Глава 44



Белая кобыла переминалась с ноги на ногу и всхрапывала время от времени, но Василиса сдерживала её твёрдой рукой, не обращая внимания на беспокойство любимицы. Могучий жеребец Добрыни при этом стоял как вкопанный. Всадник даже отпустил поводья, позволяя коню щипать скудную траву. Днём с холма открывался отличный вид, но после заката разглядеть можно было лишь свет горящих костров. Им не было числа – лагерь ордынцев простирался насколько хватало глаз.

– Мы все умрём завтра, – мрачно сказал воевода, и Василиса резко повернулась к нему, оторвав взгляд от гипнотизировавших её огоньков.

– Воинам ты давеча другое говорил!

– Нельзя отнимать у людей веру, – ответил Добрыня и окинул ласковым взглядом свою подопечную. Истрепанная тряпичная куколка была заткнута у нее за пояс поверх кольчуги – Василиса не расставалась с материнским оберегом, но более ничего детского в её облике не было.

– Так не теряй её сам, – строго сказала царевна и наклонилась погладить лошадь по шее, успокаивая кобылку. – Нам не победить, сама вижу. Хочу убить их хана, затем сразу отступим. Пока за трон передерутся все наследники, будет время на передышку.

Воевода цыкнул языком, выражая сомнение. Василиса с жаром продолжала:

– Волк никогда не прячется за спинами своих батыров. Мне укажут на него. Пойдём клином. А там будь, что будет.

– Даже если хан падёт, это заметят не сразу. Нас попросту сомнут.

Василиса помолчала. Сердито перекинула косу за спину и призналась:

– Я обещала выйти за Ивана, если его войско встанет на нашу сторону. К утру они должны быть здесь. И остается ещё князь Василий.

– Не рассчитывай на него, – покачал головой воевода, но Василиса слегка улыбнулась:

– Мой названый братик ещё мал, а его отец всегда делает то, что выгодно. Но он будет следующим, коли мы не выстоим. Думаю, князь примет верное решение.

Добрыня откашлялся, чтобы голос звучал ровно, и ответил:

– Одно скажу. Берендею тебя Бог послал, вот что.

Василиса незаметно прикоснулась к своей куколке. «Думай, как знаешь, Добрыня. Может, и Бог, да только вряд ли твой», – грустно улыбнулась девушка, вспоминая зиму, проведённую в лесной избушке диковинной отшельницы. – «Помоги завтра, матушка Яга, направь взор, да укрепи руку!».

Птицелов подставил лицо солёным брызгам и закрыл глаза. С тех пор, как мы поднялись на корабль, он, казалось, совсем перестал спать. Утомленным, впрочем, не выглядел, скорее наоборот. Я поёжилась от порыва ветра. Только необходимость выплеснуть горшок могла поднять меня на палубу в такую рань. Оранжевая полоска едва-едва окрасила небо над горизонтом. Бесконечно красиво, но я не могла дождаться, когда морская вода вокруг сменится пресной.

– Синьора? – подошёл ко мне Франческо. – Дети в порядке?

Я кивнула и прижала палец к губам, наблюдая за мужем. Моряк встал рядом, машинально придерживаясь рукой за леер, и уже две пары влюбленных глаз уставились на Птицелова. Мореходы боготворили его, это я поняла уже давно. Ещё бы. Ни один прибор, ни один человек не мог сравниться с ним в навигации. Радомир точно знал, где находится земля, когда будет шторм и как проложить курс с поправкой на изменчивый ветер. Франческо внезапно пробормотал извинения и отошёл. Я обернулась, с трудом оторвав взгляд от горизонта, где уже поднималось солнце, и встретилась глазами с Птицеловом.

– Что хотел этот бездельник? – сурово спросил Радек.

– Просто поговорить, чтобы синьора не скучала, – я манерно наклонила голову, но не выдержала и рассмеялась. У Птицелова дрогнули уголки губ, и я не выдержала, прижалась к груди мужа, хотя он неоднократно просил не бередить души моряком открытым выражением чувств.

– Франческо рассказывал, как ты спас ему жизнь, – сообщила я, но Радомир только насмешливо хмыкнул:

– Это не делает меня героем, Яга. Молодой матрос упал за борт по собственной глупости, я лишь прыгнул следом. За ним бы не вернулись, слишком тяжело развернуть корабль. За рулевым – пришлось. Мне надо было лишь убедиться, что дурень не утонет какое-то время, больше ничего.

– Думаю, ты добрый человек, Птицелов, – упрямо прошептала я и улыбнулась. – Пусть и где-то в глубине души.

– Твой дар – верить в людей. Даже в тех, кто этого не заслуживает, – муж поцеловал меня в макушку и мягко отстранился. – Сегодня я буду далеко. Проследи, чтобы мне никто не мешал.

Снова вместо нежности душу заполнила тревога – минуты покоя всегда были краткими и оттого ещё более ценными.

– Василиса? – неловко спросила я, и Птицелов положил мне руки на плечи, словно старался передать немного собственной спокойной уверенности.

– Царевна много раз беседовала со мной. И ни разу не обмолвилась о помощи. Не сулила награды и не грозила расправой, как прочие. Она поступила мудро. Я помогу ей – без просьбы и без долга. Если смогу.

Семь белых соколов летело рядом с семеркой воинов – лучших из дружины. Давно потеряны были копья, в ход пошли булавы, топоры и сабли. Лишь юный стройный воин в центре не обнажал меча – лишь прикрывался маленьким круглым щитом, другой рукой направляя лошадь к ему одному ведомой цели. Восходящее осеннее солнце отразилось от сверкающего шлема наглеца, и Боз-Каскыр-хан оскалился. Любопытство и азарт согрели кровь, когда он понял, что крошечный отряд прорубается именно к его шатру.

Среди русичей встречались одаренные воины – такие как этот великан с седой бородой. Но сейчас и он дышал тяжело, со свистом, сплевывая кровь – не мудрено, в груди виднелась обломанное древко стрелы. Хан неторопливо спешился. Он не чувствовал для себя опасности и желал поберечь любимого коня редкой выучки.

– Кто ты? – крикнул он по-русски молодому воину с нежным безусым лицом и яркими голубыми глазами.

– Зови меня Яга, – звонко ответил русский княжич, сорвал с головы шлем и разметалась до пояса толстая золотая коса. В голове у хана словно наяву прозвучали слова бродяги, которого он велел замучить до смерти забавы ради. «Ведьма по имени Яга, просила передать, что убьёт тебя, хан». Боз-Каскыр всегда гордился собственной храбростью, но воин не должен бороться с колдовством. Он хотел отдать приказ верным батырам, но слова словно застряли у него в горле, а время остановилось – и Волк не успел.

Хищно улыбнулась девица, обнажая меч, бросилась вперёд. Степняки испуганно ахнули и отшатнулись на шаг, когда упавший с неба орёл набросился на хана, терзая клювом и когтями так, что по лицу его ручьями потекла кровь.

Птицелов открыл глаза. Его сердце билось медленно, а тело было холодным. Не в силах пошевелиться, он смотрел на облака, проплывающие по пронзительно синему небу. Где он? Судя по ощущениям, рядом горел костёр, но мерная качка, плеск волн и солёный запах моря не могли обмануть: жёсткие доски под спиной – это палуба корабля. «Не погребальная ли ладья», – отстранённо подумал Радомир и вспомнил битву. Убийство хана, смерть Добрыни, спасение Василисы. Костёр снова полыхнул жаром, Радек с усилием повернул голову и вместо пламени увидел плачущую жену.

– Яга, – позвал он, и та замерла. – От тебя так тепло. Будь рядом, любимая.

Я вздрогнула, разобрав в едва слышном шёпоте слова. С момента нашей встречи прошли года, у нас родилось двое детей, но ни разу проклятый колдун не говорил, что любит меня. Я и не спрашивала, знала, что в этом мире так не принято.

– Быстро сюда! – крикнула я по-итальянски, и Франческо, который только того и ждал, помог Птицелову сесть, поднёс к его губам кружку горячего питья. Я сама приготовила напиток в маленьком котелке – крепкий чай со специями, лимон, мёд, немного красного вина. Моряки возмущались между собой, полагая, что чай здесь лишний, но спорить со мной в открытую так и не решились. Я же знала, что Птицелов не выносит алкоголь, поэтому сделала по-своему.

– Ческо! – сердито сказал Радек, и я с облегчением увидела, что краски жизни вернулись к его лицу. – Почему поднёс кружку мне и забыл про синьору?

Я поджала губы, чтобы не рассмеяться, сохраняя по возможности серьёзный вид. Бедняга Франческо заметался, и скоро горячие стенки глиняной кружки уже грели мои ладони. Мы сидели рядом, прихлёбывая обжигающий чай и молчали. Я терпеливо ждала новостей, но Птицелов сказал лишь:

– Скоро будем дома.

Прислонившись к мужу, я кивнула. Он расскажет позже. Чайки кружились рядом с бортом, матросы перекрикивались друг с другом, и странным образом этот беспорядочный гомон успокаивал. «Марья точно будет скучать по морю», – подумалось мне. – «Но дети должны быть при родителях прежде всего, остальное не так важно».

Корабль причалил к берегу спустя два дня. Наше путешествие не заканчивалось, предстоял ещё долгий путь к Велесовым землям.

– Ещё увидимся? – только и спросил Франческо, крепко стиснув руку Птицелова, но муж покачал головой:

– Если станешь чайкой. Не торопись с этим.

Итальянец усмехнулся и пошёл к кораблю вразвалку.

– Что ты сказал ему? – я поняла значение слов, но смысл ускользнул от меня.

– Они верят, что чайки – это души погибших в море, – объяснил Птицелов. – Может, так оно и есть.



Загрузка...