Ричард вспомнил обо мне на третий день после оперы. Пришел порталом, приказал служанке доложить о воем появлении. И вообще, вел себя, как столичный сноб, коим он, впрочем, и являлся.
– Вся столица только и говорит, что о тебе, – сообщил он, усевшись в кресло в гостиной. Затем положил трость с волчьим набалдашником на колени, поправив перчатку с вытертым швом на указательном пальце. – Если бы знали твой адрес, уже выстроились бы в очередь перед твоим замком.
Я сидела в кресле напротив.
– Ты считаешь, мне должна польстить очередь из лощеных бездельников? – поставила я брови домиком.
Ричард хмыкнул. Пальцы привычно постукивали по волчьей голове трости.
– Ты всегда была излишне прямолинейна. Увы и ах, без знакомства с этими бездельниками в столице не выжить.
– А кто сказал, что я собираюсь там жить?
– То есть ты отказываешься выходить за меня замуж? – и улыбка хитрого лиса на губах.
– Это манипуляции, не достойные дворянина, – саркастически просветила я его.
– Ничего, я справлюсь с данным обвинением.
Да кто бы сомневался. Вы, ваше сиятельство, готовы справиться со всем, что принесет вам пользу в настоящем или будущем.
За окном послышался скрип колёс – возница подгонял лошадей, везущих телегу с дровами к складу.
– Ты пришел сюда, чтобы сказать мне об этом?
– Тебе так не понравилась опера?
– А при чем тут она?
Мы перебрасывались репликами, словно шариками в пинг-понге. Ричард был излишне уверен в себе и собственной неотразимости. Я раздумывала над тратами перед приходом зимы. Мы были словно из двух параллельных миров, которые никак не могли пересечься.
– Кстати, о гостях. Ко мне уже пожаловала одна дама, наводила справки о моем благосостоянии. Видимо, хочет пристроить сына, – сообщила я Ричарду, резко сменив тему.
Он напрягся, будто почувствовав, что желанная добыча вот-вот ускользнет из его рук.
– То есть твой адрес уже узнали? От кого?
– В данном случае – от моей матери. Они с той дамой – подруги. Якобы.
– И как же зовут ту даму?
Он что, уверен, что я блефую? Наивный.
– Графиня Жизель горт Арнакарская.
Ричард нахмурился – густые брови сошлись у переносицы.
– Я слышал о ней, но лично не знаком. Говорят, у нее приличные охотничьи угодья в этих краях и несколько неженатых сыновей и племянников. Не думал, что она знакома с твоей матушкой.
– Я тоже. До недавнего времени.
Ричард взял со стола серебряную подкову, служившую пресс-папье, покрутил её в руках, словно оценивая вес.
– И как она тебе в роли будущей свекрови?
– Пока не знаю. Мы с ней виделись только раз. Сложно составить впечатление о человеке после единственной встречи.
Ричард задумчиво кивнул, будто разговаривал сам с собой. Его взгляд задержался на моих записях, лежавших на столе, – столбцах цифр и пометках о закупках зерна. Казалось, он пытался сопоставить хозяйственные расчёты с тем образом, который рисовал себе в голове.
Разговор вскоре зашел в тупик. Нам обоим было о чем подумать. Я порадовалась, когда портал за Ричардом захлопнулся, и вернулась в свою спальню. Ужин был ещё не скоро. Я опустилась в кресло у окна, подтянув ноги под мягкий плед. За стеклом медленно гасли последние оттенки заката: сизые тени ползли по дорожкам, сливая кроны деревьев в сплошную чёрную массу. Где-то вдалеке мерно позвякивал колокольчик на шее коровы, возвращавшейся с пастбища. Я смотрела, как темнота окутывает пространство за окном, и вспоминала приказ императора поскорей найти себе мужа. Лортас Мудрый повелевал снова обзавестись семьей. «Обзавестись семьёй». Формулировка звучала как приказ о закупке скота или ремонте амбара. Ричард… технически он подходил. Знатен, богат, знаком с юности. Да и чувства – тот самый уголёк в пепле, что ещё тлел под слоем обиды. Но именно обида и выстраивала чёткую цепь сомнений:
Ненадёжность. История с "амулетом переноса" – удобная отговорка. А если в разгар зимы, когда замок отрезают снега, он вдруг "выйдет из строя" снова? Оставить меня одну с долгами, беременной или с младенцем на руках? Для него это было бы досадной помехой, для меня – катастрофой. Его легкомыслие – не недостаток, а, возможно, фамильная черта.
Расчётливость. Его визит через три дня после оперы – не порыв души. Он явился, когда столичные сплетни достигли нужного градуса, а моя "ценность" подскочила. Женитьба на богатой вдове с имением, да ещё и замеченной императором? Идеальная партия для карьериста. Его интерес ко мне сейчас – холодный расчёт, приправленный старой привычкой.
Несовместимость. Его стихия – интриги, балы, блистательный холод столицы. Моя – тишина библиотек, учёт запасов в погребах, запах мокрой земли после дождя в саду. Он говорил о "выживании" в свете, я – о выживании имения. Мы разговаривали на разных языках, а брак – это не переводчик, а ежедневный труд. Ричард не готов пачкать руки о реальность.
Гордость. Допустить его обратно – значит признать, что его прошлый поступок можно простить. Что я готова быть запасным вариантом, который терпит, пока его не отбросят в сторону снова. Моё самолюбие, израненное его бегством, восставало против такой роли. Быть "удобной" – унизительно.
Я потянулась к столику, взяла гладкий речной камень-пресс-папье, перекатывая его холодную поверхность в ладони. За окном окончательно стемнело, лишь окна кухни в дальнем крыле желтели тусклыми квадратами. Слуги готовили ужин – доносился приглушённый стук посуды. Практичный ум напоминал: нужно проверить отчёты управляющего по заготовке сена, обсудить с кузнецом ремонт плугов. Реальность, в отличие от Ричарда, требовала не романтики, а конкретных действий. И в этой реальности место для него было… сомнительным. Очень сомнительным.