Тропа

Глава 12 Тайными тропами

Следующий день начался для меня с сигнала боевой тревоги. Так как вернулся на крейсер поздно, да еще после цая был угощен ягодной наливкой, то благополучно набат проспал. Очухался после того, как мне брызнули на лицо водой.

— А⁈

— Набат, а ты чего разлегся?

Сквозь дрему я разлепил веки и невольно залюбовался лицом Милы, которое просматривалось сквозь густую завесу золотистых волос, затем мои глаза опустились немного ниже. Вот тут по телу прокатилась тревога несколько иного плана. Под вырезом ночной рубашки можно было сполна налюбоваться спелыми девичьими грудками. А у девушки отличная фигурка! Ей никакой фитнес не требуется. Пусть и мимолетно, но я уже успел нарисовать в голове цельный ее образ. Почти со всех ракурсов. Разве что «тыловой» пока был обойден вниманием. Но где наша не пропадала! Затем представил девушку в коротких обтягивающих все выпуклости шортах, облегающем топике и без лифчика. Все мужики бы вслед оборачивались! А я гордо шел рядом. Что еще нам, мужикам нужно?

Затем меня сызнова облили водой, и в глазах Милорады заплескалось искреннее возмущение. Она заметила цель моего пристального взгляда и запахнула сорочку.

— На лодье набат, а он изволит охальничать!

Мне отчего-то было сейчас совершенно наплевать на объявленную тревогу. Хотелось просто любоваться ее эмоциями. А то и чего побольше.

— Одевайся немедля, господарь!

Как тут одеваться при девушке, когда в штанах «тревога»!

— А вот это некрасиво! Забыла, что ты моя суженая! Могла бы и по имени назвать.

Милорада стояла в центре каюты, прямая, руки в боки, в глазах плескался гнев, оставляя там нотку для кокетства.

— Суженых любят и голубят! А не отворачиваются к стенке!

Ни фига себе заявление! Прямое и не принимающее отказа. И что мне дальше с этой неугомонной девахой делать? Но решать проблему в данный момент вовсе не хотелось, я бы и дальше лежал, и смотрел на ее ладную фигурку. Мила встала как раз напротив иллюминатора, и пробивающееся оттуда утреннее солнце просвечивало тонкую рубашку насквозь. Затем девушка осознала в чем дело, и чего это я с улыбкой на нее пялюсь, охнула и кинулась в угол, закрывая его пологом, чтобы переодеться.

В этот момент в дверь громко постучали.

— Набат!

Тут же из ушей как будто беруши вынули, и я услышал топот ног и выкрики. Дьявол, подери, это точно не морской круиз! Накинуть на себя штаны и рубаху, схватить левер и пояс, и затем проскочить вверх по трапу, было делом пары минут. В таком деле я мог сделать фору любому местному. Я еще сразу по попаданию заметил, что тутошний народ несколько, на мой взгляд, медлительный. Видимо, сказывалась разница в темпе эпох. Я дитя двадцатого века, жил в двадцать первом и даже за этот промежуток заметил всеобщее ускорение и утроенную мобильность пипла. Так что на палубу ввалился не последним. Мне тут же жестами указали место рядом с абордажниками.

Рено покосился в мою сторону исподлобья и едко процедил:

— Мои збройники выходят первыми.

Я, застегивая рубашку и прилаживая поудобней пояс с револьвером, с грустинкой вздохнул:

— Извини, босс, семейная сцена задержала.

Видать, мой «перевод» не сразу поняли. Для подобных водевилей в любом языке имеются собственные идиоматические выражения. Но соль вопроса абордажники все равно уловили, и по команде прошелся еле слышное ржание. Рено скривился, видимо, не приветствовал дружеских подначек и пробормотал:

— Дал же создатель воя, коего девка пинками в бой выгоняет.

Смех стал заметно громче, но на фоне всеобщей суеты потерялся.

С рубки за действом всеобщего сбора с кислой миной на лице наблюдал Федор и один из проводников. «Испанец». Я заметил, что тот с пристрастием уставился на мою зеленую бандану. На его голове была синяя, но над ней обычная для этих краев шляпа. Сверху на палубу посыпались едкие замечания:

— Расслабились, Вергой вам в глотку! Самый ленивый усинец бы за это время добрался до поварни и успел закусить. С этого момента всем спать с оружием и не раздеваясь. Иначе пай обрежу!

Народ никак не выказывал ни неудовольствия, ни особой радости. Я же только сейчас успел осмотреться. Видимо, мы вышли из порта с рассветом. С западной стороны за бортом просматривался ряд идущих одни за другим плоских островков, за ними в нескольких километрах к западу синел высокий берег с густым лесом. С востока же картина береговой линии несколько изменилась. Прибрежный кустарник стал заметно жиже, за ним до горизонта расстилалась сожженная жарким солнцем равнина, но уже в нескольких километрах к северо-востоку поднимались вверх песчаного цвета возвышенности, а вот за ними наблюдалось лишь марево.

— Усиньская пустошь пошла. Вражеская территория. Тут редко кто из наших ходит.

У стоящего рядом со мной бойца была странная кликуха — Синебрад. Русый с рыжеватой короткой бородкой, он показался мне самым старым из абордажников и являлся одним из снайперов этой команды.

— Долго нам еще идти до места?

— Сказывают, что вечеру будем, дальше придется пеший дозор высылать.

— Гостей будем ждать?

Молодой парень, стоящий за снайпером, ухмыльнулся и стукнул по «скорострелу»:

— Незваным мы не рады, для них горячие гостинцы припасены.

— Шустр, не говори хоп.

— Разговоры в строю!

Хм, как будто из армии не уходил.

Мы перебрались в тень, пока Федор, Данислав и командиры отрядов вели совещание. Вернувшийся из рубки Рено буркнул мне:

— Не хотели тебя отдавать, но я настоял. Чую, что ты нам пригодишься. Так что в свободное от дозора время будешь с нами. А сейчас заутрок и правило. Всем быть готовым к бою.

Я уже приметил, что обстановка на крейсере изменилась. Дозорных по бортам стало больше. Пушкари уже не закрывали свои погреба и стояли наготове. Рядом с орудием в открытых ящиках лежали пулеметы, которые должны при явной угрозе установить по бортам на вертлюгах. Видом они напоминали приснопамятные «Льюисы». Толстый кожух ствола, наверху кругляш патронного барабана. Или сюда попали некие образцы для подражания, или мысль техническая в разных мирах схожа. Хотя, чего я размышляю, сам же видел здешние пикапы-самовары.

В поварне уселся с абордажниками, они заняли два стола. Кушавшие в столовой матросы с интересом отметили перемены в моей жизни. То есть я нашел свое место в экипаже. На мой взгляд он не превышал пятьдесят членов. Пятая часть работала в машине, основной ударный отряд абордажников состоял из восьми человек, плюс я и Рено. Пушкари — четыре бойца, рулевые, инженеры, повара, обслуга, боцман и почти полтора десятка матросов.

Основная составляющая нашей мощи — это броня самого насада, двухфунтовка, четыре пулемета и скорострелы абордажников. Даже повар и все свободные от вахт члены экипажи должны были участвовать в отражении неприятеля и высадке на берег. За это всем и платился пай из общака. Та часть добычи и трофеев, что оставались после обязательных выплат. Кроме этого за каждую вахту было положено вознаграждение. Мне, как дозорному платили пять гривен. Отдавали всю сумму обычно в конце рейда. Ха-ха, если жив останешься. Не дай бог сколько, но если считать, что кормежка и койка за общий кошт, то выходило довольно неплохо. Лето проходил, на зиму заработал.

— Насадная зброя! — выкрикнул кок, и наша команда потянулась к раздаче.

Тут все было четко. Каждый получал свой поднос с посудой, которую должны были вылизать до дна. Хлеб находился в конце раздачи, бери сколько хочешь. Утренняя кава выдавалась на стол двухлитровым кофейником. Так что голодным не останешься. На раздаче сейчас стояла Милорада. Она даже не взглянула на меня. Товарищи ехидно прошлись по «семейной сцене» и добавили от души что-то из местного фольклора. Девушка густо покраснела, потому, когда очередь дошла до меня, то ковш с кашей перевернулся на тарелку с такой силой, что полетели брызги. Кусок копченого мяса и сыра был брошен, как кость собаке.

— Милорада! — кок отругал девушку, потом метнул в мою сторону неласковый взгляд. Я показательно грустно вздохнул, играя на публику, чем вызвал череду новых смешков среди товарищей.

Чую, сегодня вечером меня встретят в каюте чем-то тяжелым по голове. Хоть переезжай! Затем мысли невольно переключились на яркие утренние образы, и я совсем потерялся. Чертова физиология! Умом понимаю, но нутро рвется к ней. А ведь мы точно прилажены друг к другу, как две части одного механизма. Даже дуемся одновременно

— Ты ешь давай, — сидевший рядом Синебрад по-дружески налил мне кавы. — Сразу с заутрени правило у нас.

Я проглотил кашу с мясом, даже не ощущая вкуса, затем положил на большой кус хлеба сыр и потянулся за кофейником. Кофе был на редкость вкусным и насыщенным. Это же сколько эти ребята могут добыть всего в походах, что тратят немалые деньги на питание экипажа?

Синебрад, глядя на мою отрешенность, тихо посоветовал:

— После обедни будем осоковую протоку проходить, там водные цветы густо растут. Собери их сеткой за казенкой. Девы страсть как цветы любят.

Я удивленно уставился на товарища и кивнул. К дьяволу воздержанность и отрешенность! Похоже, что и Миле я глянулся. Тогда чего в самом деле рядить?

Правило, или на моем языке учение-тренировка состояло в отработке различных видов вражеского нападения. С носа, с кормы или борта, со струга, учана или торгового паузка. Пары и тройки действовали различно: сами по себе или в связке. Народ собрался в команде зело опытный. Потому повторили действия по одному разу. Никто не дергался, не тупил, каждый воин знал свой маневр. Я пока находился возле Рено, отдававшего команды, в виде резерва. Как тот коротко объяснил: моя задача замечать возможность прорыва, палить самому или подавать команду остальным. Пока же я старался замечать, кто что и как делает, и слушать пояснения командира.

Снайперы уже выверили все удобные для стрельбы точки нашего крейсера, потому далеко не бегали. Я сегодня смог подробно рассмотреть их винтовки и удивился. Больно уж смахивали они на наши СВТ второй мировой. Магазин на десять патронов, у каждого бойца на груди в специальных гнездах размещено еще десяток таких. Считай, сотня патронов на брата. Что для опытного стрелка более чем достаточно.

Основная команда разбивалась чаще всего на две тройки, действовавших в разных местах крейсера с различной тактикой. И, судя по всему, она была выработана прошлым боевым опытом. Вспоминая действия караульной команды, в коей состояли обычные матросы, абордажники в военном деле были на пару голов их выше. Настоящие головорезы! Только вот зачем я им нужен?

На вахту вышел после обеда. Кок расстарался, мясная похлебка из дичи получилась выше всяких похвал. «Мишлен» со звездами отдыхает! К ней прилагался салат из маринованных и свежих овощей. Какие-то мне были знакомы на вкус, другие нет. Мы хорошо набегались, потому умяли все, что было выставлено на стол, за милую душу. Милу то как раз я и не видел, раздавала тетка Вариха и поглядывала на меня сегодня излишне пристально. Милораду я заметил потом уже с мостика на маленькой кормовой площадке, она чистила груду овощей на ужин. Все в этот день знатно трудились.

Кроме меня и Слободана в рубке внезапно оказались Ерофей и Вениамин. Кормчий наш вчера малость перебрал с гостями, и его отправили отдохнуть. С одной стороны — явное нарушение дисциплины. Но с другой, означает, что высокой степени опасности пока нет. Или все так с ней свыклись, что на нее плевать. Я же, пользуясь моментом, начал выспрашивать инженеров насчет самого животрепещущего для меня в нынешней ситуации вопроса. Как у них дела складываются на «женском» фронте.

Мужики поначалу малость офигели от моей борзости, но быстро смекнули в чем проблема.

— Слава, в этом мире женки совсем иные. Забудь про страхи из твоего цивилизованного прошлого. Во-первых, основная масса населения Беловодья из миров Русланда, то есть варяжско-русских северян. А женщины в тамошнем обществе всегда занимали почетное место. Имели большие права, в том числе и на имущество. Так что тут и развод разрешен, но не приветствуется. Ославят тебя местные женки. И опять же, никакого мозгоклюйства или Домостроя. Девы понимают, что живут в довльно опасном мире и мужчин своих оберегают, по хозяйству усердны, но и от тебя ожидают внимания и ласки.

Я был несколько огорошен полученными известиями и некоторое время помалкивал. То-то Мила так своенравна! Они все тут такие!

— Протока, Слава, действуй!

Вениамин, не скрывал ехидства. Все уже были в курсе, чего я так нетерпеливо дожидался. Тут же метнулся на кормовую площадку, называемую «казенкой», где дежурный караульный уже протягивал мне сетку на длинном шесте. Ею обычно пользовались при ловле рыбы. Чем, собственно, и были заняты стоявшие на кормовой площадке караульные.

С западной стороны протоки потянулась лесополоса с высокими деревьями, дававшими густую тень. В воде появились водоросли, лилии и кувшинки. Вот какие цветы имел в виду Синебрад! Поначалу у меня не получалось ничего зацеплять. Крейсер шел слишком ходко. Но понемногу я приноровился ловить оторванные бурунами кувшинки на самой корме. В последний рывок в сетке внезапно оказались две здоровенные рыбины. От неожиданности чуть не упустил.

— Бросай сюда. Нерля, хорошая рыбка. Неси сразу в поварню. Пусть засолят.

Пока я рассматривал прыгающую по палубе рыбину, караульные подали заострённый прут. Собрал цветы в охапку, взял прут с нанизанным на нее уловом и двинул в поварню, куда вела отдельная дверь.

Встретила меня в камбузе сама Варена, помощница Мирояра, и домохозяйка лодьи. Что-то вроде нашего завхоза. Сначала она разглядела мою физиономию и скуксилась, затем обратила внимание на цветы и сразу расцвела.

— Долго же ты думал, ухажер! Рыбу клади сюда и бери нож.

— Это еще зачем?

Повариха нарочито глубоко вздохнула.

— Вот молодцы пошли. Ни в любовных утехах не соображают, ни даже цветы нарезать красиво не могут.

Варена начала ловко отрезать длинные стебли и лишнюю растительность с местного подобия кувшинок, затем сделал связку. Вскоре у меня в руках был увесистый букет.

Я растерянно пробормотал:

— Благодарствую.

— Держив кувшин! Воду сам найдешь? — повариха отвернулась и полоснула по рыбине. — Удачно ты поудил, рыба с икрой. Потом вас обоих угощу. Да что ты стоишь, Мила в поварне сейчас, шевелись, дурень!

После вахты и ужина я нашел укромный уголок на палубе, чтобы почистить оружие, предвкушая вечерний разговор с девушкой. Кроме цветов, на столике скромно лежал энергетический батончик, что остался у меня из того мира. Перед этим мы устроили стрельбы по налетевшим внезапно со стороны пустыни черным птицам. И их наскок отбили и потренировались. Заодно изучал устройство «Самопалов», что парни из дружины чистили рядом.

— Это ты путник?

Напротив меня остановились оба «испанца».

— С кем имею честь?

Рено хлопнул земляка по плечу и заржал:

— Я тебе говорил, что он такой же наглый, как и Перунец.

Прибывший вчера на борт крейсера молодчик покачал головой:

— Олега не трогай. Он много для нас сделал. Я Пабло. И у меня есть к тебе пара вопросов.

Я поднялся и с интересом уставился на егера. Вблизи он смотрелся старше.

— Говори, раз пришел.

Пабло немного изменился в лице, Рено отвернулся, чтобы скрыть улыбку.

— Ты точно, путник, раз егеру отвечаешь так борзо. Давно к нам?

— Недавно. Четырех седьмиц не прошло. Но впечатлений хватило. Второй вопрос?

Брови у Пабло удивленно поднялись, но фасон он держал и задумался. А вот нечего было выделываться и говорить про два вопроса. Затем на него снизошло некое озарение, и егер выпалил:

— Был в твоем мире такой Иосиф Виссарионович?

— Товарищ Сталин, что ли?

Теперь мы, пораженные одновременно вопросом и ответом, встали напротив друг друга. Первым пришел в себя Пабло, ошарашенно прошептавший:

— Рено, он из мира Перунца. Совпадений не бывает. Как такое возможно?

Не успели мы порадоваться и поразиться свершившемуся открытию, как мои глаза заметили возникшую в одно мгновение в обивке носовой надстройки дырку. Затем послышался чей-то крик, и меня крепко ударило по башке. Да что же такое!