Дорога стали

Морхольд и Даша

Морхольд придирчиво осмотрел обновки Дарьи. Результат ему понравился. Выходить в сторону Отрадного им предстояло завтра вечером. Вернее, ехать по «железке» к Кротовке. Времени для экипировки хватало.

— Так, вот это надо обязательно, — Сталкер взял ОЗК и бросил девочке. — Размер стандартный, так что тебе подойдет. А где надо, так подгоним. Сколько? Да ты че, старый, рехнулся? Сколько патронов? А не набросить сверху лопаткой по горбу? Ну, надо же, спасибо тебе родной, нашел-таки, за что скинуть. Вот и я ж тебе русским по белому говорю, что красная цена твоей химзе всего-навсего… пятнадцать патриков. Семеркой тебе? Да, конечно, и болт на воротник положить. На, хрыч, пятерку, и на еще пяток «маслят» за беспокойство. Дарья, едрена кочерыжка, ты там чего делаешь? А ну-ка, мамзель, ком цу мир.

Дарья виновато пожала плечами. Да, совершенно ненужные побрякушки, сделанные из синеньких, зеленых и красных стеклышек в поблескивающем металле, красивые. Почему? Этого девушка не смогла бы объяснить даже под дулом пистолета. Ну, вот как сказать практически нанятому сорвиголове и ухорезу про странное теплое чувство, возникающее в груди? Про желание взять, и примерить в-о-о-о-н то колечко?

Морхольд вздохнул, проследив взгляд подопечной, невольно возвратившийся к золотым цацкам.

— Нравится?

— Угу… — Дарья нахмурилась и отвернулась.

— Ну, ты, прям фемфаталь, блин… — Морхольд почесался в затылке. — На дворе ад, живем, черт пойми как, сама говорит, мол, кранты нам могут быть, а все туда же. Висюльки, побрякушки, браслетики и сережки. Одно слово, ба… женщина.

Дарья рассердилась и отошла, намертво застыв у лотка торговца ножами. Морхольд догнал ее чуть позже. Встал рядом, рассматривая товар, выложенный суетливым одноглазым стариком. Поглядел на синие от холода руки торговца, снова покосился на разложенные изделия.

— Нож хочешь?

— Нет, топор. — Дарья взяла один из клинков. Длинное узкое лезвие, плавно изогнувшееся к концу щучьей мордой, неглубокий дол, наборная, из пластиковых цветных пластинок, рукоять. — Топором мне сподручнее. Я ножом если и умею работать, так только на кухне. Я ж баба, чего с меня взять.

— Понятливая у тебя телка, землячок, — торговец расплылся, показав черные пеньки вместо зубов и три пока еще державшиеся коронки сероватой стали. — Своя, иль купил у кого?

Дарья дернула плечом, глядя на него. Морхольд положил руку ей на плечо, наклонился к торговцу, аккуратно забрав у девушки нож. Заточенный треугольник качнулся, точка света, прокатившись по стали, замерла на острие. Дядька чуть отодвинулся, скрипнув колесиками. Стало заметно увечье, сделавшее немалого мужика короче самой Дарьи.

Ноги заканчивались на середине бедер. Старые ватники, перехваченные ремешками, стягивали их, не давали распускаться. Хотя торгаш вовсе не казался из-за этого слабаком.

— Это моя… племянница, земеля. — Морхольд подкинул нож, перехватил за лезвие и вернул хозяину вперед рукоятью. — Из чего ножик-то?

— Из рельса. Хорошая финка, браток. Хош, картошку чисти, хош кровушку пускай.

— Ну да. — Морхольд кивнул. — Не, благодарю, но товар нам твой без надобности.

— Так, а чего тогда свет заслоняешь, земляк, а?! — фиксатый нахмурился. — Ты это, давай, иди…

И зашелся в глубоком, харкающем, перекатывающемся внутри кашле. Согнулся пополам, держась за горло и грудь, заперхал, сплевывая шматки соплей, слизь, черную смоляную слюну, и красные ошметки.

— Однако, — Морхольд торопливо дернул Дарью, и зашагал в сторону. — Нам с тобой еще много чего сделать надо.

Повернулся, еще раз глянув на девушку. Странноватый оттенок у глаз, ничего не скажешь. Стоит поменяться освещению, в одну или другую сторону, та кони сразу или темнеют, или наоборот. Или старость брала свое, и зрение таки садилось, медленно, но верно.

Рынок размещался в одном из пока пустовавших зданий депо. Старое, но крепкое, поставленное давным-давно из красноватого кирпича, с двускатной крышей из прочных листов металла. Понятное дело, окна, когда-то высокие и широкие, пропускающие солнечный свет, сейчас оказались полностью закрытыми. Сваренные из вагонных дверей щиты, надежно притянутые толстенными анкерными болтами, посаженные на цемент и вдобавок, скрепленные толстыми полосами железа, закрывали проемы полностью. В самом начале здесь, не боясь беспорядков, сгоняли всех, оказавшихся рядом со станцией. Мест в бомбоубежище, располагающемся под станцией, хватало далеко не на всех желающих.

Но, как не странно, выжили многие. Теперь, спустя двадцать лет, удачно встретивший атаку Кинель, отдал кусок депо для торгашей. И поступил правильно. Жители окрестных поселков, хуторков и деревенек, шли сюда постоянно. Тащили на тележках и собственном горбу, катили на тележках и тачках свой товар. Еду. То, без чего не проживешь. Немного доплачивали в нескольких километрах, остававшихся до крепости, и дальше путешествовали с относительным комфортом, набившись в скотовозки и открытые платформы.

— Перестань вести себя как маленькая обиженная девочка, — буркнул Морхольд. — Я не виноват, что тебе куда важнее купить хорошие сапоги и куртку, чем какие-то бесполезные цацки.

— Да. — Дарья шмыгнула носом. — У мамы сережки были, такие, знаешь, голубенькие.

— Бирюза, скорее всего, — автоматически сказал сталкер. — Красивые?

— Очень.

Морхольд больше не задавал вопросов.

— Люблю цивилизацию.

— А?

— Дашенька, несмотря на твой юный возраст и полученное воспитание, ты точно не тупа или глупа, так и не корчь из себя деревенскую простушку.

— Хм. Не буду. Только, это…

— Чего?

— Какая ж тут цивилизация?

Морхольд ухмыльнулся, остановившись.

— Рынок?

— Рынок.

— Торгуют?

— Да. И что?

— Никто никому горло не режет, что. Цивилизация.

— Открыто не режут. — Даша пожала плечами. — Ночью, если не заплатят…

— Вот что ты за человек, а? — Морхольд вздохнул. — Нудишь как бабка старая. А то не знаю, что ночью почикать могут, если дань не заплатишь, ага. Я не о том. Один хрен, торгуют открыто, не боятся, не прячут товар. Ты посмотри вон, сколько всего лежит, а?

Лежало, стояло, висело и переминалось с ноги на ногу действительно немало. И это несмотря на не базарный день, что выпадал только через двое суток.

— Вон, видишь, торжество генетики еще чуть ли не советских времен! — Морхольд ткнул пальцем на красивую, черную с белыми пятнами, лобастую буренку, мирно жующую жвачку. — Сейчас каких только тварей из них не выводится, а эта, поди ж ты, нормальная.

— Вряд ли… — протянула Даша. — Хозяин у нее Яшка Цыган.

Морхольду явно захотелось возмутиться, но ушлая малолетка оказалась права. Буйно-кудряво-черноволосый тип, в кожанке, с золотой цепью поверх где-то найденной рубахе, видать тот самый Цыган, решил покормить свою красавицу. И бросил прямо перед ее мордой еще живую крысу, ловко выхватив ее из корзины. Буренка чуть дернула головой, крыса пискнула, и клычищи скотины тут же начали превращать ее в новую порцию жвачки.

— Цыган, одно слово, — виновато развела руки Даша. — Ну, ты просто его плохо знаешь.

— Ну, да. — Морхольд сплюнул. — Но в целом-то…

— В целом — да.

— Не, ну, смотри, вон… точильщик, опять же.

Даша кивнула. Ну, точильщик, сидит себе, ногой на педаль жмет, диск крутит ременным приводом, и что? Куда ж без точильщика? Конечно, можно самой иглы, ножи точить, и бритвы править. Только у него же всяко лучше получится.

— Их до войны не было разве?

Морхольд покосился на нее, но не ответил.

— Это… — Даша запнулась. — Ну, мне бы…

— Чего? — Морхольд покосился на нее. — Чё эт мы такие скромные и даже испуганные, а?

Он проследил ее взгляд в сторону аптеки, красовавшейся свежее выкрашенной краской, пригляделся к ее густо малиновому лицу и зло цыкнул слюной через зубы.

— Етишкин ты свет… месячные, что ли?

Даша практически побагровела и торопливо закивала. Морхольд положил ей руку на плечо.

— Молодец, что сказала. Живот сильно болит в это время? Нет? Уже хорошо. Пошли, купим все необходимое.

Из необходимого внутри просторного помещения, заполненного камфарой, спиртом, валерианой, воском и еще сотней, как минимум, запахов, они вышли со «всем необходимым». Внутри свертка тонко выделанной кожи с завязками, чистые и пахнущие чем-то приятным, лежало десять плотных марлевых прокладок.

— Спасибо. — Даша вздохнула. — Ну…

— Не ну, — Морхольд усмехнулся. Как-то горько, безрадостно. — Это правильно. Ладно, пошли. Нам с тобой еще много чего купить надо.