Часовой: Курсант

Глава 13

Зловоние стало просто непереносимым. От него сдавливало грудь и немилосердно слезились глаза. Огромным усилием воли я заставил себя стоять на месте, не отрывая поражённого взора от болота. Костылю же и вовсе было начхать на бьющие по всем рецепторам ароматы. Он с фанатичным блеском в глазах, что-то беззвучно шепча, смотрел в том же направлении, что и я. Еще немного и он точно впадет в религиозный экстаз! Он приветствовал своего бога, жаждал его лицезреть и наслаждался каждой секундой происходящего.

Чего нельзя было сказать об остальных жителях болотного посёлка. Они отступали за нашими спинами все дальше, стараясь держаться тропы. Я слышал их испуганное ворчание. Они боялись. И было чего. Картина перед нами проявлялась самая что ни на есть кошмарная, словно оживший сон пациента психиатрической лечебницы.

Огромный болотный пузырь раздулся до размеров гигантского шара, аэростата, и негромко лопнул. Черная вода грязными жирными потоками устремилась вниз, ночь наполнилась новыми ароматами. Я увидел, как из болотной жижи вырастает горб непонятной конструкции, становясь все выше и больше. А перед этим горбом, так же из вонючей воды, высунулись головы отвратительных тварей. Вся эта непонятная штуковина медленно приближалась к нам, постепенно выползая на мелководье. И я внезапно понял, что это такое. Карета, запряжённая лошадьми.

Только вот кони представляли собой мерзких склизких существ огромного размера, напоминающих слизняков. Серого цвета, отвратительные, похожие на ожившие куски рыхлого текучего теста, они тащили за собой невероятный груз, запряжённые в некое подобие упряжи. Самое страшное было то, что эти твари отдалённо напоминали людей… Их морды или… Вытянутые, с черными пустыми провалами глазниц, отвисшие в многочисленных складках лица. Они медленно крутили головами, то и дело жутко растягивая свои рты в чудовищных гримасах.

То, что они тянули за собой, больше всего напоминало невероятных размеров чуть сплюснутую тыкву, сплошь покрытую грязью и ряской. Грязно-зеленого цвета, раздутая как гнойник, как отвратительный нарыв. Огромная круглая карета-тыква, соединённая с жеребцами-слизнями. С кареты и слизней продолжала стекать черная вода, источая удушающую вонь. Наконец экипаж остановился, оставшись стоять в воде и не продолжая свой путь к суше. Они замерли буквально в десятке шагов от нас. Мой желудок подскочил под самое горло. Подобного омерзения я еще не испытывал.

И это их бог? Болотный Царь, который прибыл по мою душу? Этим непонятным тварям собирается отдать меня Костыль⁈ От разлившейся вонищи меня чуть не вырвало. Отвратные существа, запряжённые в повозку Царя, беззвучно разевая рты, с негромким плеском шевелили скрытыми в воде конечностями. Из белесые студенистые тела сверкали в серебристом свете луны. Вытянутые морды навевали ужас. Их гротескные уродливые лица выражали смертельную тоску и беспросветность. Кто они или… Кем они были раньше? Людьми? Такими же как я, жертвами, принесенными Болотному Царю⁈ Мне стало совсем нехорошо.

— Узри, узри же и не отворачивайся от судьбы, — шептал рядом со мной Костыль.

Я с отвращением покосился на него. Староста с искренней любовью пялился на выбравшихся из недр болота существ. Как вообще они смогли там поместиться, под черной стоячей водой? Я сам шел этим же путём, выбираясь к берегу и вода редко поднималась выше моих бёдер. Лишь раз или два я провалился до пояса. Из каких дьявольских глубин пожаловал к нам этот Болотный Царь?

Тем временем до моих ушей донесся негромкий хлюпающий звук. Словно отворились створки гниющей разлагающейся устрицы. Повозка-тыква примерно посередине лопнула. Сверху вниз пробежала неровная трещина и в боку чудовищного пузыря образовалось нечто похожее на дверцу. Дверца с протяжным хлюпаньем приоткрылась, являя яркой лунной ночи абсолютную космическую тьму внутри кареты. Я видел, что в образовавшемся провале поселилась непроглядная темнота. Кромешная и ужасающая. Это приглашение? Мне намекают, чтобы я полез туда? Да ни за что в жизни!

Я сжал кулаки и напряг ноги, готовый, в случае чего, отбрыкиваться до последнего. Я судорожно оглянулся и встретился взглядами с лесом угрюмых мужиков. Напуганные не меньше моего, они, тем не менее, не забывали держать свои остроги и рогатины направленными на меня. Костыль, почувствовал перемену в моем настроении, порывисто сказал:

— Не глупи, мальчик! Иди к нему, иди в объятия Царя! Ты даже не представляешь, чего хочешь по своей глупости избежать…

Не успел я одарить этого доброхота язвительным ответом, как чуть не подавился почти готовыми сорваться с губ словами. Из приоткрывшейся кареты-тыквы, прямо из замогильной тьмы вылез какой-то отросток и, все удлиняясь, потянулся в мою сторону! Это, наверно, была рука. Тонкая, покрытая осклизлой серой морщинистой кожей, многосуставчатая, она казалось нескончаемой. Завершалась всего тремя длинными студенистыми пальцами, которые, остановившись в метре от меня, сделали манящий знак. Мол, подходи, не бойся. Я с трудом проглотил вставший в горле ком. Староста, благоговейно взвизгнув, нервно толкнул меня в спину. Я автоматически сделал шаг. Потом еще один и еще. И так и пошел за убирающейся обратно в чернильный провал кареты конечностью. Как ослик за морковкой. Я шел словно заколдованный и ничего не мог с этим поделать.

Вот мои ноги уже ступили в холодную болотную воду. По щиколотку, по колено, вот я уже почти добрел до открытой тыквы. Зловоние усиливалось с каждым моим шагом. Чудовищные скакуны проводили меня тоскливыми, ничего не выражающими взглядами. Они волновались и вздрагивали студенистыми телами, выглядя одновременно уродливыми, страшными и жалкими. Я остановился напротив распахнутой двери. Трехпалая конечность почти полностью скрылась внутри тыквы. Я замер, тщетно пытаясь рассмотреть, что скрывается в черноте прибывшей за мной повозки Болотного Царя.

— Свой… Ты свой… — я услышал этот голос и не поверил тому, что слышу. Это обо мне? Голос вне всякого сомненья доносился изнутри кареты. Был он низок, мягок, обволакивающ и полон жути. Казалось, заговорило существо настолько далекое от человека, что и представить сложно. Пожалуй, таким голосом могли бы говорить запряжённые в карету тягловые твари.

— Великий, это дар тебе! — раздался с берега хриплый голос старосты. — Жертва твоему благочестию и во славу! Прими же сей скромный дар от своей благодарной паствы!

Склизкие пальцы, шевелясь, как черви, приблизились ко мне. Они дёргались в воздухе, купаясь в лунном свете. Замерли в миллиметре от моего искажённого лица, ткнулись в лоб, и я едва не закричал. До того противным было прикосновение этих скользких, холодных и отвратительных конечностей! И, словно удовлетворившись исследованным, рука полностью скрылась в черном чреве кареты. Я выдохнул. И снова раздался нечеловеческий, тянучий и мерзкий голос:

— Он свой… Такой как мы… Ты свой, человек… Уходи!

И словно незримая воля отпустила мои члены. Я понял, что невидимая гипнотическая нить порвалась, и я снова волен над своими телом и желаниями. И если я сейчас захочу уйти, эта тварь не будет мне препятствовать. Но какой ценой? Почему она приняла меня за своего? Что у нас с ней общего? Меня затрясло. Я повернулся к берегу и увидел старосту. У Костыля челюсть отвисла чуть ли не до пояса. Сейчас он своей растерянной до крайности физиономией напоминал морды запряжённых в шар-тыкву слизней. Он явно поверить не мог в то, что происходит!

А дверца в карету оставалась открытой. Я торопливо прошлепал на берег, дрожа от холода и отвращения. Вдогонку мне раздался жуткий протяжный голос:

— Жертва… Я заберу ее… Дайте мне… Мне нужен кто-нибудь… Но не ОН. Он свой…

Я выбрался на бережок и поравнялся со старостой. Костыль в ужасе вытаращился на меня, словно до последнего отказывался верить своим глазам и ушам. Его глазки забегали по сторонам, руки в бессилии сжимались и разжимались. Наконец он вцепился правой лапищей в торчащий из земли клинок.

— Не может быть… Как?..

Я проигнорировал его, устало поднимаясь выше по тропинке. Снова услышал чужеродный голос Болотного Царя. Терпеливый и древний, как само время:

— Дар… Я жду… Дайте мне то, зачем призвали меня…

Я услышал отчаянный вскрик, полный негодования и безумия. Наверно, мне не следовало поворачиваться к Костылю спиной. Мою спину между лопаток внезапно обожгло яростной огненной вспышкой, а в следующий миг вспышка охватила мою голову, и я потерял сознание. Последнее, что я услышал, был немного насмешливый, как мне показалось, голос Царя:

— Глупец… Ты… Ты будешь жертвой…

Я с затаенным восторгом наблюдал за отцом. Мне всегда хотелось быть похожим на него. С тех самых пор, как я себя помнил. Да и сейчас, хоть мне и минуло на прошлой неделе уже десять лет, мое восхищение им ни насколько не уменьшилось. Я очень любил своего отца. Уважал и восхищался. Он был Часовым. И я надеялся, что со временем, когда вырасту, стану таким же. Пойду по его стопам, надену тяжёлую броню и встану на защиту рубежей. Я знал, что рубежи — это Границы. На которых идёт нескончаемая битва между стражами и живущими по ту сторону адскими тварями.

Отец почти все время проводил на службе. Он редко бывал дома, в нашем родовом имении. И сейчас был один из тех немногих дней, когда я видел его. Но моя радость омрачалась знанием того, что скоро мы опять расстанемся. Отец снова собирался нести стражу. Это была его работа, призвание и цель жизни. Быть Часовым.

Он с нарочитой бодростью менял свое повседневное платье на походную одежду. Я в который раз наблюдал за ним, замирая от восторга и считая дни до того времени, когда вырасту таким же большим и сильным. Я знал, что мы были дворянами, аристократами. Это была наивысшая ступень иерархии в нашей стране. В Империи. И мне всегда казалось, что мы должны жить и положить свою жизнь во благо государства. Что это наиглавнейшая цель для таких как мы. Что остальные ценят нашу жертву. Я гордился тем, что мы были дворянами, что мой отец был Часовым. Не простым, а главой Тринадцатой стражи. Я гордился своим папой. Ведь мне было всего десять лет. И мир вокруг в моих глазах казался совершенно иным. Не таким, каким был на самом деле.

Я наблюдал, как мой отец, обнаженный до пояса, неторопливо ходит по комнате, задумчиво посматривая то на меня, то на разложенную по полкам амуницию. Я неоднократно бывал в оружейной. И всегда приходил сюда, с тех пор как научился ходить, в те моменты, когда отец снова собирался уезжать. А его сборы всегда лежали через эту комнату. Отец запомнился мне очень высоким и мужественным человеком. С черными, тронутыми легкой сединой короткими волосами, строгим, всегда гладко выбритым лицом. Весь его облик дышал врождённым благородством. Впоследствии я узнал, что некоторые называли это «породой».

Он был очень сильным на вид, подтянутым и мускулистым. Его бледное тело носило на себе множество заживших, едва видимых глазу шрамов. А на спине… На спине, между лопатками, был изображён удивительный рисунок. Цветной, пусть краски от времени и поблекли, он изображал грифона, сжимающего в когтях передних лап меч. Знак нашего Рода. Символ имени герцогов Бестужевых. Это я знал едва ли не с пелёнок. То, что было нанесено поверх этого удивительного рисунка, всегда вызывало у меня уйму вопросов, на которые отец не хотел отвечать. Когда я спрашивал его об этом, его открытое жёсткое лицо, которое при виде меня всегда смягчалось, становилось мрачным, и в его тёмных глазах пробуждалась непонятная мне печаль. Я знал, что знак Рода будет нанесен на мое тело, когда мне исполнится шестнадцать лет. Но также я знал и о том, что он будет перечеркнут другим символом…

Этот символ заключал гордого грифона в черный круг, наискось перечёркнутый странными буквами, которые назывались рунами, он словно запирал гордое и могучее животное в некую клетку, не давая ему вырваться на свободу. Много позже я узнал, что этот Запретный знак так же запирал наши Родовые способности. Но тогда, в возрасте десяти лет я просто наблюдал за своим отцом, готовящемся вновь отправится на службу, и мечтал стать таким, как он. Тогда, в тот миг, я еще не знал, что больше никогда в жизни не увижу его живым.

И наш последний с ним разговор я запомнил так, словно он произошёл только вчера.

Накинув на обнажённый торс простую свободную рубаху, отец заправил ее в штаны и натянул легкую кожаную куртку. Она облегала его подтянутое тело как вторая кожа. Я знал, что следующими отец наденет свои боевые, побывшие не в одной смертельной переделке доспехи. Они стояли тут же, в оружейной комнате, на специальном постаменте. Отец всегда лично проверял их исправность, при необходимости чинил, следил за уровнем зарядки энергетических кристаллов. Я изучил его окрашенные в бронзовый и темно-синий цвета латы лучше, чем свои немногочисленные игрушки.

Повернувшись ко мне, отец улыбнулся, подошёл и взял за руку. Я несколько застенчиво улыбнулся в ответ и, повинуясь порыву, прижался к нему. Отец взъерошил мои длинные непослушные волосы и с непонятной мне тоской вздохнул.

— Какой ты стал большой, сынок… Время неумолимо. Совсем скоро ты догонишь меня!

Я немного отстранился от него и посмотрев снизу вверх, гордо произнёс:

— Догоню и перегоню, папа! Вот увидишь. Я изо всех сил стараюсь расти быстрее. Я обязательно поступлю в Академию. А затем стану таким же Часовым, как и ты! Я продолжу наше семейное дело!

Я говорил со страстной убежденностью. Тогда я ещё не понимал, почему наша семья ни с кем не контактирует. Почему наш дом обходят стороной, почему у меня нет друзей… Отец с каким-то оттенком грусти негромко рассмеялся. Вокруг его глаз залегли морщинки.

— Никогда не торопись взрослеть, Алексей. Жизнь… Она сама будет тебя подгонять. Я знаю, что ты хочешь стать мною. Но ты должен стать кем-то другим. Совсем другим человеком.

Я был в лёгком недоумении. Мне казалось, что отец, наоборот, будет счастлив слышать такие слова. Я осторожно прошептал:

— Кем я должен стать, папа?

Отец опустился передо мной на колени и наши взгляды встретились. Положив свои большие и сильные ладони на мои плечики, он очень прикосновенно и тепло сказал:

— Собой. Ты должен стать собой, сынок. Лучше, чем был я, и все твои предки. Со временем ты поймешь. Может, ты наконец тот, кому суждено разорвать это бесконечное проклятие… Ты, мой единственный наследник и надежда рода Бестужевых. Не стремись быть таким, как я. Ты должен стать собой. Запомни это, сын. Когда я вернусь, мы более подробно поговорим на эту тему. У нас ещё будет время. Я ещё столько не успел тебе рассказать…

В порыве нахлынувших чувств я бросился на могучую отцовскую грудь, вдыхая его запах. Мои глаза против воли наполнились слезами. Я не понимал, почему в голосе отца столько грусти.

Тогда я ещё этого не знал. А отец… Глава Часовых Тринадцатой Стражи Александр Бестужев, проклятый глава проклятого рода, лишенный титула и регалий, словно что-то чувствовал. Он знал, что прощается со мной навсегда… Он снова потрепал мои волосы и сказал:

— Эх, Лёшка, Лёшка…

— Алексей…

— Альрик…

— Часовой!

— Эй, парень, да очнись же ты!

Застонав, я заворочался, словно просыпаясь после тяжёлого удушающего сна, и с трудом разлепил глаза. Затылок отозвался тупой ноющей болью, и я непроизвольно зашипел. Перед глазами все плыло. Тут же, вспомнив кто я, и где нахожусь, судорожно попытался вскочить. Мне даже помогли, поддержав за руки. А все тот же голос уважительно произнёс:

— Ну и башка у тебя, Часовой! Мы уж думали, что все, Костыль тебя наглухо вырубил, ан нет, очухался.

Я окончательно пришел в себя и, морщась, осмотрелся. Да уж, все те же, все там же! И ради этого меня вырвали из такого удивительного сна, где мне снился отец и мой родной дом? Стоп, о чем это я? Что я видел, пока валялся в отключке, оглушенный коварным ударом старосты поселка? Отрывок чьей жизни мне приснился? И что успело измениться вокруг, пока я наслаждался воспоминаниями чужой жизни?..