Я – борец! Назад в СССР

Глава 18 Цена закона

Я инстинктивно пригнулся и, подбежав к Уралу, откинул его кресло, найдя в отсеке под ним наручники.

— Да тут не наручники, тут патроны надо подносить!

— Березин, не дури! Ты же не убийца! За мента тебе вышку дадут! — орал участковый, пригнувшись возле косяка с простреленной дверью дома.

Изнутри «долбили» дробью, об этом свидетельствовали мелкие выходные отверстия в двери.

— Мал-лей, окно! — успел прокричать я, заметив в окне силуэт с двустволкой.

И прозвучал второй выстрел, вместе с догоняющим его звоном битого стекла.

— Только если найдут и поймают! — заорали из дома.

А я прижался к стене дома аккурат под окном.

— Ты дебил пьяный, ты сейчас в людей стреляешь! Сдавайся, и мы сделаем, что ничего не было. Даю тебе честное офицерское слово! — продолжал участковый, однако в его руках уже был пистолет, лязгнул затвор, досылающий патрон в патронник.

— А ты высунись, чтобы я твои глаза честные увидел! — не унимались в доме.

— А нахрена мне высовываться? Хочешь — сиди там, щаз на твои выстрелы сводный отряд милиции прибудет, будешь с ними разговаривать!

Эх, мирная жизнь. У участкового ПМ на восемь патронов и, скорее всего, запасной магазин ещё на восемь, у спятившего урки — какой-то дробовик, походу двустволка. На войне в прошлой жизни забросили бы гранату в окно и штурмовать бы не пришлось. — подумалось мне. А вдруг там действительно какая-нибудь женщина, но тогда почему молчит?

— Начальник, я не при делах, я не с ним! — завопил другой мужской голос из дома, походу Дмитриева.

— Ты чё, сука! — донеслось изнутри.

И снова раздался выстрел, а затем протяжный крик и стон.

— Мусарнуться решил⁈

И я выглянул в разбитое окошко. Внутри дома я заметил спину Березина и лежащего в крови у его ног, видимо, Дмитриева. У первого в руках ружьё — двустволка, а на полуголом теле — ремень с патронами.

— Один ранен, второй с двустволкой. — передал я сотруднику милиции, который смотрел на меня из-за угла, словно я безумный.

— Спрячься, дурак! ГАИ услышат выстрелы, и скоро будут тут!

— Нифига, мал-лей! За это время он нас в решето превратит, и второй кровью истечёт. Я зайду сзади, ты угрожай с фронта! — покачал я головой и начал движение в обход.

— Дуй за подмогой лучше! — прокричал мне офицер, но что-то мне подсказывало, что если я отсюда уйду, всё закончится совсем плохо.

— Я уже «дул» и пришёл за тобой, мал-лей. Давай зажмём его с двух точек! Я постараюсь у тебя на линии огня не оказываться!

И я побежал в обход дома.

— Чё, лейтенант, кончить его тут, стукача твоего⁈ — донеслось из хаты.

— Ты не моего стукача сейчас кончишь, ты корешку своему кровь пустил. — ответил мал-лей, тоже отступая назад и прячась за Уазик, чтобы видеть окно и всё, что происходит в доме.

— А менты нам не кенты! Лучше зеки, чем менты! — жизнеутверждающе прокричали изнутри какую-то половинку какого-то стишка.

— Сдавайся, говорю, будут тебе зеки, если вернуться в тюрьму так хочешь! — уговаривал где-то за моей спиной участковый.

Я же полз в полуприседе по земле палисадника, среди кустов и стволов молодой черёмухи, уже цветущей своими специфическими белыми цветами.

— Где ты прячешься, а ну выгляни⁈ Не зря говорят, что тебя в школе шпыняли, и ты на людей озлобился, и в менты пошёл! Как трусом был по малолетству, так трусом и подохнешь! — орали из дома, а я уже выходил на свою позицию, чтобы видеть кричащего.

Он целился в разбитое окно из глубины дома, готовый в любой момент нажать на спуск.

Пьяное быдло. Про таких правильно говорят, что тюрьма его не исправила, она сделала только жёстче и злее.

— Про твою отсидку тоже много чего говорят! — нашёл что ответить мал-лей. — Ты поэтому тюрьмы, как огня, теперь боишься⁈ Не хочешь остаток жизни под шконкой провести?

— Заткнись, сука! — завопили из дома и нажали на спуск, посылая рой дроби куда-то в Уазик.

А я, зацепив одну из штакетин, надавил на неё всем телом, чтобы она со скрипом вышла из общего строя забора. И, крикнув:

— Мал-лей, сейчас!

— запустил её в окно по направлению к преступнику. Разбившееся стекло снова разлилось звоном, а я рванул в сторону, снова ближе к стене, и не зря. Раздавшийся выстрел, уже в моё окно, поразил ствол черёмухи, и в оконном свете на землю медленно полетели, словно снег, белые мелкие цветы.

— Бросай ствол! Стреляю! — заорал участковый, но Березин, видимо, уже повернувшись и увидев его в окне, спрятался за косяк, судя по звуку, преломив двустволку.

Сука. Вот она, наглядная сложность бюрократических процедур в России: сто тысяч пятьсот предупреждений, чтобы после одного применения доказывать на куче бумаг, что ты не верблюд и действовал в точной строгости закона. В прошлой жизни мои друзья-менты рассказывали про закон о милиции, а именно о статье 15, которую их заставляли знать назубок и постоянно проверяли эти знания. Работал ли в этом времени сей закон, я не знал, но, скорее всего, что-то очень похожее есть, на основе чего потом и создадут то, что будут учить сотрудники, как «Отче наш».

Пока браконьера предупреждали, он перезаряжался.

А я, получается, зря себя обнаружил и спешно уходил с позиции, идя вдоль стены дома дальше в его тыл.

— У тебя мусор там, дружок появился? Дружинник, что ли? — спросили сотрудника. — Чего молчишь⁈

Я заглянул в другое окно как раз тогда, когда Березин выстрелил по-сомалийски, высунув ствол ружья из-за косяка и нажав на спуск, не целясь, в сторону первого разбитого окна.

Что же с тобой делать, мал-лей? Не часто тебе на службе приходится в людей стрелять, если сказать точнее — то никогда. А перепивший урка с двустволкой для тебя — реальная проблема. А для кого бы нет?

И тут ничем нельзя особо помочь — не за тебя же из твоего ПМа стрелять.

За мгновения, потраченные на мысли, я обратил внимание на пристройку в виде навеса, где у самой стены лежал сельхозинвентарь. Проскользнув туда и взяв штыковую лопату, я подбежал к окну дома и с силой ударил по стеклу, сразу же прячась за стенкой.

— Березин, сдавайся, ты окружён! — прокричал я.

— Не тренди мне! Вас двое всего, и ты, сопляк, даже без волыны!

Глазастый долбонавт. — покачал я головой.

— Эй, ментяра, чего затих? Давай, рассказывай мне, какие меня скощухи ждут, если тебе сдамся! Му-са-ро-ок? — последнее слово Березин протянул, почти пропел.

А ведь и правда, где мал-лей? Почему не ведёт стрельбу — я ещё могу понять, но почему не провоцирует на трату боеприпасов? Хотя и то и то странно.

Неужели ранен? — ошпарила мой ум догадка.

Да, сука, ну нет же! — и я побежал обратно в полуприседе, с лопатой, как питекантроп с копьём, закинув наручники в сумку. Мимо штакетника, мимо простреленной черёмухи, по стеклам из битых окон.

И, увидев Уазик, юркнул за него.

Он сидел, облокотившись о колесо с противоположной стороны. Левой рукой он держал свою шею, зажав её справа, а в опущенной правой был пистолет. Сквозь пальцы мал-лея струилась кровь.

— Лейтенант, ты меня слышишь? — спросил я у мал-лея. — Аптечка у тебя в мотоцикле есть?

Я говорил и вспоминал способы купирования артериального кровотечения из шеи. Он кивнул, в его глазах я прочитал обречённый ужас.

— Мусорок, я иду тебя искать! — протянули из дома. — Ты где там? Неужели обосрался?

— Лейтенант, так бывает, тебя задело — немного, но нужно наложить повязку, и будешь жить!

— Вы-хо-ди! — донеслось из дома, и на последних слогах прозвучал выстрел. О металл Уазика громыхнул, приняв на себя порцию дроби. — Ты за дверью? Нет! Ты за капотом! Ну погоди, я сейчас выйду к тебе и к твоему дружиннику!

Не успею — мелькнуло у меня, и я аккуратно потянулся к ПМу офицера, однако тот, хоть и был ранен, не думал отпускать оружие.

— Летёха, дай ствол, я его положу! Вот он, уже сейчас выйдет! — уговаривал его я, но милиционер молча стоял на своём, лишь повернул голову в сторону веранды с простреленной дверью.

— Мы тут как на ладони! — прорычал я.

Но дверь открылась, и в свете ламп появилась тёмная худощавая фигура зэка, сжимающая в руках направленную на нас двустволку.

Капец! Походу, следующее перерождение будет в шестидесятых! — мелькнула у меня мысль, и я только и успел, что поднять между нами и преступником свою спортивную сумку.

Однако мал-лей, заливая меня и себя кровью, умудрился вскинуть свою руку в сторону противника.

Мою сумку отбросило в сторону, будто кто-то дёрнул её изо всех сил, а парный выстрел оглушил меня, отзываясь протяжным звоном в ушах. И я метнул штыковую лопату в лицо пересидка, рванув к нему, как никогда не бегал до этого.

Лопата полетела ровно, как то копьё, попав в голову падающему от полученного выстрела в грудь тела. Мал-лей попал тоже. Я замахнулся на упавшее полураздетое тело и вдруг увидел застывший, остекленевший взгляд, смотрящий сквозь меня, и дыру в груди чуть правее левого соска, откуда теперь растекалась бурлящая красная жижа.

Пнув ногой оружие, я выбил у него двустволку из рук в сторону и, быстрее ветра добежав до Урала, принялся копаться в люльке. Найдя аптечку, не открывая, побежал назад.

Он сидел в той же позе, нелепо улыбаясь. Всё в его взгляде говорило мне:

— Пацан, я попал!

Да, братуха, ты попал, и ещё попадаешь. Будут ещё и девяностые, и войны на твоём веку, ты только умирать у меня на руках не вздумай!

Давящая повязка из запакованного валика стерильной ваты, жгут через руку, слабеющее дыхание офицера и фиксация бинта. И всё это под мерцание голубых и синих огней, а также крики набежавших сотрудников.

— Офицер ранен, нападавший убит его выстрелом, внутри — сообщник, застреленный преступником в ходе ссоры. Оружие там. — безэмоционально произнёс я, отступая от засыпающего раненого мал-лея. — Нужна скорая, тут кровопотеря большая.

— Ты кто? Что тут делаешь? — спросил у меня кто-то.

— Я борец. — почему-то ответил я, но сразу же поправился, дав более ясную картину. — Свидетель ДТП и правомерного применения младшим лейтенантом оружия против вооружённого преступника.

А далее я помогал старшему сержанту тащить под руки мал-лея в машину ГАИ, мерцавшую красными и синими огнями. Я сел с раненым на заднее сиденье и давал ему нюхать нашатырь, когда лейтёха пытался отключиться. Я говорил с ним. Сотрудники быстро посовещались и решили, что один из них останется на месте боя, другой же везёт нас по трясучей сельской дороге на дикой скорости, и я всё боялся, что давящая повязка сорвётся, и придерживал её на шее у офицера. Старшой ехал и кричал в рацию, давая координаты происшествия, а потом, переключившись на радиоволну скорой помощи, координировался с ними, чтобы раньше передать офицера им в руки. И выходило так, что именно он и успевал первым доехать до больницы, только нужно было ехать обратно — не в Колодезную или Боево, а в Воронеж.

Этот город никак не хотел меня отпускать! И вот уже нас встречала бригада медработников у главного входа с передвижной кушеткой и капельницей. На бутылке с кровью я заметил надпись:

— 0(I) Rh —.

Универсальная, что ли?

В больницу меня не пустили. Медработник в маске и белом халате сказал:

— Парень, мы знаем свою работу!

Но перед тем как дать закатить в больницу раненого, старший сержант ГАИ обратился к медикам:

— Товарищи, я должен быть с ним там. У него оружие на поясе, которое нужно передать лично его командиру. У меня приказ — охранять.

— Тогда халат наденьте и маску! — было ему ответом, и он кивнул, последовав за увозящими сотрудника медиками.

Я провожал их взглядом, а голубых огней вокруг стало больше. Больница номер восемь сияла ими, как новогодняя ёлка, — это к зданию слетелись все машины города. Новость о стрельбе с участием милиционера — это событие неординарное и редкое. И так будет, наверное, как минимум, ещё восемь лет.

— Парень, сюда сотрудника доставили? — спросил у меня кто-то, и я обернулся.

Ко мне обращался целый подполковник, глядя на меня из окна жёлто-синей «Волги».

— Так, а не ты тот, кто с ним был там? Да? — не дожидаясь ответа, спросил у меня подпол.

Как он узнал? А, ну понятно, я же весь в крови и с ошалелым взглядом.

— Здравствуйте. Да, сюда. Да, я там был. — Тело начало потряхивать, снова отпускал адреналин, меняясь с разумом местами. Меня же могли убить. Снова. Мало того, я даже к этому был уже готов.

— Давай-ка садись в машину. — произнёс подпол и вышел, открыв дверь, прикоснулся к моему предплечью. — Старшина, посмотри пока за парнем!

— Есть! — откозырял усатый седоволосый старшина, выйдя из «Волги» и тоже подойдя ко мне, пока подпол шёл в больницу. Мягко, но настойчиво попросил: — Присядь пока, парень. Как говоришь, тебя зовут?

Я сел в «Волгу», а старшина сел рядом. Понятное дело — протокол. Левая дверь не открывается, чтобы возить жуликов.

— Саша Медведев. — произнёс я.

— Ты, Саш, спортсмен?

— Спортсмен. — тихо проговорил я.

— А чем занимаешься?

— Плаванием. — повернулся я к нему, посмотрев как на дурака.

— Ты не дерзи, я же помочь хочу. Вижу, что борешься. Ух, ё! — и тут он увидел мою сумку и даже просунул в её новые дыры пальцы. — Чем это тебя?

— Тем же, чем и мал-лея. Двустволка, какой-нибудь ИЖ…

— М-да уж. — протянул старшина и, нащупав в моей сумке наручники, вытащил их. С металла осыпалось пара расплющенных дробин, и, видя приближение подпола, он вышел из машины, уступая тому место.

— Так, — начал разговор со мной подполковник, — меня зовут Виктор Семёнович Онисимов, я ответственный по городу Воронеж. Расскажи мне всё, что видел этим вечером? Прям подробно. Начни с того, кто ты и что делал, когда всё началось… Старшина, кнопочку «Запись» с шариком, которая…

С этими словами он потянулся к переднему сиденью и достал оттуда шнурок с микрофоном, идущим к чему-то, что лежало на пассажирском сиденье — большому, судя по всему. Затрещали моторы, крутящие ленту, соединяющую пару бобин.

— Я, Саша Медведев, ехал из города Воронеж автостопом, так как на автобус не хватило денег…

— Куда ехал?

— В Ворон, и на неизвестном мне участке трассы увидел, как Уазик таранит «Жигули» и уезжает в сторону деревни…

И я рассказывал всё, как было, а полковник слушал и задавал свои вопросы: типа, почему младший лейтенант Брызглов не вызвал подкрепление, стрелял ли он в воздух перед тем, как открыть огонь на поражение, сколько выстрелов сделал преступник перед тем, как был убит встречным огнём, где был я в момент ранения милиционера и что сделал, когда обнаружил сотрудника с ранением, почему, как я считаю, младшим лейтенантом было принято решение зажать браконьера в доме? Как в целом велись переговоры с преступником, сколько раз ему было предложено сдаться, как в моей сумке оказались наручники, почему она прострелена, как я оказывал помощь до прибытия ГАИ. Кто приехал на выстрелы, номер экипажа, звания?

На многие вопросы я честно отвечал, что не знаю или не помню. Не сказал я только про то, что всё произошедшее казалось мне сейчас дурным сном, начиная, наверное, с задавившей меня маршрутки в далёком и заснеженном Томске в ещё более далёком две тысячи двадцать пятом. Словно я сейчас проснусь и снова пойду тренировать детей в своём личном «Дне сурка».

— Что у тебя ещё в сумке? — в какой-то момент спросил подполковник.

— Куртка для дзюдо. — ответил я.

— Покажи, пожалуйста. — попросил подполковник.

И я полез в «дуршлаг» из кожзаменителя, достав плотный свёрток голубой динамовской дзюдоги, в которой тоже были дырки от дроби.

— Кучно легла. Если бы не наручники и твоя форма… — протянул подполковник, — А там, что еще у тебя?

Я хотел было показать трансформатор в котором тоже была дробь, но тут в окно «Волги» постучали.

— Что ещё? — спросил подполковник у подошедшего к «Волге» мужчины в сером плаще.

На что гладковыбритый мужчина с аккуратной стрижкой поманил его пальцем из машины, мол, идите-ка сюда.

— Виктор Семёнович, спасибо за оперативное прибытие, но пацана мы у вас забираем. — произнёс подошедший когда подполковник выбрался из машины.

— Вы кто? Представьтесь! — строго потребовал он.

— Комитет добрых дел, — произнёс мужчина и, достав из кармана удостоверение, показал подполковнику снизу вверх. — Как и плёнку с опросом свидетеля. А вы подготовьте рапорт о случившемся на имя генерала.

Подполковник прикоснулся к руке «чекиста» и приподнял его руку выше, чтобы прочесть в мерцающей синим темноте, кто именно с ним сейчас говорит.

— Вы в КГБ устав совсем не исполняете⁈ Я вас старше и по званию, и по возрасту! — сурово произнёс он.

— Поэтому на «Вы» и по имени-отчеству. Пацан, как там тебя… Медведев, вылазь!

Откуда он знает мою фамилию?..