Как я стал хозяином странного замка в другом мире. Книга 7

Глава двадцать пятая

Верхний этаж башни Мерлина слегка компенсировал впечатление от бесконечного подъёма по пустым залам. Помещение выглядело, словно в нём и в самом деле жил великий волшебник — причём не тысячи лет назад, а буквально вчера. Круглая комната с высоким потолком, абсолютно целые арочные окна, половина с функциональным стеклом, остальные — витражные. Широкий круглый стол в центре — похоже, каменный, и покрытый следами работы — пятнами от чернил, свечным воском, глубокими царапинами неизвестного происхождения. У стен — огромные книжные шкафы, почти доходящие до потолка, забитые солидными фолиантами. Что-то мне подсказывало, что Лита отдала бы две своих правых руки, чтобы узнать их содержимое. В свободное от шкафов место поместился даже камин, в котором медленно тлели угли насыщенного синего цвета. Над камином висел портрет худощавого темноволосого мужчины лет пятидесяти, с небольшой аккуратной бородкой, глубокими залысинами и пристальным взглядом болотно-зелёных глаз. От картины вовсе не веяло каким-то необъяснимым могуществом, а образ расходился с изображениями из легенд, но всё равно было понятно без слов — это сам Мерлин.

Я успел хорошенько рассмотреть интерьер, пока затаскивал наверх моих спутников — начиная с Анны и Кас, заканчивая Мордредом. На удивление, Бенедикт оказался невероятно лёгким, будто груда тряпья, притворяющаяся человеком. Зато рыцарь Авалона весил ровно столько, на сколько выглядел, и ещё немного сверху. С силой «Зверя» я не мог надорваться, но дело шло небыстро — и это учитывая лестницу, приспособленную под размеры Мордреда.

Впрочем, когда все оказались наверху, а Гвендид неторопливо заперла дверь на изящный серебряный ключ, мои друзья всё ещё пребывали в ауре остановленного времени. Быстрая проверка «Печатью Пожирателя» показала, что чудовища внизу также не двигаются, а остальные кошмарные рыбины потеряли интерес к преследованию.

— Вы скромничали насчёт своей силы, уважаемая, — проворчал я, устало опускаясь на невысокий табурет возле стола. — Но огромное вам спасибо за помощь.

— Спасибо в корзину не положишь, — сухо сказала она, усаживаясь напротив. — И в похлёбку не кинешь.

— В таком случае, чем я могу отплатить?

— О, сущий пустяк. Полгода службы.

— Шутите? — на всякий случай уточнил я.

— Конечно, шучу, — с лёгкостью согласилась волшебница. — Кто же за спасение жизни, да ещё и не одной, служит меньше года? Да ты не бойся, в Авалоне время летит соколом — глазом моргнуть не успеешь, как год пройдёт.

По выражению её лица невозможно было понять, говорит она всерьёз или нет. Но пока я продумывал вежливый отказ, стало ясно, что сама Гвендид не стремилась развивать тему.

— Что до пределов моей силы, — продолжала она. — То здесь она резонирует с остатками наследия брата. За пределами этой башни я не опаснее полудохлой крысы, и пахну примерно так же. Даже прорицание — и то слабеет, а ведь я когда-то зрела грядущее на века вперёд. Ты почему опоздал?

Вопрос застал меня врасплох, хотя нечто подобное Гвендид уже упоминала раньше.

— Прошу прощения?

— Авалон простит. Ты и твои соратники должны были явиться сюда задолго до наступления тьмы.

Я поразмыслил пару секунд и решил, что врать или умалчивать информацию не было смысла — не перед лицом возможного союзника.

— Меня пытался убить Князь в Жёлтом. Мордреда отвлёк Ланселот, первый из рыцарей.

— Первый из рыцарей? — фыркнула она. — Первый из дуболомов, главный баран Камелота. Но силы ему не занимать, спору нет. А вот Мордред, напротив, очень сообразительный мальчик. Пройти через кошмар и вернуться назад, сохранив мозги? Впечатляет. Сразу видно, весь в мать.

Насколько я помнил по легендам — земным, разумеется — матерью Мордреда выступала фея Моргана, либо менее известная леди Моргауза. Как дела обстояли в настоящем Авалоне, я понятия не имел, да и рыцаря спрашивать не собирался — слишком личное.

— В любом случае, фактор Ланселота я учла, — сказала Гвендид. — А вот Князя — нет. С каких это пор Йхтилл враждует с Полуночью?

— С моих пор, — спокойно сказал я. — Никогда не ценил поэзию, театр и бессмысленные жертвоприношения. Уважаемая, если вы в самом деле видите будущее, то должны знать, зачем мы здесь.

Взгляд волшебницы был исполнен равнодушия.

— Две цели — и обе отнюдь не новы. Одна невыполнима, да и для второй может не хватить сил.

Мне совсем не понравилось, как это прозвучало — но прежде, чем я успел задать уточняющий вопрос, Гвендид продолжала:

— Старое проклятье неизлечимо. Твои спутники тому примером — по-настоящему жива лишь одна. Ты хорошо потрудился со второй девочкой, но даже для такого… половинчатого результата нужна любовь — много любви. Хватит ли твоей любви на весь Авалон, о владыка ночи?

— В моём замке есть и другие примеры, — упрямо сказал я.

— Укутанные и подпитанные Полуночью лично? — хмыкнула она. — Не способные покинуть её ласковых объятий? Оно, конечно, и лучше, чем вариться в этом поганом котле, отдалённо напоминающем город, но ненамного.

— Мы ищем решение.

— Не сомневаюсь. Как и в том, что здесь ты его не найдёшь — как никто не нашёл за три тысячелетия с гаком.

Я не стал говорить, что пребывание в полумёртвой форме на фоне постоянных атак тварей кошмара вряд ли способствует здоровому размышлению над сложной проблемой. Но это могло восприняться, как завуалированное оскорбление, так что придётся быть слегка дипломатичнее.

— Зайдём с другой стороны, — предложил я. — Мы хотели вызволить Авалон из пут кошмара.

— Проклятью от того будет не жарко, ни холодно, хоть затея и благородная. Я вижу, что у баньши и ведьмы есть некоторое понимание о высоком искусстве портальной магии, но тебе стоило захватить с собой кого-то рангом повыше.

— Я надеялся найти его тут, — вежливо сказал я.

Гвендид смотрела на меня в упор добрые секунды три, а потом расхохоталась так громко, что я удивился, как мои спутники не очнулись от столь резкого звука. Вскоре смех оборвался приступом кашля — и я невольно задумался, насколько на самом деле была мертва моя собеседница, раз у неё были проблемы с дыханием. Или же она просто имитировала кашель, чтобы не забыть, как это — быть человеком?

— О, это я тоже не могла предсказать, хотя и стоило бы, — продолжила Гвендид после паузы. — Так кому здесь на самом деле нужна помощь? Проклятому и забытому Камелоту или хозяину Полуночи, что явился сюда в поисках несуществующих ответов и павших титанов?

— Мы могли бы помочь друг другу — тогда все останутся в выигрыше.

На этот раз молчание длилось куда дольше. Волшебница думала, а я не торопился сбивать ход её мыслей.

— Или мы все в обнимку покатимся на самое дно вечно голодной бездны, — наконец хмыкнула она, но теперь без тени веселья. — Мне нужно ненадолго отлучиться. Сиди здесь, владыка ночи, и не вздумай открыть дверь никому, кто будет в неё стучать.

— Полагаю, ни к чему в этой комнате тоже не стоит прикасаться?

— Почему же, прикасайся, коли пальцами не дорожишь. Одну вещицу я для тебя даже достану.

Гвендид резко махнула левой рукой, и с вершины соседней полки на стол слетел слегка потемневший бронзовый диск, внутри которого располагалось что-то вроде странного смещённого циферблата. Спустя секунду я вспомнил название прибора — астролябия, древний астрономический инструмент.

— В небе Авалона давно нет звёзд и планет, — сказала Гвендид. — Но эта рухлядь всё ещё годится для концентрации дальнего зова. А теперь — жди.

Я не успел опомниться, как она исчезла за дверью, оставив меня вместе со всё ещё «замороженными» спутниками и загадочным прибором. «Взгляд библиотекаря» опознал артефакт как безопасный — хоть на том спасибо.

Камелот тонул во тьме — глубокой, неестественной, не имеющей ничего общего с обычной ночью. Но благодаря астролябии Мерлина мой дальний зов пронзал эту тьму, позволяя видеть окрестности в малейших деталях. Вокруг башни всё ещё кружила голодная стая безумных рыб, хотя ни одна из них не делала попыток наброситься на Гвендид, которая по идее как раз спускалась вниз. Или же она телепортировалась в нужное место, как только вышла за дверь? От сестры Мерлина можно было ждать чего угодно — несмотря на её искренние заверения в собственной немощи.

Я видел и другие части Камелота — заброшенные и жилые, куда кошмар запускал чудовищ в поисках лакомой добычи. Исполинские тени с длинными руками, ощупывающие окна и двери в поисках уязвимого места — и моментально втягивающиеся внутрь зданий, если такое место находилось. Сгорбленные бледные создания с лицами, в основном состоящими из зубов, хнычущие, словно младенцы. Бесформенная ползучая масса, подобная плоти из третьего кластера, но усеянная выпученными глазами. Твари были везде — на стенах, крышах и площадях, они ползли, шатались и бежали, определённо чувствуя себя как дома. К несчастью, им сопутствовал успех — на моих глазах кого-то вытаскивали из недостаточно укреплённой двери и утягивали в тёмный переулок, кого-то разрывали на куски прямо на улице. Я не вглядывался в детали — то, что тела убитых были лишены крови, не делало зрелище менее ужасным.

Единственным свободным от чудовищ местом оставался императорский дворец, но что-то мешало мне рассмотреть резиденцию Артура в деталях. Защитная магия? Не столь важно, не очень-то и хотелось.

Мордред недавно упоминал, что для защиты от Князя и его прислужников в глубине кошмара хватило бы небольшого отряда рыцарей Авалона. Я не знал, сколько из них могли бы отразить нападение чудовищ на родной город, но сгодилось бы любое число, отличное от нуля. Впрочем, когда я уже был готов окончательно разочароваться в защитниках Камелота, то заметил некоторое оживление на одной из площадей. Две закованных в латы фигуры методично шинковали в капусту наступающую нечисть, а когда закончили — двинулись по ближайшему мосту к следующей точке. Медленно, таким темпом для очистки города им понадобится несколько суток. Но определённо лучше, чем ничего.

Лучше, чем на данный момент мог помочь и я сам.

Анна очнулась первой — и мне пришлось пару секунд сдерживать её от того, чтобы отправить уже нацеленное проклятье в ни в чём не повинный портрет над камином. Эффект остановленного времени, наколдованный Гвендид, развеивался медленно и неохотно, оставляя человека в замешательстве, дезориентации. Остальные пока оставались в стазисе.

— Вик?

— Мм?

— Я что, чуть было не расщепила на атомы последний в Авалоне портрет Мерлина? — мрачно спросила Анна.

— Ну почему сразу последний? — улыбнулся я. — Может, один из многих. Может, он тут у каждого второго над камином висит. Знаменитость, в конце концов.

Анна подарила мне укоризненный взгляд, но ничего не ответила — вместо этого просто обхватила руками за шею и крепко поцеловала в губы. Затем пробормотала что-то в духе «так-то лучше», бухнулась на соседний со мной табурет и моментально заснула, уронив голову на скрещённые руки. Как верно заметила Гвендид, из нас она была единственной «по-настоящему живой», чего я иногда не мог сказать даже про себя. Скорее всего Анна не спала начиная с передышки после второго кластера — то есть, в общей сложности, часов тридцать.

— Вик? — теперь из-за спины раздался другой голос. — Где мы?

Кас, по счастью, не успела «перезарядить» призрачный вопль в момент, когда застыла во времени. Иначе бы одним уничтоженным портретом комната не отделалась.

Гвендид вернулась спустя несколько часов — точнее было сказать сложно, поскольку мои карманные часы остановились где-то в середине первого кластера кошмара. Тьма ещё не отступила, но большинство тварей исчезло. Кто-то разочаровался в безуспешных поисках, кто-то оказался сражён двумя рыцарями, продолжавшими свой упрямый поход, кто-то, увы, наелся до отвала. Удильщики и пираньи, доставившие нам столько неприятностей, растворялись в подпространстве, на время оставляя башню Мерлина в покое. Мордред и Бенедикт пришли в себя вскоре после Кас — и мы вкратце обсудили ситуацию и перспективы.

Когда дверь на последний этаж башни резко распахнулась, Мордред первым склонил голову перед беловолосой волшебницей.

— Леди Гвендид, — сдержанно сказал он. — Моё сердце навеки отягощено позором, ибо я не узнал вас с первого взгляда.

— Твоё сердце давно мертво, мальчик, равно как и моё, — скрипнула Гвендид. — Не придавай значения подобным мелочам. Тебя ждут дни, что определят твою судьбу, а в конце — суд, какого ещё не видел Авалон. Отринь всё, кроме этого.

— Благодарю вас, Старшая.

— Скорее уж Старая, — усмехнулась она. — Но я рада, что хоть кто-то не забыл о должном этикете.

Она небрежно бросила в центр стола свёрток холщовой ткани — не слишком большой, способный скрыть разве что карандаш.

— Слушай меня внимательно, владыка ночи, и пусть твои спутники тоже навострят уши. Взаимопомощь — редкий зверь в наши тёмные времена, но мы постараемся ухватить его за хвост, а то и оседлать. Тем самым окажутся решены твои полторы проблемы, и одна моя в придачу.

Рассказ Гвендид был сух и краток — частично я слышал эту историю от Мордреда. После того, как стало ясно, что проклятие нежити невозможно остановить, совет магов Авалона принял решение отрезать нити великой паутины, ведущие в их родной узел. Строго временная мера, как они посчитали тогда, которую осуществил лично Мерлин, величайший из волшебников и непревзойдённый мастер порталов.

Мера, которая обернулась непредсказуемыми последствиями.

Кошмар начал заявлять свои права на обезумевший Авалон. Сперва его влияние было почти незаметно, но спустя десятилетия, а затем и сотни лет чудовищ становилось всё больше. Земля умерла, небо исчезло, а на измученных, обречённых на ужасную вечность людей, обрушилась новая кара. Что лучше — скитаться в иссушённой оболочке на протяжение столетий, постепенно теряя разум, либо отдать свою душу голодному кошмару? Рыцари держали оборону, но с каждым десятилетием это становилось всё тяжелее. Тогда император Артур лично явился к Мерлину, и потребовал, чтобы маги восстановили связь Авалона с великой паутиной.

Потребовал — и получил отказ.

— Я не знаю, о чём думал мой младший брат, когда он заявил в лицо Артуру, что не собирается исправлять содеянное, — медленно говорила Гвендид. — Я и не присутствовала при этом диалоге, лишь ощутила… последствия. Возможно, он даже привёл аргументы — что проклятие ещё заразно, или же кошмар таким образом получит бо́льшую силу. Возможно, он напомнил императору, что вырастил его, обучил всему, что знал. Возможно, он был резок и настойчив, как часто бывал при жизни.

Волшебница замолчала, словно ожидая ответа — и я спросил самую очевидную из вещей.

— Значит, теперь Мерлин мёртв?

— Не-мёртв, — поправила меня она. — Чуть более мёртв, чем все остальные в Камелоте. Экскалибур сделал своё дело, как делал его и всегда, неподвластный времени и кошмару. После этого Артур больше не покидал своего дворца — то ли мучимый совестью, то ли покалеченный моим братом в бою. Мерлина объявили предателем Авалона, которого постигла заслуженная кара… в отличие от тебя, мой мальчик.

Последние, довольно ласковые, слова предназначались Мордреду. Тот лишь хмуро кивнул в ответ.

— Остальной совет магов к тому моменту представлял из себя жалкое зрелище. Уриен сгинул без следа, Нимуэ иссохла вслед за своими озёрами. Моргана окончательно рехнулась. Я… перестала выглядеть, как угроза. Но даже если бы мы собрались вместе в прежней силе, то не смогли бы открыть стабильный портал без могущества Мерлина.

Моё внимание вдруг вновь привлёк лежащий на столе свёрток. Кажется, тот пошевелился?

— Никто, кроме моего брата не способен вновь вплести Авалон в сеть великой паутины, — голос Гвендид нарастал, постепенно теряя привычную скрипучесть. — Никто, кроме него не ответит на вопрос, что произошло с Рассветом и Зарёй. Что ждёт Полдень и Полночь, когда Закат завершит свой кровавый пир, и как его остановить. Ты же хочешь знать именно это, владыка ночи? Тогда тебе придётся хорошенько потрудится, собирая моего брата по частям!

Гвендид снова расхохоталась, хрипя и давясь воздухом, и это звучало как полнейшее помутнение рассудка. Но наше внимание было приковано не к ней, а к середине каменного стола. Туда, где из холщовой материи выбрался длинный человеческий палец, увенчанный простым серебряным кольцом. Выбрался — и застыл под нашими взглядами, словно мог видеть каждого в этой комнате.