Князь Василий внимательно смотрел на занятия сына, ставшего из разочарования главной его надеждой – вторая жена пока не подарила ему наследника. Как умный правитель он не выделял особо никого из челяди, но старался, чтобы молодой сокольничий всегда был рядом с княжичем. Богдан Щукин глянулся ему не за умения, хотя, стоило признать, дело своё парень знал. Князь разглядел в нём другое – такую преданность, что не купишь деньгами. Многие любили Богдана за весёлый нрав и доброе сердце, но князь знал – нож в спину можно воткнуть и с прибаутками, не за это следовало ценить людей.
Стрела вонзилась в самый центр мишени, и князь одобрительно кивнул. Может быть, из Мяуна и выйдет толк, но на одного человека никогда нельзя надеяться. Нужны и другие сыновья. Внезапно Василий столкнулся взглядом с Богданом. Этот парень всегда чувствовал, когда на него смотрят – то ли родился с таким даром, то ли пёс его предупреждал, даром что беспородный, умён на диво. Сокольничий смотрел спокойно и внимательно. Князь кивнул и первым отвёл глаза. Богдан был предан не ему, а сопляку, чудом научившемуся говорить. Что ж, пускай.
Василий скривил губы в усмешке, вспомнив, как Богдан явился ко двору в нарядном кафтане на тонконогом скакуне и с соколом на рукавице. При том назвался крестьянским сыном – и дружинники со смехом посоветовали ему врать убедительнее, да не завираться.
– Птицелов мой наставник, а Яга – названая матушка. Оба советовали говорить одну лишь правду, – улыбнулся наглец. Усы у него едва пробивались над верхней губой. – Я приехал повидать братика и служить ему, если князь дозволит.
– Я князь, – отозвался тогда Василий, и сурово добавил: – И служат здесь мне, более никому.
Услышанные имена были ему хорошо знакомы. «Не поссориться бы с соседом», – мелькнула мысль в голове, да и пропала, когда сын, вышедший на крыльцо, вдруг бросился обнимать пришельца. «Иван с Птицеловом в ссоре, зато в Берендеевом царстве сестрица Василиса благоволит обоим чародеям», – князь оглаживал бороду, размышляя.
– Не сомневайся, князь! – поклонился учтиво молодец. – Глядишь, ещё пригожусь.
С тех пор зима дважды сменяла лето. Одно верно – о решении своём князь ни разу не пожалел. Богдан прижился. Через пару лет женить бы парня, и пустит здесь корни окончательно. Так размышлял князь, но в любые его мысли неизменно закрадывалась тревога – а будет ли кому под венец идти. Война подбиралась к маленькому княжеству. Скоро соберёт кровавую жатву за все спокойные годы. Только сильные соседи пока заслоняли Василия и его земли от орды. Гонец от Берендеева царства пылко убеждал объединить силы, но такие решения не принимаются в спешке. Князь пока не решил, как быть со степняками – биться или же откупиться.
Очередная стрела княжеского сына вонзилась в цель. Птицелов моргнул и жадно вдохнул солёный воздух, возвращаясь к реальности вокруг. Ветер трепал его белую рубашку, свинцовые тучи собирались над морем. Марья играла с пенистыми волнами, бегая у самой кромки воды. Радомир обернулся. Почти не хромая, Яга медленно шла по берегу, зарываясь в песок босыми ногами. Сына она взяла на руки, посадив на бедро, и Птицелов невольно залюбовался женой. Маленький Финист смеялся над чайками и лихо размахивал обслюнявленным пшеничным сухариком – дразнил птиц, несмотря на увещевания матери.
– Я-га! – раздался над побережьем крик Птицелова, полный звенящей радости, и я встрепенулась, помахала мужу рукой, ускорила шаг. С уходом Велеса я больше не знала, где искать безопасное место в этом мире. Для меня оно было рядом с Радомиром, остальное – лишь декорации.
Когда не осталось сомнений, что я беременна вновь, мы задержались на острове Сицилия. Здесь и родился наш сын, здесь Марья влюбилась в море и уже плавала лучше меня, не испытывая ни страха, ни смущения. Меня же восхищал Палермо – город, притягивающий ученых и творцов со всех краев земли, место, ставшее мостом между христианским и мусульманским миром. Здесь никого не удивляла пара чужестранцев, поселившихся в маленьком домике у вдовы рыбака. Никто не смотрел косо, не называл ведьмой.
Раздался пронзительный визг – волна накрыла Марью с головой и едва не потащила в море, царапая о прибрежные камни, но сильная отцовская рука вовремя подхватила неосторожную девчонку. Едва откашлявшись, та засмеялась от восторга.
– Иди-ка сюда, Марья Моревна! – услышала я голос Радомира. Птицелов подбросил дочь в воздух и поймал – оба были мокрые насквозь, когда я добежала, наконец, до этой парочки. Хотя и пасмурный, день был жаркий, но мои губы всё равно недовольно поджались – не хватало ещё простудиться!
– Не сердись, – покачал головой Птицелов, и я только вздохнула, шагая с ним рядом бок о бок. К нашему возвращению Мартина уже нажарила каких-то рыбёшек, которых сама и поймала утром, и немедленно отобрала у меня детей, причитая, что сеньор и сеньора погубят бедных ангелочков из-за своей беспечности.
– Хочу домой, – слова вылетели изо рта неожиданно для меня самой, и Птицелов взял меня за плечи, заглядывая в лицо:
– Что случилось? Я думал, тебе нравится здесь.
– Мы были в удивительных краях, и я благодарна тебе за это, – Птицелов слегка нахмурился в ответ на мои слова, и я замешкалась, подбирая слова, чтобы не обидеть мужа. – Иногда мне снится, как мороз пощипывает щёки. Снег хрустит и поскрипывает под ногами. Чистый холодный воздух обжигает, но хочется вдыхать его больше и глубже вместе с запахом льда и мокрого меха. Потом я просыпаюсь и будто задыхаюсь здесь.
– Снег всегда можно найти в горах, – заметил Птицелов, но я не могла остановиться и продолжала:
– В другой раз словно иду по мягкому мху и чувствую сырой запах леса. Грибов, хвои и прелой листвы. И немножко дыма – это ты топишь баню для меня. Мой дом не здесь, сам знаешь. Он нужен мне сильнее, чем я могла предполагать.
Пока Радек не успел что-то ответить, поспешила признаться:
– И я не чувствую своей силы больше. Остались только знания, да способность понимать людей независимо от наречия.
– У тебя есть дети, – произнёс Птицелов укоризненно, и я почувствовала, как внутри заворочался гнев.
– Кроме Финиста и Марьи есть и остальные. Хорошо, что Василь и Богдан вместе, я понимаю. Василиса уже взрослая, а Ждан давно меня позабыл. Но ведь Забава там на хозяйстве. И Первуша – стоило ли отсылать его так рано? Китаец мудр, но разве он будет любить своего ученика?
– Я отослал Первака к Лю не потому, что пришло время, – признался Радомир. – Просто чтобы он уехал и не думал больше о твоей Василисе. Царевне надо выйти замуж и как можно быстрее.
– Семь бед – один ответ, – невольно засмеялась я. – Замуж, значит? Как мне?
– Ну, так удачно уже не получится, – улыбнулся Птицелов. Вокруг его глаз обозначились лучики морщин, и нежность внезапно затопила моё сердце. Я прижалась к нему и скоро Радек обнял меня в ответ, положив подбородок мне на макушку.
– Будь по-твоему, ведьма, – вздохнул он, и сердце быстрее забилось в груди. – Отвезу тебя обратно. Иначе Финист и впрямь начнёт лопотать как латинянин раньше, чем освоит родную речь.
Я боялась пошевелиться и спугнуть Птицелова. Козы мои! Баюн! Родной дом!
– Битва должна уже закончиться к нашему возвращению, – задумчиво произнес Радомир и моя пылкая радость исчезла, словно лопнул мыльный пузырь.
– Что ты сказал? – прошептала я, резко высвободившись из объятий мужа.
– Перемирию конец, – мрачно глянул Птицелов. – Скоро орда затопит земли русичей. Им не выстоять.
– Почему я узнаю об этом только сейчас? – на гневный выкрик в дом вбежала Марья и остановилась в нерешительности, испуганно глядя то на меня, то на отца. Птицелов опустился перед ней на одно колено и погладил по щеке, успокаивая.
– А что бы ты сделала, Яга? – прищурился колдун и от его взгляда мне вдруг стало не по себе. У Птицелова внутри словно жили две сущности – одна тёплая человеческая, другая неведомая и пугающая. – Я постараюсь, чтобы твои воспитанники остались живы. Собирайся в дорогу.