Вот это да! Опять попал, как в стремной мыльной опере.
Ну вот что такое «не везет» и как с ним бороться? Риторический вопрос.
Тем временем Диана подошла к нам, с легкой театральностью склонив голову набок.
— Смотрю, Сергей, ты тут совсем не скучаешь, — сказала она звенящим голосом. — Познакомишь со своей подругой?
Я завис и понял, что понятия не имею, как зовут женщину! Общались всего два раза, и было как-то не до того.
— Меня зовут Алиса Олеговна. — Хозяйка галереи обворожительно улыбнулась нам, выговаривая слова с интонацией светской дамы. — И я хозяйка этой замечательной галереи. Надеюсь, вам здесь нравится.
Диана стушевалась, напрягшись всем телом, но затем высоко вздернула подбородок.
— Очень… э… мило… — выдавила она сухим вежливым тоном.
На этом наш разговор был исчерпан, и, по сценарию, Алисе Олеговне пора было покидать авансцену. Но эта зараза еще на секунду задержалась, глядя на меня с безупречной улыбкой.
— Так что, Сереженька, я за тобой завтра заеду! — промурлыкала она.
Нежным движением она смахнула невидимую пылинку у меня с рукава, послала мне воздушный поцелуй и оставила разбираться с разъяренной Дианой.
— Сереженька, значит? — Глаза ее сузились в две узкие щелочки. — Заедет она за тобой, да? И куда это вы намылились, если не секрет?
Вот это мне Алиса Олеговна подложила капитальную свинью. А сама умотала, зараза. Не удивляюсь теперь, что ее муж так скоропостижно сбежал к другой бабе.
Невольно я аж восхитился таким коварством.
Во дает!
Конечно, Диана на фоне Алисы Олеговны выглядела простенько. Но на ее стороне была молодость, которая, как известно, украшает лучше всех костюмов от «Гуччи» и комплектов из сусального золота с непальскими топазами.
И вот что мне сейчас отвечать?
Сказать, что едем в ресторан? Не думаю, что это хорошая идея. Врать? Диана — хорошая девушка и явно не заслужила такого отношения. Не отвечать? Опять обидится, опять игнорить будет.
И я сказал:
— Кошмар, Диана! Мы еще не поженились, а ты мне уже допросы устраиваешь. Что с тобой дальше будет? Страшно подумать!
Глаза у нее из узких злых щелочек превратились в огромные изумленные чайные блюдца. Нет, пожалуй, в ошеломленные столовые тарелки. Или нет, в ошарашенно-потрясенные тазы.
И мысли ее моментально переключились. Я почти физически ощутил, как там что-то щелкнуло и шестеренки закрутились, обрабатывая информацию.
Нужно было срочно спасать ситуацию, и я торопливо сказал:
— Диана, а пошли вон туда? Там ведь мы с тобой еще не посмотрели самую интересную картину Леонарда Парового. Вон ту, с зубастыми чайками и ржавой лейкой.
Я увлек ее в дальнюю часть зала, пока она в мыслях выбирала платье и фату и придумывала имена всем нашим будущим троим детям.
— Это ж его знаменитое полотно «Трепет мимозы»!
Она пробормотала это, застыв на секунду, и, как зомби, поплелась за мной.
Кажется, она даже не поняла, что я ей сейчас сказал. Правда, минут через пять отмерла и попыталась-таки прицепиться ко мне с расспросами, которые я аккуратно и грамотно перевел на обсуждение «Трепета мимозы». Диана поняла, что момент упущен, чем я ловко воспользовался и теперь вполне успешно отделывался шутками.
Остаток времени Диана держалась отстраненно и сухо, изредка бросая на меня задумчивые взгляды.
Когда осмотр шедевров Леонарда Парового был окончен, я вызвался проводить Диану домой. Она начала возражать, но я вызвал такси, и ей пришлось ехать.
В машине она отвернулась и отстраненно смотрела в окно. Я сперва пытался что-то рассказывать, но потом понял, что это бесполезно, и умолк.
А когда мы подъехали к ее дому, вышел из такси, открыв ей дверь.
Диана выпорхнула из машины и сказала, не глядя в глаза:
— Спасибо за интересный вечер. Пока!
Она попыталась убежать в подъезд.
Я развернул ее, крепко прижав к себе, и поцеловал.
Она охнула от неожиданности, упершись ладонями мне в грудь, но уже через мгновение ее пальцы вцепились в ворот моей куртки, притягивая ближе. От нее пахло чем-то цветочным, теплым, головокружительным. Губы были мягкие и горячие, и когда она приоткрыла их, впуская меня глубже, у меня потемнело в глазах.
Я прижал ее к себе так, что почувствовал, как бешено колотится ее сердце — или мое, уже не разобрать. Пальцы девушки скользнули мне в волосы на затылке, и я забыл, где мы находимся, забыл про такси, про Алису Олеговну, про все на свете.
И если бы скотина таксист не начал бибикать, не знаю, чем бы все это закончилось.
Диана вырвалась и убежала. Но, кажется, она тоже улыбалась.
Так что вроде как помирились, а вместе с тем и не помирились.
Черт его знает.
А вот с Алисой Олеговной нужно поговорить.
Хотя зачем тянуть? Прямо в такси я вытащил телефон, нашел ее номер и написал сообщение: «Алиса Олеговна! Я не совсем понимаю, что это было? Ваше поведение неприемлемо. В связи с чем поездка в ресторан отменяется. Всего доброго. На этом, надеюсь, наше общение закончено».
Да, резко. Да, слишком уж жестко. Но таким дамочкам только дай руку.
Попросив таксиста высадить меня у магазина «Зоотовары», я направился внутрь. Надо было купить Валере шампунь. Пришло время его отмыть. Лишай побежден, так что сегодня нам предстоят спа-процедуры. И что-то я уже сейчас начинаю подозревать, что Валере этот процесс не придется по душе. Скандал и вопли обеспечены.
В общем, я торопливо шел домой через тот парк, где мы с Танюхой бегали. На улице явно похолодало, начал накрапывать мерзкий дождик. Свинцовое небо, казалось, вот-вот упадет на затылок и заберется под куртку холодным мерзким щупальцем. Я натянул воротник повыше, вжал голову в плечи и стремительным шагом пытался побыстрее дойти. Дома тепло и сухо.
Я шел, так задумавшись о том, как буду проворачивать аферу с мытьем Валеры, что чуть не споткнулся от неожиданности, когда обнаружил на том пятачке, где Танюха любила устраивать передышки, сидящего, скрючившись на лавочке, человека.
Дежавю?
Опять Алиса Олеговна?
Я подошел поближе и удивился еще больше, потому что на лавочке сидел… Брыжжак.
Причем, как мне показалось, он был пьяный в хлам. И сейчас сидел, покачиваясь и нимало не заботясь о том, что холодные капли дождя попадают на его лицо, а у него расстегнута куртка, под которую затекает дождь.
— Эй, — позвал я, — ты что здесь сидишь?
Он поднял голову, посмотрев на меня мутными глазами. Совсем никакущий.
— Ты меня слышишь, Брыжжак? — рявкнул громче.
Он помотал головой, мол, слышу.
— Ты чего здесь сидишь? Промокнешь, холодно, заболеешь!
— Домой попасть не могу, — еле ворочая языком, сказал он.
— Так! А ну пошли!
Я схватил его за шиворот, вздернув на ноги.
Он что-то проворчал нечленораздельно, но я не прислушивался. Прямо так и поволок домой. Силушки богатырской у Сереги было не то чтобы ого-го, но она начинала просыпаться, и какого-то тщедушного Брыжжака дотащить до подъезда мне было несложно. Точнее, я его даже не столько тащил, сколько пинал до самого дома, поддерживая в вертикальном положении за воротник.
А вот внутри образовалась проблема с тем, что надо как-то подниматься по лестнице, потому что лифт, как выяснилось, не работал, а у Брыжжака заплетались ноги. Если по ровной местности он еще шел более-менее, то сейчас начались реальные проблемы.
И тем не менее я все-таки за шиворот попер его на третий этаж, где он проживал.
Лампочка на первом давно перегорела, и я тащил Брыжжака практически на ощупь, ориентируясь по слабому свету из щели под чьей-то дверью.
На втором Брыжжак зацепился ногой за выщербленную ступеньку и едва не утянул меня за собой. Я выругался сквозь зубы, перехватив его покрепче, и почувствовал, как от его куртки несет перегаром вперемешку с вонючим потом.
На третьем я прислонил его в угол и, отдуваясь, велел:
— Давай ключ!
Потная рубашка прилипла к спине, и я остро мечтал поскорее уже завести его домой и идти к себе. Хочу в душ!
— Н-нету, — сказал Брыжжак, который уже слегка пришел в себя и уже не был таким закумаренным.
— И как дверь открыть?
— М-мать. — Он пробормотал это, махнув рукой и попытавшись пояснить: — Т-там!
Когда я нажал на кнопку звонка, за дверью послышалось какое-то шуршание, шаги.
Я прислушался. За дверью явно кто-то был: скрипнула половица, потом раздалось шарканье тапочек. Глазок на мгновение потемнел, словно к нему прильнули, а затем снова посветлел.
— Эй! — Я постучал костяшками. — Откройте, это сосед снизу!
Тишина. Только где-то капала вода — наверное, кран на кухне. Я снова позвонил, на этот раз долго и настойчиво, вдавив кнопку секунд на десять. Звонок надрывался за дверью противным дребезжащим звуком.
— Открывайте! — сказал я. — Я сына вашего привел.
За дверью зашуршали, но никакой реакции не было. Я опять начал звонить.
— Вы меня слышите? — возмущенно повысил я голос. — Это я, сосед снизу, привел вашего сына. Он пьяный. Пустите его, ему надо раздеться и лечь спать. На улице холодно!
Опять никакой реакции. Я снова позвонил, затем пару раз стукнул по двери ногой.
И тут вдруг из-за двери донеслось монотонное пение. Я прислушался — женский голос тянул слова молитвы, бубня их скороговоркой, как заклинание. Потом начал сначала. И ещё раз. И ещё — по кругу, без пауз, словно запись на повторе.
— Она что, там молебен устроила? — растерянно спросил я.
Вот это поворот!
Брыжжак покивал, затем поднял на меня мутный взгляд:
— Она мозгами совсем поехала. Молится с утра до вечера. Заманала уже!
— А почему тебя не пускает в дом? — спросил я.
— Говорит, что я одержим злыми духами.
Брыжжак фыркнул, опустившись на коврик.
— Ладно, сосед. Ты иди давай. Спасибо, что довел. Я здесь буду. Тут теплее.
И тут я не выдержал. То ли оттого, что во мне все еще бурлили гормоны после того поцелуя с Дианой, то ли потому, что только вернулся из Москвы, где окунулся в прошлую жизнь и окончательно осознал, что все это реально, — но меня вдруг прорвало на шуточки.
Я подошел поближе к двери и произнес громким замогильным голосом:
— Лептинотарса децемлинеата!
Так по-латыни называется колорадский жук. Но бабушка этого не знала, и молитвы за дверью зазвучали еще громче и яростней.
Обернувшись к Брыжжаку, я сказал:
— Ну на фиг.
— Угу, — согласился он. — В нее саму, по-моему, бес вселился.
— Ну как же ты здесь будешь? — спросил я. — У тебя вот вся куртка мокрая. Она тебя не пускает, и что, здесь ночевать будешь?
— Буду, не впервой.
Он с досадой отмахнулся, поджимая под себя ноги.
Я не мог этого допустить. Сидит на тоненьком коврике, на холодном бетоне, в мокрой куртке. И это он до утра так собирается. Воспаление легких поймает, однозначно. В подъезде не топят, тут дубак — не как на улице, понятно, но все равно холодно.
Уловив мои мысли, активировалась Система, и табличка выдала его показатели:
Диагностика завершена.
Основные показатели: температура 35,9 °C, ЧСС 92, АД 130/85, ЧДД 18.
Обнаружены аномалии:
— Интоксикация алкоголем (средняя степень, 1,8 промилле).
— Гипотермия (легкая степень).
— Обезвоживание (выраженное).
— Риск острой респираторной инфекции (вероятность 78%).
— Риск аспирации при рвоте (умеренный).
Я присмотрелся к Брыжжаку внимательнее. Губы с синеватым оттенком — признак начинающейся гипотермии. Руки трясутся мелкой дрожью, и это не только алкоголь, это еще и переохлаждение. Зрачки расширены, реакция на свет замедленная. Классическая картина алкогольной интоксикации средней степени, осложненной пребыванием на холоде.
Если оставить его здесь до утра, к гипотермии добавится пневмония. А учитывая общее состояние организма: явный дефицит массы тела, нездоровый цвет кожи, — иммунитет у него сейчас как у воробья в декабре.
А о чем он вообще думает?
Я запустил эмпатический модуль.
Сканирование завершено.
Объект: Брыжжак Эдуард Андреевич, 28 лет.
Доминирующие состояния:
— Растерянность (62%).
— Стыд (57%).
— Усталость (55%).
Дополнительные маркеры:
— Безразличие к собственной судьбе.
— Отсутствие агрессивных намерений.
— Минимальная угроза для окружающих.
Так-так… А это уже интересно: основными доминирующими эмоциями соседа-меломана были растерянность, стыд и усталость. Агрессии, злости и каких-то негативных чувств не просматривалось.
Честно сказать, я не должен был с ним возиться, после того как он вымотал мне все нервы. Но я — это я. Да и эндорфины у меня все еще бурлили в крови, так что хотелось, чтобы хорошо было не только мне.
Поэтому я сказал:
— Так, вставай, пошли ко мне.
— Пошли куда?
Брыжжак изумленно воззрился на меня, даже не делая попытки встать.
— Ко мне, — пожал я плечами и рявкнул, потому как надоело митинговать в подъезде: — Пойдем!
— Зачем? — Брыжжак испуганно отпрянул.
— Пошли, я сказал!
И опять подхватил его, потащив к себе на второй.
У двери достал ключ, открыл дверь и велел:
— Заходи. Только разувайся здесь, у порога. У тебя обувь капец грязная.
Глина присохла к его подошвам и отваливалась большими кусками, оставляя следы на бетонных ступенях, как будто он весь день лазил по карьеру.
Брыжжак аккуратно разулся, оставив обувь в подъезде на площадке.
— Ладно, заноси, а то украдут, — сказал я.
— Не, — отмахнулся он. — Кому такое дерьмо надо?
Я не стал спорить, включив свет в прихожей, и навстречу мне выскочил Валера, который при виде Брыжжака поднял хвост, взъерошив остатки шерстки. И зашипел, метнувшись обратно на кухню.
— Видимо, в тебе действительно бесы есть, — не удержался я, чтобы не съязвить. — Вон даже кошак мелкий и то испугался.
— Конечно, есть, — усмехнулся Брыжжак. Правда, получилось это у него невесело.
Он разделся, и я велел ему идти на кухню. Сам стал подогревать ужин. А пока суд да дело поставил чайник на плиту — горячего требовалось попить срочно. Нужно было привести Брыжжака в чувство.
Домашних способов быстро протрезвить пьяного человека не существует. Никакие таблетки, кофе, холодный душ, нашатырь, бег, жирная еда не ускоряют распад алкоголя. Печень работает с фиксированной скоростью, и ее нельзя «разогнать». Но есть способы безопасно привести человека в более адекватное состояние, пока алкоголь естественно выводится.
Вода — это самое рабочее. Алкоголь обезвоживает, а легкое восполнение жидкости улучшает самочувствие. Пить нужно маленькими глотками. Еще можно открыть окно и дать человеку посидеть рядом. Прохлада помогает снизить сонливость и «размазанный» эффект. Сладкий чай слегка улучшает работу мозга в состоянии интоксикации. Не лечит, но помогает человеку «собраться».
Самое правильное и реальное — отдых и время, потому что алкоголь выходит со скоростью примерно одна десятая промилле в час, может, чуть быстрее, и Брыжжаку нужно теперь как минимум часов двенадцать, чтобы протрезветь. Или даже восемнадцать, это зависит от метаболизма.
А вот чего категорически нельзя делать, пытаясь протрезветь, так это вставать под холодный душ из-за риска сердечного спазма. Также не рекомендуется пить кофе из-за усиления тахикардии и обезвоживания, силой накачиваться водой, ну и глотать лекарства «от головы» или «от давления» без контроля.
Поэтому я налил большую кружку крепкого сладкого чая, поставив перед Брыжжаком. Себе тоже сделал чай, чтобы согреться. Обоим положил по ложке башкирского меда, прихваченного уже на выходе с рынка — на мой взгляд, одного из лучших во всей стране, если не в мире.
Валера сидел в своей лежанке, поглядывал на незваного гостя из-за бортика, и взгляд этот не обещал ничего хорошего.
Когда Брыжжак чуть-чуть согрелся, перестав ощутимо трястись, я сказал ему:
— А теперь говори, сосед. Ответь честно, ты зачем мне на коврик под дверь тогда насрал?
— Чего? — Глаза Брыжжака превратились в два квадрата.
— Ты насрал мне под дверь, — констатировал я. — На днях. И не надо отпираться. Еще песню эту дурацкую поставил! «Лох — это судьба», блин. И ведь вспомнил старье такое.
— Не срал я! Это не я сделал! И песню эту не знаю! Мамой клянусь!
— Ну, судя по тому, как себя ведет твоя мама, ее именем ты раньше по всем поводам клялся. — Я мрачно покачал головой. — Вот и довел старушку.
— Нет, это не я. — Брыжжак взвился с места. — Я не срал!