Я – борец! Назад в СССР

Глава 13 Кубок

Я встал раньше остальных и, одевшись, посмотрел на настенные часы в зале. Просыпаться на ковре приятнее, чем на нём засыпать, особенно внезапно вспомнив инцидент с Дулатом в Вороне. На часах было без десяти восемь. Так скоро начнётся взвешивание, нам там делать нечего. В девять закончится, скорее всего, будет судейский брифинг, и потому раньше десяти не начнут, а то и одиннадцати. Плюс сначала дети, потом юниоры, потом взрослые. И, как и всегда, сначала лёгкие веса, потом тяжелее и тяжелее. Короче, смело можно к полудню приезжать, но чтобы не пропустить ничего важного, надо прибыть чуть заранее. И судя по тому, что нас не будит и не будет тренер, он думал точно так же.

И я спокойно достал трансформатор и, размотав его на катушку, принялся наматывать заново.

Прислушавшись к своему телу, я понял: оно отказывается что-либо делать, и на каждое серьёзное движение, типа встать или почесать спину, отзывается болью.

Тренер появился в девять утра. Зайдя в зал, он спокойным голосом сказал, но так, чтобы разбудить всех:

— Ребят, пробуждаемся, берём все свои вещи и идём в столовую, спальники складываем аккуратно у входа в стопку.

И на ковре зашевелились ребята. Я же, совершив ещё один цикл намотки-размотки, собрал тренажёр в сумку и, взяв спальник, пошёл к выходу.

Нас покормили манной кашей, хлебом с маслом и снова чаем, и уже через полчаса мы дружно шли, потом ехали на жёлтом троллейбусе-гармошке. Выйдя на остановке Политехнического техникума, мы снова шли.

И вот наконец перед нами предстал Дворец культуры имени 50-летия Октября — серое четырёхэтажное здание с остеклением во весь его фасад и широким козырьком на колоннах, на котором было стилизованно изображено что-то футуристичное. Лично я увидел в барельефах половину шестерёнки, куб с прорезями в виде колоска и несколько длинных то ли гвоздей, то ли труб. В будущем такие здания назовут советским конструктивизмом — стилем, созданным, чтобы показать широту архитектурной мысли советских инженеров. Ничего не имею против, даже за. Пускай большие окна в зимнее время — это огромная теплопотеря, для Великой страны обогреть Дворец культуры и тысячи похожих построек — вполне посильная задача. Но все мои внутренние сомнения отпали, когда я увидел красную табличку: «Дворец культуры имени 50-летия Октября. Воронежский механический завод».

«А ну, понятно теперь, завод для нужд семей трудящихся построил».

Внутрь вели аж четыре двери, и мы, войдя на первом этаже в фойе Дворца, наткнулись на мозаичное полотно, на котором были изображены планеты, звёзды, а также нечто похожее на спутники.

Повсюду тут бегали дети в школьных пиджаках без пуговиц и шевронов, подвязанные поясами и без, встречались и белые кимоно.

Гул стоял приличный — соревнования уже начались. На двух зеленоватых площадках с красными контурами, расположенных в зале для футбола и баскетбола, шли схватки. На огороженные от зрителей составным железным заборчиком то и дело выходили юные дзюдоисты. Того, чью фамилию называли в проводной микрофон первым, выходил справа от рефери, надевая красный пояс, а того, кого вторым — белый.

Кто-то надевал спортивные пояса поверх квалификационных — получалось, что на участнике сразу два пояса. Я видел такое раньше, но не считал чем-то эффективным: больше точек захвата для оппонента, больше шансов улететь от броска. Поэтому что для классического джиу, что для того же каратэ предпочитал снимать квалификационный пояс, надевая лишь спортивный. Но детям надо же показать, какой у них уровень в борьбе.

По верху соревновательного зала шли балконы, и мы с командой, найдя лестницы наверх, забрались на них, чтобы видеть сразу два ковра, не выглядывая из-за голов стоящих родителей и болельщиков. Были там и скамейки но на них не сидели те кто хотел смотреть турнир.

Дети, поддерживаемые тренерами и родителями, боролись, выигрывали и радовались от всей души, проигрывали и заливались слезами. В основном те, кто выбывали, уходили с турнира, те, кто проходили по сеткам дальше, тоже куда-то удалялись. И я, оставив сумку с ребятами, встал, пойдя смотреть, куда именно. Понятно, что буфеты-туалеты работают, но чтобы так массово… Колонки и микрофоны для каждого ковра — это, кстати, уровень. На моей памяти бывали случаи, что старший площадки весь турнир выкрикивал фамилии, изрядно хрипя под конец.

Длинные лестницы с перилами, минимальное количество ненужных стен делало место соревнований по ощущениям ещё обширнее, и, подойдя ко входу в соревновательный зал, я неспешно пошёл за каким-то карапузом в подпоясанном пиджаке, который гордо топал куда-то в сторону — видимо, победил.

Слежка привела меня в конференц-зал, где были убраны кресла и положен самбистский борцовский ковёр, на котором разминались юные участники.

На заднем фоне была пустующая сцена, у которой я заметил Павла, разминающего локти характерными круговыми движениями.

— Дарова. Чего один? — подойдя к нему, спросил я.

— Привет. Наши все пошли отъедаться, а я и так был в весе, поэтому много не гонял. — ответил мне Паша, пожав мне руку.

На нём была белая дзюдога и сразу два пояса — красный и белый.

— Сегодня не в синем? — спросил я.

— Синее для тренировок нашей команде отшили — менее маркое для ежедневного использования, белое для соревнований.

— Погоди, я там видел детей в пиджаках. — не понял я, повернувшись. Дети действительно были одетые кстати в чём попало.

— Детям можно, а с моего возраста после открытия будут только белые куртки. — пояснил Паша.

— Помочь с разогревом? — спросил я, хотя тело вопило от боли.

— Было бы хорошо. Первичный разогрев надо сделать. — кивнул он.

— Я сейчас. — сообщил я и побежал за сумкой с формой. Она, правда, за ночь вряд ли высохла, но лучше она, чем ничего.

Пробегая мимо фойе, я заметил странное: группа людей с ручками и блокнотами окружила какого-то парня. Он был в синем костюме с надписью «СССР» на груди и белыми лампасами по ногам и рукам. Парень явно куда-то шёл, но люди с канцелярскими принадлежностями окружили его, кто-то даже щёлкал его на фотоаппарат.

Что за звезда местного разлива?

Я замедлил шаг и подошёл поближе, чтобы послушать чего именно хотят от этого паренька лет на вид так двадцати двух.

— Скажите, Сергей, как вам вернуться в Союз после стольких лет жизни в США? — спросила его кудрявая девушка в строгом коричневом платье.

— Знаете, я очень рад вернуться на Родину. Там мне очень не хватало… — он на мгновение замолчал и, подобрав слова, продолжил, — советских людей.

— Чем люди в Америке отличаются от наших граждан? — спросил кто-то другой.

«Правильный ответ — ничем, кроме ментальности, наверное,» — мысленно ответил я за парня.

— Наши более радушные ко всем, американцы улыбчивые, но за этой улыбкой может скрываться что угодно. — ответил Сергей.

«А, так вот ты какой, северный олень», — догадался я, что именно об этом светловолосом и голубоглазом сыне посла, Сергее Сидорове, я невольно подслушал вчера разговор у тренерской.

— Скажите, какие у вас дальнейшие планы?

— Вы приехали в Воронеж за победой?

— Чем подготовка в Штатах отличается от подготовки в нашей стране? — посыпались вопросы на Сергея.

— Американцы много времени уделяют физике, часто пренебрегая техникой, в СССР же всё гармонично. — ответил он.

— А вы сейчас в отличной форме? — спросила кокетливо та, с которой я начал присутствовать на этом интервью.

— Да, я тоже много времени уделяю физике. — И Серёжа улыбнувшись, как бы в шутку приподнял свои руки, показывая бицепсы. Рукава синего костюма вздулись, не в силах полностью спрятать мускулатуру атлета, а фотоаппарат журналиста выдал вспышку света, стараясь поймать нужный кадр.

И тогда у меня закралась первая нехорошая мысль. Широкая шея, отсутствие лишних жировых отложений, мышечный памп, скуластое лицо. Ну, допустим, генетика у парня хорошая и питание, но что-то меня настораживало, и нет, это не было появление Сидорова, по рассказам — топового спортсмена, на Кубке города Воронеж…

Не дослушав интервью, я поспешил за сумкой и уже с ней вернулся в конференц-зал, а ныне — в разминочную зону.

— Тебя как за смертью посылать. — улыбнулся Павел.

— Ты бы мог начать разогреваться вон с ним, например. — указал я Паше пальцем на карапуза в белой дзюдоге с жёлтым поясом лет одиннадцати, накатывающего шею.

— Не, — помотал головой Паша, — Воткнёт меня через грудь, потом мама не узнает. Буду как ты потом — техники странные выдумывать.

— О, откуда знаешь? — улыбнулся я, одеваясь в свой пиджак и штаны для борьбы.

— Да я после борьбы к тренеру подошёл, спрашиваю про тебя: а что с тем парнем, кто он вообще? Ну, мне и поведали, что ты после удара о ковёр в Тамбове начал по-другому думать в борьбе, не стандартно.

Фух, — подумалось мне, — значит, или Сергеич не рассказал Кузьмичу о моих перемещениях из будущего, или Кузьмич не спешит делиться сокровенным с учениками. В целом, с этим можно жить и работать.

— С чего начнём? — спросил я.

— С начала. — жизнеутверждающе произнёс Паша.

Начали с освобождения от захватов, продолжили выводами из равновесия, затем заходами на приёмы — без сопротивления и с лёгким сопротивлением, а закончили двухходовками.

— Пиджак у тебя, конечно… — выдал Павел, на его лице появилась лёгкая испарина первичного разогрева.

Да и я тоже разогнал молочную кислоту и стал ощущать себя лучше.

— Что с ним? — не понял я. — Без красного галстука?

— Не соответствует твоему уровню борьбы.

— Зато уровню физики соответствует. — улыбнулся я.

— У вас в Ворон сборникам не выдают куртки? — спросил он меня.

— Я не сборник, я энтузиаст-любитель.

— Тебе надо турниры выигрывать, за первые и вторые места экипировку часто дарят. — произнёс Павел.

— Слушай, я видел борца одного тут, по мужикам борется — Сидоров Сергей. Что-то его в разминочной зоне не видно.

— А, сын посла? У него тут, скорее всего, своя и раздевалка, и разминочная комната, выделенная по звонку отца.

Мда уж, есть мажоры, как мы с Генкой, а есть короли мажоров…

И пока мы разминались, в разминочной зоне стали появляться взрослые ребята, и правда, ни у кого не было, как у меня, пиджака — все были в белых дзюдогах, кое-кто с цветными поясами, кое-кто сразу с двумя квалификационным и спортивным.

— Списки! — выкрикнул кто-то, и толпа пошла к дверям, где с правой стороны прямо на стену на синюю изоленту мужчина в костюме наклеил рукописные сетки участников.

А потом повернулся к нам и объявил:

— Ребята, будет парад участников, слова работников партии, гимн, и после официального открытия — ваши схватки. Приготовьтесь выходить в одну шеренгу после фразы: «Приветствуем парад участников Кубка города Воронеж по борьбе дзюдо!»

Судья ушёл, а народ потянулся к стене с сетками участников, смотреть кто с кем будет бороться.

— Скоро всё начнётся. — произнёс вернувшийся от стены со списками Павел. — Спасибо, что помог разогреться.

— Да не за что! — ответил я, ещё раз пожав руку Павлу и пожелал: — Удачи!

И когда зазвучала торжественная музыка, все направились в зал для соревнований. Все — кроме меня. Я же сделал растяжку, снова переоделся в повседневное и, повесив сумку на плечо, уже под гимн СССР вернулся на балкон.

— Кубок города Воронежа объявляется открытым! Рэй! — прозвучал голос с намёком на дикторские нотки.

— Осс!!! — ответила голосу аудитория. И зазвучали долгие аплодисменты.

— Всем участникам подготовиться для соревнований на площадке номер один, на площадке номер два пройдут награждения детских возрастов. — продолжал ведущий.

А вот это грамотно — отпустить, наградив детей, чтобы они не толкались тут до вечера. А то часто бывает так, что спортсменов морочат до побед всех дивизионов.

Я сел рядом с командой и стал спокойно наблюдать, как награждают на одной площадке и борются на другой.

— «Возраст 15–16 лет, весовая категория до 60 килограммов», — продекларировал судья-информатор в микрофон, и на ковёр вышли два «мухача» в белых дзюдогах с красным и белым поясами соответственно.

— Саш! — окликнул меня кто-то из команды. Я уже видел его и в поезде, и в зале. Кажется, его звали Снегирь — от фамилии Снегирёв. У него ещё отец какой-то медик.

— Что? — спросил я.

— Смотри, твой вес и возраст!

— Погодите, а разве в моём возрасте не 16–17 лет? А «мужики» разве не с восемнадцати? — спросил я, чем вызвал всеобщий смех.

— Саш, ну ты даёшь! После Тамбова весовые и возрастные забыл, а бороться, наоборот, научился? — поддел меня кто-то из команды.

— Погодите… — я ещё раз посмотрел на ковёр. — То есть мой возраст 15–16, а следующий — 17–18? А «мужики» тогда с девятнадцати?

— Ну да, — продолжая смеяться, ответили мне.

— Занятный спорт, — подытожил я, чем вызвал ещё больший смех.

— Саш, завязывай шутить, у меня после вчерашней тренировки и так живот болит, — попросили меня.

Так значит… Мы с Павлом в разных весовых и возрастных категориях. А ему, судя по подслушанному разговору тренеров, скоро восемнадцать, и на следующий год — девятнадцать. Понял-понял.

Я внимательно наблюдал за схваткой, и кое-чего тут не хватало. А именно — стула для секунданта, который будет подсказывать. Мало того, борцы работали под шум зрителей, но среди них не было тренерских подсказок. Зато были хмурые возрастные мужчины с обеих сторон, которые молча наблюдали за схваткой.

«Да тут тренерам нельзя подсказывать!» — озарило меня. Единственное объяснение данного феномена. Занятно, конечно. Ну, дзюдо — японская дисциплина.

Наблюдая за турниром, я увидел ещё одно: ребята боролись и, словно кошки, разворачивались в воздухе, даже пропуская бросок, чтобы приземлиться на ноги или даже колени. Понятное дело: прилетишь на спину — проиграешь, сопернику дадут иппон. Прилетишь на бок — дадут вадза-ари — полпобеды. После иппон и вадза-ари схватка останавливалась командой «матэ!», чтобы дать оценку, и заново запускалась командой «хадзимэ!». В случаях ухода от борьбы или неоднократного выхода за ковёр давали «сидо» — замечание. Повторное замечание давало бал сопернику, третье — два балла — то самое вадза-ари, ну а четвёртое — дисквалификацию, так называемое «хансоку-макэ».

В целом народу было не шибко много. Была надежда, что, когда закончится награждение на другом татами и там начнутся схватки, мы освободимся раньше. Понятная идея нашего тренера: показать Кубок большого города, потренироваться с топовой командой, у которой даже есть свои внутриклубные синие куртки, как основные цвета общества «Динамо», — для тренировок, а для выступлений — белые.

Но ждать и не бороться — настоящая мука! Однако у меня была цель: посмотреть схватки Павла и увидеть «звезду из Штатов» Сергея Сидорова. Я даже вернулся в разминочный зал, чтобы глянуть их сетки. Так, у Павла — четыре участника, у Сидорова — трое.

«Ну, у Паши — полуфинал и финал, а у Сидорова, скорее всего, будет круговая».

Некоторое время наблюдая за схватками, я всё-таки вышел с балкона на второй этаж, где было тихо и безлюдно. Только из зала через деревянные закрытые двери доносились фамилии, весовые категории и объявления победителей.

«Надо было заявляться. Пускай бы проиграл из-за физики, но хоть поборолся бы. А так ждать двух спортсменов — это прямо мука».

И я достал трансформатор и, слушая судью-информатора, принялся наматывать и разматывать его.

— О! Вот ты где, — донеслось сбоку.

«Эх, Медведев, не быть тебе разведчиком с твоей внимательностью».

По лестнице поднимался мой тренер.

— Хоть тебя нашёл. А где остальные?

— На балконе, схватки смотрят.

— А ты чего не смотришь? — строго спросил он.

«А я их в своей прошлой жизни тысячу уже посмотрел», — подумал я, но ответил иначе: — Тренер, я бы сам выступил. А так — мука одна: ждать, пока пара интересных спортсменов выйдет.

— Слушай, Саш, я наш с тобой разговор в поезде не забыл. И помню, что ты мне тогда сказал. А главное — твоё поведение после Тамбова указывает на то, что ты не придумывал, и так оно всё и есть. И то, что ты решил это не афишировать, тоже понимаю и считаю правильным. Но вот тебе мой совет: смотри схватки. Это — насмотренность. А насмотренность — полтренировки. Ты, наверное, Пашу Дружинина на ковре хочешь посмотреть?

— Не только.

— А кого ещё? — удивился тренер.

— Серёгу Сидорова.

— О-о-о, как! А что тебя в нём заинтересовало? — спросил меня тренер.

И я немного замялся, бегло размышляя: сказать про свои догадки или нет…