Глава 19

Посидев с полчаса и обсудив все нюансы предстоящего допроса, мы были готовы начать. Для начала Василия и Тумьяна посадили в разные комнаты, между которыми было стекло, так что бы они могли видеть друг друга. После чего нам предстояло вести параллельный допрос-спектакль. Я не считал себя хорошим актером, но, как я понял, мне особо ничего делать не придется. За то время, что мы ехали до участка, Петр Федорович успел напрячь своих коллег из других городов, так что все поставщики были задержаны и опрошены. Сказали они немного, но этого было вполне достаточно. Главное, что все поставщики указали на одного и того же человека, с которым заключали сделки. И показания были сделаны под запись, чтобы в случае случайной смерти свидетелей они не потеряли силу. Продуманность такого хода была весьма кстати, учитывая то, как все связанные с делом неожиданно умерли.

Взаимодействие с алхимиком оказалось непростой задачей. Она создала вещество, которое можно назвать условно запрещенным токсином, и это могло привести к юридическим последствиям. Однако благодаря дипломатии капитана удалось договориться с прокурором. Мы поначалу представили список заслуг алхимика, включая ее помощь в расследовании преступлений. Однако на него это не подействовало. Злобно зыркнув, Дофа нехотя вытащила колбочку из саквояжа и передала ее ему. Прокурор молча поставил подпись и вышел. Что было в колбе, оставалось только догадываться.

Интересно, что Петр Федорович, в отличие от коллег и даже прокурора, не проявлял предвзятости к Дофе. Напротив, он относился к ней с явной благосклонностью, что вызывало у меня подозрения. Я подумал, что, возможно, на него наложено магическое заклятие, но отсутствие блеска в глазах говорило об обратном. Вероятно, его теплые чувства к Дофе были искренними и основывались на отеческой заботе и эмоциональной привязанности. Возможно, он видел в ней всего лишь ребенка, попавшего в беду, связавшись с плохой компанией. Видел бы он, что она творила с несчастными, возможно, изменил бы свое мнение, но кто я такой, чтобы лезть в их отношения. Так что, когда все было улажено, Дофа просто облегченно выдохнула, попрощалась и, перекинув лямку от саквояжа через плечо, отправилась к ждавшему такси.

Мы же, проводив ее, вернулись к комнатам допросов, где нас уже ждали наши преступники.

— Ну что, готов к допросу? — улыбаясь, спросил Петр Федорович, готовясь войти в первую камеру.

— Для меня это все еще сложно, — честно признался я.

— Хех, стой сбоку и просто наблюдай за профессионалом, — хлопнув меня по плечу, сказал он, придавая больше уверенности. — У тебя, считай, билет в первый ряд. — заговорщицки

улыбался капитан.

Мы вошли в допросную, где с надменным видом, раздувшись и нахохлившись, как петух, строя из себя важную птицу, сидел Скороход. Его глаза сверкали молниями, а грудь под тяжестью возмущений угрожающе вздымалась. Только вот молнии эти были просто фикцией. Было видно, что эта ночь далась ему нелегко, и помятый вид слегка портил картину напускной важности персоны. За его спиной стояли три адвоката, склонив головы и что-то постоянно обсуждая. В их внешности было практически не за что зацепиться: обычные канцелярские работники с хитрыми глазами и лицами, перекошенными скукой и надменностью, как будто их заставили съесть килограмм двадцать лимонов. Все трое в очках, которые постоянно сползали из-за наклона головы, и тем приходилось их поправлять.

— Тумьян Николаевич, доброе утро, — начал Строгов, садясь на стул напротив задержанного.

— Сержант! — понизив в звании капитана, завопил он. — Я требую, чтобы меня немедленно выпустили! — стукнув кулаком по столу, тотчас же взорвался Скороходов.

— Во-первых, я еще капитан, — поправил его Строгов. — Боюсь, это не представляется возможным, — ответил спокойно капитан, игнорируя выкрики и угрозы Скорохода.

— Петр Федорович, мы настоятельно высказываем протест вашим действиям в связи с задержанием нашего уважаемого клиента. Вы не имеете права! Вы даже до сих пор не предъявили веских обоснований для удержания нашего клиента! Вы уже должны были получить наши жалобы и требования к скорейшему освобождению и устранению сего акта вопиющей несправедливости. Наш клиент — глубоко уважаемый в городе человек… — тут же начал свою тираду, по-видимому, старший из адвокатов.

— Ваш глубоко уважаемый клиент обвиняется в убийстве первой степени с отягчающими последствиями. Преступном сговоре. Торговле контрабандой. Создании организованной преступной группы и так далее, перечислять можно с половину дня, — прервал он тираду адвоката.

— Это вздор! Как вы смеете! Я буду жаловаться мэру! Где Изысканов?! Я требую присутствия начальника участка! — визжал Скороход.

— Постарайтесь предоставить веские доказательства, господин Строгов, иначе вы рискуете своей карьерой, — поправив очки, сказал другой адвокат.

— Дверь там, бумагу найдете сами, — показав адвокатам дорогу, махнул рукой капитан. — А что касается Вас, господин Скороход, сегодня утром нами были получены доказательства покупки вами реагентов для приготовления яда. Будьте добры, ознакомьтесь с показаниями свидетелей. Мы же пока побеседуем с другим подозреваемым. — спокойно произнес капитан, подталкивая папку к Скороходу и вставая из-за стола.

На секунду по лицу главы транспортной компании пробежала тень страха, но тут же скрылась за очередным потоком возмущений и ругательств. Мы вышли из допросной и зашли в соседнюю, где до этого был выключен свет. Изнутри второй допросной было видно Скорохода, который с застывшим лицом смотрел на нас через стекло. Петр Федорович включил свет, и в теперь освещенной комнате сидел прикованный к столу Василий с недоумевающим лицом. Вместе с нами Василия заметил и его отец, что отразилось паникой на его лице, и он тут же бросился к адвокатам, тыча в нашу сторону пальцем. «Поздно, пузырек, ты уже проиграл этот ход», — усмехнулся я внутри.

Паника Скорохода была вполне оправданной. У Василия не было квалифицированных юристов, которые могли бы найти лазейки в законодательстве, подготовить апелляционные и кассационные жалобы. Отец, ослепленный иллюзией собственного превосходства, не подумал о том, что к его сыну могут придти следователи, или просто ему было откровенно плевать на своего отпрыска. Ведь не было абсолютно никаких связей между ними, и с чего бы следователи вышли на простого водителя? Только Величкин, разгадавший эту тайну, успел рассказать об этой связи.

Один из адвокатов вышел из допросной и тут же бросился к нашей двери, колотя в нее кулаками и ногами, попутно требуя впустить его внутрь. Растерянный и побледневший Василий смотрел на своего отца по другую сторону зеркала и нервно дергал бровью. Было заметно, что он ждет какой-то помощи, и вроде бы она пришла. Только вот Петр Федорович набрал на телефоне чей-то номер и отдал приказ угомонить зарвавшегося юриста. Спустя пару минут за дверью стихло, но в комнату к Скороходу колотивший в нашу дверь юрист уже не вернулся.

— Василий, вы, наверное, понимаете, почему вы задержаны, — привлекая его внимание, сказал Строгов.

— Нет, господин офицер, — сглотнув, ответил задержанный.

— Василий, вы узнаете эту записную книжку? — сержант выложил на стол дневник Важнова.

— Нет, — покрывшись потом и активнее заерзав на стуле, ответил Василий.

— Что же, с вашего позволения я зачитаю одну из страниц, — он открыл книгу на странице, где был вложен мой листок с расшифровкой. «Снова пил с Величкиным, и снова этот дурацкий сушняк. Василий, молодец, заметил, что мне часто хочется пить, и купил ящик водички. Нужно будет поощрить его премией за находчивость», — зачитал Строгов, после чего лицо Василия стало белым как мел, а глаз задергался еще активнее.

— Я не понимаю, о чем вы, — Василий продолжал отрицать.

— Как жаль, что же, подумайте немного, пока мы побеседуем насчет похода к алхимику с вашим отцом, думаю, он расскажет нам много любопытного, — спокойно сказал капитан и потащил меня прочь из допросной.

За дверью допросной где-то вдали верещал юрист, грозясь уволить всех причастных и закидать отделение жалобами. На мой застывший на лице вопрос Петр Федорович ответил, что в отделении полиции запрещено вести себя некультурно, и заговорщицки улыбнулся. Я, кажется, начинал улавливать ход этого спектакля.

Мы вновь вошли в допросную к Скороходу, и тот встретил нас таким отборным матом, что уши свернулись в трубочку, а мой словарный запас пополнился парочкой интересных выражений и идиом. Все же старый торговец многое повидал на этом свете, стоило отдать ему должное.

— Тумьян Николаевич, вы вынуждаете к списку своих обвинений добавить еще одно — в оскорблении представителя правопорядка.

— В жопу засунь себе свое обвинение, мусор позорный, — огрызнулся задержанный.

Над его ухом склонился один из юристов и что-то прошептал, после чего Тумьян коротко кивнул, и один из юристов молча вышел из допросной.

— И так, вернемся к нашему делу. В квартире уважаемого Артема Марковича, — он указал на меня. — Были найдены подозреваемые, которые утверждают, что работали на вас. Это некто Афанасьев Петр и Свистунов Никита по кличке «Сиплый».

Это также стало новостью и для меня. Оказывается, Петр Федорович направил кого-то в контору, чтобы забрать страдающих от зелий Дофы бедолаг. Только вот те двое говорили, что не знают, кто их послал. Прокрутив еще раз в голове наш диалог, я хотел хлопнуть себя по лицу из-за собственной тупости. Бандиты точно ответили на вопрос, который я задал. Надо было спросить, на кого они работают, а не кто их послал. Что же, винить себя было уже бессмысленно, а Петр Федорович, к счастью, умел задавать правильные вопросы.

— На меня работает много людей, всех знать не обязан, — огрызнулся он.

— Вы правы, ваши предприятия раскиданы по всему городу. Неожиданно согласился Строгов. — Только вот данные индивиды выдали парочку интересных телефонов, и этим утром наш приемник ломится от десятков мордоворотов различной степени ушлости. Можете как-то прокомментировать это?

Скороход начал что-то осознавать, и на его лице промелькнула тень сомнений. Он посмотрел на своего адвоката, и тот отрицательно покачал головой.

— Очень рад за то, что наша доблестная полиция наконец-то взялась за свою работу, которую, по-видимому, до этого игнорировала, раз столько грязи развелось, — презрительно прокомментировал он вопрос Стогова.

Была странность в поведении Скорохода, которая бросилась мне в глаза. Видимо, когда его ловят на вранье, то он становится нарочито вежливым.

— Да, вы правы, что ж, вернемся к нашему делу. Вы уже, наверное, успели изучить показания торговцев? — капитан показал пальцем на папку.

— И что? Я торговец, мало ли с кем я торгую, это вообще коммерческая тайна! Этих проходимцев знать не знаю, — пожал плечами Скороход.

— Мы будем ходатайствовать об уничтожении данных сведений согласно закону о купеческой защите… — начал адвокат зачитывать очередной древний, как производные мамонта закон.

— Да-да-да. — отмахнулся капитан. — Вот показания алхимика, который изготовил для вас один запрещенный препарат, — Строгов пододвинул очередной лист к Скороходу. — И помните, что добровольное признание будет для вас благом, уважаемый торговец. Мы же с моим коллегой пока продолжим беседовать с вашим сыном, он очень хочет нам рассказать о бутылках с водой в машине Важнова.

После этих слов лицо Тумьяна наконец из пунцово-красного стало бледно-белым, и до него начало доходить, в какую задницу он попал. Когда мы вышли из допросной, тот бросился к оставшемуся последним адвокату и стал о чем-то активно перешептываться. Мы видели это в маленькое окошко на двери.

В холе перед второй допросной стоял ранее вышедший адвокат и спокойно ждал, пока мы откроем дверь, чтобы, видимо, зайти вместе с нами. Только в планы капитана это точно не входило, спектакль набирал обороты.

— Вы кого-то ждете, уважаемый? — вежливо спросил юриста сержант.

— Господин Скороход давно нанял меня для оказания юридической помощи его сыну. Только почему-то меня не оповестили о его задержании надлежащим образом, и я хотел бы попасть к своему клиенту немедленно, — переминаясь с ноги на ногу и сильно нервничая, ответил тот.

— Да? И как зовут господина, к которому вас наняли в помощь? — прищурившись, спросил капитан.

— Ам, эм… Скороход Василий… Эм, Тумьянович? — неуверенно, как будто спрашивая нас самих, ответил юрист.

— Да, а доверенность у вас есть? Капитан уже начал откровенно издеваться над ним, поняв, что юрист даже не знает полного имени сына Скорохода.

— Эм, понимаете, все настолько быстро, что мы не успели, но согласно закона о семейном праве отец может действовать в интересах своих детей, став гарантом, — зачитывая закон, приободрился тот.

— Да, вы правы, такой закон действительно есть. — после этих слов лицо юриста расплылось в победной улыбке. — Однако у нас тут юридический казус, по документам Василий круглый сирота. — после этой ремарки юрист впал в прострацию, стараясь что-то придумать и постоянно меняя цвет лица, становясь похожим на гирлянду. — Что же, я думаю, мы сможем кое-что придумать для вас, уважаемый. — Строгов решил остановить эти эмоциональные качели, а то от такого напряжения сердце юриста могло и не выдержать.

Капитан вызвал дежурного и приказал тому схватить юриста, заткнув ему рот рукой. Глаза бедного законника расширились от возмущения, и зародившийся было поток жалоб уткнулся в широкую ладонь дежурного, которая прикрыла его рот. Петр Федорович вытащил бумажник из нагрудного кармана юриста и открыл дверь допросной.

— Василий! — привлек он внимание задержанного. — Вам знакомо имя Умнова Фекла Сапроновича?

— Нет. — испуганно ответил Василий.

— А адвокат у вас имеется? — задал он второй вопрос.

— Нет. — так же неуверенно ответил Василий. — Но… — Строгов тут же захлопнул дверь, не дав Василию закончить предложение.

— И так, вы все слышали. Уважаемый, вы задержаны по обвинению в подлоге, подделке документов и препятствования следствию. Дежурный, уведи его.

Я мысленно аплодировал Строгову, насколько он искусно рушил защиту, которую спешно возводил Скороход. Когда второй выведенный из строя адвокат скрылся за углом, мы вошли к Василию в допросную, он сидел в полностью растерянном виде.

— И так, Василий, вы подумали? Ваш отец попросил время на совещание с адвокатом, чтобы начать давать показания против вас.

— Мне не в чем признаваться. — делая усилия, выдавил из себя Василий, неотрывно смотря на Тумьяна, который, активно жестикулируя руками, видимо, ругался с адвокатом, когда тот пытался дозвониться до коллег.

— Да? — наигранно удивился Строгов. — А вот господин Скороход сознался в том, что получил яд от алхимика и передал его вам в стекленной пробирке. Кстати, сейчас мои люди переворачивают вверх дном ваш дом. — После этих слов в Василии что-то начало надрываться, и во взгляде мелькнуло осознание. — Как вы думаете, на кого свалит всю вину ваш папаша, когда поймет, что отпираться больше нет смысла? — Строгов поднял бровь, смотря на Василия.

— Я все скажу… — выдавил он из себя, опуская голову на стол.

Крышка ловушки захлопнулась, и наступил финал представления. Видимо, парень окончательно сломался, поняв, что отпираться больше нет смысла, и теперь либо он признается, либо всех собак повесят на него. Я смотрел на Василия уже не как на преступника, а как на несчастного человека, который был покинут отцом и в последствии стал полезной игрушкой в руках этого подлого человека. Если сложить поведение Скорохода и то, о чем говорило его жилище, все становилось довольно очевидным. Поверив в собственное всесилие и безнаказанность, он не позаботился о прикрытии, и благодаря этому нам удалось сломать Василия.

— Что же, это похвально, — похлопал парня по плечу сержант.

Порывшись в своей папке, Петр Федорович достал пару листов бумаги и карандаш и положил их перед парнем. Затем позвал дежурного и велел ему присматривать за Василием, никого не пуская внутрь. После чего мы вышли в коридор, и я уже было собирался снова войти в допросную к Скороходу, но Строгов остановил меня и предложил выпить кофе, дав задержанным время понаблюдать друг за другом.

Мы вместе пришли на кухню и налили себе по стакану горячего напитка. Аромат кофейных зерен бодрил как никогда, и радость от почти завершенного дела накатывала сама собой. Спектакль, что разыгрывался капитаном, будоражил своей хитростью и динамикой. Еще я был рад, что хотя бы одним говнюком на этой земле станет меньше. Чувство торжествующей справедливости окрыляло и давало надежду на то, что, возможно, эта работа сможет наконец дать мне то, чего так давно не хватало.

— Счастлив? — улыбаясь, спросил сержант.

— Вы знаете, да!

— Первое дело и такой итог! Что же, ты хорошо поработал, я, быть может, даже готов тебя взять в штат насовсем. Что думаешь?

— Я подумаю, — я сдержал порыв ответить «да».

Все же сразу соглашаться было бы не совсем правильно, следовало успокоиться и взвесить все более серьезно. Быть следователем — это серьезная работа, от которой зависят жизни.

— Думай, но не затягивай, пусть ты и неопытный, но у тебя есть все задатки хорошего детектива, Артем.

Мы допили кофе и вернулись к Скороходу в допросную, где нас встретил принявший свою судьбу человек. Адвоката уже простыл след, и торговец сидел в гордом одиночестве. Он молча смотрел на то, как Василий под присмотром сержанта строчит признание, и почти не моргал. Мы сели напротив Тумьяна и ждали, пока он заговорит.

— Я сознаюсь, — тихо сказал он. — Ответьте только на один вопрос: ему удалось создать то заклинание?

Я посмотрел на Петра Федоровича, и тот кивнул.

— Нет. Ему не удалось, удалось. Он решил улучшить уже существующее заклинание, но так и не вышло. В последствии он сожалел и практически прекратил исследования. Ему удавалось водить всех за нос, применяя другие заклинания, которые создавали подобный эффект, но только лишь для демонстрации.

Пусть это было вранье, но лучше, чтобы мир не знал о том заклинании.

— Вот как… — пробормотал Скороход и, взяв листок с карандашом, тихо смеясь, начал писать признание.

Это был занавес и финал драматической постановки под режиссурой капитана.

Злая ирония была в том, что Важнова можно было бы и не убивать, а просто подождать, пока он сам себя сдаст, проволокшись. Однако волшебник был настолько хорош, что ему удалось-таки убедить всех в достигнутом успехе и водить за нос столько времени, вытягивая деньги. Само убийство оказалось просто бессмысленным действием, которое разрушило всё, что так усиленно строил Скороход все эти годы, и угробило жизни многих людей.

Я сидел и смотрел, как мужчина с уничтоженной судьбой творит свой смертный приговор, избавляя себя от ужасной участи оказаться в руках дознавателей. В голове роились десятки вопросов, но все они казались не такими важными. Неистово вибрировавший телефон требовал внимания.

[Твоя девка и бабка у нас, тащи дневник волшебника или получишь их в разделанном виде. Никаких ментов, чтобы близко не было. Ждем тебя на заброшенном складе на севере города. Встреча в восемь.]

Загрузка...