Глава 19 Слова и реальность

Я вылез, и меня проводил еще один товарищ в штатском к «Волге» со шторками на окнах. Я не запомнил номеров той, которая забирала Сидорова, но эта была на неё очень похожа — тоже чёрная.

Протокол у «чекистов» был тот же самый: меня посадили назад, а рядом сел запирающий человек. Также в машине был и водитель, а потом появился и тот, кто меня забрал у милиции, с двумя катушками бобин с плёнкой.


— Ну что, Саша, замучили они тебя? — дружелюбно спросил тот, кто с бобинами.

— Да нет, — пожал я плечами, скользя по салону, обшитому серой искусственной кожей.

— Менты, одним словом, — улыбнулся говоривший и добавил уже водителю: — Жизни участкового уже ничего не угрожает, поговорить с ним можно будет завтра. Поехали-ка в контору. Саш, ты голодный?

Я был голоден. Всё тело ломило, в придачу разболелась раненная ещё в поезде рука, но больше всего мне хотелось смыть с себя грязь и кровь.

— Мне бы переодеться и кровь смыть, — произнёс я.

— Отставить в кантору! Парень от дроби участкового спас, а они его в машине опрашивают, — выдал он отменив свой же приказ, будто разговаривая с водителем.

— Это сумка спасла. Там дзюдога плотно сложенная, и трансформатор с наручниками лежали.

— Наручники там как тебя оказались?

— Участковый, когда стрельба началась, за ними меня послал. — ответил я.

— Занятная история. Но ты молодец! Благодаря тебе и сотрудник выживет, и Надежда, и преступник опасный ликвидирован, который до этого егеря в Камене-Верховке подстрелил. И сын посла дисквалифицирован, и больше не будет людей ломать. И дело вот-вот откроем по контрабанде.

— Егеря — не факт что он, — выдал водитель.

— Костя, а кто ещё? Спорим на дежурство, что Дмитриев когда оклемается нам эту тайну раскроет? — удивился первый. — Кроме того, у них в «Уазике» милиция нашла рыбы на небольшую деревню и динамита на целый Дон.


Так вот он — «контакт» Сергея Сергеича. Напрямую в КГБ угодили найденные мной таблетки и используемая ампула. И вот почему Березин схватился за оружие: он боялся, что всплывёт предыдущий эпизод с рецидивом и при обыске мал-лей найдёт у него и динамит, и рыбу, и ружьё.

— А трансформатор тебе в сумке зачем и сейчас наручники где? — спросили у меня снова.

— Я ж в техникуме учусь, хочу намотчиком на завод устроиться, вот тренируюсь. А наручники уже забрали сотрудники милиции.

— Там же только женщины работают? — спросил у меня водитель «Волги» игнорируя информацию про наручники.

— Почему? — в ответ спросил у него тот, кто со мной заговорил первым.

— Моторика, говорят, другая нужна — женская, и пальцы тоньше. — ответили ему.

— А что, для героев нельзя наматывать трансформаторы побольше? — спросил с улыбкой первый.

— Не знаю, уточню, — пожал плечами водитель «Волги».

— Надо сделать так, чтобы парня взяли! На полставки, на четверть, на одну восьмую — но взяли. Пусть хоть медь там девкам подносит, но чтобы работа у него была.

— Есть. Будет сделано, — кивнул водитель.

— Саш, смотри: ты сегодня уже много сделал, и у нас даже запись твоего разговора с подполковником есть. Если что-то понадобится, мы с тобой свяжемся. Ну а если что-то тебе нужно будет — ну, там, в крайнем случае, шпиона там на производстве увидишь — ты дай нам знать через Сергеича. Мы во всём поможем, по возможности.

— Спасибо. Как я могу к вам обращаться? — спросил я.

— Товарищ майор, — широко улыбнулся первый.

— Товарищ майор, мне бы в Ворон попасть до завтра. На пары. Уже сегодня.

— Сейчас в «Динамо» поедем, там примешь душ, переоденешься, и сотрудники милиции тебя отвезут, — не переставал излучать доброту и доброжелательность первый.


Я осознавал, что меня вербуют и внедряют туда, куда я и сам хотел попасть. Но выявлять недобросовестных работников в цехах или шибко болтающих в столовых я не буду. При всём уважении к важности и нужности ИХ профессии. Я им не Виктор Суворов. А будут давить — уволюсь. И делайте со мной что хотите! Хотя, наверное, у них там и так полно ушей и глаз. Но я — точно не барабан. А борец! А случай с Сидоровым — это совсем другое!

— Тебе же сейчас 16, скоро 17, тринадцатого августа, да? — продолжал товарищ майор.

— Да, — наугад согласился я, совершенно не помня дат в паспорте Саши Медведева.

— А там и 18. В военкомате скажи, что хочешь в погранвойска — там возражать не будут!

— Спасибо, я пока не решил, где хотел бы служить, — мягко ответил я.

— Рода войск нам все нужны, рода войск нам все важны! Но стоит выбрать именно те, где ты принесёшь максимальную пользу Родине. Хотел бы ты, Саша, пользу большущую Родине приносить?


С-сука, — подумал я. Не пошёл приносить большую пользу в той жизни — насильно заставят в этой.

И я, промолчав, несколько раз медленно кивнул, как собачка-игрушка, на панели у маршрутчиков. Потом как-нибудь выкручусь.

— Вот и прекрасно! Люди с твоими талантами везде нужны и везде могут приносить большую пользу советскому народу! Ну, хорошо, тебе добраться до общаги!

Он протянул мне руку — всё время поездки разговаривая со мной полубоком — и я почувствовал крепкое рукопожатие. Такое бывает, когда много работаешь с каким-то железом: рука становится жёсткой, не гибкой. В отличие от умения товарища майора говорить.

— Спасибо, товарищ майор! И вам доброй ночи!


Меня выпустили из машины у зала «Динамо», где уже стояла милицейская «Жигули». Меня встречал Сергеич: он крепко пожал мне руку и показал мне, где у них душ. Он что-то говорил, что-то общее, звал на турнир в конце месяца в Курске, приехать посмотреть.

Я кивал и шёл в душ, и лишь когда холодная вода из лейки стала горячей, мне чуть-чуть полегчало. Грязный пиджак и штаны угодили в сумку к простреленному трансформатору, и из чистого оставалась только синяя дзюдога, которую я и надел.

Попрощавшись с Сергеичем, я сел в милицейский экипаж и уже через полчаса был на КПП в Вороне. Сотрудники мне пожелали удачи, и, пройдя контроль, я попал в город, а спустя двадцать минут хода добрался до общаги.

Стоя возле проходной, я постучал. Раз, другой, третий. Дверь упорно не хотела открываться.

Ну что, никогда не говори «никогда». И, обойдя общежитие, я заметил одно горящее окно на втором этаже — как раз возле водопроводной трубы. И, взобравшись по водопроводной трубе, я постучал в окно 205-й комнаты.

— Здравствуй, брат! Рад тебя видеть снова! Залезай, дорогой! А чё в кимоно? С тренировки? Слушай, синее — шик! Продай, брат, а? — встретил меня Армен Мухатарян, открывая своё окно.

— Ты мне скидку обещал, — напомнил я ему.

— Сделаю, брат, теперь двадцать копеек для тебя будет! Армен слово держит!

— С ЗП отдам, Армен! — ответил я и, пройдя через его комнату, направился на свой этаж, игнорируя вопрос о продаже синей дзюдоги.


Поднявшись на свой этаж, я открыл ключом дверь и, зайдя в комнату, услышал женский визг с кровати Генки.

— Саш, ты что ли? — спросил меня из темноты Гена.


Он был на кровати не один.

— Я, Ген, — выдохнул я.

— Я думал, ты уже не придёшь сегодня. Слушай, будь другом, можешь погулять с часик?

— С чего вдруг? — удивился я.

— Ну, я не один тут.

— Ген, я так замотался, что меня сейчас вырубит. Так что я вам мешать не буду, как и видеть, кто там с тобой.


— Ну что? — прошептал Гена кому-то на ухо. И, видимо, получил даже какой-то ответ. Но я уже снимал кеды, носки, куртку, штаны от ГИ и, сложив их на стул, завалился в койку лицом к стене.

Раскачивающаяся скрипучая соседняя кровать успокаивала меня ещё бы. Столько всего в эти сутки случилось… И провалился в сон.

На следующее утро я еле встал — и то потому, что девочка, ночевавшая у Гены, очень быстро спешила уйти, чтобы не попасться мне на глаза. Я пошёл на пары в техникум, собрав всё, что нужно, в дырявую сумку. И каково же было моё удивление, когда посреди первой пары в аудиторию зашли сотрудники милиции и при всех объявили, что Саша Медведев, рискуя собственной жизнью, помог ликвидировать банду браконьеров и даже оказал помощь раненому сотруднику милиции и женщине, ставшей их жертвой. Меня вызвали к доске и наградили грамотой, какой-то полковник пожал мне руку, и всё это — под удивлённые взгляды преподавателя, восторженные аплодисменты группы.

— Я хотел бы, чтобы все вы, учащиеся Вороновского приборостроительного техникума, брали пример с Александра. Спасибо тебе, Саша, от лица всех служащих внутренних дел Воронежской области! — а на этих словах полковника у всех должен был случиться диссонанс.

Они-то Сашу Медведева знали и помнили совершенно другим. А тут — первая пара и явление Христа народу. Далее полковник, по крайней мере на словах, проявил надежду, что я после обучения и армии смогу вступить в их ряды и дальше бороть преступность, так как именно моё увлечение борьбой сделало возможным все мои вчерашние подвиги.

Когда они ушли, в аудитории ещё некоторое время стоял гул. Пока преподаватель не взяла слово и не озвучила свои мысли, что от меня такого не ожидала и, наверное, всё-таки из меня получится человек.


Вопрос о лишении меня стипендии, а уж тем более об отчислении, больше не стоял. Оценки сами собой начали выравниваться — причём я особо для этого ничего и не делал. Меня, такое ощущение, просто перестали валить. Однако далее я и сам старался пары не прогуливать, ежедневно посещая секцию у Кузьмича и боксируя с пацанами по выходным на стадионе «Старт», попутно тренируя не только удары руками, но и удары ногами, коленями и локтями, что для них было тоже в новинку. Занятно было, когда я отдавал студоргу Светлане простреленный трансформатор, а она, покрутив его в руках, сообщила, что может попробовать порекомендовать меня на должность намотчика вечерней смены. И дела в целом пошли в гору. Иногда нас с Геной Кузьмич привлекал на погрузку куриц и яиц, получая за такие смены хоть и небольшую, но такую важную денюжку.

Итого, вопрос по деньгам больше не стоял так остро:

15-го числа я получал стипендию — 45 ₽,

20-го числа месяца был мой аванс как намотчика — 14 рублей ровно, а полную заработную плату — обещали дать 5–10 числа следующего месяца — это ещё 14 рублей 75 копеек. Уж не знаю, сколько я ставки занимал — неужели и правда ⅛.

20-го же, как грузчик-упаковщик, я получал ещё 30 рублей.


Из странных новостей: после одной из пар ко мне в общежитие приехали родители Саши Медведева — мама и папа, но не одни, а с уже знакомым мне участковым, которому за бой у того дома дали лейтенанта и медаль «За отвагу». Участковый рассказывал Сашиным родителям, какой я молодец и как прикрыл его, раненного, сумкой, а потом пожал мне руку и подарил синюю кожзамовскую сумку с надписью «Спорт».

Мама плакала, папа удивлялся, а я сидел в проходной общаги и не помнил их. От родительских денег я тоже отказался, сообщив, что теперь самостоятельный. А для себя решил, что иногда буду навещать их, играя роль сына, и не буду противиться встречам с их стороны, чтобы они не ощущали себя брошенными. Всё-таки Саша Медведев был их единственным сыном, и что-то мне подсказывало, что даже я со своим формализмом буду им сыном лучше, чем Саша в его время. Печально, но что сделаешь.

Из ещё положительного: в зал к Кузьмичу мы провели и туалет, и душ. Правда, пришлось выложить стену в один кирпич и замаскировать душевую под шкаф с одежными крючками, у которого, как в купе, отодвигалась задняя стенка слева и справа. Да, душевая получилась на одного человека, но это было много лучше, чем ничего. Трафик к бабе Вале решили снижать постепенно, пока не узаконим изменения в зале.

В том же зале со мной начали считаться, и даже с Дулатом вроде как поближе стали. За неполный месяц мои физические показатели выросли: вес — на пять кг мышечных, и того теперь я был — 65 кг, но всё равно я себе казался худым при росте в 183 см. Показатели на турнике — с минус одного подросли до семи, брусья до восьми повторений.

И вот в один из дней, как раз после зарплаты, 24-го июня, в пятницу, Кузьмич, как всегда, собрал нас после тренировки он вдруг предложил скататься на Кубок Курской области — тоже в качестве зрителей, как всегда обещая договориться с каким-то «Динамовским» залом о совместной тренировке. С вороновскими динамовцами Кузьмич почему-то не дружил.

В этот же вечер мы рванули туда: автобусом до Колодезной, электричкой на Воронеж, поездом на Курск — благо тот был совсем недалеко. Не дальше, чем Новосибирск от Томска.

И снова была тренировка в зале «Динамо», и снова всё цивильнее, чем у нас. Ну ничего, Кузьмич и Ко ещё всем покажут. А на следующее утро мы уже были в спортивном комплексе «Спартак». В этом красном здании и проходил Кубок Курской области.

* * *

— Дарова, Сань! Пойдём, я тебя кое с кем познакомлю! — позвал меня Павел, крепко пожав мне руку, когда мы пересеклись в холле. Вчера его не было на открытой тренировке.

— Привет! Пойдём! — согласился я.

— Слушай, а ты, кажись, набрал, да? — окинул меня опытным взглядом товарищ по команде из Воронежа.

— По юношам до 68 теперь могу выступать, — улыбнулся я.

— У меня тут друг выступает в до 71 по мужикам.

— Сам не стал заявляться? — спросил я его.

— Не, тренер говорит, что нужно больше насмотренности, и в следующем году можно будет попробовать на зональных соревнованиях отобраться, выиграв Центрально-Чернозёмный регион. Я по юниорам пойду — 18–20 лет. Ты же можешь попробовать по старшим юношам — в 16–17.

— Тренер фигни не посоветует, — улыбнулся я. И мы с Павлом вошли в разминочную зону.


Тут было полно народа. Дети уже отборолись и даже наградились, а на разминочном ковре разминались, как селёдки в банке, совсем уже взрослые ребята.

— Вот, Саш, это мой друг — Дима Лукьянов! — мы подошли к парню в белой куртке с красным и белым поясом.

— О, дарова, Паш! Привет, я Дмитрий! — привстал с накатывания плеч светловолосый, буквально с пепельными волосами, крепкий парень.

— Саша, — поздоровался я за руку.

— Вот, поработайте с ним. У него подход к борьбе другой. Только физикой его не дави! — произнёс Павел, когда мы с Димой пожимали друг другу руки.

— Я с радостью, — ответил Дима. — У тебя куртка с собой?

— Всегда с собой! — бодро ответил я, кладя сумку и начиная переодеваться.

Надев свою синюю куртку с установленными заплатками изнутри, я принял свою боевую излюбленную «левую».

— Прикинь, мне на прошлом турнире подарили дзюдогу, я Саше эту подогнал, а тем же вечером какой-то дятел в него из ружья шмальнул.

— Ужас! — произнёс Дима не придав значения истории с ружьём, словно это была выдумка Паши и спросил у меня: — Ты готов?

— Готов! — выдохнул я, и наша игра началась.

Борьба за захваты, угроза выводами из равновесия, подсечки — и я даже пару-тройку раз условно «улетел». Дима выдергивал меня на бросок, останавливая тягу, когда мои ноги отрывались от ковра. И всё на таких скоростях, что я бы мог только позавидовать Пашкиному другу. Но в какой-то момент я имитировал верхний захват за ворот, и, когда руки Димы пошли его срывать, резко рухнул вниз, скользнув в ноги. Однако спортсмен успел вставить свою правую руку между собой и мной. И это правильное решение. Но я скользил на коленях дальше, закручиваясь под его ногу — туда, где защитной руки не было, — и, оказавшись сзади, подбил ногу ашибараем и, запрыгнув на Диму со спины, сомкнул у него на шее удушающий замок.

— Неплохо, но я бы бросал оттуда подсидом! — похвалил меня Дима, похлопав меня по удушающей руке, чтобы я отпустил хватку.

— А есть сетки уже? — спросил Павел у Димы.

— Да не, тут они просто вызывают категорию и всё.


— Парни, щас семьдесят первый будет! — словно услышав нас прокричал кто-то в судейском костюме из дверного прохода.

— О, моя! Спасибо за разогрев, Саш! — поблагодарил меня Дима.

— Мы на трибунах будем за тебя болеть! — пообещал Диме Павел.


И я, быстро переодевшись обратно в гражданское, вместе с Пашкой пошли на зрительские места. Там я заметил и Сергея Сергеича, который спокойно сидел, словно обычный зритель, и смотрел схватки. Свободных мест было предостаточно. Как и в Воронеже, тут было два ковра — точнее, площадки с татами для дзюдо — и небольшие трибуны в три этажа стульев с проходами между ними.

— На татами номер один приглашается: первая пара мужчин веса 71 кг — Дмитрий Лукьянов, «Динамо», Курск, и его противник Сергей Сидоров, «Трудовые резервы», Москва! — разорвал помещение огромного зала подзвученный колонками голос судьи-информатора.

Сука, как? — вспыхнул мой молчаливый вопрос. В своём непонимании, как это возможно, застыл и Павел, и даже его тренер, сидящий недалеко от нас, приоткрыл рот.

Всё, что я знал и слышал, всё, что обещали мне представители КГБ, оказалось недостоверным. И на татами действительно вышел тот самый Сергей Сидоров, вот только с бритой головой, впалыми синяками под глазами и ещё большим мышечным пампом под курткой. Сверху на чёрный пояс был надет белый, пальцы его рук оказались тейпированы пластырем. А суровый и немного безумный взгляд смотрел исподлобья на другую сторону площадки, куда уже выходил друг Павла Дружинина. Сергей вернулся. Вернулся злее, жёстче, безумнее.

Загрузка...