Двадцать два несчастья – 2

Глава 19

— А кто? — удивленно спросил я, глядя на Брыжжака.

Сосед и сам изумленно крякнул и для дополнительной аргументации развел руками:

— Ну, точно не я. Не, Серег, всякое между нами бывало, конечно, это да… Я знаю, что плохо себя веду, но чтоб пойти насрать кому-то под дверь… Нет, это точно не я. Это уж прям слишком.

Я тоже удивился.

— Ну, там большая куча была, и дверь хлопнула на твоем этаже сразу после этого.

— Так там же еще соседи живут, — сказал Брыжжак. — Не только я. Кто-то из них, может. Там же не одна моя квартира.

— Да нет, они же вроде нормальные, адекватные люди.

— Ты хочешь сказать, что я неадекватный? — надулся Брыжжак.

— Ну а какой еще? Окно зачем разбил?

— Клянусь, не разбивал я тебе никакого окна!

— Опять мамой?

— Да ты задрал, хоть мамой, хоть папой клянусь!

Я промолчал, озадаченный, потому что эмпатический модуль показывал праведный гнев Брыжжака, он действительно был обижен моими обвинениями.

«Молодой еще совсем, — подумал я. — И тридцати нет. Чего же ты так рано на себе крест ставишь?»

Тем временем Брыжжак возмущенно пил чай, уши его покраснели.

— А музыку зачем так громко включал? — спросил я.

— Да позлить тебя хотел, — пожал тот плечами. — Ты же, Серега, помнишь, сначала сам как музыку громко включал? Сколько раз я приходил, просил не делать этого, а потом ты меня так достал, что рассердился и начал так же делать. А ты потом перестал и начал вызывать милицию, да? А я на тебя хоть раз вызывал?

«Видимо, тот прошлый Серега был не лучше Брыжжака», — подумал я, но вслух никак не прокомментировал этот тезис.

— А напился зачем? — спросил я. — Ты же мог в этом парке замерзнуть.

— Да че там замерзнуть? Октябрь на дворе, — фыркнул Брыжжак. — Да и заморозков не обещали, я смотрел прогноз.

— Я не в том плане говорю. Конечно, не до смерти, — пояснил я, — а вот почки отморозить или простудиться, какую-нибудь пневмонию заработать — вполне. Вот зачем оно тебе надо?

— Да я сам не знаю, — махнул рукой Брыжжак и вдруг сказал: — Слушай, Серега, у тебя выпить есть?

«У-у-у-у…» — подумал я. Как все запущено.

— Нет, Эдуард, — сказал я, — я не пью, давно уже завязал и тебе не советую. Хочешь, я тебе сейчас еще чаю налью? С душицей.

— Да заманал меня твой чай, — вздохнул Брыжжак. — С душицей. С душицей тем более заманал.

Он вздохнул, поморщился и обреченно сказал:

— Ой, ладно, давай наливай свою душицу…

— Еще пару минут — и ужинать будем. А потом чай налью, — сказал я. — Зачем ты так напился? Что-то случилось?

— Да, случилось, — махнул Брыжжак рукой. — Понимаешь, моя бывшая, ну, ты ж помнишь ее, Ляська, умотала, нашла себе мужика богатого, с машиной, с домом… с-сука…

— Ну, так бывает, — вздохнул я. — И что, из-за этого надо так напиваться и на лавочке себя вымораживать?

— Да не, она ж… понимаешь… пацанов моих забрала. Обоих, ну… сыновей… И теперь настроила их против меня. Они со мной общаться вообще никак не хотят. Ты прикинь, я иду сегодня такой по улице, а тут они с друзьями навстречу — и прошли мимо меня, мимо родного отца, даже не поздоровались!

— Почему?

— Стыдятся они меня, — печально объяснил Брыжжак. — Понимаешь, я же обычный человек, простой работяга, фрезеровщик. Ну почему меня надо стыдиться? Потому что она себе богатого бизнесмена теперь нашла? Потому что они аж в Турцию ездили?

Ну и что я на это мог сказать?

— Давай порассуждаем, почему они к тебе так относятся, — медленно и задумчиво проговорил я. — Ты с ними, когда она ушла, больше не общался? Что суд сказал, кому детей оставить?

— Ну, конечно, суд оставил детей с ней, — фыркнул Брыжжак и зло добавил, явно цитируя чьи-то слова: — Дети должны жить с матерью!

— А супруга твоя бывшая… Ляська?

— Лейсан.

— Ага. Она на алименты подавала?

Брыжжак нехотя кивнул. Ему эта тема явно была неприятна.

— Вот видишь. А ты платишь? Ну, или вообще как-то им помогаешь?

Парень вздохнул и почесал затылок. В глаза при этом он мне старался не смотреть.

— С фига ли им помогать? У них новый папка, блин. Богатый!

— Не платишь, — сделал вывод я. — Большая по алиментам сумма набежала?

— Ну, так, есть малеха…

— Малеха — это сколько?

— Да уж… около ста пятидесяти… под двести тысяч где-то…

— Вот видишь. Ты алименты не платишь. То есть своим детям на питание, на содержание денег не даешь. А содержит их вообще левый мужик.

— Так Ляська теперь богатая, дорого живет, зачем ей давать? Она их на тряпки потратит, а мне на что жить?

— Не ей, а детям, — сказал я, чеканя каждое слово. — И здесь совершенно неважно, насколько роскошно они живут и хватает ли им на все. Важно другое: отец не принимает участия в их жизни. Никакого. Ни материального, ни человеческого. Ты должен был платить алименты — это даже не обсуждается. Должен был приезжать, проводить с ними время, интересоваться их делами. А ты вообще поздравлял сыновей с днем рождения?

Брыжжак почесал затылок, и я понял, что он даже не помнит, когда у детей день рождения.

— Ну, вот и все. Ты сам, считай, своими руками прервал с ними контакт. Конечно, они прошли по улице и не поздоровались. Зачем им такой отец? Небось еще и выпивший был?

Брыжжак вздохнул. Я попал в точку.

— Ты когда с детьми разговаривал по душам, с пацанами своими? Когда спрашивал, какие у них проблемы, ходят ли они на футбол? Когда на рыбалку с ними ездил?

От моих слов голова Брыжжака опускалась все ниже и ниже.

— Ну, ты понимаешь, Ляська такая зараза…

— Да какая бы она ни была, — перебил я, — это твои дети. Родные. По крови. Пусть их мать хоть трижды стерва, пусть она тысячу раз неправа, пусть обобрала тебя до нитки и ушла к богатому — при чем тут они? Это же твои сыновья. И бросать их нельзя. Даже если у вас разные семьи, даже если вы с ней давно чужие люди, даже если ненавидите друг друга так, что в одной комнате находиться не можете — дети-то здесь при чем?

Я посмотрел на Брыжжака. Он молчал, ковыряя пальцем щербинку на столе.

— Да не скреби ты, а то скоро здесь дырка будет!

Брыжжак фыркнул, но стол мучить прекратил и вдруг выдал:

— А сам-то!

— Что сам? — посмотрел на него я.

— Ну, Наташка твоя… — сказал Брыжжак, глянул на меня и вдруг осекся, покраснел.

На сковородке, как назло, заскворчала перловая каша, которую я разогревал с яйцами. Пришлось вставать, выключать и насыпать. Разговор был прерван.

Что-то в прошлом казанского Сергея все-таки было. Что-то настолько темное, что даже пьяный Брыжжак осекся на полуслове и покраснел. Сейчас вытягивать из него подробности не имело смысла — по его лицу было видно, что он, как партизан на допросе, будет молчать до последнего.

Ладно. Подождем.

Но мысль засела занозой. Виноват Серега в чем-то — или его подставили? И если подставили, то кто и зачем? Кому вообще сдался этот опустившийся неудачник?

Вопросов больше, чем ответов. Но ничего, разберусь.

Я поставил перед Брыжжаком тарелку с перловой кашей, морковкой, луком и грибами, разогретой с яйцами, салат, а также положил отварной окорочок. Брыжжак чуть скривился и сказал:

— Майонез у тебя есть?

Я усмехнулся.

— Нет. Но есть немного сметаны, будешь?

— Да нафиг мне твоя сметана, блин! А кетчуп? Или соус какой?

— Кетчупа тоже нет. Соус могу сделать на сметане со специями, — предложил я, мысленно прикинув: сметана, сушеный лук и чеснок, паприка, черный перец и щепотка тмина — простой, но отличный вариант именно для перловки.

— Не надо. И как ты так живешь? — скривившись, проворчал Брыжжак, ковыряя еду. — И недосолено.

— Досолить всегда можно.

Я пододвинул ему солонку.

— Я, когда варил, толком не пробовал, но для меня нормально. Стараюсь с солью не перебарщивать, чтобы давление не рвало сосуды. Да и при моих габаритах и так отечность приличная, лишняя нагрузка на суставы ни к чему. Вот сброшу вес — тогда можно будет расслабиться.

Мне кажется, Брыжжак даже не прислушался к сказанному. Мысли мои вернулись к Диане, к поцелую. Усилием воли я отогнал их от себя.

Мы еще немного посидели, попили молча чай. А потом я сказал:

— Все, надо идти спать.

— Да как я пойду? — сказал Брыжжак, который разомлел в тепле от сытости. — Мать меня не пустит, все это надолго.

— Ну, ты же как-то планируешь домой попасть?

— Да вот пойду утром на завод, возьму там инструменты и открою замок.

— А дальше что?

— Не знаю, — сказал Брыжжак и пожал плечами. — Поругаюсь с ней.

— А смысл с ней ругаться, если она невменяемая? Тебе надо сделать замок так, чтобы ты мог входить в любой момент, невзирая на то, закроет она дверь или нет.

— Так она щеколду повесила.

— Ну так ты что, не можешь щеколду снять? Она сама ее прибивала?

— Нет, мне сказала — я прибил.

— Ну так сними щеколду и сделай нормальный замок, чтобы легко открывался с обеих сторон, — удивился я. — Тоже мне, проблему развел. Ты же не белоручка. А вообще ее в больницу положить надо, посмотреть, что там. Она сейчас тебя в дом не пустила, бесов изгоняет молитвами, а завтра спалит этот дом к чертям, скажет, что здесь портал в преисподнюю открылся. Может же такое быть?

Брыжжак вздохнул и кивнул.

— Так что на освидетельствование ее тоже по-любому надо. Я тебе постелю здесь, на кухне. У меня есть раскладушка, поставлю тут. Нормально тебе будет?

— Нормально, — сказал Брыжжак и тихо добавил: — Спасибо.

— Не за что. Но вот насчет музыки — давай договоримся. Смотри, я тебе пример приведу. Представь: я хирург, у меня завтра сложная операция, человек на столе между жизнью и смертью. А ты ночью врубаешь свой долбеж на полную, я не сплю до трех часов, прихожу в операционную с трясущимися руками. И что? Пациент умирает, потому что сосед любит басы. Ты понимаешь, что формально можешь оказаться убийцей?

Брыжжак вздрогнул.

— Извини, Серега.

— Да ладно, я сейчас все равно не оперирую. Но подумай: здесь же семьи с маленькими детьми, пожилые люди, все друг у друга на голове живут. Хочешь громкую музыку — купи наушники. Или езжай за город, ставь палатку в чистом поле и там хоть уши себе надрывай. Но не в панельной девятиэтажке, где стены — картон.

Брыжжак вздохнул. Не спорил, но понял ли он хоть что-то — или просто из вежливости кивает, потому что я его накормил и пустил переночевать? Черт его знает. Время покажет.

Утром, когда я вернулся с пробежки с Танюхой и уже возился с завтраком, из ванной вышел Брыжжак. Помятый, но протрезвевший. Молча сел за стол.

— Доброе утро, Эдуард. Сейчас поедим, и мне надо уходить.

— Да, я тоже пойду, мне на работу. — Он помолчал. — Спасибо, что приютил, Серега.

— По-соседски, как иначе. — Я поставил перед ним тарелку. — Только давай договоримся: музыку на полную больше не врубаем.

— Мы же вчера договорились, я помню, — покаянно кивнул он.

Некоторое время ели молча. Потом Брыжжак отложил вилку.

— Слышь, Серега…

— Что?

— Че мне делать-то?

— В смысле? Ты же на работу собирался.

— Да не про это. Как мне с пацанами наладить? Я теперь понимаю, что сам виноват.

Я отхлебнул чай, обдумывая ответ.

— Первое — выплати алименты.

— Я не знаю, сколько там набежало…

— Так узнай. Сходи к приставам, позвони бывшей, залезь на Госуслуги — это не высшая математика. Второе и главное: им нужно твое присутствие. Да, ты не можешь свозить их на Карибы или купить машину. Но можешь просто быть рядом. Чтобы, когда им паршиво, они звонили тебе, а не чужому дядьке. Чтобы знали: отец есть, отец поможет, подставит плечо.

Брыжжак слушал, уставившись в тарелку.

— И третье: воспитание. Это не нотации читать, как я тебе сейчас. Воспитывают делом, личным примером. Чтобы сыновья смотрели на тебя и хотели стать такими же. А сейчас они смотрят на кого? На того мужика. Почему, как думаешь?

— Потому что у него бабки, — буркнул Брыжжак.

— Отчасти да. Пока они мелкие, это работает. Но пройдет несколько лет, и деньги отойдут на второй план. Останутся человеческие качества. А если на тебя сейчас посмотреть — что они увидят?

— Одутловатого бухарика. — Брыжжак криво усмехнулся.

— Выпиваешь после работы?

— Выпиваю, — признал он.

— Вот видишь. И такую модель поведения ты хочешь передать сыновьям?

— Нет… Но у меня обстоятельства…

— Какие обстоятельства, Эдуард? Дети живы, здоровы, живут в полной семье, материально обеспечены, мать рядом. То, что ты не участвуешь в их жизни — это не обстоятельства, а твой выбор.

— У меня мамка больная…

— И что ты сделал, чтобы ей помочь?

Брыжжак открыл рот и закрыл.

— У нее явно ментальные проблемы, возможно, начальная деменция. Ее надо показать специалистам, обследовать, подобрать терапию. Если процесс необратимый — есть варианты. Летом вывезти на природу, в деревню. Раз она такая верующая — при монастырях существуют богадельни, можно на пару недель в год отправлять ее туда, пусть молится с монахинями, ей же легче будет. А ты задумывался, почему у нее это началось? Может, она насмотрелась, как вы развелись, как ты запил, как музыка гремит сутками? Стресс ускоряет когнитивные нарушения. Создашь ей нормальные условия — не вылечишь, но облегчишь состояние.

Брыжжак слушал, уставившись в стол, и молча кивал.

— Есть и крайний вариант: профильные учреждения для таких больных. Или, если хочешь держать ее дома, у тебя двушка, выдели комнату, найми сиделку. Это деньги и усилия, да. Но сейчас-то что? Представь: твои пацаны захотели прийти к отцу в гости. И что они увидят? Музыка орет, бабушка за стенкой завывает молитвы и бьется головой о пол, ты — с бутылкой на кухне. Куда ты их приведешь?

Брыжжак тяжело вздохнул.

— Поэтому начни с себя.

— А что я могу?

— Многое. Побрейся для начала. Подстригись нормально, не под горшок, а в парикмахерской. Получишь зарплату — не пропивай. Купи приличную рубашку, куртку, джинсы. Посмотри на себя в зеркало, Эдик.

— Да я на заводе работаю, мне и так нормально…

— А на заводе можно ходить как бомж? Есть разница — академик ты или токарь? Академикам в белых пальто ходить, а рабочему человеку — в засаленной фуфайке? Так, что ли?

— Ну, не так…

— Вот именно. Поэтому изволь выглядеть по-человечески. И еще вопрос: какие у тебя интересы? Кроме как прийти с работы и залезть в бутылку?

Брыжжак промолчал. Похоже, никаких интересов у него и не было.

— Вот. А почему бы не найти что-то общее с сыновьями? Рыбалка, походы, скалодром, ролевые игры, видеоигры, сериалы, аниме то же — сейчас чего только нет. Появится общее дело — будут совместные поездки, разговоры, воспоминания. Так и выстраивается связь.

— Младший на футбол ходит, — оживился Брыжжак. — В команде играет.

— Отлично. А ты сколько раз был на его играх?

Брыжжак снова сник.

— Вот видишь. Мог бы приходить на матчи, сопровождать команду на выездных играх, болеть за него. И у тебя уже точка соприкосновения с одним сыном, а через него — со вторым. Но ты этого не делаешь. Проще прийти домой и с тоскливой рожей влезть в бутылку.

— Правильно, — тихо сказал Брыжжак. — Все правильно.

Он встал и крепко, от души, пожал мне руку.

— Спасибо, Серега. Никогда не думал, что ты такой дельный мужик.

— Обращайся. Надеюсь, сделаешь правильные выводы.

Брыжжак кивнул и вышел. Я проводил его взглядом, вздохнул и повернулся к Валере.

— Ну что, дружище, сегодня опять к ветеринару пойдем?

Шутил, конечно, до вакцинации еще далеко, пусть окрепнет.

Валера скривил морду и демонстративно отвернулся. Идея ему категорически не понравилась.

Я усмехнулся, убирая со стола грязные тарелки.

Потом я мыл посуду, раздумывая о том, что делать дальше. Может…

Додумать не успел. Я как раз домывал сковородку, когда зазвонил телефон. Глянул на экран, там высветилось короткое «Банк Не Брать».

Сразу вспомнились слова родителей о каком-то потребительском кредите и то, что говорил Михалыч: мол, Серега заложил хату под игру. Как и с машиной на штрафстоянке, разобраться с этим нужно было давно. Но когда? Между долгами бандитам, комиссией, увольнением и попытками привести в порядок это тело руки просто не доходили.

Я выдохнул и принял звонок.

— Да.

— Сергей Николаевич Епиходов? — раздался женский голос, усталый и жесткий одновременно. — Отдел взыскания Совкомбанка. Вы получали наши уведомления?

— Э…

— Отлично, — не стала дослушивать женщина. — На сегодняшний день у вас просрочка девяносто шесть дней. Задолженность составляет миллион пятьдесят одну тысячу двести рублей. Тело кредита, пени, проценты. Полный пакет документов для подачи иска готов. Завтра утром направляем в суд. Обращение взыскания на залоговое имущество. Вам понятны последствия?