Светлейший-8. Зимние интриги

Глава 22

— Получается, ты последние дни проводишь дома, Алексей, — проговорил брат, наливая сливки в кофе.

Он подал мне сливочник, но я отказался.

— Да, назначение придет со дня на день. Впору делать ставки, в какой Усть-Пердольск забросит меня Шереметева.

Матушка гневно нахмурила идеальные брови:

— Алексей! Что за выражения!

— Прошу прощения, матушка.

— Но Алексей прав, — сказал отец, перелистывая страницу. — Пусть мы и помогли Шереметевой, я не думаю, что она так быстро сменит гнев на милость.

— Разве ей не надоело отыгрываться на нашем сыне? — возмутилась матушка.

Я усмехнулся.

— Отыграться у нее не вышло, как мы все знаем. Я — старлей, лучший курсант первого потока, и мы знаем о ее превосходительстве такое, что лучше бы ей с нами не ссориться.

Виктор многозначительно кивнул.

— Да, партию ты разыграл прекрасно, Лёша. Мое почтение.

— И все же от Шереметевой можно ожидать чего угодно, — отметил отец. — Будь начеку, сын.

Я молча кивнул светлейшему князю и пригубил кофе.

Когда слуги убрали основное блюдо и подали десерт и кофе, в комнату вошла Яна. Как всегда, в безупречно отглаженном костюме с юбкой, на высоких каблуках, волосы убраны в строгий пучок — прямо победительница конкурса «Секретарь года».

— Почта, ваша светлость.

На подносе было немало писем. Как обычно, стопка корреспонденции для родителей, несколько официальных конвертов для Виктора…

— Это для вас, ваша светлость. Пришло полчаса назад.

Я даже не сразу понял, что она обратилась ко мне. Оглянувшись на Яну, я увидел, что она протягивала мне конверт из плотной белой бумаги.

— Не похоже на любовную записку от княжны Юсуповой, — улыбнулась Таня.

Я взял письмо и взглянул на печати — герб Министерства внутренних дел и герб Спецкорпуса.

Виктор приподнял бровь.

— От кого письмо? — спросил он, перекладывая свои конверты.

— Со службы, — коротко ответил я, вскрывая конверт ножом для писем.

Матушка тут же подалась вперед с интересом.

— Должно быть, это уведомление о распределении, — предположила она. — Ну, читай же быстрее, Алексей!

Я развернул письмо, пробежал глазами первые строки — и едва не поперхнулся кофе.

— Что там⁈

Виктор мгновенно выдернул лист у меня из рук и сам начал читать. Его брови удивленно поползли вверх.

— Ну? — нетерпеливо спросил отец, вытянув руку. — В чем дело, сыновья?

— Это… — брат уставился на меня, всеми силами сдерживаясь, чтобы не заржать. — Это весьма неожиданно…

Он передал письмо родителям. Отец прочитал, нахмурился и переспросил, словно не веря своим глазам:

— Адъютант генерал-лейтенанта Шереметевой⁈ Не может быть!

— Что? — матушка поставила чашку на стол и почти что выхватила несчастную бумагу из рук отца.

Я скривился, покрутив в руках кофейную чашку. Я ожидал чего угодно, но не этого.

Адъютант? Серьезно? Мальчик на побегушках в кабинете?

Я годам служил в боевых подразделениях, отлично знал, как сражаться с Искажениями, умел очищать пространство и обладал уникальными способностями.

И теперь — в посыльные?

— Нет слов, — только и смог проговорить я. — Литературных.

Матушка, напротив, выглядела довольной.

— Это прекрасная новость, Алексей! Ты останешься в Петербурге и даже сможешь бывать дома. Быть может, выбьешь право ночевать здесь, а не в казарме. Да и находиться в окружении таких людей, как Шереметева, тебе только на пользу! Что бы мы о ней ни говорили, но связей у нее достаточно…

Отец мрачно посмотрел на меня и усмехнулся.

— Видимо, Шереметева решила закрыть гештальт, взяв другого Николаева к себе на личную службу.

Виктор все же не выдержал и расхохотался.

— Нет, до чего же это иронично, — смахнув слезу, он уставился на меня. — И стоило для этого становиться Черным алмазом…

— Заткни варежку, братец, — хмуро сказал я и поднялся из-за стола. — Спасибо за завтрак, передайте повару мою благодарность за сырники. А сейчас я должен откланяться.

Родители переглянулись.

— Куда ты? — забеспокоилась матушка. Видимо, физиономия у меня была настолько суровая, что даже ей стало не по себе.

— К своему новому начальству, — буркнул я и вышел из столовой.

Видит бог, этот день должен был пройти совершенно иначе.

— Постарайся не убить ее! — крикнул мне вслед брат.

Я припарковал Барсика напротив главного входа в Михайловский замок.

Взглянул в зеркало, поправил воротник мундира. Во внутреннем кармане похрустывало уведомление о назначении.

— Что ж, сейчас разберемся, какого черта, — проворчал я под нос и вышел из машины.

Настроение было мерзкое. И оно становилось все хуже по мере того, как я видел широкие улыбки знакомых мне сотрудников.

— О, старший лейтенант Николаев, — поприветствовал меня охранник на посту. — Вы же вроде как с завтрашнего дня заступаете?

Я дежурно расписался в журнале и выдавил из себя улыбку.

— Решил прояснить все вопросы до выхода на службу.

— Это вы мудро поступили…

Мне не нравилось, что приказ уже был разослан всем — даже охранники на всех постах уже обо всем прознали. Я взбежал по лестнице на второй этаж, прошел еще пару постов и, наконец, оказался перед дверями кабинета Шереметевой.

Двое дежуривших ребяток поприветствовали меня и тоже удивились.

— Вы же вроде с завтрашнего, господин Николаев.

— Ее превосходительство у себя? — Спросил я вместо ответа.

— Да…

— Тогда я зайду.

Не дожидаясь ответа, я резко потянул на себя незапертую дверь.

Шереметева как раз говорила с кем-то по телефону, делая пометки в ежедневнике, а Боде копался в кипе бумаг, что-то бормоча себе под нос.

Увидев меня, Боде удивленно приподнял голову, а Шереметева, не прерывая разговора, жестом велела ждать. Закончив, она подняла на меня ледяной взгляд.

— Старший лейтенант Николаев, — ровным голосом произнесла она. — Что-то случилось? Вы прибыли на службу на день раньше.

Я достал из внутреннего кармана конверт и бросил на стол перед начальницей.

— Ваше превосходительство, я получил уведомление о своем назначении. И я полагаю, что его целесообразность заслуживает немедленного обсуждения.

Я застыл перед массивным дубовым столом, сложив руки за спиной, и внимательно смотрел на Шереметеву. В воздухе повисла напряженная тишина.

— Боде, принесите мне из канцелярии копию отчета снабженцев за прошлый квартал, — сказала она, метнув взгляд на адъютанта. — Живо.

— Есть, ваше превосходительство!

Он сразу понял, что его просто выставили за дверь, и спешно ретировался от греха подальше. Пока он не ушел, мы с Шереметевой молча испепеляли друг друга такими взглядами, что воздух едва не вспыхнул.

— Я хочу оспорить свое назначение, — произнес я четко и без колебаний, когда Боде вышел.

Шереметева медленно подняла взгляд от бумаг, сложенных перед ней на столе. Она молчала пару секунд, оценивающе разглядывая меня, затем скрестила руки на груди.

— Какое дерзкое заявление, Николаев, — холодно заметила она. — И вы решили высказать его в присутствии моего подчиненного? Вы в своем уме, Николаев? Или субординация больше ничего для вас не значит?

Ее голос был ровным, но в нем звучала явная сталь.

— Я в своем уме, Лариса Георгиевна, — процедил я, сдерживая раздражение. — Вы пытаетесь забивать гвозди микроскопом. Моя стихия — работа в поле. С аномалиями и последствиями. Я был лучшим на курсе, я могу собрать сильную команду и обучить сотни людей бороться с этим явлением. Вместо этого вы предлагаете мне заниматься бумажной работой и сопровождать вас на официальные встречи?

Шереметева не сразу ответила. Она откинулась на спинку кресла, её глаза потемнели, и я ощутил в ней ту хищную настороженность, которая всегда проявлялась, когда что-то шло не так, как она планировала.

— Вы преступно недальновидны, Николаев, — произнесла она наконец. — Во-первых, я могу доверять вам. Насколько вообще можно доверять кому-либо в этой среде. Во-вторых, у вас и вашей семьи слишком много недругов, и мне бы не хотелось, чтобы они нашли возможность избавиться от вас, пока вы будете шастать один в какой-нибудь провинции. В Петербурге избавиться от вас будет сложнее. И третье, самое важное: вы должны научиться управленческой работе. Это не просто бумаги. Это стратегическое планирование, политика, контроль ресурсов.

Я хмуро уставился на начальницу, хотя уже начал понимать ход ее мыслей.

— Зачем?

Шереметева усмехнулась, но в её взгляде не было ни тени веселья.

— Я хочу подготовить вас, Николаев, — ответила она. — Если со мной что-то случится, Боде один не вытянет. Он хороший исполнитель, но инициативы у него зеро. Вы же, напротив, показали, что умеете брать на себя ответственность, организовывать процессы, понимаете, как работают аномалии. Мне нужен такой человек рядом. Здесь, в кабинетах. Так безопаснее для всех нас.

Это был один из тех редких моментов, когда я видел в ней не просто жесткого командира, но человека, который предвидит угрозу и готовится к худшему. Она действительно считала, что ей может что-то угрожать. Или кто-то.

История с Боде ничего не прояснила. Будет другой удар.

— Кроме того, — продолжила Шереметева, — эта должность позволит вам остаться в Петербурге. Император, насколько мне известно, тоже нуждается в вас, особенно после недавних событий…

Я стиснул зубы. Этот аргумент был неоспорим.

— Хорошо, — нехотя согласился я. — Раз вы настаиваете, я останусь.

— Я не спрашивала вашего мнения, Николаев, — отозвалась Шереметева, но ее взгляд немного потеплел. — Лишь объяснила, почему вы получили это назначение.

Начальница внимательно вглядывалась в мое лицо, словно оценивая, насколько искренне мое согласие. Затем она посмотрела на часы и произнесла:

— И раз уж вы явились в Корпус на день раньше, значит, готовы приступить к работе. Отлично. Через пятнадцать минут мы выезжаем в Зимний. Совет регентов пригласил меня на заседание, и вы будете меня сопровождать.

Зимний дворец встретил нас привычным величием: сияние золота, отблески света на полированных полах, чуть уловимый аромат воска и свежих цветов. Я шагал рядом с Шереметевой, на ходу привыкая к новым знакам отличия на мундире. Признаться, они немного тяготили — не весом, но смыслом.

Мы пересекли несколько анфилад и остановились в просторном холле, где камергер с надменно-любезной улыбкой попросил нас подождать. Я заметил, как Шереметева еле сдержала зевок, сжав губы в тонкую линию.

— Трудная ночь, ваше превосходительство? — спросил я.

— Спала два часа. Ничего, не впервые.

Я вскинул бровь. Два часа сна — слишком мало даже для нее.

Я поискал глазами камергера, отвечавшего за порядок в залах для гостей. И быстрым шагом направился к нему.

— Пожалуйста, распорядитесь принести кофе для генерал-лейтенанта, — сказал я. — Черный, без сахара.

Камергер возмущенно на меня уставился, но я жестом поторопил его и сладко улыбнулся.

— Пожалуйста, побыстрее. Я знаю, что в трех залах отсюда стоит итальянская кофемашина.

— Конечно, Алексей Иоаннович, — сквозь зубы процедил камергер и подозвал лакея.

Я вернулся на свой пост рядом с Шереметевой. Она как раз пролистывала копию отчета, которую добыл для нее Боде.

— Пытаюсь выбить больший бюджет на этот год, — пояснила она.

Через пару минут возле нас возник лакей с дымящейся чашечкой.

— Кофе для ее превосходительства, — он поклонился и поставил напиток на столик.

Шереметева скользнула по мне взглядом и удивленно вскинула седые брови.

— Решили меня задобрить, Николаев? — в ее голосе звучала легкая насмешка.

— Просто помню, насколько унылыми бывают выступления Рюмина, ваше превосходительство. Они кого угодно усыпят.

Шереметева тихонько усмехнулась и взяла чашку эспрессо.

— Угодили, Николаев. А говорили, что служба адъютанта — не для вас… — Она отпила кофе и со вздохом прикрыла глаза. — Будь я проклята. Мне действительно это было нужно.

Я склонил голову в шутливом поклоне.

— Всегда рад служить.

Шереметеву вскоре вызвали в зал заседаний, а я остался дожидаться ее в холле. Здесь же находились прочие сопровождающие членов Совета регентов — секретари, адъютанты, ассистенты всех мастей. Кто-то вполголоса беседовал, кто-то листал бумаги. Я расположился у одной из колонн, наблюдая за происходящим.

В этот момент в соседнем зале мелькнула знакомая фигура. Великая княжна София Петровна. Ее сопровождала свита из дам, но она заметила меня, замедлила шаг и, наконец, решительно направилась в мою сторону.

— Кузен Алексей! — тепло приветствовала она, останавливаясь передо мной, — я слышала о вашем чине и новом назначении. Примите мои поздравления…

Я поклонился и поцеловал протянутую руку.

— Благодарю, София Петровна.

Княжна смущенно улыбнулась.

— Честно говоря, вам невероятно идет этот мундир. — Мне показалось, что ее щеки немного порозовели. — На вас он сидит даже лучше, чем на кузене Андрее…

Я усмехнулся.

— Рад, что могу услаждать ваш взгляд. Как ваши дела? Как государь?

София быстро огляделась и жестом попросила меня отойти в сторону. Мы переместились к одной из колонн, чтобы наш разговор никто не подслушал.

— Мы с Мариной Федоровной каждый день тренируем государя, — шепнула она. — Он делает большие успехи, очень многое схватывает на лету. Но пробелы огромны, Алексей. Это касается не только магии, но и наук. Мы стараемся, но времени слишком мало.

Я нахмурился.

— Я могу как-нибудь помочь?

София покачала головой.

— Его и так обучают сильнейшие… Княжна Марина — превосходный преподаватель. Она умеет растолковывать сложные темы так, что и ребенок поймет. — Она замолчала, а затем, чуть нервно сжав ладонями перчатку, продолжила: — Через три недели заседание комиссии. Я не уверена, что мы успеем с подготовкой. Времени слишком мало!

Я внимательно посмотрел на нее.

— Боитесь, что эксперты будут искать изъяны? Но задача — подтвердить дееспособность…

— И ранг! В этом проблема. Как можно подготовить к Испытаниям за несколько недель? На это нужны годы…

Я покачал головой.

— И без подтверждения ранга государя не допустят к управлению, так?

— Верно, — София кивнула. — Это закон. И дядя просто им воспользовался. Если государь не продемонстрирует нечто исключительное, что избавит экспертов от сомнений… Я не знаю, Алексей, у него пока что мало шансов хорошо пройти Испытания. А когда позволят пройти еще раз, неизвестно…

Я задумался. В голове уже зарождалась идея, но, как обычно, слишком отчаянная и провокационная, чтобы на нее согласились.

— Кажется, я знаю, какое чудо нам нужно, — тихо произнес я. — Есть идея.

София замерла, всматриваясь в мое лицо.

— Что вы задумали, Алексей?

Я улыбнулся уголками губ.

— Здесь лучше не обсуждать. Но, если я прав, мы не просто убедим комиссию. Мы заставим всю империю склониться перед вашим братом…