По летному полю, неумолчному, хаотичному, полному множества людей, запахов и звуков, неспеша брела огромная, гигантская фигура, несмотря на теплый летний вечер с головы до пят сокрытая черным тяжёлым плащом с капюшоном. Казалось, под уверенной поступью этого великана проминается даже земля. Шириной плеч он мог посоперничать с центральными воротами главного вокзала, а росту был такого, что возвышался над всеми, кто бы только не находился рядом с ним. Он шёл, рассекая человеческий поток, как нос корабля тающий по весне хрупкий лед. Да никто особо и не горел желанием загораживать проход этому огромному человеку. Даже портовые стражники и те, бормоча в усы восхищённые проклятия, находили себе другие занятия, провожая размеренно шагающего гиганта уважительными взглядами.
Великана звали Франк. Он шёл размеренной походкой, сжимая в правой руке увесистый саквояж, зная, что никто не рискнет его остановить или помешать его мыслям. Справившись с последними делами на борту «Архангела Гавриила», здоровяк теперь мог с чистой совестью сойти на землю и заняться другими, не менее важными задачами. Вопреки угрожающему внешнему виду и огромным габаритам, всегда ошибались те, кто принимал его за недалёкую машину, просто за огромного неповоротливого человека, не способного родить ни одной толковой мысли. Все ошибались в нем. Для некоторых эта ошибка становилась фатальной, последней в жизни.
Франк думал. Всегда и много. Тщательно взвешивал, анализировал и приходил к единственно правильным выводам. Его устраивало, каким он выглядит зачастую в глазах большинства. Удобная ширма. Все всегда смотрят на фасад, не стремясь заглядывать внутрь. Сейчас голова Франка была занята мыслями о бледном, небритом, похожем на отощавшего беглеца-каторжника, пареньке, которого едва не заманил в свои сети клятый обёртыш. Совсем еще молодой парень. Только с глазами старика. Франку он понравился. Что было само по себе явлением из ряда вон. Как бы удивились те, кто его знал! Франку редко кто нравился из людей.
Но в этом юнце, курсанте, что-то было. Будущий Часовой явно побывал во многих переделках, и нежданная встреча с обёртышем была лишь одной из них. Но не сбила и не заставила свернуть. Франк бы не удивился, если бы вместо этого дворянина в чемодане от гитары в итоге оказался сам обёртыш. Такие люди очень редки в природе. Но Франк умел в людях разбираться. И он понял, что юнец совсем не промах. Да, по нему видно, что многое скрывает, тянет на собой целый хвост весьма серьёзных неприятностей. Словно одного того, что его судьба быть Часовым, не хватает! Но парень оставался человеком. Не какой-нибудь гнилью и двуличным подонком, а человеком. И это Франку тоже понравилось.
Он ничуть не жалел, что дал ему одну из своих Связующих монеток. Конечно, гордость этому Алексею вряд ли позволит взывать о помощи при первых же признаках опасности. Не исключено, что он никогда и не воспользуется ею. Но если все же припечет… Что ж, Франк свое слово держит. «А не рассказать ли об этом юном дворянине-курсанте Доктору?» внезапно подумалось ему. Франк нахмурил под низко опущенным капюшоном густые брови. Почему бы и нет? Доктор наверняка заинтересуется этим необычным парнем. Жаль только, что он уже связал свою жизнь с Орденом. Из него вышел бы весьма неплохой Джагер. Егерь, как звучало бы на языке Великорусской Империи, мысленно поправил себя Франк. Или не стоит? Парнишка все равно для них потерян. Те, кто поступают на службу в Орден Часовых, не выходят на пенсию. Они умирают на своем посту. Такова судьба ждёт и этого Алексея. А жаль!
Когда Франк выбрался-таки с территории Воздушной гавани и прошел огромным зданием вокзала на подъездную площадку, его уже ждали. Большущий черный дилижанс из дорогих пород дерева, усиленный железом и магическими рунами. На узких окошках крепкие ставни, закрывающиеся изнутри, в упряжи четверка резвых и сильных коней. На козлах угрюмый возница в плотной кожаной одежде и широкополой, затеняющей лицо шляпе. Внимательный глаз рассмотрел бы, что помимо длинного арапника, к поясу возницы пристегнут кинжал, а за спиной, в специальном углублении торцевой стены дилижанса висит заряженный арбалет.
Без слов и лишних взглядов, великан открыл дверцу кареты, забросил саквояж, и взобрался на подножку, отчего рессоры жалобно взвизгнули и ощутимо просели. Возница щёлкнул бичом и экипаж медленно тронулся. Спрятавшись внутри салона, Франк скинул с головы капюшон и встретился взглядом с сидящим напротив человеком.
— С возвращением, мой друг, — негромко сказал тот, прячась в сумраке кареты. — Помимо того, что ты снова выполнил свою работу выше всяких похвал, есть что ещё рассказать?
В голосе говорившего прозвучала легкая ирония. Франк вздохнул, в этом весь Доктор! Он завозился, отчего пружины сидения протестующе заскрипели, решаясь, говорить о молодом дворянине или нет. Да к бесам все, наконец определился Франк и в тон Доктору ответил:
— Есть. По возвращении сюда, на борту корабля я встретил одного очень интересного и перспективного молодого человека… Голову даю на отрез, если он не заинтригует вас!
Названный Доктором человек чуть наклонился вперед и с недоверчивой полуулыбкой на лице сказал, вглядываясь в глубоко посаженные глаза Франка:
— Ты уже заинтриговал меня.
— Альберт, все ушли?
— Госпожа, капитан лично меня заверил, что на борту корабля из пассажиров остались только мы трое, — ответствовал затянутый в черную кожу и плащ, как всегда серьезный и надёжный Альберт. Бывший военный, вышедший в отставку капитан, начальник личной гвардии князя Холста, Альберт Суровикин теперь служил простым телохранителем. Оберегая одну особую и удивительную женщину. И это его вполне устраивало.
Альбина Троекурова поправила убранные в сложную причёску волосы, скреплённые в нужных местах гребешками, надела шляпку и опустила скрывшую лицо вуаль. Требовательно посмотрела на замершую в ожидании рядом дородную женщину:
— Няня, не смотри на меня так. Я знаю, что ты не одобрила моего поступка. Но ты не можешь всегда оказываться правой. И я знаю, что ты хочешь сказать. У каждой из нас есть свой дар.
Одетая в дорожное платье женщина тяжело вздохнула, словно навьюченная невидимой ношей, и развела полными руками:
— Моя девочка, ты же знаешь, что у меня в роду по женской линии все были Зрячими. Я просто вижу то, что вижу. Ничего не выдумывая. И то, что этот молодой субчик похож на беглого каторжанина и бездельника, совершенно ни причём и не относится к тому…
Альбина негодующе фыркнула, сморщив скрытый вуалью носик, а Альберт молча усмехнулся в усы. Анне свойственно сгущать краски. Но в этом была вся она. Самому же Суровикину этот прикормленный молодой барышней парнишка понравился. Были в нем и выправка неплохая и стержень мужской. Сразу видно, что из военных. Хотя своего расположения, в общении с ним, Альберт, конечно, не показывал.
— И что же ты узрела, няня! — с некоторым сарказмом воскликнула Альбина, подходя к зеркалу и оправляя на себе строгое, приталенное платье. Она помнила, что задает этот вопрос не в первые, каждый раз надеясь на новый ответ.
— Я зрю, что он не тот, за кого себя выдает, — упрямо повторила Анна, поджав тонкие губы. — Не могу точно сказать, но он не таков, каким его видят все.
— Ты меня совсем запутала! — возмутилась молодая предсказательница. — Я не почувствовал в нем зла! Да, не смогла прочитать его линии Судьбы, но такое бывает. Особенно когда замешана древняя кровь и Великие Рода. Но он именно тот, кем представился, я это точно знаю. И совершенно не понимаю, что ты пытаешься сказать, выставляя его каким-то оборотнем, дьяволом!..
Анна, няня, домоправительница и служанка госпожи Троекуровой, с бесконечным терпением смотрела на свою подопечную.
— Ещё моя бабка говаривала, царствие ей небесное, что, зря в душу человека, не мы оголяем ее, а Бог открывает ее нам. Я говорю то, что вижу. И снова могу повторить, девонька. Этот Бестужев не так прост, как кажется. Ты же сама понимаешь, что с ним что-то не то. А я вижу, что он кто-то иной! По-другому я не могу объяснить, ужо не обессудь, да и не серчай на старую дуру.
Альбина решительно посмотрела через запертую дверь куда-то вдаль и, чуть склонив голову, тихо сказала:
— Няня, я устала. Как ты думаешь, я смогу когда-нибудь отдохнуть, жить как все? Иногда я так завидую другим…
В глазах Анны появилось глубокое сострадание. Она едва удержалась, чтобы не подойти и не обнять девушку. Но гордая гадалка позволяла это только когда рядом не было ни одной живой души. Даже при верном Альберте она не разрешала себе таких проявлений чувств.
— Обязательно, слада моя, обязательно отдохнёшь. Придёт время, сама знаешь.
Решительно выпрямившись, Троекурова громко произнесла:
— Идёмте. Мне душно на этом корабле. И помяни мое слово, няня, судьба ещё сведёт нас с Алексеем Бестужевым. И тогда ты увидишь, что впервые в жизни ошиблась!
— Мы проигрываем. Да-да, не делай такое удивленное лицо, дружище.
Один из находившихся в комнате людей горько усмехнулся. Он посмотрел на второго и добавил:
— И проигрываем не битву, а всю войну.
— Полноте, князь! Вас послушать, так не за горами Вторая Война!
— И мы ее уже проиграли, — сурово повторил мужчина и быстрым шагом приблизился к огромному, забранному частым переплетом окну. Посмотрел на площадь через ловящее последние лучики заходящего солнца стекло. — Эта агония длится уже сотню лет. Мы просто оттягиваем неизбежное, Валентин. Я знаю. Я точно это знаю.
Оставшийся сидеть в кресле подле нерастопленного камина человек, названный Валентином, угрюмо произнёс:
— Неужели все настолько плохо?
Глядя в окно, высокий седой мужчина, в приталенной военной форме, с пышными эполетами на плечах, глухо ответил:
— Лишь ряд избранных знает о настоящем положении дел. Теперь в их число входишь и ты.
— Император?..
— Он предпринимает все возможное. Но полон таких же сомнений, как и ты, мой друг.
Валентин, стараясь тщательно подбирать слова, спросил:
— Ваша разведка всегда славилась точными данными, князь. И никогда не ставила под сомнения точность добытых сведений. Возможно ли, что… Что на этот раз произошла ошибка?
Отвернувшись от окна, князь резко сказал, как отрубил:
— Абсолютно исключено! Я расскажу тебе весь расклад, Валентин… Грядет буря, которую мы не сможем остановить.
— Вы никогда не отчаивались ранее… Я не узнаю вас. Не могу поверить, что вы не придумали ничего!
Усмехнувшись, одетый в военный мундир мужчина сел во второе, поставленное рядом с камином кресло, и сказал:
— Знаешь, что произошло на этой площади, что прямо за моим окном, около сотни лет назад?
— Простите?
— Казнь. Там, на глазах у тысяч людей, сожгли Герцога Бестужева. За предательство Государства и человечества. Своей смертью он загладил часть своей вины, но не искупил ее. Как не дано ее искупить никому из его проклятого Церковью Рода. Ты знаешь, что его правнук, некто Альрик Безродный, закончил Академию и готовится принять присягу Часового?
Поморщившись, Валентин недоумевающе пробормотал:
— Не понимаю, чем вас заинтересовало это отродье, князь.
— Он нужен мне. Ты понял, Валентин? Альрик Безродный нужен мне. Он очень интересует меня. Этот мальчишка еще сослужит нам хорошую службу. Вижу, ты не очень понимаешь меня… Скоро поймешь. В сложившейся ситуации я вижу не так уж много выходов, увы. Будь моя воля, я бы поступил иначе. Но даже так, перед ликом грозящей Империи опасности, я не хочу попусту рисковать хорошими людьми. Я вижу, о чем ты думаешь, Валентин. Безродный щенок никто и звать его никак, но он именно тот, кто нам нужен. Он сыграет свою роль. Так или иначе. Выживет, значит, внесет свою лепту в искупление вины прадеда, сгинет, кто станет о нем лить слёзы? Он расходный материал. А теперь слушай внимательно…
— Ваше сиятельство…
— Брось эти придворные экивоки, милейший. Ты знаешь, что меня интересует в первую очередь. И с чего следует начинать.
— Как вам будет угодно. Только, боюсь, новости у меня не очень хорошие…
Один из находившихся в богатом, но весьма строго обставленном кабинете людей нахмурился. Говоривший с ним человек непроизвольно вздрогнул. Не раз и не два он становился свидетелем, что если у графа появлялось подобное выражение лица, то следом можно было ожидать чего угодно. Нередко летели головы. Причём в прямом смысле.
— С этого места я жду более подробного отчета, Николай. Присаживайся.
Мысленно облегчённо выдохнув, названный Николаем человек присел на самый краешек высокого с резной спинкой мягкого стула. Одно из нескольких, стоявших полукругом за изогнутым рабочим столом графа. Сам же хозяин кабинета восседал в огромном кожаном кресле, сверля гостя тяжёлым пронзительным взглядом холодных умных глаз.
— Безродный добрался до Столицы. Мне сообщили, что не далее, чем пару часов назад он сошел с трапа кромлехского дирижабля. И уже наверняка прибыл в здание Академии, ваше сиятельство.
Глаза графа в бешенстве сузились, но на лице не дрогнул ни один мускул. Николай замер, зная, что этот момент был самым страшным, что его нужно просто переждать, пережить.
— Как это произошло? — нарочито безразличным тоном поинтересовался аристократ. — Нас подвели верные люди в Кромлехе? Или же мы совершили ошибку еще раньше, когда позволили делу идти самотеком и понадеялись, что этот щенок не переживёт экзамена?
Николай нервно заёрзал по сиденью стула, не отваживаясь встречаться с хозяином кабинета взглядом.
— Ваше сиятельство… Вы же понимаете, что дело очень щепетильное, можно сказать, скользкое. Мы не могли действовать иначе.
— Ты думаешь, что я чего-то не понимаю? — в спокойном голосе графа проявились весёлые нотки, а глаза угрожающе заблестели. Николаю резко стало жарко. Он бросил жадный взгляд на стоящий на роскошной столешнице графин с водой, но попросить выпить не осмелился.
— Он совершенно неожиданно объявился в Кромлехе! — с негодованием выкрикнул Николай. — Когда получили по магическому каналу с борта «Циклопа» список погибших при сдаче экзамена и неожиданном нападении на корабль в районе приграничья, Безродный был в нем! В этом списке. Его появление в Кромлехе — это исключительно форс-мажор, ваше сиятельство. Словно этому ублюдку и в самом деле помогают пришлые демоны, которым его далекий предок продался еще во времена Великой войны!
Граф сложил руки на животе и раздражённо проворчал:
— Только не говори, что это как-то оправдывает ваши промахи! Неужели я мало плачу нужным людям, или же меня перестали уважать? А может дело в компетенции тех, кто мне служит?
Николай покрылся холодным потом. Теперь он начал замерзать. Как бы из этого кабинета не отправиться прямиком на дыбу, тоскливо подумал он.
— Ваше сиятельство, я вас умоляю запастись терпением. Вам не хуже меня ведомо, что век Часового не долог. Особенно в Корпусе Тринадцатой Стражи. Этот Безродный щенок через месяц или два сгинет на одном из выездов. Нет, так через год! В любом случае его жизнь уже не стоит и ломанного гроша.
Граф негромко рассмеялся и махнул рукой. Покачав головой, он потянулся к графину, налил себе воды и отпил. В кабинете, ближе к вечеру становилось душновато, даже с открытыми окнами.
— Если бы все обстояло так просто… Недоносок из Рода Бестужевых должен сдохнуть раньше, чем оставит после себя гребанное потомство! Ты понимаешь, Николай? Его Род должен прерваться раз и навсегда. Я не буду объяснять то, что ты, не будучи наследным дворянином и одним из Тринадцати, не в состоянии понять. Альрик Безродный должен умереть до того, как родит наследника своего проклятого имени. И только тогда я смогу завладеть его имением. Сам Император передаст мне бумаги на его земли.
Николай с сомнением посмотрел на своего работодателя:
— Ваше сиятельство, при всем уважении… Вы один из самых богатых и влиятельных людей в Империи! Зачем вам этот крысиный угол на севере, у самых активных проколов, где тварей обитает больше, чем обычных людей?
Граф со снисходительной улыбкой посмотрел на него:
— Тебе этого знать не следует, милейший. И хорошо, что ты даже и представить не можешь, равно как и сам юный Бестужев, наследником чего именно он стал!
Совершенно растерявшийся Николай сдавленно пробормотал:
— Но… Как же его сестра? У Безродного в имении осталась сводная сестра!
Граф небрежно отмахнулся.
— Эта девица не имеет никаких прав. Только мужчины наследуют в Великих Домах. Она не более, чем досадная помеха, которую покойный Александр однажды привез домой и объявил своей дочерью. Ей то и годков не больше шестнадцати. Она не проблема. Проблему зовут Алексей Бестужев, запомни это!