Говорят, перед смертью вся жизнь проносится перед глазами. Чушь. Я умирал трижды — на залитых кровью песках Ирака, в удушающих джунглях Камбоджи, в ледяных пещерах Тибета. И каждый раз видел лишь абсолютное ничто. Не пугающее и не манящее — иное. Бытие и небытие в одном состоянии.
Но сейчас, посреди горящего чёрным пламенем храма Пяти Стихий, почему-то вспоминаю их всех. Учителя Ли, научившего меня чувствовать потоки ци, когда мне было пятнадцать. Слепого мастера Танаку, чьи удары были быстрее молнии. Монаха Тензина, показавшего, что сила и разрушение — не всегда одно и то же.
Все они давно мертвы.
А вот семнадцать элитных оперативников, только-только остывали на руинах храма. Мои ученики когда-то. Лучшие из лучших. Джейк, который так и не научился правильно ставить блок слева. Сара, чей удар ногой с разворота был настоящим произведением искусства. Маркус, способный часами медитировать под водопадом. Я дорожил ими. И убить их было больнее любой раны.
— Выходи, Майк! — мой голос эхом разнёсся по уцелевшему залу, отражаясь от почерневших колонн. — Хватит прятаться за спинами детей! Ты мог прийти и один, а не тащить их всех!
— Они сами вызвались, — из тьмы вышел высокий старик в белом кимоно. Его оголённая правая рука, покрытая письменами, пульсировала золотой энергией. — И не жаль их было убивать, Александр? Они боготворили тебя. До самого конца верили, что ты просто заблудился. Что великий Александр Русин одумается и вернётся. Но ты был бы не ты, если бы не добрался до сути совершенства, так ведь? Облик фантазма. Я чувствую в тебе всю его мощь… А ещё твоё тело… Ты молод, как и сорок лет назад…
Я смотрел на пожилого человека, которого долгие годы называл братом, и видел теперь лишь тень. Тень того весёлого парня, что когда-то вытащил меня из-под обстрела в Кандагаре. Тень идеалиста, с которым мы поклялись использовать древние знания во благо. С кем делил последнюю флягу воды в пустыне.
— Что с Евой? — спросил я, хотя уже знал ответ.
Наш медик, наша совесть, она единственная сразу поняла, во что превращается «Чёрная Хризантема».
Майк поморщился.
— Она сделала свой выбор.
По спине пробежал неприятный холодок. Ева была лучшей из нас. Она могла исцелять прикосновением, забирая чужую боль. Когда мы нашли первые записи о ритуалах, именно она предупреждала о цене.
— Знаешь, что она сказала перед смертью? — Майк провёл пальцами по письменам на руке, и золотое свечение вокруг него сгустилось. — Что однажды ты придёшь за мной. Что есть вещи, которые нельзя простить. Однако, я пришёл первым, вопреки её пророчествам.
Я не моргал, чувствуя, как внутри поднимается чёрное пламя. Высшая сила фантазма, способная разрушить грань между мирами.
— Она была мудрее нас, — я начал медленно двигаться по кругу, как и Майк. Мы оба знали, что сейчас сразимся насмерть, определив этим поединком судьбу всего мира. — Помнишь храм Лотоса? Тот старый монах говорил, что величайшая сила приходит не от желания власти…
— А от готовности всё отпустить, — закончил Майк. — Но он ошибался! Посмотри на меня! Я принёс жертвы, я заплатил кровью, и теперь, как никогда, близок к истинному могуществу! От бессмертия меня отделяет всего один шаг! Облик фантазма… Так раскрой же секрет как завладеть им, брат мой!
Я покачал головой:
— Спустя все прожитые годы, я наконец понял, зачем была вся эта культивация. Всё ради того, чтобы остановить тебя, брат.
— Ненавижу тебя… Я ненавижу тебя! — Майк взревел и бросился в атаку. — Умриии!
Первый удар был подобен вспышке сверхновой. Золотой свет вокруг его руки превратился в тысячи смертоносных игл, но я скользнул сквозь них, как учил мастер Танака. «Стань ветром, — говорил он, — и никакая пуля тебя не достигнет.»
Завязалась схватка двух сильнейших существ нашего мира. Каждый удар — как бедствие, разрушающее остатки храма. Каждый блок — и взрыв. Я видел, как неуправляемая энергия света выжигает последние остатки человечности в моём друге. Видел печати зла, проступающие на его коже. И призраки тысяч жертв в его глазах.
— Ты мог бы править миром вместе со мной! — кричал он, обрушивая на меня волны силы. — Мы могли бы стать богами!
— Мы могли бы остаться людьми! — я уклонился от потока его энергии.
И почувствовал, как его свет выжигает мою тьму. Золотая энергия, питаемая тысячами жертв, давала ему почти безграничную мощь. Но была и другая правда: с каждой атакой Майк всё больше терял контроль. То, во что он превращался, было древним злом, жаждущим вырваться в мир.
Тогда-то мне и вспомнились последние слова Евы, переданные умирающим послушником: «Когда придёт время, вспомни мантру перехода в новый мир. Ту, что мы нашли в пещерах Тибета. Есть другие реальности, Саша. Хоть в одной из них проживи свою жизнь нормально.»
Я зачитал древнее заклятие, чувствуя, как реальность вокруг задрожала. Каждый слог стоил невероятных усилий — мантра буквально выжигала всё изнутри.
— Что ты задумал⁈ — в голосе Майка впервые за долгое время прозвучал страх.
— То, чему нас учили! — я улыбнулся, глядя ему в глаза. — Отпускаю.
И активировал облик фантазма. Мой старый друг безумно улыбнулся, узрев вершину силы, и потянулся рукой, как безумец, а в следующий миг я щёлкнул пальцами, высвободив всю духовную энергию — мгновение тишины, вакуум, и пространство схлопнулось, испепеляя всё живое вокруг в радиусе десятка километров. Вот и конец. Я решил отдать всё, чтобы спасти этот мир. Зло уничтожено. Моя же душа устремилась в потоки чистой энергии.
Сознание возвращалось очень медленно. Первым пришло ощущение собственного тела — странное, непривычное, будто кто-то заменил все кости и мышцы на чужие. Потом звуки — приглушённые, доносящиеся откуда-то. И наконец, боль. Не всепоглощающая агония последнего боя, не раскалённая добела вспышка, разорвавшая реальность на части. Нет, эта боль была иной. Молодой. Свежей.
Я помнил всё. Храм Пяти Стихий, объятый чёрным пламенем. Майк, с глазами, полными древнего безумия. Мантра перехода. Последняя вспышка тьмы…
Значит, сработало? Но что именно сработало?
С огромным усилием открываю глаза. Потолок был высоким, с лепниной, изображающей какие-то сложные узоры. Непохоже на тибетский храм. Первая попытка пошевелиться вызвала новую волну боли, но заставляю себя сосредоточиться. Пятьдесят лет тренировок не прошли даром — даже в новом теле навык контроля над болью остался при мне. Подожди. Новом теле?
Поднимаю руку. Тонкие пальцы, без шрамов и мозолей. Гладкая кожа, без следов ожогов и порезов. Молодая рука. Слишком молодая.
— Что за чёрт…
Голос тоже был чужим — высоким, юным. Ни следа той хрипотцы, что появляется после десятилетий выкрикивания команд и боевых техник.
С каждой секундой сознание прояснялось всё больше, и вместе с ним приходило понимание: что-то пошло совершенно не так. Мантра перехода должна была перенести меня целиком и полностью. Тогда почему я в теле подростка, ещё и явно в чужом?
Медленно, преодолевая дрожь в незнакомых мышцах, сажусь на краю кровати. Комната была просторной с явным медицинским уклоном, если судить по характерным деталям: стойка для капельниц, шкафы с инструментами, запах лекарств. Но было в ней что-то странное. Неуместное.
Прищуриваюсь, пытаясь понять, что именно меня смущает. И увидел — светящиеся кристаллы в специальных нишах вдоль стен. Они пульсировали мягким светом, выделяя энергию в воздух. Энергию, которую я мог чувствовать. Не только снаружи, но и внутри себя. Занимательно. Это не ци, к которой привык, а что-то иное — структурированное, осязаемое. Она текла по телу подобно кровеносной системе, но подчинялась неким иным, незнакомым законам.
Прикрываю глаза и сосредотачиваюсь на этом потоке. Внутренним взором смог увидеть, как энергия циркулирует по каналам, таким похожим и одновременно непохожим на меридианы.
Ладно, с этим ещё разберёмся. Для начала нужно понять, где я, вообще?
За окнами виднелось серое небо и силуэты зданий — слишком размытые из-за промерзшего окна, чтобы разобрать детали. Откуда-то издалека доносились приглушённые звуки — гудки, похожие на корабельные.
Память — или то, что должно было быть памятью новоприобретенного тела — ощущалась как запечатанный конверт. Внутри есть ответы, но пока что за плотной завесой тумана. Последнее, что помнила башка — какой-то поединок, попытка постоять за свою честь, а потом — тьма.
И пришёл я.
— Так, — делаю глубокий вдох, успокаивая разум, привыкший анализировать любую ситуацию.
Давай по порядку. Я жив. Что уже неплохо. Пусть в чужом теле, но молодом, а еще с руками и ногами, что открывает отличные перспективы к выживанию. Что ещё? Я в каком-то мире, где существует энергия наподобие ци практиков. Выходит здесь существует культивация. И судя по обстановке палаты — мир достаточно цивилизованный. Хотя могу и ошибаться.
В коридоре послышались шаги. Два человека, судя по ритмам — один более лёгкий, возможно женщина, второй — тяжёлый. Они приближались к палате.
Инстинкты кричали на всякий случай приготовиться к бою, но давлю этот порыв. Пока не знаю, где нахожусь и что происходит, лучше наблюдать и собирать информацию. Именно этому учил меня старый мастер Ли: «Мудрый воин сначала узнаёт поле боя, и лишь потом выбирает оружие.» Чертовски правильное утверждение.
Шаги остановились. Откидываюсь на подушки, принимая позу очнувшегося пациента, что к первой встрече с обитателями этого нового мира вполне готов.
Дверь открылась с характерным щелчком. В палату вошли двое: коренастый мужчина в чистом белом халате и молодая женщина в простом сером платье с белым передником.
— А, очнулись наконец, курсант Волков, — произнёс доктор устало. — Я доктор Мельник, курирую врачевание учеников Городской Военной Академии Практической Эфирологии. Как самочувствие?
Городская Военная Академия. Память тела услужливо подсказала — одно из множества учебных заведений для детей дворян и способных простолюдинов. Здесь учили основам эфирных боевых искусств, готовя будущих городских стражников и военных.
— Я… — пришлось намеренно замяться, изобразив растерянность. — Где я? То есть, я понимаю, что в лечебнице, но…
Доктор Мельник нахмурился и достал потускневший эфирный резонатор — простейший прибор для диагностики, который явно видел лучшие дни.
— Что последнее вы помните, курсант Волков?
— Академия. Какой-то бой? Детали как в тумане.
— Неудивительно, — Мельник переглянулся с медсестрой. — Сестра Анна, подготовьте стандартный стабилизирующий раствор.
Пока сестра возилась у шкафчика, доктор присел на стул рядом с кроватью.
— У вас был учебный поединок с Игнатом Ковалёвым на занятии по базовым техникам контроля эфира. Ваш соперник не рассчитал силы, в результате вы в больнице.
Киваю, впитывая информацию.
— Мы уже сообщили вашей бабушке. Госпожа Волкова будет здесь через час.
Бабушка? Память тела шевельнулась, пытаясь подкинуть больше информации, но я придержал её — не время для глубоких погружений.
— Временная потеря памяти — обычное дело после энергетических травм, — продолжал Мельник, пока медсестра устанавливала старенький стабилизатор эфирного поля. — Особенно у молодых практиков. Память вернётся через несколько дней. А пока вам нужен покой и базовая стабилизация эфирного баланса. Хотя, честно говоря, ваши показатели сейчас даже лучше, чем были до инцидента, что удивительно.
Я уловил в его голосе искренний восторг.
— Отдыхайте, Волков, — Мельник поднялся, одёргивая рукав. — Завтра утром проведём полное обследование. И постарайтесь не беспокоить бабушку. Ей сейчас нелегко приходится.
— Благодарю.
Когда они ушли, закрываю глаза, анализируя ситуацию. Итак: я в теле молодого дворянина из явно обедневшего рода, а ещё курсант третьесортной академии, при том, не самый способный, раз оказался в больничке. Бабушка работает в лавке — видимо, дела совсем плохи. Но при этом бабуля и внук всё ещё держатся за титул, за принадлежность к дворянству, пусть и самого низшего ранга.
— Что ж, — бормочу, прислушиваясь к энергии, текущей по каналам. — Может, это даже к лучшему.
Ведь никто не ждёт чудес от нищего дворянчика. А значит, никто не будет слишком пристально следить за моими экспериментами с местными техниками. К тому же, мир свой я спас, а значит в этом могу жить как заблагоразумится. Так ведь напутствовала Ева? Забавно, что здешнее тело тоже зовут Александром, хоть с именем повезло — не нужно будет привыкать к другому.
Положив ладони под затылок, погружаюсь в медитацию. Внутренним взором рассмотрел энергетическую структуру нового тела. Местная сила — эфир, как все её называют — текла по своим каналам, похожим на синие речные протоки.
Но тут почувствовалась знакомая энергия… Не может быть!
В глубине, в самом центре существа, теплилось нечто иное — тёмное. Моё духовное ядро! Семя силы, взращенное годами практики и испытаний.
Мысленно тянусь к нему, пытаясь пробудить, и почувствовал сопротивление. Ядро и моя новая энергетическая система, как два магнита отталкивались друг от друга. Эфир этого мира активно противодействовал пробуждению древней силы.
Вот оно что. Либо-либо, значит?
Выбор был не из лёгких. Семя прежней силы было слишком слабым после реинкарнации — не могло проклюнуться через местную энергетическую структуру. Чтобы вернуть прежнюю мощь, пришлось бы полностью отречься от эфира, разрушить уже существующие каналы. Или. Или же принять правила нового мира, позволить семени раствориться, и начать всё с начала, используя знания и опыт прошлой жизни уже в новой системе.
Внезапно в коридоре послышались торопливые шаги — лёгкие, но уверенные. Выхожу из медитации.
Дверь открылась резко, без стука. На пороге показалась невысокая женщина лет семидесяти в простом тёмном платье и овечьей шали. Седые волосы собраны в косу, в серых глазах усталость, которая появляется не от работы, а от постоянной борьбы с обстоятельствами.
— Саша, — произнесла она тихо. — Как же ты меня напугал.
Память тела активировалась, подбросив воспоминаний. Вера Николаевна Волкова, урождённая княжна Радзивилл. Женщина, которая после смерти мужа отказалась от брака с богатым промышленником, чтобы воспитать внука. А ещё продала фамильные драгоценности, чтобы оплатить его обучение в Военной Академии.
Она спешно подошла к кровати. Рука, с мозолями от постоянной работы, но всё ещё сохранившая изящество аристократических пальцев, коснулась моего лба.
— Жара нет, — пробормотала она с облегчением. — Доктор Мельник сказал, у тебя возможна потеря памяти. Это правда?
Молча киваю.
— Ничего, — она присела на край, расправляя складки одеяла, видимо, любит порядок. — Память вернётся. А пока, может, оно и к лучшему. Забудешь эту глупую дуэль.
— Дуэль? — переспрашиваю, уловив новую деталь. Врач, вроде, говорил про учебный поединок.
Бабушка поджала губы.
— Ох, Сашенька… Когда же ты научишься держать гонор в узде? Да, этот Ковалёв — хам и выскочка. Но устраивать дуэль на территории Академии, где это строжайше запрещено…
Она покачала головой, плечи поникли — тяжесть всех забот разом навалилась на эту хрупкую старушку.
— Впрочем, сейчас главное — поправиться. А там — будем решать проблемы по мере их поступления. Как учил твой дед, хорошо?
И произнесла это с интонацией, которая подсказывала — фраза про деда была их общей семейной присказкой. Память тела отозвалась смутным теплом — видимо, данные слова часто звучали в их доме.
— Бабушка, — осторожно касаюсь её руки. — Прости, что заставил волноваться.
Вера Николаевна улыбнулась — впервые за весь разговор.
— Ты — Волков, внук. А мы — Волковы умеем превращать любые неприятности в возможности. Отдыхай. Утром принесу тебе настоящий бульон — эту больничную бурду и врагу не пожелаешь.
Она встала, поправила шаль и направилась к выходу. У двери обернулась:
— И да, Саша. Что бы ни случилось, помни — ты мой внук. Единственное, что у меня осталось. Поэтому постарайся больше не играть со смертью. По крайней мере, пока не встанешь на ноги, по-настоящему.
Дверь за ней закрылась, а я остался лежать, глядя в потолок. Теперь выбор между двумя путями развития силы стал ещё сложнее. Потому что он касался не только меня.
— Значит, Волковы умеют превращать неприятности в возможности? — бормочу, вспоминая, как старый мастер Ли говорил о важности корней. — Что ж, посмотрим, как это получится у «Нового Волкова».
После ухода бабушки в палате стало тихо. Поднимаюсь с кровати, чувствуя, как отзывается слабостью каждая мышца нового тела, и выхожу на балкон. Странно, что в больничной палате они есть, но, видимо, здесь это норма.
Петербург, а именно в нём я и оказался, раскинулся во всей красе зимнего вечера. Падал крупный пушистый снег, превращая город в нечто сказочное. Вдоль улицы тянулись старинные фонари, мягко светящиеся голубоватым эфирным светом. По заснеженным тротуарам спешили люди — кто-то в привычных пальто и шубах, кто-то в странных одеяниях, третьи — в военных униформах. Свежий морозный воздух ударил в лёгкие, мгновенно прогоняя остатки больничной дрёмы. Глубоко вдыхаю, наслаждаясь моментом. Всё-таки что-то в этом городе было магическое. Внизу, по улице, весело переговариваясь, шли две девушки в белых халатах и наспех накинутых меховых шапках. В руках выпечка и термос. Похоже из нашей врачевальни. Одна из них — рыжеволосая красавица — подняла голову и встретилась со мной взглядом. Её глаза расширились, она прикрыла рот ладонью в изящной перчатке и что-то шепнула своей спутнице. Та тоже посмотрела наверх, на балкон третьего этажа, прямо на меня, и обе девушки залились звонким смехом, поспешно отводя глаза.
— Что за… — нахмуриваюсь.
В прошлой жизни, конечно, не был писаным красавцем, но проблем с девушками никогда не было. И, судя по тому, что успел увидеть в отражении, это юное тело тоже не должно вызывать такую насмешливую реакцию. Тогда в чём проблема…
И тут лёгкий морозный ветерок скользнул по коже, вызвав волну мурашек, и наконец опускаю взгляд.
Чёрт!
На мне были только больничные труселя. Довольно опрятные, надо признать, но всё же не совсем подходящий наряд для светской прогулки по зимнему Петербургу!
Пришлось поспешно отступить в палату. Пятьдесят лет боевого опыта, древние техники, убийство демонического существа — и вот он я, стою как идиот в одном исподнем на балконе. Нет, если быть откровенным — мне-то по боку, но, надеюсь, бабулька моя об этом не узнает, её же удар хватит от таких аристократических манер!
Где-то внизу всё ещё слышался затихающий девичий смех.
И признаться, чертовски привлекательный. Однако, надо бы выспаться. Что же до остального — подождёт, как и весь новый мир.