Пробуждение было настоящим кошмаром. Открыв глаза, я сразу пожалел об этом. Кажется, в подобных случаях говорят — лучше бы я умер. Наверняка люди, придумавшие эту поговорку, знали, о чем говорили и я был с ними полностью солидарен. Такого состояния я не испытывал никогда в жизни. Не в том смысле, что трещала разболевшаяся от фантастической боли голова, нет. Хотя и этот фактор присутствовал, как непременный атрибут сильнейшей похмелюги. Но причина обуявшего меня ужаса была в другом.
В мои бедные уши вонзился тревожный рёв сирены. Эдаким ржавым, вкручивающимся в мозги шурупом. Знаете, как в военных фильмах. Когда на город заходят вражеские самолеты, и включается ревун противовоздушной обороны. Так вот, звук, вырвавший меня из объятий удушливого муторного сна, в котором мне ничего не снилось, был именно таким. И это уже не был сон. Это была всамделишная явь. Я в панике распахнул глаза и подскочил с кровати. Ничего не мог сообразить, а в ушах еще звучали отголоски умолкнувшего чудовищного гудка, казалось, заполонившего вокруг меня всё пространство. Я беспомощно завертел ничего не соображающей головой. Что это? Пожар, война, конец света? Что за чертовщина⁈
Не успели мои слезящиеся глаза толком всё рассмотреть в окружающем полумраке, как что-то твёрдое и тяжёлое неожиданно врезалось мне в живот и я, скорчившись улиткой, с перехваченным дыханием покатился по полу. Я не смог даже завопить от скрутившей внутренности дикой боли. И только тут до меня наконец дошло, что проснулся я вовсе не на своей кровати. И даже не в своей квартире. В ноздри шибанул ядреный запах пота, гари, машинного масла, каких-то животных и чего-то ещё, что я не смог опознать. Я замер, придерживая руками живот, и, перевернувшись лицом вниз, всё же смог приподнять голову. Широко распахнув глаза уставился в какие-то затёртые, потемневшие от времени доски, обшитые железными полосами и почувствовал странную качку, словно находился на борту дрейфующего по морю корабля. Тут же услышал утробный рык и ощутил всеми костями повторный удар, швырнувший меня на спину, а затем по ушам ударил злобный голос, что прогрохотал где-то надо мной:
— Какого хрена ты разлегся, Часовой⁈ Встать, падаль, ведьмин выкормыш! Встать, мразь!
Я по-прежнему ничего не понимал. Начал задыхаться от охватившего меня всепоглощающего ужаса. Следом сильно зажмурил глаза, не желая ничего видеть. Хриплый скрежещущий голос непонятного мне существа продолжал надрываться:
— Встать, ведьмино семя! Или ты думаешь, что твое происхождение что-то меняет, предательское отродье? Делает тебя особенным? Да ты пока даже не достоин называться Часовым! Эту сраную привилегию ты еще не заслужил! Как и многие другие на этом корабле. Но ты, ты много хуже их всех, ублюдок!
От нового, обрушившегося на мои ребра удара, я чуть не взвыл. Да что же это происходит, вашу мать⁈ Следом всё же нашел в себе силы подняться на ноги и, тараща глаза, вылупился на того, кто меня избивал. Боже, мелькнула обнадёживающая мысль. Я всё же сплю. Я во сне.
На меня уставилась рожа, которую вряд ли встретишь в погожий денек на улице города. Напротив стоял огромный детина под два метра ростом, с плечами широкими, как крепостные ворота. Одет он был в футуристического вида тяжёлую проклепанную кожаную броню, напоминающую чешую дракона. Испещренная шрамами выбритая бугристая голова, массивная нижняя челюсть, изъязвленное грубое лицо, а вместо левого глаза сияющий мертвенным светом зеленый камень. Часть черепа и скул скрепляли хирургические скобы, из мощной, перевитой жилами шеи торчали какие-то трубочки. Увенчанный зазубренным крюком механический протез заменял ему правую руку. Такое ощущение, что этого Франкенштейна когда-то пропустили через гигантскую мясорубку. Он заметил мой ошалевший взгляд и поднес к носу крюк.
— Ты сегодня сам на себя не похож, Часовой… Словно видишь старину Фляйшера впервые в своей убогой жизни. Хочешь ещё раз полюбоваться на дело твоих сородичей, в чьих желудках осталась моя клешня? Предательский сучонок!
Следом же он врезал мне по лицу своей второй рукой, вследствие чего я рухнул на спину и больно ударился затылком. Перед глазами вновь всё поплыло. На этом моменте я невольно задумался, а стоит ли опять подниматься? Затем увидел нависающий надо мной потолок, опутанный непонятными тросами и растяжками. Ощущение, что мы движемся, усилилось. Но не по воде, нет. Казалось, мы парим в воздухе.
Мир надо мной внезапно потемнел. Сфокусировав взгляд, я быстро понял, что обзор перекрыла искаженная от ненависти рожа моего обидчика.
— Хорош прохлаждаться и впадать в бессознанку, — процедил он, тяжело дыша. — Через полчаса мы будем над зоной выброски. И тогда для вас начнется самое интересное. Гребанный Экзамен всей жизни. И я посмотрю, каким ты вернешься обратно на борт после встречи со своими «друзьями». Возможно, после того, что от тебя останется, ты начнешь считать меня красавчиком!
К его хохоту присоединилось ржание десятка лужёных глоток. Я понял, что помимо нас тут еще кто-то есть. Такие же миляги, как и мой визави? Да не дай Бог! Ошарашенный, полностью деморализованный и мало что понимающий, я лежал на спине и тяжело дышал. Если это херов сон, то почему я не просыпаюсь? Мне грозит самая настоящая беда! Почему никто не будит меня? Что вообще происходит⁈
В эту минуту Фляйшер наклонился надо мной и, играючи, за грудки вздернул на ноги. Дыхнул в лицо чудесным запахом гнили и перегара, и ласково сказал:
— Тащи свой зад в оружейку, надевай доспехи, курсант, и готовься спуститься в пекло. Там тебя давно ждут. И я очень, пусть у меня и добрейшее сердце, надеюсь, что ты там и сгинешь, в пасти какой-нибудь адской твари. Но ты не думай, я выпью за помин твоей жалкой душонки кружку грога.
И снова взрыв дружного хохота. С удивлением я понял, что наши глаза, точнее три глаза и зеленый имплант, находятся примерно на одном уровне. Да, я парень высокий, но не настолько же… И тут до меня дошло, что и внешне я совсем не похож на себя прежнего… И ощущаю себя как-то не так. Словно я стал реально выше и крупнее. Что это на мне? Какое-то просторное белье из серого грубого хлопка, добротные, хоть и изрядно потёртые ботинки на ногах… Мои кисти рук стали намного толще, чем раньше, такими же крепкими выглядели и ноги. Я машинально провел рукой по голове. Ладонь наткнулась на короткий колючий ёжик стриженных практически под ноль волос. Я испуганно начал щупать лицо. Оно было… Не моё. Как никогда прежде в жизни я захотел посмотреться в зеркало!
— Что, думаешь, не слишком ли ты смазливый для своих дружков хагеров, ведьмин выкормыш? — с хохотом съязвил детина и злобно прошипел, да с такой ненавистью, что я понял, если сей же час не подчинюсь, он меня уроет. Казалось, из задрожавших на его шее трубочек сейчас повалит раскаленный пар. — У тебя осталось пять минут, чтобы присоединиться к своей группе и прекратить ломать комедию с потерей сознания, Часовой Тринадцатой стражи Альрик Безродный. Скоро под нами будет пригород Скобелева. И ты сам сможешь увидеть, во что его превратили твои любимые Ведьмы!
Очередной удар уже в который раз сбил меня с ног. Я скорчился на подрагивающем полу, в этом полутемном помещении, похожем на трюм старинного корабля или… Судя по всему, некоего воздушного судна, дирижабля? Кто я здесь? Почему Безродный, и почему меня бьют и так ненавидят? Почему без конца называют ведьминым выкормышем? Где я и почему не просыпаюсь⁈ И кто такие эти чертовы Часовые⁈
— Эй, там, как вас… Легачёв и Сойка. Да, вы, образины! Помогите подняться своему боевому товарищу и проведите его в оружейную комнату. Похоже, он от страха вообще перестал соображать. А еще из дворянского рода, недоносок чёртов… Попомните мои слова, ребята. Обратно на борт Циклопа он не поднимется.
Я уже почти ничего не соображал, когда меня подхватили с обеих сторон чьи-то сильные руки, и пыхтя от напряжения, споро потащили куда-то прочь. Мне уже было все равно куда. Лишь бы подальше от этого жуткого человека с крюком вместо руки и зелёным камнем вместо глаза.
Ноги почему-то отказывались слушаться. Меня тащили как скошенный сноп пшеницы, не спрашивая ни о чём. Лишь ругались вполголоса. В какой-то момент я кое-как умудрился поднять чугунную голову. Состояние охренительного похмелья выветривалось из организма с большим трудом. Я по-прежнему мало что соображал. Но, слава богу, глаза стали видеть лучше, а застилавшая их после пробуждения дымка почти развеялась. Меня упрямо волокли по каким-то коридорам и помещениям, напоминающим переборки в трюме подводной лодки. Вокруг была странная мешанина: дерево, железо, растяжки. С низких потолков тускло светили мерцающие желтоватым светом лампочки в решетчатых кожухах.
Лампочки! Значит, тут есть энергия, и что-то, что ее вырабатывает. В конце концов, что-то же заставляет наше судно двигаться. И неважно, чья эта энергия — пара, дизельного генератора или волшебных камней. Главное, что этот мир не совсем отсталый в технологическом плане. Непроизвольно я начал впитывать всё, что могло мне помочь. Все крохи и крупицы, способные дать мне хоть долю шанса на выживание. Отчего-то с тоскливой болью в сердце я вдруг осознал, что, судя по всему, застрял здесь надолго…
— Альрик, да что с тобой такое творится? — в отчаянии прохрипел тот, кто держал меня справа. — После того как ты упал на смотровой палубе и ударился башкой, ты сам на себя не похож! Ты что, последний разум потерял? Именно сегодня, в день экзамена?
— Альрик? — опять этот Альрик! Это я, что ли? В этом мире я даже не властен выбрать себе имя… — Алексей, меня зовут Алексей.
Переглянувшиеся между собой парни по бокам от меня, на секунду почти синхронно остановились. Затем они с руганью, как следует, встряхнули меня и потащили дальше. Повернув за угол, мы оказались перед большой железной дверью, испещренной замысловатыми рунами. Левый сопровождающий, Сойка, испуганно пробормотал:
— Альрик, во имя Господа, следи за словами, пожалуйста. Тебе нельзя даже наедине с собой упоминать своё Родовое имя! Ты бы еще фамилию назвал! Легачёв, он действительно чокнулся!
— Нельзя, почему нельзя? — пробормотал я, опираясь на крепкие руки несущих меня парней. Я сделал достойную попытку выпрямиться и у меня вроде получилось. Мы остановились, и парни наконец отпустили мои руки. Все втроем стояли перед дверью и тяжело дышали. Сойка, высокий статный парень с вытянутым худощавым лицом, пронзительными голубыми глазами и таким же коротким ежиком черных волос, как и на моей голове, схватил меня за ворот и очень внятно и внушительно произнёс:
— Альрик, возможно, мастер-сержант был прав, когда сказал, что ты не жилец и умом тронулся. Но мне всегда было плевать на его слова. И ты это знаешь. Герман подтвердит. Но Фляйшер никогда не ошибается. И если он сказал, что ты не вернешься после этой выброски на «Циклоп», то с большой вероятностью он прав. Но лично я в это верить не желаю. Здесь у тебя мало друзей. И мы не хотим, чтобы ты остался внизу. Так что соберись и постарайся стать самим собой. И разочаруй этого однорукого мудака.
Второй парень, Герман, стукнул твердым, как камень, кулаком в моё плечо и прогудел:
— Мы с тобой, не ссы. Или ты думал, что закатив этот спектакль, оттянешь неизбежное? Не дури, приятель. Мы шли к этому дню два года. И сегодня не все вернёмся обратно. Но если погибнем мы, ничто не изменится. Если же ты сдохнешь, то вместе с тобой окончательно сгинет и весь твой проклятый богами Род! Разве не ты нам говорил, что обязательно выживешь назло всем?
Я лихорадочно обернулся к Легачеву. Он был на полголовы ниже меня, очень плотный, мускулистый, что не скрывало даже просторное белье. Платиновый блондин с приятными чертами лица, но волевым подбородком и жесткой линией губ.
Сойка и Герман… Это мои друзья? Немного подумав, глядя в его красноватые глаза, одновременно задаваясь вопросом, а не альбинос ли он, я прошептал:
— Ребята, хотите верьте, хотите нет, но я действительно, после падения, малость того… Я много чего не помню. И не на надо так смотреть и думать, что я валяю дурака. С моей головой что-то не то. Если вы мне не поможете, то мне каюк.
Сойка уныло посмотрел на Германа, на дверь, затем вновь перевел недоумевающий взгляд на меня и разразился площадной бранью. Он с силой ударил кулаком по раскрытой ладони.
— Дьявол и все ведьмино племя, Альрик! Ты же еще вчера глушил с нами пиво и говорил, что мы все обязательно прорвемся! В кого ты превратился? Герман, ты хоть понимаешь, что мы не сможем там внизу вытирать ему жопу?
Легачев вздохнул так, словно поднял гору, и буркнул:
— Хорош трепаться, пошли. Иначе Фляйшер выбросит нас за борт голыми. А ты, Альрик, лучше заткнись и никому этот бред больше не пересказывай. Чтобы с тобой не случилось — это произошло очень невовремя.
Его тираду прервал второй тревожный гудок, заставивший меня от неожиданности втянуть голову в плечи и вздрогнуть так, что это не скрылось от моих новых товарищей. Они растерянно переглянулись. В их глазах мелькнуло недоумение. Похоже, я начал стремительно падать в их глазах. Совсем дело дрянь. Я суматошно пытался собраться с мыслями. Мне нужно было где-то спокойно посидеть и всё это обмозговать. Но у меня не было ни времени, ни спокойствия.
Герман тем временем крутанул штурвал двери и та с металлическим лязгом распахнулась. Не церемонясь, мои сопровождающие впихнули меня внутрь, вошли сами, а затем захлопнули дверь.
Я замер на пороге, разинув рот и изумленно уставившись на развернувшуюся предо мной картину. Это была большая и просторная комната. Хотя, наверно, было бы правильнее сказать кубрик, раз мы на борту судна. Также никаких окон или иллюминаторов. Стены обшиты проклепанным железом бронзового оттенка, такой же пол и немного скошенный потолок. Светильники тут горели ярче. С потолка свешивались причудливые лебёдки, тросы и цепи, я мельком успел рассмотреть какие-то диковинные конструкции, подвешенные к некоторым тросам. Отовсюду раздавалось шипения пара, лязг, жужжание трущихся шестеренок и шум безостановочно работающих механизмов.
Оружейная. Здесь находилось около двух десятков молодых парней и девушек примерно моего возраста или чуть постарше. Всех объединяли ультракороткая стрижка, серые рубища и одинаково жесткое и сосредоточенное выражение на лицах. Словно все эти люди готовились к последнему, смертельному бою в своей жизни.
А, собственно, что за экзамен предстоит нам всем сдавать, запоздало подумал я. Мы, получается, все какие-то студенты и оканчиваем курс обучения?
На нас не обратили никакого внимания. Все были заняты приготовлениями к чему-то, что мне уже заочно очень сильно не нравилось. Сойка настойчиво толкнул меня в спину, а Герман тихо прошипел:
— Не стой столбом, идиот. Не хватало еще, чтобы все остальные заметили, что у тебя крыша потекла. Если забыл — я напомню: тебя здесь не очень любят.
Это я уже уяснил, в отчаянии подумал я, чуть ли не бегом влетев в оружейку. К слову, интересно, почему не любят-то? Вопросы, опять одни вопросы, и нет ни минуты, чтобы… попытаться проснуться?.. Я опять застыл на месте и изо всех сил зажмурил глаза.
— Эй, Альрик, ты что это, решил помолиться? Не замечала за тобой раньше влечения к священному писанию, — раздался рядом задорный женский голос, обладательница которого нарочитым весельем пыталась скрыть явную нервозность.
Оставив бесплодные попытки вернуться в свою постель, я торопливо распахнул глаза и увидел прошедшую мимо меня девушку. Среднего роста, миловидная, стройная, с чёрными короткими волосами, торчащими как у грозного ежика. Взгляд невольно скользнул по её округленной в нужных местах фигуре. Следом она насмешливо подмигнула мне правым глазом и вскинула два пальца вверх:
— Если выживем, я тебе отсосу. Как обещала вчера. Помнишь?
Я тупо кивнул. Помнишь? Я ничего не помнил! Кто-то рядом коротко хохотнул. Но, в общем, всем тут было не до смеха. Герман и Сойка уже разошлись по своим местам. Я завертел головой, стараясь не выглядеть отсталым кретином.
Так, твою мать, без помощи мне тут точно не разобраться! Единственное, что я успел уяснить, это то, что все заняли строго определенные пятачки на палубе, прямо под… Я поднял голову. Верно, под свисающей с потолка громоздкой и устрашающей на вид конструкцией. Где-то верху что-то зажужжало, шипение и лязгающие звуки усилились, и конструкции стали спускаться прямо на нас. Всё происходило настолько быстро, что я не успевал больше ни о чем думать. Екарный бабай, а вдруг я что-то делаю не так, вдруг я не на своем месте?
Я учащенно задышал. На моё счастье, в оружейной сновало еще несколько человек. Они отличались от нас, стриженых курсантов. Судя по обрывкам знаний в моей голове, одеты они были в военно-морскую форму времен царской России.
Сосредоточенно обходя каждого, эти люди тщательно следили за опускающимися на наши головы механизмами. Один из моряков, проходя мимо, грубо толкнул меня в грудь.
Начинается!