— Сашуня, подъём!
Дежавю прям. Голос бабули пробивается через свинцовую усталость. Разлепляю глаза и пытаюсь сесть. О боги. По мне что? Проехался бронепоезд? Вчерашняя драка потом ещё и битва со снегом… Жуть. Давненько так не выкладывался. Состояние разбитое, но почему довольно улыбаюсь? Причина проста — оно того стоило. Моя работенка лопатой. Сегодня Викусик поймёт, что всё не так просто, хе-хе!
Умывание превратилось в настоящее испытание, честное слово. Руки не слушались. Но улыбка, зараза, всё не сходила, пока натягивал форму и причёсывал порядком отросшие волосы.
— Доброе утро, — вхожу на кухню, всё с той же ухмылкой.
Бабушка как раз ставила на стол тарелку с кашей. Увидев мой сияющий видок, с любопытством приподняла брови:
— Что это с тобой? Случилось что хорошее?
— Пока нет, — тянусь к кружке с чаем, морщась от боли в плечах. — Но очень скоро случится.
Мой особый «подарочек» для госпожи ректора. Посмотреть бы на неё в этот момент, когда она увидит это. Эх, жаль даже упускать столь вкусное зрелище.
Каша оказалась лучше вчерашней — или просто так сильно голоден после всех подвигов?
— Бабуль, сегодня задержусь, — целую её в щёку после завтрака. — Много пар, да и дополнительные занятия…
— Главное, покушай там чего, внучок, — и сунула мне в карман завёрнутый в пару салфеток пирожок.
Какая милота.
…
Утренний морозец бодрил. У крыльца цветочной лавки замечаю соседку — она как раз открывала ставни, впуская солнечный свет в витрину.
— Доброе утро! — решаю сегодня поздороваться первым.
Она обернулась, похлопала глазками:
— Надо же, какой сегодня ты жизнерадостный, Сашка! Редкое зрелище!
— А что грустить? — улыбаюсь одной из своих скромных улыбок. — Потерял память — и как заново родился. Все проблемы забыл. Так что буду радоваться, пока те не нашли меня снова.
Она рассмеялась — легко, без кокетства:
— Хороший подход! Мне бы тоже таблетка с амнезией пригодилась бы…
— Больше нет, все я разобрал. Удачного дня, — и, подмигнув ей, двигаюсь дальше.
— И тебе, — донеслось от неё вслед со смешком.
Это не был флирт, никаких двойных смыслов — просто человеческое общение. Предпочитаю не иметь замужних женщин. Хотя, бывают и исключения, конечно. Но, как говорится, они только подтверждают правило!
…
Эфировозка задерживалась. Мороз пробирал до костей, настолько, что можно было невольно позавидовать аристократам, разъезжающим в личных экипажах с эфирным подогревом.
Наконец, знакомый скрип колёс. Моя пятёрочка подъехала — старенькая, вся в изморози, но как же я скучал!
Ох, а народу-то набилось сколько! Но даже так — нашёл относительно свободный «островок» у окна и погрузился в размышления, разглядывая морозные узоры на стекле.
На следующей остановке часть пассажиров вышла, и тут же хлынула новая волна входящих. Кто-то в давке наступил мне на ногу.
— Простите, я… — знакомый голос заставил оторваться от окна.
Екатерина Чернышевская — да, та самая спасенная и переведенная ученица. Вот так встреча. За её плечом маячила рыжая голова Елизаветы.
— Ничего, бывает, — снова отворачиваюсь к окну.
— Простите, — Катерина закусила губу. — Мы… мы нигде раньше не встречались?
— В академии. Учимся в одной группе, — отвечаю ей, продолжая смотреть на узоры.
— Я имела ввиду ранее. А так знаю, конечно, что мы в одной группе.
— А я вчера видела, как вы разобрались с хулиганами у спортзала, — вмешалась Елизавета, подвинувшись. — Вы где-то дополнительно обучаетесь боевым искусствам, Александр?
Ого, она решила показать, что запомнила моё имя.
Поворачиваю голову:
— Увы, происхожу из небогатой семьи, — и по-простецки пожимаю плечами. — На частные уроки средств нет.
— А-а, вот как… — разочарование на её лице было таким явным, что даже забавным. — Я думала, это просто случайность, что вы тоже решили прокатиться на транспорте для… для… — она запнулась, поняв, что сказала лишнее.
Ну да, богатенькие наследники разъезжают на экипажах. На эфировозках же простой люд — работяги всех мастей, студенты из небогатых семей, мелкие торгаши. Все те, кто не мог позволить себе транспорт для элиты.
— Знаете, мадемуазель Румянцева, — я не злился, ведь прожил немало лет и осознаю, что она просто-навсего избалованная девица. К тому же, и воспитание соответствующее. В чём её винить? Только если в бестактности. Но какие её годы? Так что спокойно говорю: — жизнь настолько переменчивая вещь. Сегодня ты на эфировозке, завтра — в карете. И наоборот. Главное в обоих состояниях вести себя достойно.
Лиза покраснела. В глазах Екатерины мелькнуло понимание. Эти юные девицы только начинают жить по-взрослому, им столько предстоит узнать о жизни, что мои нравоучения покажутся детским садом, без сомнений.
У входа в академию наши пути разошлись — Катя с Лизой направились в женскую гардеробную, я в мужскую. Ну и оживление же тут царило.
— Ты это видел⁈
— Да ладно, быть не может…
— Говорю тебе, поднимись на второй этаж — там уже все наши собрались!
Неторопливо снимаю пальто, подавляя довольную улыбку. Мой ночной «подарок» уже обнаружили. Интересно, как там Виктория Александровна? Оценила творческий подход?
— Это же надо такое придумать…
— Да его теперь точно отчислят!
— Если найдут…
Вешаю пальто на крючок и одёргиваю мундир. Утро определённо начиналось не с кофе, но не менее приятно.
Забрав учебники, поднимаюсь по лестнице. Кругом возбуждённый гул голосов. На втором этаже собралась приличная толпа зевак.
Скрип дверных петель справа прервал размышления. Обычный звук, ничего такого — в академии постоянно кто-то входит и выходит из аудиторий. Только вот боевые инстинкты уловили что-то неправильное. Может, слишком резкое движение за спиной?
Не успеваю додумать эту мысль — сильный толчок в спину, ещё один сбоку. Двое неизвестных буквально впихнули меня в открытую дверь класса.
— Попался! — торжествующий возглас, и чей-то кулак взметнулся к моему лицу.
Тело среагировало — лёгкий наклон головы, и внушительный кулак просвистел мимо уха.
— Держи его! — заорал вчерашний мелкий, захлопывая дверь класса.
— Сейчас ты получишь своё, умник! — взревел и бугай со вчерашней потасовки, бросившись в атаку.
Удар, ещё удар — он молотил воздух эфирными кулачищами, а я уходил от каждого выпада, отступая вглубь класса. Сильный чертяка, кабы не попал. Но медленный.
— Да стой же на месте, крысёныш! — взревел здоровяк.
Пинаю в него стул. Следом парту. Тот выругался. Перепрыгиваю на другой ряд, уворачиваясь от захвата рукава. Замечаю ещё движение — мелкий пытается зайти сбоку, сжимая в руке толстенную линейку как импровизированную дубинку. Бейсболист хренов.
Значит, загоняют в угол, чтобы атаковать всем скопом.
Глобус на тумбе наводит на идею. Нет, не переехать. А натянуть пару задниц. Хватаю его и швыряю в морду ближайшему бугаю. Тот инстинктивно отшатнулся, закрывшись руками.
— Не уйдешь! — второй крепыш попытался ухватить меня.
Перекатываюсь через парту. Приземляюсь и тут же пропускаю удар в челюсть — мелкий успел. Шустрый однако.
Во рту привкус крови. Губа разбита? Да как-то похрен.
— Вы попали, — сплевываю кровь на пол.
Надоело. Пора заканчивать игры в кошки-мышки. Никакого: ребята, давайте жить дружно! Пора, сукам, устроить. Резко разворачиваюсь, хватаю мелкого за грудки, бью лбом в рожу и перебрасываю через бедро. Тот впечатывается в пол, завыв, как псина.
— Хватайте его! Хватайте! — заревел он, схватившись за вывихнутое плечо. — Ая-я-яй! Рука-а-а…
Здоровяки бросились одновременно. Глупо. Только помешали друг другу.
Ныряю под ручищу первого, одновременно хватая штанину пониже второго и подсекаю. Тот грохнулся на парту, опрокинув её своим весом. Базовая техника айкидо — использовать силу и массу противника против него самого.
— Волков — сука! — другой здоровяк занёс кулак, проводя какой-то особый сокрушительный удар.
Вместо уклонения шагаю ему навстречу — любимый приём старого мастера Чена. Успеть среагировать на такой манёвр? Ну, если только он слишком удачлив. Нет. Не удачлив. Короткий удар прошёл. Впечатался в солнечное сплетение, и ещё один горе-боец поцеловал пол.
Вытираю кровь с губы рукавом.
Второй откормыш как раз выбирался из-под парты. В ошеломленных глазах недоумение. Что, не ожидал, что «слабак» Волков окажется настолько опасным противником? Странно, что он не понял этого еще после вчерашней взбучки.
— Эй, тумбочка, — шагаю к нему неспешно, — в следующий раз, прежде чем нападать на кого-то в закрытом помещении, убедись, что жертва действительно слабее.
Он пополз задницей назад, но запнулся о глобус и рухнул на спину. Бью туфлей ему точный удар в челюсть — и тишина. Не сильно конечно, так увесистая пощечина стопой, но ему хватило.
Мелкий уже заткнулся, в надежде не отсвечивать. Просто тихо постанывал, держась за плечо.
И как всегда бывает в такие минуты…
Дверь класса неожиданно распахнулась.
Как же невовремя. Сейчас, ведь всё выглядит будто здесь только один плохой парень — я.
На пороге застыли трое дежурных с повязками.
Снова дисциплинарный комитет. Ну, конечно, кто же это ещё мог быть? И почему они всё время объявляются в самый неподходящий момент?
— Что здесь происходит⁈
Одного из них узнаю сразу — тот самый, что вчера сопровождал меня к завучу. Он окинул взглядом разгромленный класс, стонущих на полу хулиганов, меня с разбитой губой.
— Опять ты, Волков⁈ — видимо, тоже удивлен нашей неожиданной встрече.
— Меня спровоцировали, — пожимаю плечами, снова вытирая кровь. — Если поведёте к завучу, то и этих господ прихватите. А хотя… — и закатываю глаза, — точно, здесь же всё решается без справедливости. Рулит только сила и власть. Как я мог забыть.
Один из здоровяков — кажется, Тема — начал приподниматься. Что ж, самое время преподать ИНОЙ урок.
Не меняя выражения лица, ставлю на него ногу, прямо подошву туфли, и он снова заваливается на спину. Я же наступаю ему на щёку, медленно проворачиваю каблук.
— АААА! — раздался его визг.
— Курсант Волков! — взбудоражился кто-то из дисциплинарников.
— Полезете ко мне ещё раз, — мой голос стал тихим и очень, ОЧЕНЬ спокойным, — выбью все зубы и заставлю сожрать. По одному.
Дежурные застыли, не зная, как реагировать на такую демонстрацию жестокости.
Но мне плевать. Раз выгляжу как виноватый, то ни к чему сдерживаться.
Убираю ногу, одёргиваю мундир и поворачиваюсь:
— Ну что, к завучу? Или сразу к ректору?
…
Кабинет завуча напоминал разворошенный муравейник. Строганов метался между столом и шкафами, бормоча под нос ругательства и лихорадочно собирая документы.
— Волков? Опять⁈ — он на секунду замер, потом снова принялся рыться в бумагах. — Нет-нет, не сейчас! У меня срочное совещание! Проверка! Инспекция!
И вылетел из кабинета, со стопкой папок, ещё и нас чуть не сбив с ног.
— Первый раз вижу Строганова таким дёрганым, — прифигел один из дежурных.
— Что-то явно происходит, — отозвался второй. — Видел, как целая комиссия приехала? Все в мундирах…
— Ладно, пошли к ректору, что ли.
— Ага.
Мы продолжили путь. На повороте к лестнице из женского туалета вышла Лиза. Первый урок уже начался, но она, видимо, отпросилась. Наши взгляды встретились — её глаза расширились, заметив мою разбитую губу. Она собиралась что-то сказать, но мы уже прошли мимо.
— Уверен, что стоит беспокоить ректора? — неуверенно спросил младший дежурный у старшего.
— Она сама распорядилась утром, чтобы всех нарушителей сразу к ней. Особенно Волкова.
Поднимаемся на этаж администрации. У дверей приёмной старший дежурный обратился секретарю:
— Привели Волкова. По поводу драки.
Та смерила меня раздраженным взглядом и указала на дверь:
— Проходите, курсант Волков. Остальные свободны.
Что ж, пора встретиться с последствиями своих действий. И почему-то кажется, что разбитая губа и драка в классе будут наименьшей из проблем.
Виктория Александровна стояла у окна, глядя на заснеженный двор. Даже не обернулась, когда я вошёл.
— Подойди, — её голос прозвучал обманчиво мягко.
Такую женскую интонацию я знал слишком хорошо. Злится, хе-х. Ну, не мило ли?
Встаю с ней рядом. Внизу, на девственно-белом снегу, красовалась огромная надпись, которую я старательно вытаптывал полночи: «ВИКА Д, Я БЕЗ УМА ОТ ТЕБЯ!» А рядом — кривоватое сердце.
— Пожалуй, это самое уродливое сердце, которое я когда-либо видела, — она склонила голову набок. — Наверняка его нарисовал какой-то неумеха.
— Зато от души, — продолжаю смотреть в окно. — Видно старание. Хотя вы правы — сердце вышло каким-то побитым.
Она тихо хмыкнула:
— Остроумно. Скажи, Волков, как сильно тебя ударили по голове на дуэли?
Наконец она повернулась и заметила мою разбитую губу. Продолжаю глазеть на собственное творение на снегу, при этом чувствуя её пристальный взгляд.
— Бывало и посильнее, — и поворачиваюсь, встречаясь с ней глазами.
— Только не говори, что снова подрался.
— Не буду. Просто упал.
— Упал? — она изящно приподняла бровь. Не верит.
— Да. Так сильно спешил на учебу… и на свидание с одной красоткой.
Её смех оказался неожиданным — низким, грудным, искренним. Так смеются женщины, когда не нужно держать лицо. На мгновение передо мной была не грозный ректор, а просто красивая женщина, которую искренне позабавила нелепая ситуация.
Но только на мгновение.
— А ты… занятный экземпляр, — её смех оборвался также внезапно, как начался. — Неужели правда решил за мной приударить? Ты хоть понимаешь…
И её улыбка вдруг превратилась в хищный оскал. Воздух в кабинете сгустился. Запахло грозой. Её золотые волосы медленно поднялись, как в невидимом потоке, а в глазах вспыхнуло голубое пламя эфира.
— … какую пропасть пытаешься перепрыгнуть, мальчишка? — она сделала шаг, приблизившись. — Нет, даже не так. Как ты смеешь даже смотреть на меня таким взглядом? А, пацан?
Эфирная мощь обрушилась на мои плечи многотонным прессом. Охренеть — не встать! Вот-вот сломаются коленки, суставы уже завыли, капилляры в носу лопались один за одним. Хлоп-хлоп-хлоп. Брызнула из ноздрей кровь. Любой неофит должен сейчас рухнуть, раздавленный этим чудовищным давлением. Но… НО! Не дождешься, женщина! Стискиваю зубы. По подбородку хлыщет кровь из разбитой губы, из носа. Колени дрожат, каждый мускул кричит в истерике от перенапряжения, но…
НО!!!
Преодолеваю эти тонны давления. Медленно, буквально сражаясь за каждый градус, приподнимаю подбородок и смотрю ей прямо в глаза. Я не упаду. Ни за что. Сдохну тут, но не паду ниц.
Дверь распахнулась — на пороге застыла перепуганная секретарь, почуявшая всплеск силы. И Виктория мгновенно погасила ауру.
А дальше… Дальше ничего. Тьма. Кажется я встретился лицом с паркетом…
Интерлюдия
— Виктория Александровна! — секретарь застыла в дверях, переводя взгляд с бесчувственного тела курсанта на ректора. — Вы его…
— Нет, — Виктория опустилась на одно колено рядом с Волковым, проверяя пульс. — Просто потерял сознание. Хотя… — она провела рукой над его телом, считывая потоки эфира, — боль он испытал существенную.
И нахмурилась, заметив проступившие на его шее и запястьях посиневшие эфирные сосуды — как тёмные змейки под кожей. Тут же пришло осознание — она полностью выжгла его эфирные каналы своим давлением.
— Глупый мальчишка, — её пальцы невольно коснулись его лица. — Нужно было просто сдаться…
Сколько их было — самоуверенных юнцов, пытавшихся произвести на неё впечатление? Но выстоять под прямым ударом эфира пятого ранга? Это было что-то новое. Безумное.
— Вызови медиков. Пусть заберут его в медблок.
— Как прикажете!
Секретарь выскочила за дверь, Виктория же достала тонкий батистовый платок. Осторожно вытерла кровь с его подбородка и разбитой губы.
— Продолжишь так храбриться, мальчишка — обожжёшься, — она говорила тихо, будто самой себе. — Ковалев не оставит тебя в покое, а я не стану помогать, пока не попросишь. Вопрос только в том, готов ли ты признать слабость?
— Катя, ты не поверишь! — Лиза оттащила подругу в угол класса, как только прозвенел звонок на перемену. — Я видела Волкова в коридоре — у него всё лицо разбито!
— О боги, у него что, снова неприятности? — подключилась Мария с соседней парты.
— После больницы он как с цепи сорвался, — поддержала её Анна. — Совсем крышу снесло.
— Он раньше был другим? — Катя нахмурилась. — И что за больница? Что случилось?
Софья Вишневская, до этого делавшая вид, что занята учебником, эффектно откинула русые волосы:
— Ничего особенного. Просто неудачник, осмелившийся бросить вызов Игнату Ковалеву из 105а. А тот, между прочим, уже достиг ранга инициированного. Неудивительно, что Ковалев отправил его в больницу. И если бы Волков был умнее, он бы не возвращался вообще.
— Почему ты так к нему относишься? — Лиза искренне хотела понять. — По-моему, Александр вполне достойный парень. И внешне тоже ничего так…
— Достойный? — Софья приподняла бровь. — Он худший по боевой успеваемости. Обычный слабак. А то, что вчера раскидал каких-то недоумков… Ну, знаешь, и палка раз в год стреляет. Иногда даже неудачникам везёт.
Звонок прервал их разговор, и в класс вошёл преподаватель истории эфирных искусств…
Пустой класс на верхнем этаже академии.
— Что значит — отбился? — Ковалев говорил тихо, но от этого спокойствия мурашки по коже. — Снова?
Мелкий со шрамом нервно переминался с ноги на ногу:
— Он… он как будто знал, чего ожидать. Двигался странно. Использовал против нас парты, глобус…
Звук пощёчины разнёсся по пустому помещению. Мелкий отлетел к стене, держась за щёку.
— Значит, вчера была не случайность, — Ковалев, вытирая ладонь платком, зашагал по комнате. — Этот ничтожный неофит действительно что-то умеет.
— Дай нам ещё один шанс! — подал голос один из громил, хотя и без особого энтузиазма. Слова Волкова о выбитых зубах всё ещё звенели в ушах.
— Пошли вон.
Когда они ушли, Ковалев подошёл к окну. Отражение в стекле исказилось от злости.
— Раз неофиты не справляются… Придётся привлечь кого-то посерьёзнее.