Дорога стали

Азамат и Женя

— Угу, — Пуля кивнул головой, — Наверняка так и есть. У меня есть просьба, старлей. Очень простая и совершенно доступная для ее выполнения. Не стоит здесь и сейчас вести себя подобным образом. Не все из пассажиров «Арго» с изменениями, но даже им станет неприятно. Это не Новоуфимская республика, это река. А тут, Женя, многое проще. И ко многому относятся еще проще.

Уколова промолчала.

— «Арго» построил за несколько лет до войны один энтузиаст. Странноватый, но хороший человек, мечтавший о собственном судне. Варил, скручивал, делал, делал, делал. А потом случилось то, сама знаешь что.

— И?

— И он оказался в нужное время в нужном месте. Нельзя сказать, что его считали нормальным. Время не располагало к выслушиванию сказок, а уж тем более про корабль, пусть и небольшой. Кинель для меня вот такой, какой есть, видишь же?

Видишь… видела, видела. Тяжеловато не заметить, это уж точно. Уколова не очень сильно удивилась, оказавшись на борту. Ну, река, ну, не самая узкая и мелкая, судя по всему.

«Арго» шел не посередине, не выбирал глубоких мест. Прижимался к правому берегу, пыхтя трубой и порой начиная рыскать в стороны. Черные осенние волны густо перекатывались, разбивались о борт. Уколова пригляделась, понимая явное. Деревьев, высоких и взрослых, по берегам практически не было. Так, поросль, чуть не кусты.

— Кинель стал таким в войну. — Азамат пожал плечами. — Из хорошей уютной речки превратился вот в это. И хозяин «Арго», живущий рядом с рекой, не мог не помнить про свое судно. Наверняка, думаю, жалел, что не смог дождаться такого момента. Он не осилил бы пути даже на половину дня ходьбы пешком. А сказке его никто не хотел верить. Кроме Зуича.

«Арго», гулко стуча машиной, отклонился от берега. Один из матросов, худой и длинный, встал над бортом, вооружившись багром. Отпихнул корягу, одну, вторую.

— Твой друг смог найти его?

— Да, нашел, восстановил вместе с Митричем. Митрич же смог поставить двигатель. Он умный. Ну и вот, теперь яхта нужна многим.

— Откуда ты знал о том, что она будет на реке?

— Ну… — Азамат пожал плечами. — Зуич всегда ждет меня в определенные числа. И не только меня, ведь для Золотого он тоже доставил груз.

Уколова пожала плечами. Ну, и хрен с ним. Самое главное — «Арго» плывет точно туда, куда надо им. Уж во всяком случае, в необходимую сторону. Азамат остановил матроса, проходящего мимо:

— Спокойно по реке так-то?

— Я б не сказал, — матрос шмыгнул синеватым от речной свежести носом, сочно сморкнулся за борт. — Сюда шли, так пришлось пострелять несколько раз. Водные беспокоятся, осень, зима на носу.

— Херово. — Пуля почесал шелушащуюся переносицу. Неспроста, ой неспроста. Аукнулась дурость, сделанная в берлоге по-над рекой. Ну, и стоило же тебе, Азамат, снимать маску в логове, насквозь пропитанном навьей слизью, а? Довыпендривался, балбес, вот слезет кожа полностью, или, мало ли, нос отвалится.

— Женя?

Уколова отодвинулась от двух детишек, оживленно играющих в волчок, смахивающий на отполированный кусок чьей-то кости.

— Что?

— На реке надо быть очень внимательной. Водные с ума сходят, скоро лед, голод, жрут все, что шевелится.

— Водные?

— Ага. Их тут немало. Рыбы, птицы, змеи, даже некоторые насекомые. Река же, каждой твари по паре.

— Хорошо. — Уколова кивнула. — Буду. Пойду вон, на корму, посижу, подумаю, понаблюдаю. Нам же долго еще плыть?

— Плавает говно по трубам, а корабль — ходит. — Зуич, улыбнулся, продемонстрировав роскошную дыру между нижними зубами, — Но даже если и так, то если до вечера доберемся куда надо, так и хорошо.

Уколова кивнула и пошла на корму. Хотя пошла, если разбираться, сильно сказано. Раз-два, пять шагов, и ты уже на месте. Уколова, встала у решетки, закрывающей борт, перевесила АС. Золотой, извиняясь, взял, решил и позволил себе весьма основательные доказательства для прощения.

Шамиль Абдулмазитович, удивив несказанно, задарил Уколовой не что иное, как тот самый собственный «Вал» и хорошую оптику. Что оставалось, кроме как не настроить прибор?

— Подвинься, а? — Последний член экипажа, невысокий, с румянцем по щекам парнишка протиснулся сбоку. Задел плечом выдающиеся части Уколовой, прикрытые камуфляжем, и покраснел еще больше. — Мне надо бункер проверить. Или вот здесь помоги, что ли…

— А? — Евгения с удивлением посмотрела в его сторону. — Ты мне, чумазенький?

— Тебе, тебе, — парнишка наклонился к металлическим штырям, лежащим на палубе. — На-ка, вот, держи.

Уколова посмотрела на предлагаемый длинный штырь, и пожала плечами.

— Ничего не перепутал, юноша?

Паренек уставился на нее как сумасшедшую.

— А-а-а, ты откуда вообще?

— Тебе-то какая разница, чудо гороховое?

— Ну, так… — он неожиданно улыбнулся. — Ну, помоги, а? Надо быстрее их поднять, скоро неспокойные места пойдут. Как ж без шипов плыть?

— Тьфу ты, — Уколова сплюнула. — И как сама не додумалась про шипы. Так чего тебе помогать надо?

Юнец улыбнулся еще шире, восхищенно алея щеками, и уставившись на нее во все глаза. Сморгнул, прогнав тоненькую пленку по глазным яблокам, дернул небольшими странными наростами под нижней челюстью.

— М-да… — Уколова поморщилась. — И как это, быть мутантом?

— А ты разве не знаешь? — он удивился, явно и неприкрыто. — Сама разве не…

— Нет. — Уколова подозрительно осмотрела парня. — Что сделать-то надо?

— А, это, щас покажу…

Дело вышло простым, хотя и не особо легким. Штырями, взявшись с двух сторон, они перекинули через борт те самые «шипы». Острый металл, торчащий в сторону воды, темнел пятнами ржавчины и Уколова поморщилась. Напороться на такую хреновину… страшновато. Судя по лязгающим звукам, сейчас такое творилось по всему судну.

— Помогает, от тех, кто слабее будет, или глупее. С большими водными так-то не справишься. — Парнишка улыбнулся. — Меня Сёмкой зовут.

— Понятно, — представляться Уколова не спешила, — тебе заняться нечем, Семён?

— Почему? — совершенно бесхитростно поинтересовался парень. — Есть, я ж только что-то с тобой шипы поднял. Сейчас пойду пеллеты проверю в бункере. И вернусь. А ты тут посмотри, ну, за рекой. Мало ли. С пулеметом же умеешь обращаться?

И кивнул на спаренный ПКТ, прилепленный на хитрую станину с единым механизмом стрельбы. Удивляться сметке и умению местного «Кулибина» по имени Митрич Уколова не захотела. Хочешь выжить, так и не то придумаешь.

— Сможешь, угу? — Сёмка снова улыбнулся и скакнул в люк, незаметный, но открытый.

— Давай-давай, — она проводила его взглядом. — М-да.

По борту, с ощутимым тяжелым шлепком, что-то ударило. Уколова осторожно подошла к борту, успев оценить готовность пулемета. Хотя, в такой-то близости от воды, толку от него… вряд ли будет.

Выглянула, держа наготове АС. Ее передернуло.

Его уже отбросило водой из-под винта, и сейчас он уходил в сторону. Белело мучнисто-зеленоватое лицо, обрамленное спутавшейся длинной бородой. Незрячие глаза смотрели в низкую небесную серость. Если Уколова не ошиблась, то у тела явно было что-то не то с ногами. Да и с руками, с левой во всяком случае, тоже.

— Их тут много. Кто сам утонет, кого утащат, из рыбаков. — Сёмка протянул ей жирную лепешку, с горкой отварного мяса на ней. — На, ешь. Вкусно. А я послежу.

— Спасибо.

Отказываться было глупо. Травить ее тут некому и незачем. Ремень через плечо, АС за спину, и можно пообедать. Да что говорить, Уколова не покривила душой, поблагодарив юного водника. Есть хотелось ужасно.

— Мяфо? — она упивалась мягкими проваренными волокнами, их вкусом, соком и самой жизнью. — Откуда?

— Нутрий тут много. Ловить опасно, если они семьей, но зато, если уж получилось, то мяса надолго хватает. — Сёмка поводил стволами, положив на плечи наваренные дуги. — А я их варю долго, с зеленью там, чтоб вкуснее. Жесткое мясо, если хорошо не сварить.

— Нутрия… — Уколова покосилась на успевшую остыть на ветру аппетитную горку, ставшую вполовину меньше. — Водяная крыса, да?

— Ну, я ж те говорю, что именно она. Вкусно?

— Вкусно.

Женя прислонилась к ограждению, не зная, что и сказать. Или сделать. Нет, так-то все шло как надо, но…

Да, Пуля прав в словах, сказанных, в Венере. Причем, как оказалось, полностью.

Там, в республике, хватало многого. Боев и перестрелок с недобитыми сепаратистами. Охоты за прячущимися у города бандами. Крови, боли, выпущенных кишок, остатков аккуратно разделанных на мясо человеческих тел. Уколова видела разные стороны жизни во вновь отстраиваемой цивилизации. Или пытавшейся ей остаться, но это не так и важно. Но кое-что здесь, оказалось совершенно другим.

Почему в Новоуфимской республике существовали санитары? Потому что мутация, это зло. Разрушенный геном, скачущие взад-вперед цепочки ДНК, болезни, слабость, уродства. Люди, жившие в ее городе, не должны быть слабыми.

Если у тебя есть пусть и небольшое, но отличие от нормального организма — в лагерь, на исправительные работы.

Если ты родился с шестью пальцами, и в пять лет на осмотре санитарного врача их все также шесть — в лагерь, на исправительные работы.

Если твоя скотина уродилась с двумя головами, но дает много вкусного молока и до сих пор жива — в лагерь, на исправительные работы. Тебя, как вовремя не донесшего хозяина.

Здесь? Здесь все по-другому. Сёмка, паренек, моргающий как земноводное, плевать хотел на это. И на то, что отличается от Уколовой. Нате, вот, девушка, вам обед. Евгения вздрогнула. Покосилась на совершенно холодную лепешку с мясом. Только-только вкусные и аппетитные куски разом потеряли свою привлекательность. Серые волокна, покрытые белесым застывшим жирком, блестящая и липкая лепешка…

— А ты откуда, из Башкирии? — поинтересовался Сёмка. — Ты ж с Пулей пришла, он оттуда. И как у вас там?

— Хорошо. Что это там?

Уколова показала на странную тень, мелькнувшую вдоль берега. Что-то, похожее на раскоряченный куст, быстро прошмыгнуло и скрылось среди камышей.

— Водомерка, наверное. — Сёмка пожал плечами. — Их не особо много, но опасаться следует. Тут вообще хватает всякого…

— Ясно.

Уколова, все еще желающая побыть в одиночестве, развернулась и пошла к носу. Сёмка остался, проводив ее взглядом. Смотрел он не на ее зад. Смотрел молодой водник на длинный хвост волос, плавно двигавшийся взад-вперед.

На палубе, кучкуясь, густо сидело немало народа. Уколова прошла по самому борту, благо, что пассажиры и не спешили прижиматься к нему. Устроившись на собственных пожитках, глазели на нее, незаметные и серые. Бледные лица, чаще всего, лица, никакого удивления во взглядах. Да уж, люди тут своеобразные. Или не люди?

От жителей республики публика «Арго» отличалась сильно. Поношенной одежды, выцветшей и посеревшей от времени, хватало и там. Только в Дёме все же старались украсить непроглядную бытовуху чем-то цветным, хотя бы немного добавляя красок в серость будней. Здесь, на реке, такого не замечалось.

Уколова вполне понимала нелепость неприятия этих людей. Да, здесь, без стен вокруг, без постов и патрулей, яркая тряпка как мишень. Понятно, что никто из жителей подводного мира реки не схватит, но ведь она сама, только вот-вот, спасалась от птеров. А тем-то достаточно увидеть что-то вдалеке, отличающееся от жухлых листьев с травой, и все, считай, что ты добыча.

Азамат стоял у КПВТ.

— Ну, как дела? — он не повернулся к ней, смотря вперед. — Разобралась сама с собой?

— Не особо. — Уколова пожала плечами. — Я…

— Это нормально. Мне тоже, в первые-то месяцы пришлось не особо, сам с собой боролся.

— Ты?

— А я чем-то от тебя отличаюсь, что ли? — Азамат нерадостно улыбнулся. — Такой же, как и ты, старлей. Вырос там же, делал то же. С собой бороться, знаешь ли, тяжелее всего.

Уколова промолчала. «Арго» потихоньку выбрался на середину реки, шел и шел дальше.

— Скоро прореха появится, красиво будет. — Пуля повел стволом КПВТ за большим буруном, чуть подождал, выживая. — Ты только сильно не восторгайся.

— А что это?

— Прореха? Увидишь. А бурун может быть от кого угодно, ну, ты уже знаешь. Рыбы, змеи…

— Насекомые, да. Жук-плавунец что ли, размером с танк?

— Не смешно. Как раз жуки здесь такие, что порой хочется не КПВТ иметь, а гранатомет РГ-6. Да чтобы заряды там оказались не осколочные, а кумулятивные. До того, старлей, здоровущие гниды порой всплывают, просто ах и ох.

— Как ты оказался здесь? — Уколова проводила взглядом показавшуюся голову огромной змеи, величественно ушедшей на дно. — А она сейчас…

— Сейчас вряд ли. Когда уж атакует, то атакует сразу. А этот, видать, уже поел, вот в сторону и повернул. «Арго» не единственное судно ж на реке. Это как тарелка со вкусняшкой, или кормушка. Водные так и норовят рядом оказаться и хватануть пару-другую вкусных людских тушек.

Азамат глотнул из фляги, протянул Уколовой.

— Как оказался? Да очень просто. Ушел на заказ, искал информацию о зверюге одной. Даже имени его нормального не знал, так, прозвище. А? Да, старлей, человек. Сунгат, что ли, как-то так вроде бы. Двигался я в Ясный, но не дошел. Забрел в Венеру, аккурат туда, в первый раз меня его след вывел. Ну и как-то закрутилось. Слышала? Э-э-э… вижу, что слышала.

— Это закрытая информация. — Уколова зябко поежилась.

— А ведь про Ямантау не…

— Абдульманов?

— Что?

— Захлопни, пожалуйста, варежку.

Пуляпожал плечами. Военная тайна, что тут скажешь?

— Водники, Азамат, они все мутанты?

Митрич, старательно вязавший канат в бухту, покосился на нее и вздохнул.

— Не все. Старики, те, кто просто постарше, их маловато. А вот молодежь, через одного. Митрич, ну не обижайся, сам понимаешь.

Митрич пожал плечами и ушел.

— Ты с Семеном познакомилась? Нет? Так познакомься, зря, что ли он тебя глазами-то ест? Вот у него случай хороший.

— Чем он хороший-то?

— Полезный. — Пуля недоуменно покосился на нее. — Если ты за борт шваркнешься, так Сёмка тебе вытащит и не поморщиться. Земноводный он…

И Азамат улыбнулся.

— И, заметь, никаких санитаров, никакого преследования, страха, опасности. Живет, мамку радует. Его ж Зуич к себе взял как юнгу. Отца нет, мать, трое младших. А Сёмка помогает, зарабатывает. Жизнь штука сложная, старлей. Я привык, а тебе, как понимаю, оно и не надо. Каждому свое. О, гляди, вот и прореха. Тут так всегда. Пусть и дождь кругом.

Прореху оказалось не проглядеть. Синий, до одурения чистый кусок неба, обрамленный кипенно белыми облаками по краям. Глубина, прозрачная и уходящая все выше и выше, завораживала.

— Как красиво… — Уколова покачала головой. — Как красиво, Азамат.

Облака ворочались по краям прорехи, кружили хоровод, плотные и осязаемые. Окружающие тучи хмурились и недовольно толкались. Но справиться явно не могли. Свет, падающий через окно высоты, мягко струился вниз. Момент, когда «Арго» пересек невесомую границу, и оказался залит теплым прозрачным золотом, Уколова пропустила.

Вода стала темно-зеленой, растворив черноту и блестя перекатывающимися барашками. Деревья, только-только серевшие по берегам холодными изваяниями, стали сами собой, темными и живыми. Листва, та, что не опала, замерцала, зашевелилась, преображаясь на глазах. Заблестела, ловя лучи солнца, зашевелилась, тянулась вверх.

Золото, охра, алое и пламенное, редкие островки еще сохранившейся зелени. Уколова замерла, всматриваясь в берега, неожиданно ставшие такими, такими… Теплыми. Настоящими. Живыми.

Берега, покрытые лесом, не сулящим зла и опасности. Берега, где за разлапистыми кустами виднелись россыпи гроздьев редкой рябины. Где, надежно ухватившись за землю, стояли широкие и несгибаемые дубы, высящиеся над всем остальным лесом. Березы, разом потерявшие неожиданный серебристый оттенок, превратились в белых красавиц, расчерченных черными полосами. Клены, мерцая разноцветными всполохами крон, лениво шевелились под легким ветром. Уколова отвернулась от Азамата, быстро вытерев глаза. Тоска, схожая с легкостью летящей и сверкающей паутины, откатилась, оставив лишь горечь.

— А там что? — Уколова ткнула пальцем в странноватую серую кишку, видневшуюся чуть в стороне и позади. Кишка, похожая на жирную гусеницу, висела над лесом и еле заметно сдвигалась.

— Кто ж знает… — пожал плечами Азамат. — Не лезет к нам, да и ладно. Ты когда-нибудь такое видела?.. Не? Вот я тоже не видел. Если это новая порода птеров, так предпочитаю и не видеть. И это, старлей, ты б сходила до кормы, после Прорехи всегда что-то да случается.

— Красиво.

— Очень. — Азамат согласно кивнул. — И так, заметь, всегда. В любую погоду. Аномалия, что и говорить. Давай, старлей, иди на корму и бди. Нам еще долго добираться до места.

Она и двинула. Пассажиры, явно видевшие Прореху и ранее, все равно зашевелились, задирали головы вверх, рассаживаясь шире. Уколова, лавируя между ними, шла к корме. Зуич, все также невозмутимо крутящий штурвал, усмехался в пегую бороду, глядя на прикладываемые ею усилия.

Уколова осторожно перешагнула через нескладного, лежащего как бревно усача, накрывшегося дырявым и затертым ковром. На ковре, еде заметно, проступали какие-то звери с рогами, деревья и кусты. Усач лежал и похрапывал, ковер шевелился, сбоку, еле заметно, шевелилась рука с шестью пальцами. Рука, судя по всему, принадлежала усачу. Вот только выгнулась как-то… странно. Но Уколова уже не удивлялась. Потому как прямо перед ней, нисколько не смущаясь пялившихся на нее людей обоего полу, в меру красивая баба кормила детишек грудью. Вернее, тремя. Детишки, числом двое, дружно кряхтели и сопели, добывая еду, а свободная грудь, средняя, задорно подрагивала.

Когда Уколова добралась до кормы, затратив в три раза больше времени, чем до этого шла к носу, насмотрелась она многого. Как так незаметно было раньше, как так вышло, что все эти люди скрывали странные особенности? Она не понимала.

Больше всего бросалась в глаза кожа. Загрубевшая, покрытая чем-то, откровенно смахивающим на нарождающуюся чешую или бляшки, вроде тех, что покрывают разных земноводных. Перепонки между пальцами встречались явно у каждого третьего на палубе. А всего на ней, как ни странно, оказалось куда как больше всеразличной публики. Откуда они повылазили, или где умудрялись прятаться раньше, Женя не понимала.

Отвращение, появившееся не так давно, отходило. Оставляло лишь странноватое отупение, смахивающее на привыкание. Понятно, что это хорошо для задания, но бороться с самой собой Уколова не хотела. И тихо радовалась, когда увиденная под стареньким пальто толстая нога, покрытая странными наростами, не вызвала рвотных позывов. Она практически дошла, когда прямо перед ней возникло чудесное маленькое создание.

Девчоночка, милая и симпатичненькая, вся такая… девочковая предевочковая, даже с бантиками в двух весьма тугих косичках. В домотканом теплом сарафане, теплой меховой жилетке и кожаных сапожках. Косички, к слову, торчали из расшитого чем-то мелким и красивым, теплого платка.

— Тетя, а тетя?! — чудо таращилось на нее голубыми глазищами и щелкало семечки, старательно сплевывая кожуру в ладошку. — Хочешь, покажу, какой у меня красивый глазик?

Уколова недоуменно уставилась на нее.

— Во, смотри! — И чудо подняло вверх платок.

Старший лейтенант СБ Новоуфимской коммунистической республики, придерживающейся принципов генной сегрегации, вздрогнула. Медленно, с влажным звуком расцепив густые ресницы, на нее, расположенный прямо над переносицей, смотрел третий глаз. Очень большой, красивый и самостоятельный. Уколова еще раз вздрогнула, автоматически погладила девчушку по голове и, бочком-бочком, двинулась к радостно улыбавшемуся ее появлению Сёмке.

— Хочешь чаю? — поинтересовался паренек, — А?

— Из водорослей?

— Почему? — удивился Сёмка. — Грибного, его с запада таскают. Вкусный.

— Давай, — махнула на все рукой Уколова, — Не откажусь, спасибо.

— Ты тут только аккуратнее. После…

— После Прорехи всегда что-то случается, знаю. — Уколова качнула станину ПКТ, положив дуги на плечи. — Семен?

— А? — на уже отмытой мордашке паренька расцвели, независимо друг от друга, и улыбка, и румянец. — Что?

— Это вон… — Уколова качнула стволами, указав на почти невидимую серую небесную гусеницу. — Чего такое?

— Это-то, ну… — Сёмка потоптался на месте. — Это, как его, ну…

Уколова прищурилась. Если Азамат научился врать давно и не краснеть, то водник… Водник не находил себе места, заливаясь еще больше краской. Что ж там осталось такого, о чем лучше не говорить чужакам?

— Ну, это… — Сёмка вытаращился на реку. — А!

Плеснуло, шихнуло и ударило. Уколова успела обернуться, поняв, что снова что-то произошло. К сожалению, она оказалась права.

ПКТ ударил, зарокотав сразу двумя свинцово-стальными потоками. Уколова хлестнула пулями быструю тень, ощетинившуюся во все стороны шипами, щупальцами и еще какими-то подвижными и не короткими отростками на широченной морде. Пули мягко чпокая вошли в плотное тело, вспоров толстую кожу, и завязли. Во всяком случае никакого эффекта Уколова не дождалась. Разве что непонятное существо, раскрыв пасть, широкую, бездонную, с россыпью не особо крупных зубов, ухнуло и ушло под воду. По борту гулко ударило, но нападения пока не последовало.

— Сом, — констатировал Сёмка. — Молодой, глупый…

— Молодой?

— Ну, да. — Паренек поскреб в затылке. Повернулся в сторону возникшего матроса. — Сом выпрыгнул. Отбились…

Снова повернулся к Уколовой.

— Конечно молодой. Маленький. Взрослый умный, он не так поступает. Подплывает под корабль и бьет спиной в борт, раскачивает. Кто не успел, вывалился. Вот тебе и обед. А этот мог бы и прыгнуть, все равно на шипы б напоролся.

Уколова покачала головой. Молодой, надо же, маленький, прыг-скок, вот и хищник сомок. Тьфу ты…

— Твою мать, чтоб им пусто всем было… — Сёмка побледнел. — Какой чай-то теперь.

На палубе загомонили, кто-то заплакал. Уколова поворочала головой, стараясь понять — в чем дело.

— Эй, старлей! — Зуич, выглянув из-за горбатого бункера, махнул ей. — Оставь там Сёмку, иди сюда, у тебя оптика есть.

Уколова помогла парню встать у ПКТ и пошла к шкиперу. На палубе снова кучковались, разве что теперь по бортам стояло несколько человек с оружием.

Зуич молча показал налево. Уколова, приложившись к окуляру, присвистнула.

Прямо на них, медленно, наперерез, шла огромная лодка. На носу, сложив руки, стоял кто-то бородатый, в плаще с высоким капюшоном. За ним, темнея слитным пятном, нависали какие-то большие фигуры. Но все это совершенно не пугало, в отличие от некоторых странных вещей.

Лодка шла без паруса, весел или мотора. С носа и боков, натягиваясь от напряжения, тянулись толстые канаты, уходящие в воду. Между бурунами, выдающими непонятные движители, мелькала чья-то голова, украшенная торчащим гребнем.

А еще… вода по бокам лодки бурлила, вспененная движением десятков тел. И почему Уколова не считала, что пловцы имеют какое-то отношение к людям. Разве что очень отдаленное.

— Это наша проблема. — Зуич почесался. — Разрешимая, конечно. Вопрос в том, как?

— Что делать?

— Стрелять. Или платить. Я, если честно, склоняюсь ко второму варианту. Так как плавать мне тут еще долго, ну, относительно, а ссориться с ними не с руки.

— Кто это?

— Дагон, кровосос ненасытный. Тварь мутировавшая, паук безжалостный, сволота беспардонная… Эй, на корме, не стрелять пока!

Зуич засопел, передал штурвал матросу, тут же возникшему рядом. Заскрипел крюком, отвинчивая его протеза. Шкипер стоял боком к Уколовой, и она не видела его хитрого приспособления. Потом что-то щелкнуло, Зуич поковырялся в ящике, болтами притянутом к палубе. Довольно засопел, выпрямляясь и, со звоном, взвел какое-то оружие.

Старший лейтенант покачала головой, удивляясь человеческой изобретательности. Ниже вздувшегося мускулами бицепса, еле заметного, Зуич закрепил самый, что ни на есть обычный АКСУ. Вот только магазин оказался очень большим, с левой стороны кто-то умный, наверняка Митрич, прилепил рукоять со спусковой скобой, отчего Зуич мог спокойно стрелять.

— Вот теперь и поговорим, какова мена будет. — Шкипер харкнул за борт. — Тварь поганая…

— Мутировавшая? — Уколова хмыкнула.

— Не то слово. У нас тут как, лейтенант, заведено-то… ты, конечно, смеяться можешь, но мутант мутанту рознь. У тебя хоть клешня вырасти, но человеком оставайся. А эта скотина, у него даже мозги мутировали. Сейчас он у нас баб торговать начнет, на расплод своих лягушек. Не зря прихватил с собой у людей Золотого пару-другую девчонок помоложе. Не бзди, девушка, найдем, кем откупиться.

И он подмигнул Уколовой. А ей, в который раз с начала пути, захотелось вымыться с мылом и горячей водой. Хотя именно эта грязь так и не смоется.