Целестина

5. Масоны и шептуньи старого Бреста-над-Бугом 1

Вопрос пришёл к ней на последнем повороте лестницы, когда спускалась к завтраку. Вопрос был неожиданным. Цеся прежде никогда о таком и не задумывалась. Видимо, на неё повлияли вечерние полёты, и голова заработала по-другому. И этот вопрос пронзил её, как шпага дуэлянта. Он был настолько важен, что от него было трудно дышать.

Чего там! Он был настолько важен, что его совершенно невозможно было задать даже за завтраком.

«Прилипни язык к гортани моей», – как говорили древние псалмопевцы. Целестина помнила эту фразу из уроков священной истории. Но только в то утро поняла по-настоящему, что это такое. Язык прилип к гортани настолько, что она с трудом глотала. И даже не смогла запомнить, что подавали на завтрак.

Уже потом, когда все встали и пора было идти в гимназию, Целестина не выдержала и побежала в коридор вслед за бабушкой.

Генеральша уже шагала к себе, как всегда погружённая в свои таинственные размышления. Целестина так разогналась, что чуть на неё не налетела.

– Что случилась, Цеся?

Целестина набрала побольше воздуха и буквально выдохнула вопрос:

– Скажите, бабушка, а кто наши враги?

– Война уже второй месяц идёт, – ответила генеральша. – Сначала немцы против нас, а теперь вот немцы против англичан и французов. Русские тоже что-то делают.

– Это все знают. Я про другое.

– Если интересно и хочешь узнать больше, можешь почитать об этом в газетах. Сейчас каждый щелкопёр знатоком военного дела заделался, даже и непонятно, как мы с такими Баториями и Собесскими от журналистики войну проиграли. Я тут тебе, прости, не помощник. Сама знаешь, я не разбираюсь в большой политике.

– Нет. Меня волнуют враги, у которых есть наши… возможности.

– Какие возможности?

– Например, летать.

– Наши военные тоже летают, – заметила старая генеральша, – от Варшавы до самого Адамково. И что – далеко улетели.

– Я говорю о том, что умеете вы. И теперь немного умею я.

– А… – бабушка почти улыбнулась. – Ты про тайну?

– Ну… да, – Целестина ощутила, как на щеках появился румянец.

Это слово казалось таким очевидным. Но почему-то Целестина так до него и не додумалась.

– Тайна – это знание, – произнесла генеральша, – особенное знание, не такое, как в учебниках.

– Да.

– Так чего ты боишься?

– Мало ли в чьи руки попадёт эта тайна.

Седые брови снова съехались на переносице. Видимо, этот вопрос оказался сложен и для старой Анны Констанции.

Она думала над ним напряжённо и сурово, словно над математической задачей, ответа у которой может и не быть. И наконец заговорила.

– Ты сама видишь, что тайна устроена сложно, – начала генеральша, – настолько сложно, что про это можно говорить хоть в ресторане. Всё равно в ресторане едят, а не слушают… Этим тайна похожа на другие сложные вещи. Например, на теорию относительности этого… Эйнштейна. Или на гидродинамику.

– Так и есть, – согласилась Целестина. – Но должны быть и другие… кто ею владеет.

– Есть и другие. Это неизбежно.

– И не все из них – добрые люди.

– Сложно быть добрым, когда в руке – меч.

– Как вы думаете, есть ли союзы, которые могут хотеть нас извести? Какие-нибудь масоны? Или коммунисты? Или иезуиты?

– С костёлом у нас всё хорошо, – ответила бабушка. – Отец Фабиан, конечно, не одобряет мои похороны. Видимо, жить собирается вечно. Но то, что мы делаем, – это наука. Просто очень древняя. Костёл больше не против науки.

– А коммунисты?

– А у коммунистов со знатоками тайн туго – слишком много быдла в партию напринимали.

– Я только одно пока поняла, – сказала Целестина, – что знание тайны не делает человека хорошим. Человек, вооружённый тайной, может быть и герой, и злодей. И если это злодей – то никому ничего не сделаешь.

– Власть никого не делает лучше, – ответила бабушка, – это ты можешь узнать на уроках истории. Так что иди в гимназию смело. Врагов там нет, кроме преподавателей. 2

Идти в гимназию было немного боязно. Почему-то казалось, что того и гляди из переулка или из-за колонн особняка выскочит масон или кто-то из его прислужников.

Но улица Мицкевича выглядела так же, как и в прошлую осень. Город словно и не заметил, как пришли коммунисты.

Единственное отличие – на потемневших стенах домов горели белые листочки плакатов. Это шли выборы в Народное собрание Западной Белоруссии.

В гимназии эта новость вызвала лёгкий переполох – голосовать имели право вообще все жители от восемнадцати лет, а в выпускных классах были такие. Разумеется, каждый был уверен, что его голос имеет историческое значение и что, к сожалению, все остальные сейчас такого наголосуют…

А тощая и высокая, похожая на вешалку староста Данута Бердич сообщила по большому секрету, что какие-то анархисты решили взорвать динамитом в день выборов несколько избирательных участков. И именно поэтому на выборы важно пойти всем. Выборы очень важны! Участки маловажных выборов анархисты взрывать не будут!

– А откуда у нас в городе анархисты? – удивилась Целестина. – Тут же два шага от гимназии – и уже деревня. Где же им прятаться?

– Но анархисты очень коварны!

– А, так это деревенские анархисты? Эти, как их – батьки Махно…

– Города Кресов Всходних тоже теперь развиваются! – ответила Данута и даже подняла свой длинный палец, похожий на голую осеннюю берёзу. Так что даже те, кто ничего не понял, могли убедиться – староста сказала важную вещь и её теперь не переубедить.

– Но зачем тогда ходить на выборы! Это же опасно!

– Ходить на выборы нужно, – повторила Данута. – И они всё равно не смогут взорвать все участки. Они могут взорвать один участок, два, три, несколько. А мы – не можем допустить, чтобы какие-то анархисты помешали нам сделать наш выбор! Их всё равно потом поймают, после выборов.

– А можно сделать так, чтобы их сперва поймали?

– Этого я не знаю, – честно ответила Данута. – Пан директор ничего про это не говорил. Думаю, нам это знать вообще не положено.

Но в жёлтом особняке царил прежний порядок. Генеральша не сказала ни слова по поводу этого невиданного собрания. Но все почему-то и так знали, что голосовать она не собирается. И никто из домашних тоже голосовать не пойдёт – даже если избирательный участок будет прямо у них, на первом этаже в столовой.

Целестина была в доме самой новенькой и поэтому не сдержалась. После ужина, в коридоре, когда генеральша уже плыла величаво в свои покои, девочка осмелилась спросить, почему бабушка не пойдёт и не проголосует.

– Зачем мне это? – спросила бабушка. – Чтобы, когда сменится власть, меня тоже повесили?

– За что?

– За то, что помогала установить враждебное государство.

– А разве мы и так в безопасности? – настаивала Целестина, сама удивляясь невесть откуда появившейся смелости. – Вы же вдова генерала Крашевского. Генерал – он же служит… ну, государству.

– Не просто государству, а Второй Речи Посполитой, – напомнила генеральша. – Государству, которого уже нет.

– Но особняк-то у нас есть до сих пор! Они не могут его не заметить.

– Да, мы богаты, – произнесла бабушка. – В этом есть плюсы, в этом есть минусы. Но тот, кто собирает голоса, – становится ещё и знаменитым. И вот в этом – никаких плюсов! Только минусы! А минусов нам не нужно!