Тропа

Глава 20 Порты Великой

В Иржени мы не задержались. Видимо, руководство сумело порешать с местной старшиной дела и получили советы. С рассветом из порта на север на всех парах ушли два вооруженных крупнокалиберными пулеметами насада. Выглядели они изрядно потрепанными жизнью, но других не было в порту. Основной костяк ушел по высокой воде вниз с караванами. Как я понял, именно в это время можно пройти по главному руслу без риска сесть на мель. В боковых часто шалили тати. На широкой протоке безопасность была выше.

Белояр по этому поводу поделился сомнениями с Пабло:

— Не застанут уже никого.

— Усиньци вряд ли тот насад бросят. Не так они богаты.

— Ну, тогда Сварог им в помощь. Что старшина сказывает?

Пабло скривился:

— О себе любимых думают.

Белояр хрустнул пальцами:

— Ясно. Ждут, что за них все порешают. Но от знаний о мертвом городе не отказываются.

— А мы им и не продали. Не тот авторитет у них. Пущай с заводскими договариваются. Все проще в Иржене взять охрану. Отдали две шкатулки с камнями за ночь и припасы.

— Умно!

Всю ночь на борту шел ремонт. В Иржени имелись свои мастеровые с электрическими пилами, сваркой и слесарным инструментом. Так что мы под этот шум с Милой мило покувыркались.

— Слава, подмогай!

К крейсеру подкатила самовозная тележка с припасами. Я сбежал по трапу и схватил мешок с овощами. Тело уже привыкло к физическим нагрузкам, я снова радовался вернувшемуся здоровью и с удовольствием участвовал в погрузках. Матросы начали убирать швартовы, движок разогревался. Вскоре у трапа показались инженеры.

— Идем на Верхоянские заводы. Встанем там на ремонт.

— Краснозаводск?

— Боимся, что не дойдем. Встанем в Тугаеве. Там лучшие мастера по движителям.

Я заметил, как некая тень пробежала по лицу Белояра, а потом вспомнил, что в том граде до недавнего времени использовали труд рабов.

Мы стояли на баке передовыми дозорными. И я решил расширить свой кругозор.

— Друже, не лежит у тебя душа к сему порту?

Белояр ответил не сразу.

— Жадные там заводчане. Только Свинцеск хуже. Но ты и сам увидишь.

— Кого-то из твоих в рабстве держали?

Белояр кинул на меня острый взгляд:

— Скоро пытаешь. Но это правильно. Мир у нас маленький, но не менее сложный. Вот и Варяг за краткий час вызнал о нем очень много. Что по-твоему пытанию: русландцы посыпались сюда не так давно. Я ребенком попал. Нам не повезло, наши селения оказались на восточной стороне Великой и в разгар лета, когда степняки идут на юг. Много нашего рода попало в рабство. Многие сгибли. Потому такие и суровые. С самого начала пришлось выгрызать себе место под солнцем. Благо Портюга оказалось недалече, близкий род, помогли нам здорово. На остров переселили. Мы его так Русияном и нарекли. Мальчонком с егерами общался, так и возмужал с ними. Зарок дал, что буду наших из рабства выручать.

Я честно был удручен рассказом товарища. Мало того что сразу после перенесения в иной мир на мирный народ тут же напали жестокие чужаки, так еще и жизнь на новом месте пришлось начать с рабского положения. И кто же их выкупил и заставил работать? Люди росского же рода! Но политика штука жестокая, она не ведает угрызений морали. Только вот таким людям, как Белояр от этого не легче.

— Но ведь все закончилось?

— Мы сумели на них надавить, когда сообща решили обиталище разбойников и усиньцев Вергой уничтожить. Это было условием Обители и Владыки. А они всю южную торговлю держат, так что заводчанам деваться было некуда. И вот что скажу — главным застрельщиком твой земляк был, Варяг.

— Правильно, в нашем мире рабство — это зло.

Мы сделали остановку около Святого урочища, что находилось на поросшем лесом вытянутом островке. Там решили похоронить наших убитых. На стругах часть команды дошла до берега, в их числе был и я. Рено стал моим другом, и его потеря ударила сильно. Так что я попросился в число тех, кто нес его к последнему обиталищу. Могилы вырыли под огромным вязом в окружении ясеней и буков. Каждый из рода, погибшего провел небольшую службу. За Рено прочитал молитву Пабло. Они хоть и не были из одного мира, но очень схожих и считали себя земляками. Я решил, что также могу проводить друже зброе по-христиански. Тела, укутанные в белую ткань, опустили в могилы. Каждый кинул туда землю или предмет от себя. Язычники зажгли факелы и возвали к богу огня и смерти. Кто-то помянул Мару. Никто не мешал совершению обрядов. Люди как будто понимали, что все они, так или иначе, но братья.

После заката встали у пустынного острова. Река в этом месте сливалась протоками вместе и была крайне широка. Так что нападения лихих людей можно бы ло не опасаться. На стремнине очень сложно дойти на веслах, а мотор слышно издалека. Вечером провели тризну. И снова к моему удивлению никто не горевал. Считалось, что умершие сейчас встают на иную дорогу. И я сейчас был с ними совершенно согласен. В старом мире уже бы умер, а тут у меня впереди длинный путь.

Мы пели на множестве языков. Если на борту «Нахрапа» все разговаривали на своеобразном суржике, основанном на росско-варяжском наречии, то в своих родах они оставались разными. И это было самой большой ценностью мира Беловодье. Столько разных культур и обычаев! К моему изумлению, существовали миры, так схожие, но все равно различные в особенностях. И все это перемешивалось, сливалось, влияло на друг на друга.

Что я наяву наблюдал сейчас в команде. Милорада закончила разносить яства и села рядом со мной. Тут же в нашу сторону посыпались шутки. Как весть о близкой свадьбе донеслась до всех? Но на самом деле все оказалось еще серьезней. Тризна не мешала разговаривать о делах.

К нам присело руководство:

— Обряд совершим послезавтра днем.

— Как?

Мы с Милой воскликнули одновременно.

— Покон треба соблюсти до прихода в Тугаев. Чтобы там не возникли лишние вопросы.

— Он короткий, и мы совершим это в полдень, — стукнул по столу Данияр, затем улыбнулся. — Я в первый раз сделаю это в рейде.

Ерофей поинтересовался:

— Оформите все по обычаю в Обители?

— Так и есть.

— Тогда Пабло вам поможет.

Когда командиры удалились, Мила внезапно разрыдалась.

— Ты чего?

— У меня нет обряжного платья!

Я смутился, женщины во всех мирах одинаковы. Но тут я помочь ничем не мог.

— Ты чего невесту обижаешь?

Ну что можно было ожидать от Варехи? Но узнав, в чем дело, она сменила гнев на милость.

— Эка беда, пойдем со мной. Есть решение твоей проблемы.

Следующий день прошел спокойно. Погода установилась солнечной и теплой. С юга на север на всех парах мчалось настоящее жаркое лето. Мы вышли на середину Устюги и сбавили ход. Матросы начали дружно выкидывать за борт сети. Вскоре мы пошли помогать им вытягивать. Меню стоило разнообразить. Да и не дело в таких богатых местах тратить гривны на покупку провизии.

— Богато рыбы! — Добрыня пусть и одной рукой, но тащил сеть усердно.

На палубу одна за другой падали большие рыбины разных расцветок, сверкая чешуей. Их тут же начали шкерить и потрошить. Самое нелюбимое для меня дело. Появился Мирояр и с довольной миной на лице забрал готовую рыбу в корзину.

— Буде завтрева знатная кулебяка.

Милу я с самого утра не видел, даже на камбузе. По причине тепла обедали и ужинали на палубе. Я наблюдал за красивым закатом, когда рядышком возникла Милорада.

— Милый, я сегодня не приду в нашу комнату. Молчи, так положено. Там на вешале рубаха и штаны из твоего мира. И благодарствую тебе за все.

Вот еще новости! Но сердце внезапно сжало предчувствием чего-то яркого и хорошего. Пусть этот мир суров, временами жесток, но он принес мне счастье. В последние дни казалось, что и душа здесь омолодилась. Куда-то ушло старческое брюзжание и мрачное видение действительности. Появилась энергия, желания и вера в будущее.

С утра поднялся в каком-то странном настроении. Как будто стою перед последним рывком на горную вершину. Она еще высоко надо мной и величаво режет синее небо. Но я точно знаю, что через некоторое время буду там, преодолев, как природные препятствия, так и слабости человеческого тела. Может, ну его свадьбу? Я еще и не узнал ничего в новом мире. Но тут же представил заплаканное лицо Милы, искреннее огорчение только что приобретенных по воле судьбы друзей и отверг секундную слабость.

Пора собираться! В душ, побриться! Я оставил на лице лишь усы в виде подковы, какие носили русландцы. Пусть считают меня им. Рубашка поло была тщательно выглажена Милой, так же, как и штаны карго, чудом оставшиеся у меня. Это она же эту одежду с другими вещами выкинула из окна гостиницы в Поное. С ними отлично сочетались трекинговые ботинки. Ну и видок у меня! Совсем не свадебный. Но здесь все иначе.

Меня уже торжественно ждали на палубе, где собрались все, свободные от вахт и дежурств. Люди стояли в предвкушении праздника, первого после дней лихих испытаний. Им было радостно вдвойне, что в нем повинен одни из их новых товарищей.

— А ты видный молодец!

Одежду оценили. Хотя мне и местная нравится. Натуральная и удобная. Разве что такой легкой обуви здесь нет.

— Строимся в ряды!

Все тут же разошлось в стороны, оставив коридор посередине. На меня смотрели улыбчиво, подбадривая шутками. Мне было также радостно, что я уже не чужой для экипажа крейсера. Вместе мы трудились, рисковали, преодолевали трудности, отбивались от диких зверей и бились с ворогами. Настоящая мужская дружба дороже любого злата.

Данияр начал покон:

— Кто представляет жениха — Станислава сына Андреева, странника и перунца?

— Мы!

По сторонам дружно встали Пабло и Белояр. Опа, а мне ведь ничего не сказали. Друзья называются!

— Кто замолвит за добра молодца слово?

— Мы!

Это уже команда ревет во все глотки. Внезапно они начинают петь незнакомую мне разухабистую песню. С моим даром я расслышал некую историю о медведе, которого приручила красавица кудесница и превратила в человека. В повествовании присутствовали весьма фривольные намеки. Но без эротического подтекста не обходится многое из фольклора. Достаточно вспомнить наши частушки.

Хор снова заголосил, это перед рубкой на палубу вывели невесту. Милораду не видно, она покрыта расписным платом. Рядом стоят инженеры. Они свидетели действа, так и запишут в вахтенный журнал «Нахрапа». Это и есть законный документ. В любом порту «поверенный», то есть аналог местного нотауриса может сделать заверенную выписку. Если бы мы жили постоянно в каком-нибудь городке или селении, то таких формальностей было не нужно. Но судьба у невесты и жениха для здешнего мира особенная. Так что заручимся всеми документами и оберегами какими только можно.

Наконец, Данияр берет Милу за руку и ведет ко мне. С нее снимают плат и все вокруг натурально ахают. Я также застыл в немом изумлении и восхищении. Вот это платье! Простое по фасону, но с невероятно красивой вышивкой. Замечаю в ней разные обереги, солнцевороты и прочие славянские солярные символы. Из-за нее белое в целом платье кажется красным. Красное и есть на славянском красивое! Волосы уже заплетены в две косы, в ушах Лунницы, а на голове… настоящая корона! Изящной работы, из тонкой проволоки, но точно золотая и с самоцветными камнями. Откуда такое богатство! От всего увиденного я потерял дар речи и пропустил слова кормчего.

— Жених, есть ли у тебя неодолимые препятствия к совершению таинства?

— Нннет!

— Невеста?

— Нет.

— По любви и согласию вы совершаете обряд создания семьи?

Мы дружно выпалили:

— Да!

Вокруг радостно засмеялись.

— Им уж невтерпеж.

— Не томи, кормчий!

Данияр и сам улыбался до ушей:

— Как кормчий нашей лодьи, и единовластный правитель команды заключаю этот договор между небесами и любящими сердцами. Да соединятся они тотчас!

Милорада потянулась ко мне. Точно, нам нужно поцеловаться! Вергой, у меня аж мурашки по телу аж до пяток пробежали. Это точно просто свидетельство, а не тайный обряд? Кормчий достает при всех большой вахтенный журнал в кожаном переплете и делает запись. Под ней по очереди подписываются инженеры. Ведь они по существу хозяева крейсера.

Я снова оказываюсь в объятьях невесты. Так хорошо на душе стало, что словами не описать. Вот они недолговечные минуты человеческого счастья. Это мы их вспоминаем позже перед смертью. К анчуткам такие мысли! Сегодня у нас праздник. Кто-то берет в руки инструменты, и мы пускаемся в пляс. Я даже не подозревал, что так умею лихо выбивать чечетку. Позже все соединяемся в круг, крутим славянское Коло.

— Ты рад? Только честно?

Нам тесно на такой постели, но все равно хорошо. Первый порыв прошел, хочется отдохновения. После гульбы и трапезы с огромной кулебякой нас не тревожили, понимающе улыбаясь. Так что торопиться некуда. Это завтра мы придем в Тугаев и начнутся будни. Мила гладит меня по груди, я ощущаю ее теплое тело, мне радостно и хорошо в предвкушении последующих удовольствий. Рука опускается все ниже. Вот ведь же хулиганка! Но чего ей опасаться? Она мужняя жена, имеет нынче право на всего меня.

— Ты сама не видишь?

— Вижу, что охоч до сладкого. С самого начала. У вас так принято?

— В моем мире более свободные отношения. Муж и жена даже могут договориться иметь любовников на стороне.

— Как можно! Только не со мной!

Я ойкаю, Мила сжала мне тестикулы, а кулачки у нее сильные.

— Осторожно, а то деток не будет!

— Прости. Чего? Ты хочешь детей?

— Не сейчас, пусть позже. Нам нужен дом и хозяйство.

Некоторое время Мила молчала, затем осторожно спросила:

— Ты давно об этом думаешь, милый?

— Не забывай, что на самом деле я старше, то есть о жизни имею представление и в шалаш тебя не потащу.

— Какой еще шалаш⁈

— Вот видишь.

Милорада посмотрела на меня и засмеялась. Девичьи грудки игриво запрыгали, побуждая меня к действиям. В конце концов, этой ночью мы имеем на них полное право. И даже больше — обязанность.

Но за любым пиром следует похмелье. Я стоял на дежурстве, когда мы подходили к Тугаеву. Город вытянулся вдоль берега на все десять километров. Его защищал с севера Детинец на горе с артиллерией, а также вооруженные лодьи, что встретили нас по пути. Данияр отсемафорил им, и быстроходный учан ушел вперед сообщить о нашей просьбе начальству. Я в это время рассматривал первый мною виденный большой заводской город в мире Беловодья.

Высоченные дымящиеся трубы, длинные фабричные корпуса из красного кирпича и самая настоящая железная дорога с пыхтящим паровозом на ней. Причалы, казалось, протянулись вдоль всего берега. Там стояли множество различных лодий. В том числе и довольно вместительные. Видимо, такие ходили на более полноводной южной части Устюги. Жилые дома ютились около лесистого хребта, что шел вдоль берега. Сразу заметно, что это промышленный город. Инженеров, мастеров и рабочих.

Я был в курсе, что именно здесь собирают большинство «самокатов», то есть автомобилей в мире Беловодья. Самые массовые — это знаменитые пикапы «Самовары». Также популярны «Туры», небольшие грузовички вроде наших ГАЗелей. На Беловодье между городами нет длинных шоссе, ездят в основном недалеко по грунтовкам. А основные грузоперевозки идут по рекам. Но все равно автомобили популярны у многих категорий и слоев населения. Они дают мобильность и помогают с мелкой логистикой. Ну понятно, что владением им обозначает статус.

Мы прошли мимо устья реки Тугаевки. В долине речки в пяти километрах от города коптили огромные трубы «Тугаевской шинной мануфактуры». Здесь производилась почти вся резина и пластик этого мира. И по тому, как пояснил мне Болояр, среди заводчиков Верхоянских заводов голос хозяев Тугаева был весом. Потому они себе и позволяли много. С одной стороны, меня радовал тот факт, что за относительно короткое время люди смогли организовать тут производство, как минимум уровня начало двадцатого века. Но за все надо платить. Жить в такой угнетающей обстановке я бы не желал. Хотя по словам абордажников в заводских городах жить вполне комфортно и что главное — безопасно. Заводчики имеют капитал покупать лучшее оружие и вербовать опытных наемников.

Но Добрыня после сказанных слов лишь хмыкнул. Мы с ним, как и с Белояром в эти дни здорово сблизились. Оба из Русландцев, только судьба у богатыря была еще более захватывающая. Детство в рабстве на отдаленной лесопилке, затем побег, работа на рудниках. Там он сорвал куш и нашел большой слиток серебра, затем схватка с речными бандитами, после которой его подобрали из воды торговцы из Портюги. Там он и осел, прибившись к егерам. И уже не желал ничего более.

Мы пришвартовались где-то на отшибе порта. Неподалеку стоял лишь небольшой учан из патрульных, и в метрах ста к северу странного вида лодья. От основной территории города нас отделял высокий решетчатый забор. По периметру стояли вышки с фонарями. Порт крепко охраняли. Канаты мотали на кнехты местные докеры, они же протянули нам толстый кабель. То есть мы могли заглушить двигатель и не остаться от электричества.

Ерофей с Федором тут же сошли на берег, куда вскоре подкатил первый увиденный мной в Беловодье автомобиль представительского класса. Черный, смахивающий на лимузин наших тридцатых. К «Нахрапу» приблизился десяток вооруженных людей в форме цвета хаки. На борт поднялся офицер, который отличался от других служивых наличием на голове фуражки.

— Портовая стража, — подошел ко мне перебинтованный Добрыня.

С рубки спустился Данияр с журналами. А проверяют тут серьезно!

— Оружие убирать?

— Ни в коем разе! «Нахрап» приписан к Портюге. Мы в своем праве. Вот в град с ним нельзя. Даже с «Жнецом»

— Чую, что не просто так!

— Разумеешь! Даром что молодой.

Я не стал рассказывать своим товарищам, сколько мне на самом деле лет. Но в этом мире люди начинают рано становиться взрослыми, так что ранние и хваткие не редкость. Пусть буду таким. Моя непосредственная практичность, например, Милораде нравится. Она сама такая, а не витает где-то в облаках. Будет стоять за мной и подавать патроны, а потом приголубит. Как это разительно отличается от моих более молодых знакомых старого мира. Принцессы и истерички с огромным самомнением. Хотя надо признаться, что и мужчины там измельчали. Потому что поменялись цели и ценности.

Таможенный офицер прошелся по палубе, опрашивая команду. Дошла очередь и до меня.

— Слава Андреевич? Необычное у вас имя.

— Какое есть

— Сами с Русланда?

— С Русияна. С хутора.

Мы с Белояром накануне сочинили «легенду». Обычно к русаландцам побаивались цепляться. Знали, что те обязательно ответят.

— Ясно. Здесь с женкой?

— Да.

— А что так скоро оженились? — офицер чиркнул по мне загадочным взглядом. Он успел просмотреть журнал и видел дату свадьбы, и что-то ему не понравилось.

— Доселе недосуг было. В последний час на лодью попали.

— А чего так?

— Ее родаки были против сватьбы. А меня в охоту позвали.

Офицер пронизывающе оглядел меня, брал на слабо. Но он еще не видел наших ГАИшников в девяностых, готовых по любому поводу слупить с тебя «оброк». А ездить мне тогда пришлось достаточно. Так что на меня взгляд провинциала никак не действует.

— Наслышан. Много наряда набрали?

— Это к командирам, уважаемый.

Я отложил в сторону левер, который чистил до разговора. Таможенник поджал губы, но отлично понимает, что ему тут не особо рады. Такая вот собачья работа. К трюму его, конечно же, также не подпустили. Тугаевские хозяева, люди уважаемые, но если говорить на понятном языке, у инженеров «крыша» круче. Интересоваться чужим успехом интересуйся, но куда не следует, не лезь!

Формальности были соблюдены, и таможня «дала добро».

Рулевой Слободан сплюнул вслед:

— Все вынюхивают!

Добрыня махнул здоровой рукой:

— А нехай! Локоток близко, но не укусишь. Зажрались заводчики, им предлагали вложиться, но сейчас поздно тапки искать.

Бывалый матрос не был так категоричен:

— Эти упыри крови нам еще попьют.

Я усек, что рулевой знает о чем-то больше нас, и осторожно поинтересовался:

— Могут нам подгадить?

— Здесь побоятся, но через своего ставленника в Совете начнут интриги плести. Тугаев всегди хитростью брал, и вашим, и нашим. Сказывали, что и с чернецами дело имели.

Добрыня нахмурился:

— Вона как! Упыри. Сжечь бы тут все!

— Руки у нас коротки, брат.

Я поинтересовался:

— Долго мы тут будем?

— Как движун починят. Шли на пределе, грязи много забилось.

Его слова будто бы тут же подтвердили механики, что открыли кожух доступа к моторному отделению. У трапа уже стояла наготове самодвижущаяся повозка. С помощью подъемного устройства механики погрузили туда какой-то механизм. Их моторного отделения послышалась возня, похоже, работа там не прекратится и ночью.