Зови меня Яга

Глава 24

Кто не мог идти или ехать верхом – сидели и лежали на телегах. Я невольно поёжилась, увидев воинов с короткими культями – у кого не было руки выше локтя, у кого ноги. Живое воображение рисовало мне условия, в которых здесь проходила ампутация – и я в который раз изумилась живучести этих людей.

Закашлял надсадно седой витязь – поднесла ему кружку парного молока и присмотрелась, не знакомо ли его лицо. Ну, точно!

– Добрая ты баба, Яга, будь здорова, – обратился он ко мне, возвращая пустую чашку. Этот старик был среди небольшого отряда Ивана в первую нашу встречу.

– И тебе не хворать, – кивнула я, но тот возразил:

– Отвоевался. Предки поди заждались. Кашель как прицепился с зимы – не отпускает.

– Погоди помирать, доживи до редьки, – пихнул его в бок сосед. – Сок с мёдом смешать – верное средство, говорю!

Улыбнувшись, я отошла, стараясь найти взглядом каждого из детей. Работы у нас прибавилось так, что невпроворот. Голуба с Дарёной взялись стирать и кипятить полотно на повязки, Забава возилась на кухне – воины справлялись и без нас, но и мне, и детям надо было что-то есть кроме запеченных яиц, молока, да зелени с огорода. Богдан не отходил от лошадей, одинаково привечая и статного жеребца, на котором ездил Иван, и обозную клячу – старого тяжеловоза. Первак приставал к воинам с расспросами, тянулся восхищенно к оружию – так и хотелось отвесить ему подзатыльник.

Сам же Иван, не спросившись и не дожидаясь темноты, устроился почивать в избе. Спал он так крепко и неправдоподобно долго, что я тихонько подходила проверить – дышит ли. Дышал. Я перевязывала раненых, и те бодрились передо мной и перед детьми – отдохнем, мол, немного, а потом зададим бусурманам жару.

Проснулся царевич к вечеру следующего дня. В одних портках отправился к колодцу – плескаться в ледяной воде. Подала ему утиральник с каменным лицом, и тот впервые с момента нашей встречи улыбнулся, смущенный:

– Яга. Вчера не по вежеству как-то получилось, серчаешь?

После сна кудрявый богатырь снова стал похож на себя прежнего – на Ивана я никогда не могла сердиться долго. Сказала только:

– Пустое. За стол садись, да поговорить бы.

Мы шли по полю, едва не соприкасаясь руками. Подставив лицо теплому ветру, я думала, как правильно начать беседу. В итоге Иван заговорил первым – ему нужно было поделиться с кем-то пережитым. Он был воспитан воином, но хоронить товарищей одного за другим, а после узнавать, что вчерашние враги теперь союзники – тяжелое испытание. Не удивительно, что за год царевич постарел, казалось, лет на пять.

– Иван, детей надо забрать отсюда. Поможешь?

Он задумчиво покивал головой.

– Их Щука привел. Паренек, что у тебя в дружине отроком был.

Иван-царевич остановился как вкопанный, схватил меня за плечи, и переспросил изумленно:

– Щука?! Думал его в живых уж нет.

– Его и нет, – я опустила глаза и мягко высвободилась из медвежьей хватки. – Здесь лежит. Но он привёл сюда этих детей. Я обещала позаботиться о них.

– Он оставался на дальней заставе. Да это название одно. Стены давно разрушились, воинов справных мало – кто стар, кто млад. Ну что же. Могу к себе взять одного из парней, кто постарше. Щука тоже сиротой был. О таких некому плакать.

Я хотела было возразить, но Иван снова заговорил:

– Никого не осталось, годы пройдут, пока люди снова начнут здесь селиться. Тебе больше нельзя здесь оставаться. Да и младенцев без тебя в обоз не возьму. Едем к моему батюшке. Там решим, что дальше.

«Помнит ли царевич о своей молодой жене?», – промелькнуло у меня в голове. Вслух же сказала:

– Вернёмся к дому, – и зашагала торопливо к избе, не дожидаясь, пока царевич последует за мной.

Пава появилась внезапно, села передо мной и закаркала во всё горло – так ворона ещё никогда себя не вела. Слеток попал в беду? Я махнула рукой, не в силах выносить противный резкий голос птицы, но вместо того, чтобы улететь, она подпрыгнула и вцепилась мне прямо в волосы. Хлопание крыльев и каркание оглушили меня, но хуже того, ворона больно клевала прямо в темечко! Изловчившись, я пригнулась и схватила её руками – Пава не переставала орать, и я сама закричала, встряхнув птицу:

– Что тебе нужно?! Я не понимаю!

Откуда-то из-под моих ног мяукнул Шмель:

– Ты и не пытаешься! – кот встал на задние лапы и вонзил когти мне повыше колена. Охнув, я выпустила взъерошенную ворону, и та запрыгала по столу, не сводя с меня взгляда. Полосатый пройдоха тоже пялился на меня жёлтыми глазами.

– Мр-р-р. Сядь, успокойся, хозяйка, – послышался голос у меня в голове, и я глубоко вдохнула воздух. Пусть это просто кот, но он дело говорит. Я села за стол и сосредоточилась на дыхании. Раз-два-три-четыре. Вдох, пауза, выдох. Ворона затихла, только скребли по дереву её коготки, когда она нетерпеливо шагала по столешнице. Потом Пава вдруг замерла и наклонила голову, присматриваясь ко мне блестящим черным глазом. Каркнула что-то одобрительно, пропрыгала по столу до самого края и взлетела.

Произошло что-то странное. Правым глазом я по-прежнему видела свой двор, но левым… Передо мной пронеслось поле, затем пролесок, пепелища на месте деревни. Еда в желудке отчётливо просилась наружу, и я закрыла глаза, стараясь подавить тошноту. Стало лучше – осталась только одна картинка. Никакого сомнения: я смотрела глазами вороны.

Пава улетала всё дальше, но скоро пейзаж перестал мелькать и меняться – по-видимому, птица села на ветку дерева. Я почувствовала, как слабеет наша связь, но успела ясно увидеть отряд степняков. Конные, без обоза, они двигались по дороге, не таясь. И шли они в нашу сторону.

Я открыла глаза. Голова кружилась, как у пьяной.

– Иван! – позвала я, вскочила с лавки и упала неловко.

– Тётка Яга, худо? – подбежал ко мне Первуша, помог подняться.

– Царевича найди, живо, – велела я ему и села отдышаться.

Иван не поверил мне. Ну ещё бы, моё предсказание насчёт братьев не сбылось. Оно, конечно, и слава богу, но сейчас я не ошибалась.

– Отправь дозор, – с жаром сказала я наконец. Царевич проворчал в ответ:

– Было бы кого. Ладно, не бойся, доглядим.

– А если правда идут? Не успеете же уйти.

– В округе все деревни пожгли, что им тут искать. Даже если за нами шли – сюда дороги не найдут.

– Найдут, Иван. Провожатый с ними. Поторопиться бы вам. Увези детей.

Сборы закипели по первому его слову – даже будучи раненными, мужчины оставались воинами, не впервой сниматься с места. Иван долго показывал мне карту, объяснял, как дойти.

– Дольше двух дней не жди, догоняй нас. А то поехали сразу! – его взгляд стал ласковым, и царевич ещё раз повторил: – Едем, Яга.

Я бы соврала, сказав, что не почувствовала искушения. В компании и помирать веселее, а в хорошей – вдвойне. Только вот детям моим помирать было никак нельзя.

– Задержу их здесь как смогу. Оставьте часть скотины, пусть польстятся на свежее мясо и удобный ночлег.

Лицо у Ивана сделалось мрачнее тучи, и я хлопнула его ладонью по руке, пока он там не надумал лишнего:

– Я же ведьма, ничего со мной не сделается! Или по следу ложному отправлю, или отравлю всех грибным супчиком, если повезёт.

Царевич недоверчиво хохотнул, но складка между бровями немного разгладилась. Осталось поговорить с детьми.

– Женщины и дети должны уехать, согласен, но я останусь с тобой! – заявил упрямо побледневший Первуша. Я посмотрела на «женщин», столпившихся у телеги, но от смеха каким-то чудом удержалась, серьезно посмотрела на парня.

– Если отроком в дружине стать хочешь – делай что тебе говорят. Я догоню вас, обещаю.

Всегда мало уделяла детям ласки, но сейчас взъерошила бережно его отросшие волосы и подтолкнула в сторону телеги. Мяукнул за спиной Шмель. Кот важно вышагивал по двору, подняв обрубок хвоста, а рядом с ним семенила трехцветная кошечка.

– Богдан! – позвала я. – Мурку с собой возьмёшь, она за вами присмотрит. С лошадьми осторожнее, царевича конь кусается точно бес. Понял? Ну, давай, иди.

Мальчишки встали рядом, похожие и непохожие одновременно, и я мысленно пожелала братьям удачи.

– Забава! У тебя всегда будет дом полной чашей. Свидимся ещё, помощница моя. За Жданом доглядывай, он тебя шибко полюбил. Ну-ка, дай его.

Я взяла Ждана на руки, и начала качать вверх и вниз, радуясь тому, как потяжелел и окреп ребёнок:

– По кочкам, по кочкам, по маленьким пенёчкам, в ямку бух! – ухнув внезапно вниз, Ждан ликующе засмеялся, а у меня из глаз всё-таки покатились слезы. Улыбаясь, чтобы не расстраивать детёныша, я вручила ему главное свое сокровище – погремушку, сделанную мужем для нашей дочери. Берестяной коробок на ручке скрывал внутри сушеные горошины. В самый раз грызть и размахивать – чем Ждан немедленно и занялся. Я передала его Забаве, утёрла глаза и позвала девочек:

– Голуба, Дарёна! Отрастут ваши косы, обещаю. До свадьбы отрастут. Сказки не забывайте, своим деткам расскажете. И не бойтесь ничего, это же Иван-царевич. С ним не пропадёте.

Девчонки одновременно наклонили льняные головы, прижали к груди тряпичных куколок и умчались.

– Мяун где? – крикнула я. Сказать по правде я не видела мальчишку с тех пор, как воины заехали на наш двор – он умело прятался. – Чтоб тебя. Обождите! Сейчас!

Шмель замяукал и бросился к избе, а я – за ним.

– Ну и страшный у тебя котяра, – шутливо крикнул мне в спину Иван, и витязи засмеялись.

Мальчик забился в самый дальний угол на печке и выходить отказался наотрез. Я вздохнула. Так вышло, что я занималась с ним больше прочих, и он привязался ко мне.

– Враги идут сюда. Если бы не они, я бы оставила вас всех, – соврала я. – Надо бежать, Мяун.

– Ва-силь, – глухо ответил он, и я переспросила:

– Что?

– Меня зовут Ва-си-ли. Мой отец – князь. Щука спас, увёз. Потом остальных.

Я только рот раскрыла. Эк прорвало на разговоры. Василий, значит, ты смотри-ка. Надо Ивану сказать, какую птицу я тут говорить учила.

– Смелее, маленький княжич. Я буду звать тебя Вася, можно?

Мальчик кивнул и вдруг обнял меня, прижимаясь худеньким телом. Я взяла его за руку и вывела во двор, сама подсадила на телегу и не удержалась – поцеловала в щеку. Обоз тронулся. За ним на привязи бежали мои козочки, куры бились в корзинах. Почти ничего не осталось от маленького хозяйства, но я повторяла про себя – не о чем жалеть.

Жеребец Ивана, сдерживаемый сильной рукой, нетерпеливо плясал на одном месте, раздувал ноздри, прижимал уши. Царевич медлил покинуть двор, а я просто любовалась статным всадником, вспоминая то лето, когда он захаживал ко мне в гости как к себе домой.

– Лови! – крикнул Иван-царевич и я машинально подставила руки. Тяжелый перстень упал точно в мои ладони. – Если доберемся врозь, покажешь в знак того, что ты моя гостья.

– Будь здоров, царевич, – улыбнулась я, зажав подарок в кулаке. Он хотел сказать что-то ещё, но осекся, и одним прыжком конь вынес его за ворота. Я осталась одна, и липкий леденящий страх, до поры спрятанный в дальнем уголке сознания, начал разливаться по всему телу. С конька крыши каркнула Пава, и я подставила руку, чтобы она слетела вниз. Устроившись на плече, ворона ласково ущипнула меня за ухо, и я улыбнулась:

– Спасибо, моя славная. Передай Птицелову, что здесь было, если я… Если меня… Одним словом, ему тоже моя благодарность.

Пава пощелкала клювом, что вполне можно было принять за согласие. А может быть, птица просто баловалась. Я погладила её по жестким перьям и медленно пошла обходить двор и дом. Раньше завтрашнего дня мне ничего не угрожает – есть время навести порядок.