Светлейший-8. Зимние интриги

Глава 3

Толстой, то есть Стагнис?

Я на миг замер, переваривая заявление начальницы. Шереметева сосредоточенно продолжала, на фоне я слышал шелест страниц.

— Из обладателей ранга от Рубина и выше Михаил в этот день встречался со мной, вами и вашими товарищами — но это я не учитываю. Принимал доставку из лаборатории — ее как раз и сопровождал Толстой. Кроме этого, Михаил общался с майорами Ланским и Сумароковым, капитаном Симским из отдела снабжения — Боде должен был передать ему опись артефактов, чтобы ее внесли в казенный реестр…

— Знакомые все лица, — отозвался я. За исключением Симского — с ним я не пересекался. — Есть кто-нибудь еще?

— Капитан Джавахов из охранной службы, Куракин из секретариата… Остальные под вопросом. Я пока не нашла подтверждений.

Я тут же принялся вспоминать, кто есть кто.

Симский обладал Рубиновым рангом, Ланской и Куракин — тоже. У Джавахова был Сапфир, как и у профессора Толстого. Вот только Толстой-Стагнис был не слабее меня в магическом плане и явно занизил свой потенциал в целях конспирации.

И все же каждого следовало поверить. Любой из них мог преподнести психомагический сюрприз.

— Вас понял. Лариса Георгиевна, — сказал я. — У меня есть идея, как вам помочь.

— Слушаю.

— Завтра мы устраиваем рождественский обед. Семейное сборище, но на нем будем майор Черкасов из Четвертого отделения. Это близкий друг моей семьи.

— Уже подполковник Черкасов, — отозвалась Шереметева. — После новостей об ордене его тут же повысили.

Неплохо. Интересно, а когда меня уже произведут из курсанта в кого-то посерьезнее?

— Рад за него. Я поговорю с ним о Боде. Теперь у нас есть возможность привлечь к делу «Четверку», поскольку психоэфирка — это уже их вотчина. Заодно и вставите шпилю в нежное место тому излишне ретивому капитану Власову из военной полиции.

Шереметева хмыкнула на другом конце телефона.

— Хорошая мысль, Николаев. Буду вам признательна. Пока возьму на себя проверку сотрудников корпуса. Что до профессора Толстого… Вы же с ним вроде общаетесь?

Ну как сказать… Общались бы чаще, кабы не служба. И все же общее прошлое связывало нас как никого другого.

— Немного, — ответил я. — Нашли пару общих интересов.

— Тогда сможете взять его на себя? Мне нужно, чтобы вы предельно аккуратно выведали у него, как проходил его визит в Спецкорпус.

— У меня будет возможность встретиться с ним на Рождественском балу в Зимнем. Послезавтра. Впрочем, вы тоже там будете.

— Со мной он вряд ли разговорится, — сказала начальница. — Сперва попробуйте вы. Но напоминаю, осторожно!

— Разумеется, ваше превосходительство.

— Тогда до связи, — попрощалась начальница и отключилась.

А я сунул пакет с подарком под пальто, чтобы его не засыпало снегом, и принялся махать рукой, останавливая такси.

Потому что у меня, как и у Лионеллы Юсуповой, была еще куча дел.

— Просыпайся, лежебока!

Дверь моей спальни распахнулась, и в комнату розовым вихрем ворвалась Татьяна. Сестра сияла так же ярко, как ее праздничное платье цвета, украшенное кружевами и блестками.

В руках она держала поднос, на котором стояли кофейник и чашка. Рядом с ними возвышалась небольшая ваза с еловой веткой, украшенной крошечными стеклянными шарами, а в хрустальной розетке лежали пряники, покрытые разноцветной глазурью.

— Христос родился! — громко заявила Таня, подойдя к моей кровати. Она поставила поднос на прикроватный столик и с улыбкой чмокнула меня в щеку. — С Рождеством, Лёша! Ты что, собираешься весь праздник проспать? Внизу уже все собрались. Скорее вставай!

— И тебя с праздником, — пробормотал я, садясь на кровати и глядя на ее сияющее лицо. — Надеюсь, ты не всех разбудила таким громогласным поздравлением?

— Ты последний дрыхнешь допоздна! Давай, братец, приходи в себя.

— А кофе — часть моего подарка? — улыбнулся я.

Таня засмеялась и, не дожидаясь ответа, удалилась, оставив меня в комнате одного. Вздохнув, я откинул одеяло и взял чашку горячего кофе — его аромат мгновенно придал бодрости. Накануне мы вернулись из церкви поздно — среди многих аристократов до сих пор было принято проводить Сочельник в храме, так что возможность поспать немного дольше была действительно ценной.

Приведя себя в порядок, я надел заранее приготовленный костюм — темно-синий с легким атласным отливом, идеально выглаженный и элегантный. Через пятнадцать минут я уже спускался по мраморной лестнице, ведущей в бальный зал — самое большое помещение в доме. Сегодня пригодится именно оно.

— С Рождеством, Алексей Иоаннович! — приветствовали меня попадавшиеся на пути слуги.

— С Рождеством!

Бальный зал преобразили к празднику. В углу возвышалась роскошная ель, украшенная золотыми и серебряными шарами, стеклянными фигурками ангелов и гирляндами, переливающимися теплым светом. Под деревом аккуратно разложили множество подарочных коробок и пакетов — все были перевязаны лентами, и к каждому была прикреплена именная бирка. На стенах висели венки и композиции из хвои, украшенные лентами, а на окнах — гирлянды из белых огоньков.

— Какая же красота, — вырвалось у меня.

Узнаю руку матушки — она всегда питала страсть к декору, и это у нее превосходно получалось.

Когда я вошел, все обернулись.

— Алексей Иоаннович!

— Ваша светлость!

Слуги поклонились, и я с улыбкой кивнул.

— Доброго всем утра, господа.

— Христос родился! — раздалось со всех сторон.

Я улыбнулся и ответил:

— Славим Его! С Рождеством, дорогие!

Таня, уже стоявшая у елки, нетерпеливо переминалась с ноги на ногу и теребила шелковый подол платья.

— Ну вот! Уже почти все в сборе, но родители с Виктором куда-то запропастились… Когда начнем дарить подарки?

— Потерпи, — с улыбкой ответил я. — Тебе скоро шестнадцать, а ждешь подарков так, словно шесть.

— Я больше люблю дарить, чем получать, — шепнула сестра мне на ухо. — Мне нравится видеть, как радуются люди, получая презенты. Это мой самый любимый момент Рождества…

— Их светлости! Они идут!

Боковые двери распахнулись, и из соседнего зала вышли родители и Виктор. Все обернулись к ним, и я услышал возгласы восхищения.

Матушка надела темно-зеленое платье до пола, а прическу украсила драгоценными шпильками с камнями красных, белых и зеленых оттенков. Лучезарно улыбаясь, она выглядела как королева. Отец и Виктор повязали красные галстуки и облачились в костюмы-тройки.

Все, в том числе и мы с Таней, поклонились:

— Ваша светлость…

Отец огляделся по сторонам, словно пересчитывал всех собравшихся по головам, а затем удовлетворенно кивнул:

— Вроде бы все в сборе. Тогда начнем, господа!

Мы всей семьей собрались возле елки, а слуги окружили нас, с любопытством глядя на разноцветные коробки в подарочной упаковке.

У нас была традиция лично вручать подарки всем, кто работает в доме. Мы подходили к каждому слуге, вручая им конверты с деньгами — как правило, сумма их месячного жалования, и небольшие коробки с подарками. Это могли быть теплые шали, перчатки, телефоны, инструменты и, конечно, сладости для детей работников.

Радостные возгласы и благодарности наполнили зал.

— Смотрите, как красиво! — прошептала одна из горничных, разворачивая яркий платок с изысканным узором. — Настоящий шелк!

— А у меня та брошка, которую я присмотрела в Гостином дворе… И как ее светлость об этом не забыла?

— И денег в этом году положили больше, чем обычно…

— Их светлости всегда думают о нас, — добавил кто-то из охранников, разглядывая новую пару кожаных перчаток. — Впору, словно на мою руку шили!

Мы одаривали каждого и для каждого старались найти приятные и теплые, а не общие слова. Матушка приобняла одну из горничных и едва заметно вложила ей в руку какой-то маленький предмет.

— Это для вашей старшей дочери, — шепнула она. — Я слышала, она делает успехи в музыке. Пригласите ее ко мне. Быть может, получится показать ее моему знакомому маэстро из филармонии…

— Конечно, ваша светлость. Вы так добры…

После того как мы завершили раздачу подарков слугам, настал черед нашей семьи обмениваться дарами. У нас не было принято дарить друг другу дорогие подарки — это был скорее символический обмен, стоимость не должна была превышать те, что мы дарили слугам.

Я вручил Тане небольшую коробочку с серебряным кулоном, который заранее заказал по каталогу у Фаберже. Она вскрикнула от восторга и тут же надела его.

— Спасибо, Алексей! Он просто чудесный!

Родителям я подарил старинные книги, купленные в антикварной лавке — отец давно искал этот сборник стихов, а мать обожала альбомы художников. Виктору достался набор винных бокалов ручной работы, который он оценил сдержанным, но довольным кивком.

А затем все пошли завтракать — тоже вместе со слугами.

Фуршет был накрыт в гостиной. На длинных столах стояли блюда с пирогами, паштетами, свежими фруктами и сладостями, самовары с горячим чаем, кофейники. В углу разожгли камин, и дрова весело потрескивали. Разговоры, смех и звон посуды создавали уютную атмосферу, пронизанную теплом и радостью настоящего праздника.

Я украдкой посмотрел на Таню. Ее глаза светились счастьем. И в этот момент я почувствовал, что никакие заговоры, интриги и напряженные дни не смогут отнять у нас эту драгоценную возможность быть вместе, в окружении тех, кого мы любим.

— Не успел закончиться завтрак, а уже пора готовиться к обеду, — вздохнул Виктор. — Тебе понравился мой подарок?

— Как может не понравиться Макиавелли? — отозвался я. — Это вечная классика.

— Ты стал слишком близок ко двору, Алексей. Надеюсь, «Государь» поможет тебе ориентироваться в этом змеином клубке.

Ах, если бы одна книга и правда могла помочь. Но трактат все равно достоин внимания. Пожалуй, нет ни одного аристократа, который бы его не читал.

Слуги тем временем разошлись по своим делам: некоторых мы отпустили, а остальных собирались отправить по домам после обеда. С нами должны был остаться лишь те, кто проживал в особняке — как правило, это были люди несемейные.

— Хуже всего то, что на обед завалятся Сиверсы, — продолжал ворчать брат. — И не выгонишь — родственники!

— Ничего, потерпим.

— Лишь бы они не попросились к нам постояльцами. Наверняка начнут кудахтать по поводу того, что из-за императорского бала жилье подорожало и все в таком духе.

— Ладно тебе, Вик, — отозвался я. — На пару-тройку дней их можно поселить.

Брат нахмурился.

— Ты слишком давно с ними виделся, Лёш. Они невыносимы настолько, что три дня с ними под одной крышей — пытка, которую должны взять на вооружение в казематах Петропавловки.

Сиверсы и правда были нам родней. Старшая сестра отца, Маргарита, вышла за Вольдемара Сиверса, представителя старого ревельского рода. Все это время, уже лет тридцать, они жили в Ревеле в Эстляндской губернии и нечасто появлялись в столице.

Слуги вовсю готовили столовую. Комната сияла в свете многочисленных хрустальных люстр, праздничные белые скатерти дополняли картину торжества. Лакеи ловко расставляли сервизы, бокалы, серебряные приборы, а Аграфена внимательно раскладывала карточки.

Когда в доме появились первые гости, наша семья уже ждала их в первой гостиной. И, разумеется, первыми явились Сиверсы — за двадцать минут до назначенного времени, что уже само по себе было плевком в наше гостеприимство. Впрочем, они явно об этом не беспокоились.

— Бароны Вольдемар и Маргарита Сиверс с дочерьми! — сухо объявила Аграфена, и мы поднялись навстречу родне.

— Иоанн!

Баронесса, позабыв о приличиях и не удосужившись сделать реверанс перед вышестоящими по титулу, сразу же направилась к моему отцу.

— Маргарита, сестрица, — кивнул он, тактично позволяя сдавить себя в объятиях.

Тетка отстранилась.

— Ты, кажется, похудел. Или высох? — Она прищурилась, оглядывая светлейшего князя. — Впрочем, ты у нас всегда был тощеньким…

Чего нельзя было сказать о самой тетке. Баронесса Сиверс обладала столь объемным задом, что в узкую дверь не протиснулась бы. Впечатление усугубляло аляпистое платье с пышной юбкой, превращавшей даму в бабу на чайнике.

Ее супруг, барон Вольдемар Сиверс, был ее полной противоположностью — высокий и тощий, как жердь, с глубокими залысинами и узким страдальческим лицом. Костюм на нем болтался. А вместе эта парочка выглядела так, словно сошла с карикатуры.

— Анна Николаевна! — Тут тетка все же вспомнила о подобии манер и присела перед матушкой в неуклюжем реверансе. — Как всегда, красавица!

— А вы, как всегда, пышете энергией, Маргарита Карловна, — вежливо отозвалась она.

Цветастым вихрем тетка метнулась к нам.

— А это кто тут у нас? Ох, женихи выросли! Витя, я тебя еще на горшке помню, а сейчас вон какой! А это, должно быть, знаменитый Алексей. И Танюшечка… ну точно копия матери!

Сейчас я начал понимать Виктора. Не прошло и десяти минут, а общество родни меня уже утомляло.

— Ну что, оценил масштаб катастрофы? — шепнул Вик мне на ухо, пока родители здоровались с бароном.

— В полной мере, — отозвался я, украдкой разглядывая дочерей Сиверсов.

Элеонора, старшая из них, подошла к нам с чересчур напряжённой улыбкой, словно стеснялась поведения своей семьи. Ей было около тридцати лет, но обручального кольца на ее пальце я не увидел. Платье девушки выглядело слишком пышным и старомодным — явно с плеча матери, перешитое. Обилие кружев напоминало скорее о провинциальных балах, нежели о столичных приемах.

Младшая, Розалия, оделась излишне скромно, но неудачно подобранный оттенок ткани подчёркивал болезненную серость её лица.

Обе не были красавицами — кругловатые лица, крупные носы и низкие лбы. Зато большие ясные глаза и густые волосы. Впрочем, достоинства разглядеть было трудно, ибо девушки совсем не умели себя подавать. Но грамотный стилист точно сделал бы из них миловидных барышень.

— Да уж, в такой упаковке им точно будет сложно отыскать женихов, — продолжал язвить Вик.

— Думаешь, они здесь ради этого?

— Зачем же еще? Видимо, в Ревеле охотников не нашлось, решили попытать счастья в столице. Тем более их, как и всех прочих аристократов, пригласили на императорский бал.

Тем временем прибыли и другие гости. Как только в гостиную вошел Черкасов, внимание девиц Сиверсов тут же переключилось на красавца из «Четверки».

— Видишь, как старшая уже держит путь к Черкасову? — улыбнулся Виктор. — Скоро начнёт рассказывать, как они близки к губернатору.

Я пожал плечами.

— Что-то мне подсказывает, что её главная цель — это ты. Их матушка явно заинтересована твоим положением.

— Упаси Господь, они наши кузины. А младшая думает, что я не замечаю её взглядов. — Виктор усмехнулся. — Алексей, клянусь, если ты не выручишь меня, я буду считать это предательством.

За обедом удалось немного перевести дух. Родители заняли места во главе стола, а гости расселись в соответствии с указаниями на карточках. Сиверсы вели себя натянуто. Барон громко высказывался о трудностях поездок в Петербург, а тётя Маргарита упоминала родственника-губернатора почти в каждом предложении, напоминая всем присутствующим о «семейной значимости».

— Мясо превосходно приготовлено, Анна Николаевна, — сказала она, прерывая тишину. — Знаете, наш повар в Ревеле тоже делает что-то подобное, но ваши блюда куда изысканнее.

— Благодарю, Маргарита Карловна.

Элеонора, сидящая напротив Черкасова, все время пыталась зацепить его взгляд, громко смеясь над его комментариями. Розалия тем временем расспрашивала Виктора о его службе.

Бедняга Черкасов, сидящий рядом с Татьяной, выслушивал вопросы девушек с учтивостью, но старался избежать лишнего внимания. Что в целом на Енота-потаскуна, как о нем отзывалась матушка, было не похоже.

Когда провозгласили подготовку к чаепитию и гости поднялись, я решил спасать новоиспеченного подполковника.

— Евгений Александрович, найдется минутка? Я бы хотел обсудить с вами одно важное дело. По работе.

— Конечно, Алексей Иоаннович, — Черкасов с облегчением поднялся, оставив девушек с Виктором, и тот наградил меня полным отчаяния взглядом.

Я проводил экспедитора в соседнюю комнату и запер за нами дверь. Черкасов приподнял брови.

— Чем могу помочь, Алексей Иоаннович?

Я вкратце рассказал ему о ситуации с Шереметевой и Боде, опустив факт их родства. Черкасов внимательно меня выслушал и нахмурился.

— Это серьёзно, — наконец сказал он. — Юсупова — крутой маг. Если княгиня подтвердила вмешательство, нет повода сомневаться. Я смогу привлечь штатного специалиста по психоэфиру, чтобы провести экспертизу. Если ментальное вмешательство подтвердится, «Четверка» сможет забрать дело. Или хотя бы добиться полноценного расследования.

Я кивнул и передал ему записку с личным номером Шереметевой.

— Благодарю, Евгений Александрович. Полагаю, это вам тоже пригодится. Для оперативности.

— Разумеется.

После обеда мы переместились в гостиную. Старшие Сиверсы разглядывали картины и мебель, словно были в музее. Девицы охотно ловили мужское внимание и, как умели, стреляли глазками. Становилось неловко.

Я заметил, что Черкасов подошел к матушке и что-то шепнул ей на ухо. Матушка посерьезнела, затем жестом привлекал внимание отца, и втроем они направились к выходу из зала.

— Татьяна, Алексей, покажите нашим гостям, что рояль стоит в гостиной не только для красоты, — попросила матушка.

Играть умели мы оба, но у сестры это получалось гораздо лучше. Да и пела она на порядок лучше меня. Сестрица первой устроилась за белым роялем и виртуозно исполнила несколько рождественских мелодий.

— Как прелестно! — воскликнула тетушка. — Танюша, ты настоящий талант!

— Теперь твоя очередь, — сестра подошла ко мне и пригласила за рояль. — Мне нужно… Немного побыть в тишине.

Когда Таня, извинившись, вышла из комнаты, я занял место за роялем. Мастерство, конечно, не пропьешь, но в последнее время мои пальцы привыкли к боям, а не к клавишам. Так что я выбрал один из лёгких ноктюрнов Шопена. Романтичная музыка заполнила зал мягкими звуками, лаская уши слушателей. На время кузины Сиверсы переключили все внимание на меня.

— А теперь — кофе! — Объявил я, когда лакеи внесли в гостиную подносы с напитками. — Прошу прощения, я должен отлучиться на пару минут.

Я поспешно вышел из зала и отправился прямиком в непубличную часть дома — сейчас только здесь можно было спрятаться от назойливого внимания. Выйдя в коридор, я увидел сестру — Таня прислонилась ухом к дверям кабинета, за которыми слышались голоса.

Я показал ей кулак, и сестрица тут же отлипла от двери и засеменила ко мне.

— Не поверишь, что сейчас произошло! — Ее глаза блестели от возбуждения, и она набрала побольше воздуха в легкие, прежде чем выдать новость. — Только что Черкасов попросил у родителей руку Аграфены!