Ветер шелестел листьями древнего дуба на Священной поляне, где когда-то был заключен первый договор между людьми и духами Сентинелла. Теперь здесь, среди корней, Леон и Фен расставляли чаши с водой из родника Ветролома, угли священного костра и пучки сушеных трав.
— Ты уверен, что всё правильно? — Ида перебирала в руках камень желаний, подаренный старостой деревни.
— Абсолютно! — Фен, балансируя на одной ноге, пытался повесить на ветку дуба связку сушеных ягод. Ветка треснула, и друид шлепнулся в лужу. — Всё в порядке! Так и задумано!
— Нет, не задумано, — вздохнул Леон, вытягивая его за шиворот. — Но ритуал всё равно сработает.
Оливия, сидевшая на пне рядом, болтала ногами и с любопытством разглядывала приготовления.
— А что будет, если папа и тётя Ида всё сделают правильно?
— Земля снова станет сильной, — объяснил Леон. — Как раньше. И больше не будет забирать силы у людей.
— А если неправильно?
Фен, выжимая воду из рукава, хмыкнул:
— Тогда, возможно, граф превратится в лягушку. Или Ида в куст. Или я в... ой, нет, я уже в луже.
— Фен, — Ида прикрыла глаза, стараясь сохранить серьезность. — Может, помолчишь?
— Ни за что! Это мой священный долг, разряжать обстановку перед судьбоносными моментами!
Когда солнце коснулось горизонта, окрасив небо в багряные тона, на поляну пришел граф. На нем была та же ритуальная белая рубаха, подпоясанную серебряным шнуром. Его взгляд скользнул по Иде, и в нем читалось что-то большее, чем просто решимость.
— Готовы? — спросил он тихо.
Она кивнула.
Леон поднял руки, и воздух наполнился гулом древнего языка друидов. Фен, неожиданно серьезный, зажег угли священного костра. Пламя вспыхнуло ярко-синим, а затем побелело.
— Встаньте в круг, — прошептал Леон.
Ида и Стефард заняли места у корней дуба, лицом друг к другу. Между ними лежал камень желаний.
— Кровь правящего Сентинеллом, — напомнил Леон.
Граф без колебаний провел лезвием по ладони и позволил каплям упасть на камень.
— Сила Ведьмы Возрождения.
Ида положила руки поверх его, и их кровь смешалась. Камень вспыхнул золотым светом.
— Теперь слова, — сказал Леон.
Стефард первым нарушил тишину:
— Я, Стефард Сентинелл, отдаю земле свою волю и кровь. Пусть она снова будет живой.
Ида закрыла глаза:
— Я, Аделаида Вяземская, отдаю земле свою магию. Пусть она снова будет сильной.
Камень треснул.
Из трещины хлынул свет, и вдруг Ида почувствовала... его.
Сердце графа.
Оно билось в унисон с её собственным, как будто между ними протянулась невидимая нить. Она увидела его мысли, его страхи, его надежды.
— Что это? — прошептала она.
— Связь, — ответил Леон. — Теперь вы едины с землёй. И... друг с другом.
Стефард сжал её руку, и она поняла, он тоже чувствует её.
— Это... навсегда?
— Да.
Фен, наблюдавший за этим, вдруг всхлипнул:
— Это так прекрасно, что я, возможно, сейчас заплачу. Или упаду. Или упаду, плача.
Оливия, до этого сидевшая тихо, вдруг вскочила:
— Значит, теперь тётя Ида и папа... связаны? Как в сказке?
— Да, — улыбнулся Леон.
— Значит, она теперь никогда не уйдёт?
Граф посмотрел на Иду, и в его глазах читался немой вопрос.
Она ответила без слов, кивнув.
Когда они вернулись в замок, земля уже менялась.
Трещины в почве затягивались. Деревья, ещё вчера чахлые, теперь тянули ветви к небу. Даже воздух стал другим, свежим, наполненным ароматом цветущих трав.
— Это сработало, — прошептала Ида.
— Да, — Стефард стоял рядом, его плечо касалось её плеча.
Фен, шедший сзади, вздохнул:
— Ну вот, теперь они даже ходят синхронно. Скоро начнут заканчивать предложения друг за друга.
— Фен, — предупредил Леон.
— Что? Это же мило!
Оливия, бежавшая впереди, обернулась:
— Папа, а теперь тётя Ида — наша?
Граф замер, потом медленно кивнул:
— Да. Теперь наша.
Ида почувствовала, как по их связи пробежала волна тепла.
Он был прав.
Теперь она была дома.