Стадион «Старт» встретил нас монументальной аркой из серого бетона.
На ней, отражая солнечный свет, поблескивала позолотой знаменитая олимпийская надпись «Быстрее, выше сильнее». В лучах утреннего солнца она казалась особенно торжественной, напоминая о триумфах советского спорта на мировой арене. Слева и справа от арки, словно часовые, стояли массивные пятиугольные тумбы из того же бетона, их пустующие отсеки для флагов напоминали о том, что сегодня не было соревнований. У их подножия ютились до боли знакомые из моего прошлого киоски — «Мороженое» и «Союзпечать» с закрытыми на замок ставнями.
Дальше начинался уютный сквер, где под зелёными кронами берез прятались чугунные скамейки с характерными завитками. На одной из них, сгорбившись, сидел седой мужчина в коричневом костюме, который, несмотря на явную поношенность, сохранял следы былой парадности. Планка медалей на левом лацкане говорила без слов о многом. Его натруженные руки крепко сжимали деревянную трость с прорезиненной ножкой и крючковатым навершием, а взгляд был устремлен куда-то вдаль, в сторону парка.
— Доброго дня, — поздоровался я, слегка склонив голову.
— Здрасьте, — добавил Гена, по-спортивному бодро.
В ответ мы получили едва заметный, но теплый кивок — словно молчаливое благословение на спорт, от представителя поколения, вынесшего на своих плечах войну и восстановление страны.
Центральная аллея вела нас дальше, к спортивным сооружениям. Слева возвышалась знакомая всем с детства баскетбольная клетка — высокие металлические стойки со щитами и кольцами. Рядом притулился продолговатый ларек «ПРОКАТ РОЛИКОВ» — его голубая вывеска с белыми буквами. Сейчас его ставни были наглухо закрыты, а на дверях висел навесной замок.
Чуть поодаль стояло одноэтажное здание с покатой крышей. На его стене красовалась табличка с надписью «Лыжная база», а под ней — большие круглые часы с римскими цифрами, стрелки которых показывали без пяти одиннадцать. Рядом располагался «спортивный городок» — несколько турников и брусьев, покрашенных в мягкий голубой цвет.
Но главное украшение стадиона — футбольное поле — предстало перед нами во всей красе. Изумрудный газон, аккуратно подстриженный, обрамляла восьми полосная беговая дорожка с алым полиуретановым покрытием. Металлические ворота, выкрашенные в белый цвет, сверкали на солнце. Справа возвышалась зрительская трибуна — железобетонная конструкция, где вместо привычных сидений были установлены деревянные лавочки, выкрашенные в синий цвет. Сейчас она пустовала, и только воробьи деловито суетились на ее ступенях, что-то выискивая на полу, попутно выясняя, кто из них авторитетнее.
— Ну вот твой «Старт», — с гордостью в голосе произнес Гена, широко разведя руками, словно представлял мне целый стадион имени Ленина, а не скромный районный спорткомплекс.
— Отлично. Давай круг лёгким бегом. Цель — разогрев: полчаса бега, пятнадцать минут растяжки, накатка шеи и плеч. Остальное время посвятим рестлингу.
— Чему? — не понял Гена последнего слова. — Опять словечки с твоей амнезии?
— Угу. Борьба в стойке, по-английски, — пояснил я.
— У тебя же раньше с английским плохо было?
— У меня и сейчас плохо, — улыбнулся я, — Побежали!
Ну правда, не рассказывать же Гене, что в той другой жизни я говорил достаточно криво. Но для шопинга в курортном Таиланде хватало, а вот для свободных бесед с иностранцами — нет.
Да и рассказ о том, как в мире победившего капитализма живёт рабочий класс и какую роль играют страны третьего мира, вполне может меня привести в места для лечения души, если кто-нибудь начнёт болтать. Как говорится, что знают двое, то знает свинья. Начнёт задавать вопросы, типа: «Ничего себе, зарплата сорок тысяч рублей!» или «А что такое кредит?» — и очень удивится, что эти самые сорок тысяч — очень и очень мало, хотя люди как-то живут. Жутковато, конечно, знать, что в будущем не победит коммунизм на планете и все реже можно будет видеть счастливые лица людей в этой светлой стране. Но озвучивание правды может обернуться для меня вот прям последствиями. Нужно быть осторожнее, я и так слишком много языком болтал.
Изрядно продышавшись, мы остановились для отдыха и растяжки.
— Ген, слушай, насколько серьёзные пары, которые мы с тобой прогуливаем? — спросил я серьёзно.
— Мы же спортсмены. Какой с нас спрос? — улыбнулся Гена.
— А ты в техникум зачем пошёл? — спросил я вопросом на вопрос.
— Как и ты после восьмого класса — чтобы профессия была.
— Ты эти восемь классов отучился, а баллов аттестата хватило бы для поступления в вуз? — продолжил я.
— Нет, не хватило, — немного виновато признался Гена.
— Получается, и ты, и я пошли в инженеры по остаточному принципу.
— И что ты предлагаешь? Отчислиться, сидеть у родителей на шее и ждать, пока в армию призовут?
— Я предлагаю что-то в жизни поменять. Например, заниматься тем, что по душе, — хитро сказал я и взял Гену за предплечье. — Освобождайся!
— Тоже мне захват, — усмехнулся Гена и с лёгкостью согнул руку в локте, упёршись в корпус. Мой захват был сорван.
— Теперь ты бери захват, — предложил я, вставая в левостороннюю стойку, согнув локти и выставив вперёд кисти.
— Ты же правша, чего в левосторонней стоишь? — удивился он.
— Я правша. Стою в левосторонней стойке, потому что правая рука у меня сильнее, и ею можно нанести тяжёлый удар.
— В самбо не бьют, если ты забыл.
— Не забыл. Бери захват, говорю, — повторил я.
— Ну ладно, — согласился Гена и встал в правостороннюю стойку, скопировав положение моих рук.
Его захват правой рукой был цепким, словно на моей руке сомкнулись тиски. На лице у Гены снова появилась улыбка — он знал, что сильнее меня. Однако в мире единоборств на силу есть техника. Свободной рукой я взял его атакующую руку и потянул захваченное предплечье в сторону большого пальца, освобождаясь от захвата.
— Теперь я, — сказал я, отпуская оставшийся захват, и просунул правую кисть ему под руку, обходя кисть и предплечье, а левой взял его правую руку.
— И что это? — недоверчиво спросил Гена.
— Это, как его… Позиция овер-андер. Отсюда можно бросать через бедро, делать подхваты и зацепы, а можно просто забрать второй андерхук… — с этими словами я опустил правую руку Гены и заправил её под мышку, получив две руки под его плечами. Пальцы скрепил в замок и, прижав Гену к груди, ногами дёрнул его вверх, слегка приподняв.
— Ох, блин, спина прохрустела! — рассмеялся Гена.
— Это заход на взлом, так называемой базы — сгибание спины. Ну или на бросок через грудь.
— Откуда ты это выдумал? — удивился Гена.
— Не выдумал, а подглядел кое-где! — улыбнулся я. — Не отвлекайся!
— Ага, как же… Долго я еще к твоим чудачествам буду привыкать?
— Ну так… — пожал я плечами. — Мои чудачества нужно ещё как-то в единую систему привести. А тело совсем дохлое — многое просто физически не сможет реализовать в бою. Но это пока! Тренироваться надо, короче!
Далее мы отрабатывали захваты и выходы из них, совершенно забыв про накатку шеи и плеч. «В общаге сделаю», — решил я. Потом пошли на турники, где выяснилось, что Саша Медведев не может подтянуться. Сила из будущего не передалась. А вот Гена подтягивался семь раз — чисто и два раза с рывками. Брусья тоже оказались мне не подвластны — я не смог даже просто удержаться на них, не говоря уже об отжиманиях.
Но я упрямый. Сегодня ограничился висом на турнике и австралийскими подтягиваниями на детском турнике с упором пяток в песок, а вместо жима сделал медленные отжимания, которых моё тело не осилило и пяти раз. «Ну это какой-то позор», — процитировал я персонажа Булгакова. Ноги от бега были ватными, но я всё равно присел десять раз широким приседом.
Потом была растяжка. Закинув правую ногу на шведскую стенку, я тянулся к ней руками и корпусом, поменяв ногу после пяти-шести наклонов. Вердикт был неутешительным: если нулевого уровня не существует в принципе, то физика Саши Медведева была очень близка к этому. Закончив растяжку, мы пошли обратно в общежитие. В животе у меня заурчало, но, чтобы ускорить метаболизм, я решил, что приём пищи будет не раньше чем через час — дать гормону роста отработать.
— Надо макарон отварить, у меня осталось, и за сосисками зайти, купить, — словно услышав мои мысли, сказал Гена.
— Макароны вредны, это быстрые углеводы, — покачал я головой.
— Как это быстрые? — рассеянно улыбнулся Гена. — Углеводороды?
— Углеводы! Короче, это пища, которая очень быстро усваивается. Но минус не в этом, а в том, что в макаронах нет белка.
— Чего-чего там нет? — серьёзно спросил Гена.
— Пу-пу-пу, — выдохнул я и принялся объяснять. — Спортсмену для формирования мышц нужен белок. Помимо белка нужны жиры и углеводы, но только медленные. Как гречка — в ней, кстати, тоже есть белок: одиннадцать граммов на сто грамм продукта.
— И сколько нужно в день есть этого белка?
— Белков. Считается, что обычному человеку — один грамм на килограмм веса, а спортсмену — два. Вот ты сколько весишь?
— Семьдесят один, — признался Гена.
— Ну вот, тебе нужно сто сорок два грамма белка в сутки.
— Друг, это же почти полтора килограмма гречки! Как я ее столько в себя засуну? — засмеялся он.
— Самая большая концентрация белка — в куриной грудке, но и её много не съешь. Да и есть ограничение: за один приём организм усваивает только двадцать пять-тридцать граммов белка. Поэтому профессиональные спортсмены едят часто и строго следят за дозировками.
— Сложно это всё. Надо каждое блюдо взвешивать, — потер затылок Гена.
— Не так сложно, как кажется.
Хотя я лукавил немного, в будущем есть кухонные весы и приложения в телефонах — они сильно помогают, а вручную считать, очень и очень тяжело, но чего не сделаешь ради прогресса.
Мы шли и болтали. Я рассказывал Гене о белках, жирах и углеводах, а он удивлялся и иногда просил уточнений, в каком продукте сколько. И ни я, ни Гена совершенно не заметили трёх крепких парней нашего возраста, входивших в парковую зону стадиона. Почти на выходе мы столкнулись. Я смеялся очередному недопонимаю Гены, и что-то твёрдое врезалось мне в левое плечо. Это был тот, кто шёл самым левым из ребят — столкнулся со мной. Случайно или нарочно.
— Извини, друг, — бегло бросил я и двинулся дальше.
— Ты чего, широкий⁈ — окликнули меня и для пущей ясности развернули, крепко схватив за то самое плечо.
— Ну я же уже сказал «прости»! — в «лоб» напомнил я. — Что-то еще требуется?
— Ребят, что нам делить-то? — вмешался Гена, тоже разворачиваясь.
— Делить нечего. Но кое-кто забыл волшебное слово, — проговорил тот, кто толкнул меня. Он был ниже меня, но крепче, коренастый, светловолосый. Его нос был слегка приплюснут, а сжатые кулаки покрыты мозолями.
— Дим, тренер сказал, что ещё раз — и выгонит тебя, — напомнил светловолосому кудрявый паренёк справа, ниже и худощавее.
— Тихо ты! Сейчас парнишка извинится вежливо и пойдёт по своим делам! — выпалил светловолосый.
— А, понятно, — кивнул я. — Вы, ребята, кто по спорту?
— Это боксёры, — прошептал мне на ухо Гена.
— Узнаёшь, значит, уважаешь, — усмехнулся тот, кого называли Димой.
— А твой тренер тебя так учил — в парках людей плечами толкать? — спросил я. Страха, к слову, не было — был интерес.
— Что ты там промямлил? — набычился Дмитрий, замахиваясь правой.
— Реально, Дим. Тренер узнает — выгонит. Ты посмотри на него — он же первым делом в милицию побежит или к маме жаловаться, — попытался остудить Диму тот, кто до этого молчал: тоже светловолосый, в тренировочном костюме, но почти моего роста.
— Отстань! Ну так что, извиняться будешь? Или тебе лицо в фарш превратить? — поставил меня перед выбором Дима.
— А сможешь? — усмехнулся я.
— Ты ещё и ерепенишься⁈
— Говори, где твой клуб — я приду и по правилам твоего любимого бокса с тобой постою! — предложил я.
— Ха! А чего ждать? Давай на стадионе, прямо сейчас. Мы тебе даже перчатки дадим, чтобы синяков не было, — предложил второй из троих.
— Ген, разборка выходит на уровень дуэли, — улыбнулся я. — Уделим ребятам пару минут.
— Я тебя за полминуты укатаю — хоть по правилам бокса, хоть без, — металлически произнёс Дима.
— В перчатках, но без правил: можно бить ногами, можно бороться, можно добивать лежачего? — предложил я.
— Тебе хана так и так! Короче, — выдохнул Дима. — Идите вперёд, чтоб я видел, что не сбежите!
— А может, это тебе надо уже сбегать? — не переставал я улыбаться. Дерзость и самоуверенность Димы меня задели.
— Слышь, тощий, если минуту с Димой простоишь, я тебе рубль дам, — выпалил высокий, глядя на меня с издевкой.
— Договорились. А если не простою — я вам. А если Дима ляжет — вы нас обедом кормите!
— Не придётся, — покачал головой мой собеседник.
— Саш, я его знаю — он второй по городу в весе до семидесяти одного килограмма, — прошептал мне на ухо Гена.
— Посмотрим, как он боксирует, — хмыкнул я, направляясь обратно к стадиону.
Можно было настоять на встрече в другой день, можно было показать забинтованную руку и сослаться на травму. Но вот мы зашли на газон футбольного поля, и троица боксёров, положив сумки на землю, стала доставать перчатки.
— Дим, бинтоваться не будешь? — спросил у лидера группы его низкорослый кудрявый товарищ.
— Тут дел на один удар, — надменно ответил он.
— На, — протянул высокий, с которым мы поспорили на рубль, подавая мне коричневые кожаные перчатки с завязками. — Умеешь завязывать или помочь?
— Зачем завязывать, если тут дел на один удар? — саркастически ответил я, принимая инвентарь.
Тяжёлые, совсем не мягкие, набитые, скорее всего, конским волосом, а не поролоном — такие я видел очень давно. Ослабив шнуровку, я взял шнурки в кулак и запихнул их внутрь вместе с рукой — тренерская хитрость, чтобы быстро снять перчатки, если понадобится. Вторую я надел так же.
Призёр города по боксу, второй-первый взрослый разряд — вполне можно получить нокаут от такого спортсмена, особенно с моим уровнем подготовки. Но это если боксировать по-настоящему…
Мы стояли друг против друга. Дима сверлил меня взглядом и зачем-то бил перчаткой о перчатку — не профессиональный рефлекс.
— Как тебя звать-то? Чтобы после нокаута имя твоё сообщить? — спросил высокий.
— Саша Медведев, — выдохнул я, собираясь с мыслями.
— Тебе хана, Медведев! — прорычал Дима.
— Бокс! — скомандовал высокий, и Дмитрий бросился на меня, широко замахиваясь правой — почти, как говорят тренеры старой школы, «из-за жопы», намереваясь закончить бой одним ударом.
«Как же скучно», — подумал я. Разрядник, а бросается так…
Адреналин подтолкнул меня к единственному решению. Высоко подняв левый локоть, я сделал длинный шаг к сопернику, и его удар пришёлся в моё предплечье. Обхватив его правую руку сверху вниз левой и пробив правую под его локоть, я сомкнул замок за спиной спортсмена.
— Рыба или курица? — спросил я перед полётом. Ожидаемо, Дима не успел отреагировать на спортивный юмор.
Дёрнув боксёра вверх, я приподнял правое колено, оставаясь с Димой, по сути, стоять на одной ноге, и ударил коленом ему в бедро. Бесполезно для урона, но когда ноги противника оторваны от земли, толчок в эту область придаёт вращение всему телу. Так и получилось: ноги Димы улетели влево, а я, немного докрутив руками, направил его спиной на траву. Можно было докрутить сильнее — тогда он приземлился бы на голову, что гарантировало бы победу, но я не в клетке, и, пусть формально бой идёт за рубль, начинать новую жизнь в новом городе с перелома шеи незадачливого противника — не лучшая идея.
Несмотря на все старания смягчить падение, приземление получилось жёстким. Дима звучно выдохнул, захрипев, а я занял верхнюю позицию — колено на животе — и слегка обозначил удары перчатками по его лбу.
— Ты чего делаешь⁈ — закричал высокий и подскочил, толкнув меня в грудь.
— Мы же договорились — с борьбой и ударами ногами! — развёл я руками.
— Бороться в боксе нельзя! — поддержал их позицию кудрявый.
— А что, ребят, тут официальный чемпионат города по боксу? Я что-то рефери не вижу.
— Дим, ты как? — спросил у лежащего высокий.
— Нормально, отстань! — выдохнул тот и поднялся.
— Сам виноват, Дим. Кто на неизвестного противника так бросается? Хоть бы джебнул пару раз — разведал, может, я чемпион по борьбе в грязи среди женщин с препятствиями? — улыбнулся я, что вызвало ещё больший гнев у поверженного.
— Шутишь? Ну, Райкин, я тебя сейчас отучу! — прорычал Дима и шагнул ко мне, теперь скромнее и расчётливее.
«Вот теперь это будет настоящий бой…» — мелькнуло у меня в голове.