Изгой. Проклятье клана

Глава 16

Князь Доброгор Светоносный

Глупые фрески на потолке снова пялятся на меня. Эти нарисованные предки с их напыщенными лицами – будто и вправду были великими правителями. Ха. Если бы они видели, до чего докатился их род…

Мои пальцы нервно барабанят по подлокотнику трона. Этот дубовый монстр, вырезанный в виде драконов – неудобный как чертова скала. Но символ власти должен быть неудобным. Чтобы помнили, кто здесь князь.

— Ты снова в думах, мой дорогой князь…

Голос Велеславы сладок, как испорченное вино.

Оборачиваюсь – она полулежит на диване, как всегда, будто случайно оказалась здесь. Её пальцы перебирают этот дурацкий жемчуг, который я ей подарил в прошлом году. Каждый раз, когда она его трогает – что-то замышляет.

— Отправил в Пустоши Калмыкова, — бросаю сквозь зубы.

Она делает эти свои "невинные" глазки. Будто не знает, зачем. Всё знает, гадина. Всегда знает.

— Чтобы убить последнего Родимича?

Я стискиваю подлокотники, чувствуя, как драконьи когти впиваются в ладони. Этот мальчишка... этот последний отпрыск ничтожного рода посмел…

— Он потребовал провизию! — мой голос грохочет под сводами. — ПРО-СИ-Л бы! На коленях! Но требовать?!

Велеслава подходит, её холодные пальцы скользят по моей руке. Как змеи. Всегда как змеи.

— Давай убьём его, — шепчет она губами, которые пахнут дорогим вином и ядом.

Я сбрасываю её руку. Глупая баба. Красивая, но глупая.

— Источник, идиотка! — шиплю я. — Его магия... его проклятая кровь…

Она снова делает это лицо.

Это "я-просто-глупенькая-женщинка" лицо.

Меня от этого тошнит.

— Может, другой способ найдём? — лепечет она.

Боже, за что я терплю эту дуру?!

Вскакиваю с трона. Каменные драконы на спинке будто усмехаются мне вслед.

— Это ИХ Источник! — ору я, чувствуя, как жилы на шее наливаются кровью. — Только его кровь может... О, ЧЕРТ!

Бью кулаком по колонне. Боль пронзает руку, но я почти не чувствую её. Где-то внизу стражники переглядываются. Пусть смотрят. Пусть боятся.

— Калмыков идиот! Родимич идиот! Ты идиотка! — мечусь по залу. — Все вокруг идиоты!

Велеслава опускает глаза. Но я вижу. Вижу этот проклятый уголок рта, который дёргается. Она смеётся. СМЕЁТСЯ надо мной.

Когда-нибудь я задушу её этим жемчугом...

— Хоть бери и сам езжай туда, — бормочу я, глядя на свои перстни. Блеск золота успокаивает. Немного.

Велеслава издаёт этот свой противный смешок. Подходит ближе, и её духи — какие-то цветочные, нарочито невинные — щекочут мне ноздри.

— Ну, милый мой князь, — она гладит меня по плечу, будто успокаивает взбесившегося пса, — тебе ведь не по статусу самому скакать по этим грязным Пустошам. Ты же понимаешь?

Я резко стряхиваю её руку.

— Понимаю. Потому и послал Калмыкова. Этот ничтожный червяк передо мной в долгу — за то, что я пощадил его жалкий клан, когда мог стереть с лица земли!

Прохожу к окну. Внизу, за витражами, мой город. Мой. А где-то там, за его пределами…

— Когда от него будет весточка?

— Завтра. Или послезавтра. — Стискиваю кулаки. — Чёрт, интересно, что там сейчас происходит? Я же чётко сказал ему проверить Источник! Не как эти идиоты в прошлый раз. Нужно действовать тоньше... Заманить этого щенка Родимича в ловушку, заставить служить нам…

Велеслава плюхается на диван, рассматривая свои проклятые ногти. Будто мы говорим о новых туфлях, а не о судьбе княжества.

— Родимичи никогда нам не подчинялись, — вздыхает она театрально. — Я же говорила — нужно было женить его на одной из наших девушек. Породниться…

Я фыркаю. Эти бабьи интриги…

— Мне не нужны твои глупые свадебные планы. Он должен просидеть там ещё несколько дней. Потом проверим Источник. Если магия начала возвращаться…

— Может, отправить подкрепление? — перебивает она.

Мысль дельная. Чёрт, иногда она всё же соображает.

— Да. Не буду ждать гонца. Пошлю ещё людей. — Поворачиваюсь к ней. — Я приказал Калмыкову выгнать его.

— Выгнать? — её брови взлетают. — Но я думала ты хотел…

— О, глупая! — перебиваю я. — Он испугается! Будет ползать на коленях и молить о пощаде! А тогда... тогда мы его сломаем.

Велеслава улыбается. На этот раз искренне. Потому что больше всего на свете она любит смотреть, как ломаются люди.

— Кажется, его проще убить, — вздыхает моя драгоценная супруга, играя веером. Этот её дурацкий веер с перьями — всегда машет им, когда хочет скрыть ухмылку.

Я сжимаю кубок так, что пальцы белеют. Вино — дорогое — расплёскивается по моим перстням.

— Проще?! — мой голос гремит, как гром среди ясного неба. — И навсегда потерять последний магический источник в княжестве? Ты хоть понимаешь, что без него я — обычный князь? Как все?

Она пожимает плечиками. Эти её жеманные движения выводят меня из себя.

— Совсем не разбираюсь в ваших... политических штучках, — говорит она сладким голосом, вставая. Её парчовые юбки шелестят, как змеиная кожа. — Я просто женщина, что с меня взять…

И с этим уходит. Наконец-то тишина.

Я допиваю вино и швыряю кубок в камин. Она права в одном — убить его было бы проще. Гораздо проще. Но…

Он мне нужен.

Пока не возродится Источник. А потом... Потом я лично сверну ему шею. И всем тем ничтожным червям, что посмели перейти на его сторону.

Мои люди. Мои! Как они посмели? Они должны были благодарить судьбу, что живут под моей властью! Вместо этого — предали.

Но ничего... Ничего. Я ещё покажу им, что значит — гнев Доброгора Светоносного.

Каждый получит по заслугам.

Особенно этот последний Родимич.

Особенно... моя милая жена.

Хотя... может, начать с неё?

Зоран.

Я распахиваю дверь и сразу же встречаюсь лицом к лицу с ледяной яростью бури. Резкий порыв ветра бьёт в грудь, пытаясь сбить с ног, но я твёрдо стою на земле — ноги сами впиваются в промёрзшую почву.

Колючие снежные иглы впиваются в лицо. Град закончился, но его сменил колючий снег — он не ложится покровом, а взмывает в воздух с каждым порывом ветра, превращаясь в белую слепящую пелену.

Нужно было выпить порцию зелья Елисея.

Наклоняю голову, поднимаю воротник и иду вперёд — быстрым, чётким шагом, каким ходил когда-то по лавовым полям Южных рубежей.

Холод пробирает до костей, но я не замедляюсь.

Людям понадобятся тёплые вещи.

Мы обыскали дома, но могли что-то упустить. Завтра придётся проверить всё снова.

Несколько мощных шагов — и вот я перед тем самым домом.

Ступени крыльца покрыты прозрачным слоем льда. Хватаюсь за обледеневший поручень — металл мгновенно выжигает холодом

кожу, но я не отпускаю.

Дверь не поддаётся с первого раза. Вмёрзла.

Сколько они там продержатся без тепла?

Глубокий вдох — и лёгкие сжимаются от ледяного воздуха. Но я уже бью плечом в дверь. Раз. Два.

Они должны быть живы.

Магия вспыхивает в жилах, как огненная река. Я не сдерживаю её — отпускаю вперёд, прямо в дверь. Дерево трещит, лёд с шипением превращается в пар.

Ручка становится горячей даже сквозь перчатки — дёргаю, и дверь с глухим стуком распахивается.

Внутри почти так же холодно, как снаружи. Воздух густой, спёртый, пахнет мокрой шерстью и страхом.

— Здесь есть живые? — мой голос гулко разносится по пустому коридору.

Тишина. Делаю три шага вперёд — сапоги громко стучат по голым доскам. Дверь справа приоткрыта. Толкаю её плечом.

Картина, как в плохой байке: Калмыков и его люди сбились в кучу посреди комнаты, закутавшись в какие-то жалкие шкуры. Их трясёт так, что зубы стучат.

Один из солдат даже не поднимает головы — просто сидит, уставившись в стену, с синими губами.

— Не околели ещё? — спрашиваю, скрестив руки на груди. — Как ночь прошла?

Калмыков срывается с места, шкура падает в грязь. Его лицо — белое, как снег за окном, ресницы покрыты инеем, а глаза... О, в этих глазах теперь есть понимание.

— Ты... ты планировал это! — хрипит он. — Хотел нас заморозить заживо! "Ночлег", чёрт бы тебя побрал!

Я делаю шаг вперёд. Все они тут же съёживаются — даже гордый Калмыков.

— Я предупреждал. Этот город не прощает ошибок. То, что было ночью — всего лишь лёгкий ветерок по сравнению с тем, что ждёт вас дальше. — Ещё шаг. Они отползают к стене. — Так что, будем договариваться? Или хотите проверить, сколько ещё таких ночей выдержите?

Калмыков облизывает потрескавшиеся губы. Видно, как в его голове крутятся мысли — страх, злость, расчёт.

— Чего... чего ты хочешь? — наконец выдавливает он.

В углу кто-то тихо стонет. Я улыбаюсь.

— Вы переходите на мою сторону, — говорю твёрдо, чувствуя, как кристаллы у пояса отзываются лёгким теплом. Мои глаза неотрывно держат взгляд Калмыкова, пока его люди съёживаются в углу, обёрнутые в жалкие шкуры.

— А потом? — хрипит он, потирая посиневшие пальцы. Его дыхание вырывается белыми клубами.

Я делаю шаг вперёд, и замёрзшие доски скрипят под сапогами:— Потом уйдёте. Придумаешь, как объяснить князю своё возвращение. Это твоя забота.

Один из солдат резко поднимает голову, и его шкура соскальзывает:— Ты понимаешь, что князь пришлёт других? Он хочет твоей головы!

В груди знакомо закипает магия. Я разжимаю пальцы, чувствуя, как она струится по венам.

— С другими разберусь, — моя перчатка скрипит от сжатого кулака. — Как видите, город не любит гостей. Так что, Калмыков?

Из трясущейся кучи тел раздаётся хрип:— Мы тут сдохнем! — Вижу только воспалённые глаза, выглядывающие из-под мехов.

— Хорошо, — Калмыков плюёт на пол. Слюна мгновенно замерзает. — Но когда князь пришлёт армию…

— Это будет моя проблема, — перебиваю я, уже поворачиваясь к стене. — Договорились?

– Так где ты нас поселишь?

– Будете жить тут.

Я подхожу к стене и кладу на неё руки.

Сначала — тишина. Потом…

Глухой рокот начинает разливаться от точки касания. Лёд на стенах покрывается паутиной трещин, и я чувствую, как магия растекается по брёвнам, как горячий мёд. Под пальцами дерево темнеет, оттаивает, и вот уже первые капли стекают на пол.

Тепло. Оно идёт волной от стен, вытесняя ледяной воздух. Иней на лицах людей начинает таять, оставляя мокрые дорожки. Где-то слышится слабый стон облегчения.

— Останетесь здесь, — говорю я, наблюдая, как последние льдинки испаряются с потолка. — Выбирайте комнаты, конопатите щели. У вас есть несколько часов, пока холод не вернётся.

Один из солдат сбрасывает шкуру, его лицо недоверчивое:— Чёртова магия… Так вот как вы тут выживаете!

— На кухне магическая плита, — продолжаю, игнорируя комментарий. — Разберётесь. Припасы ваши.

— Сколько ещё продлится этот холод? — самый молодой из них трёт покрасневший нос.

— Дни... недели... — пожимаю плечами, уже поворачиваясь к выходу. — Но через пять дней — уходите.

Калмыков хватает меня за рукав:— Он знал, — его шёпот грубый, как наждак. — Это ловушка. Что ему от тебя нужно?

— Источник, — цежу сквозь зубы, чувствуя, как кристаллы у пояса вспыхивают в ответ. — Он хочет мой Источник.

— Но не получит, — мои слова падают между нами, как обет. — Он кровью моего рода скреплён.

— Проще было бы согласиться. Подчиниться князю, и тогда всё было бы иначе.

— Посмотри вокруг, — резко обрываю, указывая на его обмороженных людей. — Вот цена подчинения. Он отправил вас на верную смерть, не предупредил. Ему наплевать на каждого из вас. Пять дней. Попробуете нам навредить — разговор будет последним.

– Мы уйдем через пять дней, – слышу голос Калмыкова за своей спиной.

Я снова ныряю в холод, ветер усилился, а метель стала сильнее. Я вваливаюсь в дом, сбивая с плеч хлопья налипшего снега. Дверь захлопывается за спиной с глухим стуком, но прежде чем я успеваю перевести дух, Радослава буквально налетает на меня. Её пальцы впиваются в мою куртку, оставляя мокрые пятна на ткани.

– Зоран! Наконец-то ты вернулся! - её голос звучит неестественно высоко, почти истерично. Глаза расширены до предела, в них читается животный ужас. – Это кошмар... Они везде... не могу… Я не могу там находиться.

Я резко хватаю её за плечи, заставляя взглянуть на меня:

– Дыши. Говори четко. Что случилось?

Она лишь мотает головой и тянет меня за руку в сторону кухни. Первое, что бросается в глаза - странный шелестящий звук. Не тихий шорох, а мерзкое, слизкое шуршание, будто кто-то пересыпает мешок с костями.

И тогда я вижу их.

Чёрные, блестящие, размером с ладонь взрослого мужчины. Их хитиновые панцири переливаются сине-фиолетовыми оттенками, словно покрыты тонким слоем льда. Длинные сегментированные лапы с крючковатыми когтями цепляются за любую поверхность.

Усики - почти в половину длины тела - беспокойно дергаются, ощупывая пространство.

Кухня превратилась в ад.

Они везде: ползают по столам, падают с потолка, массово копошатся в углах. Один особенно крупный экземпляр методично прогрызает мешок с мукой, выпуская белые клубы на пол.

Другой - пробует на вкус деревянную ложку, оставляя на ней ядовито-синие следы слюны.

– Чёртова мать... - вырывается у меня непроизвольно.

В центре этого безумия - Елисей. Мой травник выглядит так, будто наступил праздник. Он ловко хватает одного жука за усики и швыряет в большой чан, где уже бьются десятки его собратьев.

– Муран, крышку! Быстрее! - кричит он, и мой друг наваливается на деревянный щит, прижимая его к краям чана.

Изнутри тут же раздаётся оглушительный стук - пленники яростно бьются о стенки.

Радослава, бледная как смерть, прижимается спиной к стене. Её пальцы судорожно сжимают подол платья.

– Они... они заползли через щели в полу... Их становилось всё больше и больше... Я чувствую их на себе, даже когда их нет. Такое уже было, когда холодает, то они ищут себе укрытие.

Елисей, напротив, сияет. Он поднимает очередного жука, любовно рассматривая его брюшко, которое пульсирует синеватым светом.

– Да вы посмотрите на эту красоту! Ледяные морильщики - Я их в живую не видел никогда, только в книгах! Их железы - основа для лучшего зелья выносливости, какое только можно представить!

Он поворачивается ко мне, и в его глазах горит настоящий учёный азарт:

– Но мне нужна настоящая лаборатория. Моих горшков и ступок недостаточно для такой алхимии!

Радослава вдруг резко выпрямляется. Её голос, ещё минуту назад дрожащий, теперь звучит твёрдо:

– Я... я знаю, где найти оборудование травника. В старом доме у северной стены. Там раньше жил старый Борал.

В комнате повисает тишина. Даже жуки, кажется, затихают на мгновение.

Я медленно обвожу взглядом кухню. Отвратительные твари. Но если Елисей прав…

– Сколько нужно для зелья? - спрашиваю я, уже чувствуя, как магия начинает собираться в кончиках пальцев.

– Десяток для пробы. Чем больше - тем лучше, - не скрывая восторга, отвечает травник.

Я киваю и подхожу к самой заражённой стене. Ледяные морильщики реагируют мгновенно - их усики вздымаются, поворачиваются в мою сторону. Один особенно крупный экземпляр даже шипит, выпуская струйку синего пара изо рта.

– Закройте глаза, - предупреждаю я и прижимаю ладони к стене.

Магия вырывается наружу ослепительной голубой вспышкой. Волна энергии проходит по дереву, заставляя его светиться изнутри. Морильщики замирают на секунду - затем дёргаются в странном танце и падают на пол, оглушённые.

– Теперь собирайте, - говорю я, отряхивая руки. - Радослава, ты уверена насчёт дома травника?

Она кивает, глотая ком в горле:

– Да, но... там может быть ещё хуже. Эти твари любят старые здания.

Елисей уже на коленях, ловко подбирая оглушённых жуков.

– Не думаю что там они есть, у нас тепло, и видимо со всего города жуки сбежались к нам. Главное придумать как добраться до того дома, или это может подождать, Елисей?

Я смотрю на Радославу, которая всё ещё дрожит, на Мурана, прижимающего крышку чана, на Елисея с его безумным энтузиазмом.

– К сожалению ждать нельзя, – говорит Елисей, – не больше суток, потом они бесполезны.

Елисей сгребает жуков в кучу и бросает в чан, Радослава по прежнему стоит в стороне.

– Елисей, у тебя зелья есть, чтобы пережить этот холод?

– Да.

– Отлично, значит выходим через час.