Зоран.
Узкие улочки, вымощенные потрескавшимся кирпичом, извивались передо мной, словно змеи, застывшие в предсмертных судорогах.
Я шагал быстро, почти бежал, чувствуя, как время сочится сквозь пальцы, как горячий песок в песочных часах.
Оглянулся – мельком увидел Елисея, склонившегося над хрупкой фигуркой девушки. Его руки двигались бережно, как у матери, обрабатывающей царапины ребенку.
Может, зря привел ее? Мысль мелькнула и тут же растворилась – выбора не было. Если она последний свидетель того, что случилось в этом проклятом городе, то ее раны – это страницы летописи, которые нужно прочесть.
Пусть поест. Отогреется у огня. Увидит, что мы не те монстры, от которых она пряталась в подземельях. А потом... потом я вытяну из нее правду, ниточка за ниточкой, как хирург извлекает осколки из раны.
Ветер завыл громче, подгоняя меня. Я ускорил шаг, чувствуя, как старые кирпичи хрустят под сапогами, словно кости древнего великана.
Они предадут.
Эта мысль жалила острее, чем песок, хлеставший по лицу. Мои люди... они дрожали, как осиновые листья, едва ступив на эти улицы. Они ждали пиров и почестей, мягких перин и полных кубков. Вместо этого получили город-призрак, где каждый камень шепчет о смерти.
Разве они не знали? Не догадывались, на что их посылает князь? Или надеялись, что костер чужих жизней согреет их самих?
Ветер превратился в невидимого противника, бьющего со всех сторон. Я наклонился вперед, будто пробиваясь сквозь невидимую стену. Песок скрипел на зубах, забивался в складки одежды, словно пытался замедлить мой шаг.
Но я чувствовал ее.
Ту самую нить – тонкую, как паутина, но прочную, как стальной трос. Она вибрировала у меня в груди, тянула вперед, будто невидимая рука, ведущая слепца к пропасти.
И вдруг – Голос. Не мой. Не ветра.
Его.
Того, чьи воспоминания болтались в моей голове, как старые тряпки на чердаке. Он был здесь. В этом городе. Я чувствовал это каждой клеткой тела, но не мог разглядеть в тумане памяти ни лиц, ни имен.
Ворота возникли передо мной внезапно, будто выросли из воздуха.
Белая ворона среди развалин.
Огромные, кованые, они сверкали неестественным блеском, будто их только вчера отполировали. Узоры – деревья с корнями-змеями, звери с человеческими глазами – казалось, шевелились в полумраке, играя со светом и тенью.
Последние шаги дались тяжелее всего. Ветер теперь дул со всех сторон сразу, закручиваясь в бешеный вихрь прямо перед Вратами. Я прижался к стене ближайшего дома, чувствуя, как древние камни дрожат под моей ладонью.
Осталось совсем немного.
Но в воздухе уже витал запах грозы – не той, что приносит дождь, а той, что предвещает конец всего.
Глаза уже практически не открыть. Я наконец-то подхожу к воротам, прикладываю к ним ладони, пытаюсь толкнуть. Мои мышцы еще слабы. Да, за эти дни, благодаря магии и нескольким сражениям, мне удалось немного улучшить свое состояние. Но я понимаю, что мне нужны еще тренировки.
Ежедневные тренировки. Но, кроме тренировок, нужно еще и питание. А с этим тут сложно. Нужно что-то придумать, что-то решить. Еще пару дней, и мы останемся без припасов. А так быть не должно.
Я снова пытаюсь столкнуть ворота – не подчиняются. Рассматриваю эти причудливые узоры, ищу что-то наподобие замочной скважины, засова, да чего угодно. Ничего нет.
Ворота стояли передо мной, словно гигантская запечатанная гробница. Я провел рукой по холодному металлу - поверхность была идеально ровной, без единого шва или замочной скважины.
Будто кто-то расплавил сталь и намертво залил проход.
Отступаю на несколько шагов, осматриваю конструкцию с другого ракурса. Узоры на кованых створках при ближайшем рассмотрении оказываются не просто украшением — это сложная вязь из рун и символов, часть которых мне знакома, но, видимо это снова не мои знания, а настоящего Зорана.
Но собрать их в осмысленное послание не получается.
Озираюсь по сторонам в поисках подсказки. Слева - полуразрушенное здание с провалившейся крышей, из которого торчат обломки стропил, словно сломанные ребра. Справа, метрах в пятидесяти, другое строение, более сохранившееся, с коротким шпилем, напоминающим кинжал, воткнутый в небо.
"Может, с высоты получится разглядеть, что за этими воротами?" - мелькает мысль.
Ныряю в узкий переулок между домами, где тень лежит плотным слоем, несмотря на дневной свет. Воздух здесь затхлый, пахнет плесенью и чем-то еще - сладковато-приторным, что заставляет морщиться. Камни под ногами покрыты скользким мхом, приходится идти осторожно.
После нескольких поворотов передо мной возникает круглая башня - когда-то, видимо, часть городских укреплений. Теперь от нее осталась лишь половина, будто гигантский меч рассек строение сверху донизу.
Вход завален обломками, но между камней есть достаточно широкий проход.
Внутри царит полумрак. Винтовая лестница, высеченная прямо в толще стен, местами обрушена, но в целом проходима. С каждым витком подъема открываются новые виды через узкие бойницы - сначала я вижу лишь крыши ближайших домов, затем - часть городской стены, а на третьем ярусе становятся видны и сами загадочные ворота сверху.
Спешу к ближайшему окну, опираюсь о каменный подоконник, от которого осыпаются мелкие осколки. Первым делом взгляд невольно цепляется за движение на одной из дальних улиц - там, в сотне метров от башни, идут трое.
Елисей с его характерной осторожной походкой, Муран, идущий, как всегда, прямо и твердо, и между ними - та самая девушка, теперь уже в чистой одежде, но все так же съежившаяся, будто пытается стать незаметной.
"Черт возьми!" - мысленно ругаюсь. Последнее, что мне сейчас нужно - объяснения и вопросы.
Быстро разворачиваюсь и почти бегом спускаюсь по лестнице, перескакивая через поврежденные ступени. Камни скользят под ногами, но я сохраняю равновесие - годы тренировок дают о себе знать.
Выхожу из башни и быстрым шагом направляюсь к ним, прокручивая в голове правдоподобное объяснение своего отсутствия. Ворота могут подождать - сейчас главное не спугнуть доверие, которое и так висит на волоске.
"Интересно, что заставило их покинуть лагерь?" - мелькает мысль, пока я пробираюсь через груды камней и разрушенные заборы. Возможно, девушка наконец заговорила... и рассказала что-то, что заставило Елисея действовать.
Так или иначе, мне нужно взять ситуацию под контроль. И сделать это быстро.
Я стремительно выхожу из тени, перекрывая им дорогу в последний момент, когда они уже готовы были свернуть за угол.
– Что вы здесь делаете? – мой голос звучит резче, чем планировалось.
Елисей делает шаг вперед, его глаза серьезны: – Мы искали тебя. Радослава рассказала кое-что важное о тумане. Кажется, она знает, где могут прятаться выжившие.
Девушка, закутанная в слишком большую рубаху, ежится, когда ветер бросает в нас горсть песка.
– Он уже близко, – шепчет она, натягивая ткань на нос. Голос становится приглушенным. – Дышать этим песком... нельзя. Он прожигает легкие изнутри.
Я пристально изучаю ее лицо, пытаясь разглядеть правду в этих широко распахнутых глазах.
– Расскажи подробнее, – требую я, но вижу, как ее зрачки расширяются от страха.
Она резко озирается, ветер треплет ее одежду, делая фигурку еще более хрупкой.
– Бежим! Сейчас! – в ее голосе слышится чистая паника.
Во мне борются противоречивые чувства. Да, я сам привел ее в лагерь. Но в прошлых жизнях я слишком часто видел, как враги используют женщин и детей в своих играх. Они кажутся беззащитными, вызывают желание помочь... а потом втыкают нож в спину.
– За мной! – мой приказ звучит как удар хлыста.
Я вспоминаю крепкий дом, замеченный по пути к башне – его каменные стены выделялись среди полуразрушенных соседей.
Мы бежим по пустынным улицам, ветер воет в ушах. Дом действительно выглядит надежным убежищем – массивная дубовая дверь с железными скобами.
– Заперто, – констатирую я, тряся ручку.
Муран молча отодвигает меня плечом. Его мощная фигура на мгновение напрягается, затем – резкий рывок. Дверь с треском поддается, замок с позорным звоном падает на каменный пол.
Вот это сила…
Мы врываемся внутрь, сразу же заваливая дверь тяжелым сундуком. Помещение погружено в полумрак, лишь узкие лучи света пробиваются через ставни.
Пыль висит в воздухе, но здесь хотя бы можно дышать. Я поворачиваюсь к Радославе, и мой голос звучит как сталь:
– Теперь говори. Все, что знаешь. И быстро.
Мои пальцы непроизвольно сжимаются в кулаки. В этом полумраке трудно разобрать – дрожит ли она от страха или что-то скрывает. Но сейчас мне нужны факты, а не догадки.
За окном ветер завывает все громче, и в его голосе слышится что-то... неестественное. Будто тысячи шепчущих голосов сливаются в один протяжный стон.
Время истекает.
Радослава съеживается в углу комнаты, её пальцы нервно теребят край рубахи. В щели ставней пробиваются узкие лучи света, пересекая её лицо полосами теней.
— Мгловей пришёл... когда зацвела черёмуха, — её голос дрожит, словно струна. — Сначала он был тонким, как вуаль... Люди смеялись, шли сквозь него. А потом…
Она резко сглатывает, глаза расширяются.
— Потом он начал забирать.
Я скрещиваю руки на груди, чувствуя, как мурашки бегут по спине.
— Как именно?
— Тени... — её пальцы сжимаются в кулаки. — Они выходят из тумана. Хватают. Иногда... иногда люди сами идут. Без глаз. Без души.
Елисей бледнеет. Муран хмуро сжимает челюсть.
— Наши воины... — Радослава опускает голову, — лучшие из лучших... Мечи проходили сквозь них. Как сквозь дым. А они…
Она делает рубящее движение рукой.
— Резали по-настоящему.
Ветер за окном воет сильнее. Где-то снаружи падает черепица с грохотом.
— К князю отправляли гонцов? — перебиваю я.
Радослава кивает, её губы искривляются в горькой усмешке:
— Трое. На лучших конях. С охраной. — Пауза. — Никто не вернулся.
Я обмениваюсь взглядом с Мураном. В его глазах — то же понимание: Князь предал их. Как предаст и нас.
— Источник, — говорю я резко. — Ты знаешь, откуда он пришёл?
Радослава замирает. В её глазах мелькает что-то... странное. Страх? Признание?
— Старая часовня... — она шепчет. — На севере. Там... что-то изменилось.
Елисей резко поднимает голову:
— Врата?
Девушка вздрагивает, будто от удара.
— Ты... ты знаешь?
Но прежде, чем он успевает ответить, снаружи раздаётся звук, от которого кровь стынет в жилах.
Как тысяча вздохов одновременно.
Мгловей пришёл.
— К оружию! — мой голос режет тишину, как клинок.
Арбалет уже в руках, тетива натянута с привычным щелчком. Муран срывает с плеча топор, его лицо искажается в боевой гримасе. Елисей, бледный, но собранный, достает короткий клинок — дрожащие пальцы выдают его страх, но он твердо встает рядом.
Первый признак — песок.
Он просачивается сквозь щели под дверью, сквозь ставни, словно живой. Тонкие струйки серой пыли стелются по полу, собираясь в причудливые узоры.
Затем воздух начинает густеть.
— Защищаем девушку! — бросаю я, отступая к центру комнаты.
Тени рождаются из ничего.
Сначала — просто пятна на стенах. Потом они отделяются, обретая форму. Человеческие силуэты, но слишком вытянутые, с неестественно длинными пальцами. Их глаза — если это можно назвать глазами — пустые провалы, втягивающие свет.
Первая тень бросается на Мурана.
Он встречает ее топором — сталь проходит сквозь туманное тело, но не останавливает. Тень просачивается сквозь металл, ее пальцы впиваются в плечо воина.
— А-а-аргх! — Муран в бешенстве бьет снова, на этот раз тень разрывается, но не исчезает — просто собирается заново.
Сбоку Елисей отчаянно машет клинком, отгоняя другую тень. Его движения резкие, панические.
— Они не умирают! — кричит он, голос срывается.
Я целюсь в ближайшую тень — болт пролетает насквозь, оставляя лишь временную дыру.
Песок в воздухе становится гуще.
Дышать тяжело — каждый вдох обжигает легкие, как будто внутри раскаленные угли. Радослава прижалась к стене, ее глаза расширены от ужаса, но она не кричит — словно понимает, что это только привлечет их.
Муран падает на колено — его рука с топором дрожит, из раны на плече сочится черная жидкость.
— Держись! — ору я, перезаряжая арбалет.
И тут — перелом.
Туман вдруг режет луч света — где-то снаружи проглянуло солнце. Тени замирают, их формы начинают расплываться.
— Он уходит! — Елисей хрипит, вытирая пот со лба.
Песок оседает. Воздух очищается.
Но тишина после боя глухая, как перед грозой.
Я оглядываю своих:
Муран ранен, но еще в строю. Елисей держится, но в его глазах — паника, которую он пытается скрыть.
Радослава не ранена, но ее лицо — маска ужаса.
— В лагерь. Быстро, — приказываю я, подхватывая Мурана под руку.
Он кряхтит, но идет.
Елисей берет Радославу за руку — она не сопротивляется.
Мы выходим на улицу. Город пуст. Но теперь мы знаем — Мгловей вернется. И следующая встреча будет хуже.
Я провёл рукой по лицу, смахивая пыль после боя. Возвращение прошло без происшествий, но отсутствие Артёма в лагере заставляло меня нервничать.
– Где он? — пробормотал я себе под нос, оглядывая лагерь.
– Мы сказали, что скоро вернёмся, он должен был дожидаться нас, – сказал Елисей, но я заметил в его взгляде беспокойство.
Он что-то от меня скрывает. Я знаю. Нужно будет выбрать удобный момент и вывести его на разговор, но это позже. Сейчас есть дела поважнее.
– Радослава, — обратился я к девушке, — останься с Елисеем. Муран и я пойдём за припасами. До темноты осталось мало времени.
Муран, мой верный спутник, уже ждал у края лагеря, постукивая ножнами своего меча по сапогу.
– Ну что, старина, в какой стороне будем искать? — спросил он, когда я подошёл.
– Вон там, — я указал на группу полуразрушенных домов на окраине, — в таких местах обычно остаются запасы.
Мы двинулись в путь, осторожно ступая по разбитой дороге. Солнце клонилось к закату, отбрасывая длинные тени. Первый дом оказался полностью разграбленным — только битая посуда да обрывки ткани.
Муран выругался, переворачивая пустой сундук:
— Как крысы всё обчистили.
– И это странно. Сомневаюсь, что тут могли побывать разбойники, больше похоже на то, что люди бежали отсюда в спешке.
Я прошел через кухню, направляясь к жилым комнатам, но тут пол под моей ногой скрипнул. Остановился. Ногой откинул пыльный, затертый до дыр ковер.
Потайная дверь в полу. Открыл за ржавое кольцо, дверца не сразу поддалась, но затем со скрипом открылась.
Моя догадка оказалась верной — под половицей мы нашли мешок с сушёными яблоками и грушами.
Во втором доме нам повезло больше. Муран, с его острым нюхом, учуял запах вяленого мяса.
– Зоран, сюда! — позвал он из кладовой. За ложной стеной мы обнаружили целую нишу с припасами: несколько полосок вяленой оленины, мешок гречки, круг твёрдого сыра и немного муки в глиняном кувшине.
– С голоду точно не сдохнем, а я уж думал идти в лес и искать там дичь. — Муран довольным жестом потер руки. — Сегодня будем пировать как короли.
Я упаковал находки в мешок, тщательно завязав его.
– Тише, дружище, — предупредил я, — ещё не вечер. Давай проверим последний дом перед возвращением.
Третий дом оказался самым интересным. На кухне стояла странная магическая плита с руническими узорами.
– Смотри-ка, — прошептал Муран, — настоящая древняя магия. Давно я такого не видел, стоит целое состояние. Я думал тут бедные люди жили, а у них вон какие штуки были.
Я осторожно провёл пальцем по холодной поверхности, но руны не загорелись.
– Без хозяина бесполезна, — вздохнул я.
Не знаю, как я это понял, но осознание вспышкой возникло в моей голове.
Когда мы вернулись, в лагере царила уютная атмосфера. Радослава как раз показывала Елисею, как работает магическая плита в нашем доме. Голубоватый свет озарял её лицо, когда она объясняла принцип действия.
– Ну что, кулинары, — я с шумом поставил мешок с припасами на стол, — готовы проявить своё мастерство?
Радослава тут же принялась разбирать наши находки, а Елисей, глаза которого горели от любопытства, предложил:
– Может, я попробую что-нибудь приготовить? Теперь я знаю, как работает ваша плита.
Муран фыркнул:
– Наконец-то в нашем лагере появится нормальная еда, а не мои кулинарные... эксперименты.
Его слова вызвали смех у всех.
Я привалил доской последнюю щель в стене, вытирая пот со лба. Руки дрожали от слабости, но я стиснул зубы — нельзя было показывать свою немощь перед другими. Мне нужен сон, хотя бы несколько часов чтобы восстановить силы.
– Кажется, готово, — пробормотал я, отступая на шаг и осматривая свою работу.
Муран, стоявший на лестнице и заделывающий дыру под потолком, хмыкнул: – Ну хоть ветер не будет свистеть. Хотя от теней эти дощечки вряд ли помогут.
– Небольшие щели нужно залатать, завтра примемся за работу, нам нужно безопасное место, пока мы разберемся что это за тени и откуда они лезут, как крысы.
Внизу доносились звуки готовящегося ужина — лёгкий звон посуды, голоса Елисея и Радославы. Пахло чем-то мясным и травяным. Мой желудок предательски заурчал.
Ужин оказался на удивление сытным — тушёное мясо с гречкой и лепёшками из найденной муки. Елисей, к моему удивлению, оказался неплохим поваром.
– Экономнее нужно расходовать припасы, — сказал я, вылизывая последние крошки с тарелки. — И людей искать. Если кто-то ещё жив…
Муран поднял бровь:
– Делиться будем? Мы же сами на волоске.
– Мы не мародёры, — твёрдо ответил я. — Но и о будущем думать надо. Где брать провизию, если эти запасы закончатся?
Муран задумался, потирая подбородок:
– Город-то странный. Я думал, тут всё бедняки ютились, а глянь-ка — дома крепкие, припасы хорошие, даже печи магические. Не по-крестьянски.
Радослава вздохнула, поправляя прядь волос:
– Ещё несколько месяцев назад князь присылал провизию. Город разваливался не от бедности — у людей не было сплочённости, твёрдой руки. А потом... поставки прекратились. И пришли тени.
Я постучал пальцами по столу, обдумывая её слова. Что-то не сходилось.
– А что отдавали князю в обмен? — спросил я наконец. — Полевых угодий, ферм, производств я не видел. Чем этот город платил за свою провизию?"
В комнате повисло молчание. Радослава опустила глаза, Муран нахмурился. За окном ветер завывал в щелях домов, словно отвечая на мой вопрос.
Ответа не последовало. Но я чувствовал — здесь кроется что-то важное. Что-то, что могло объяснить, почему тени пришли именно сюда... и почему князь перестал помогать.