моих шагов.

Внезапно погода испортилась. Начало накрапывать. Капли были крупными и редкими, но вскоре дождь перерос в ливень, и нужно было спешно искать убежище.

Мне посчастливилось найти прогалину под раскидистым кедром. Ствол уходил в темноту, нижние лапы сходились крышей. Я наломал тонких прутьев, подтащил валежник и принялся добывать огонь. Однако всё было пропитано сыростью, и все мои попытки разжечь костёр провалились. Не было смысла тратить последние спички — придётся ночевать без тепла.

Я наломал кедрового лапника и выстлал под собой слой в ладонь толщиной. Лёг на это ложе, подложил под голову котомку, а сверху накрыл себя остатками ветвей. Конечно, это не спасало от дождя, но хотя бы давало иллюзию укрытия и удерживало под боком остатки тепла. Спать на голой мокрой земле без огня было бы невыносимо.

Ночь казалась бесконечно долгой. Стылый воздух окутал меня, и я довольно скоро продрог. Меня трясло, зубы стучали. Я то проваливался в короткую дрёму, то просыпался от вздрагиваний и всякий раз чудилось, что кто-то стоит за пеленой водных нитей и смотрит на меня. Но там были только мокрые стволы да шелест капель, бьющих по хвое.

Под утро дождь стих. Лёг туман, и сырость вцепилась в кости. Я встал, понимая, что уже не засну. Нужно было поскорее добраться до Ирия: там можно было приготовить горячий чай, тёплую еду и переодеться в сухое. Я быстро собрался и зашагал в нужном направлении, надеясь немного согреться от ходьбы.