Глава 8

Дышу — значит существую.

Первым пришёл запах — терпкий аромат сигарет, смешанный с лекарствами. Затем звуки — тиканье часов, шорох занавесок на ветру, далёкий грохот за окном. И наконец, ощущения — мягкость перины под спиной, пульсирующая боль в боку.

Приоткрываю глаза. И понимаю, что нахожусь не в больничной палате, а в типичной петербургской квартире — высокие потолки с лепниной, массивная люстра, обои с витиеватым узором. Тянуло морозным воздухом и сигаретным дымом.

Кто-то захлопнул форточку. Затем шелест платья.

— Ну наконец-то, — прозвучал знакомый голос. — А я уже начала беспокоиться.

Медсестра Анна? Из той самой больницы, где очнулся впервые… Стояла сейчас у окна, элегантным жестом туша сигарету в хрустальной пепельнице. Выглядела она иначе — никакой больничной униформы, только строгое серое платье и собранные в косу чёрные волосы.

Медленно поднимаю руку, пальцами нащупываю плотную повязку под рёбрами. Рана от ножа отозвалась тянущей болью.

— Живой, значит, — собственный голос как чужой, хриплый.

— И очень везучий, — Анна присела на край постели. Чётче запахло табаком и травами. — Лезвие прошло по касательной, не задев внутренние органы. Ещё сантиметр влево — и мы бы сейчас не разговаривали.

Её тонкие пальцы прошлись по моей повязке, проверяя швы. Уверенно, профессионально.

— Куда ты умудрился вляпаться, Волков? — вот и настало время упрёков. — Только выписался из больницы — и снова на операционный стол. У тебя что, хобби такое — коллекционировать шрамы?

— Профессиональная привычка, — попытался ей улыбнуться, но вышло убого из-за боли. — Кстати, где я?

— У меня дома, — она поднялась и подошла к столику с медикаментами. — Некогда было тащить тебя в больницу. Слишком много крови потерял. Да и… — она обернулась, — после того инцидента с буйным пациентом задолжала тебе услугу.

— Спасибо конечно, но как ты оказалась там, у депо?

— Да ничего загадочного, — Анна фыркнула, присаживаясь обратно на кровать. — Сидела в трактире «У Степаныча». Пошла домой, как мимо пронеслась толпа мальчишек. Бегут как от пожара, лица перепуганные…

Она достала новую сигарету, но передумала закуривать и сунула обратно в портсигар.

— Я и посмотрела, от чего они так драпают. Подошла, а там на снегу тело валяется. Присмотрелась — ба, знакомое лицо! Мой бывший пациент, только теперь зелёный и одновременно бледный как смерть. Кричать бесполезно — в этом районе хоть режь, хоть насилуй, никто и головы не повернёт. До больницы далеко, ты кровью истекаешь… Пришлось тащить к себе. Хотя, — она шутливо ткнула меня в плечо, — для такого тощего студентика ты неожиданно тяжёлый. Чем тебя кормят?

— Пирожками.

— Тогда понятно, — она поднялась. — Надо будет зайти к твоей бабушке за рецептом. А пока лежи смирно, горе-дуэлянт. И только попробуй испортить мои простыни.

— Мне домой надо, — пытаюсь приподняться. — Бабуля с ума сойдёт…

Рёбра пронзило болью, голова закружилась. Пришлось с позорным стоном рухнуть обратно на подушку.

— Не сейчас, герой, — Анна покачала головой. — В таком состоянии ты даже до уборной сам не дойдёшь, не то что через полгорода.

— Понимаю, но бабуля…

— Можем отправить ей телеграмму через курьерскую службу. В квартале отсюда есть отделение.

Приподнимаю бровь:

— А это мысль. Есть бумага?

Анна через полминуты поисков протянула мне блокнот и карандаш.

Быстро набрасываю текст, диктуя вслух:

— Дорогая бабушка, я остался у своей девушки…

— Волков! — Анна возмущённо выхватила блокнот. — Ты что, совсем⁈

— Шутка, — невинно улыбаюсь. — Перепишешь? А то мой почерк слишком ужасен.

Она закатила глаза, но взяла чистый лист:

— Диктуй уже, шутник.

— Бабушка, не беспокойся. Остался у друга. Изучаем новую технику боя — очень полезную для академии. Вернусь завтра или послезавтра. Не скучай там. Твой внук, Александр.

— Твоя бабушка поверит в историю про боевые техники? — Анна аккуратно сложила записку.

— Поверит или сделает вид, что поверит, — прикрываю устало глаза. — В любом случае, ей лучше думать так, чем знать правду, что её внука пырнули ножом.

— Резонно, — Анна накинула лёгкое пальто. — Скоро вернусь. Лежи спокойно и не пытайся геройствовать. Хорошо?

— Хорошо.

Дверь закрылась, и остаюсь один в полутёмной комнате. Сквозь приоткрытую форточку доносится гул города — цокот копыт, обрывки разговоров, далёкие корабельные гудки.

— Вот же… — вздыхаю, морщась от боли. — Теперь ещё и неудобства девушке создаю.

Какой сегодня день? Память подсказывала — пятница. Вечер пятницы. Обычно молодые люди в такое время веселятся в трактирах, барышни танцуют на балах. А вместо этого Анна возится со мной, меняет повязки, отправляет телеграммы.

— Надо будет как-то отблагодарить её, — бормочу, осторожно переворачиваясь на здоровый бок. Простыня приятно холодила разгорячённую кожу. — И со всеми остальными поквитаться тоже не забыть.

Сон навалился неожиданно. Глубокий, как омут. Но необходимый, как воздух…

Разбудил меня женский смех — лёгкий, звенящий, не скованный приличиями. Приоткрываю глаза. В спальне темно. Свет падал из соседней гостиной.

— … и привела домой парня, причём такого симпатичного, а мне ни слова! Что ты за подруга после этого? — незнакомый голос звучал игриво, с хрипотцой.

— Наташ, он же курсант, мальчишка ещё, — судя по голосу, Анна улыбалась. — Да и я уже рассказывала, что его ранили.

— И что? Настолько сильно, что теперь он греет твою постель? — и новый взрыв смеха.

Осторожно поворачиваюсь набок. Через приоткрытую дверь виднеется небольшая кухня-гостиная. Анна сидела за столом с бокалом вина, напротив — яркая рыжеволосая девушка в зелёном платье с вызывающе глубоким декольте. Её пышные формы как контраст со стройной фигурой хозяйки квартиры. Не толстуха, просто сочная в нужных местах.

Анна шутливо толкнула подругу:

— Дурочка! Тише ты, вдруг он проснётся?

Рыжеволосая красотка — Наташа стрельнула глазами в сторону спальни. Прям взгляд тигрицы ей богу.

— Так может, мы его того… сами разбудим? — и подмигнула Анне, демонстративно расправляя плечи так, что кружево платья натянулось сильнее. — Такого красавчика грех держать в одиночестве.

— Наташа! — возмущённый шёпот Анны.

— Да шучу я, шучу, — Наташа театрально вздохнула и опрокинула в себя бокал вина. — Хотя, признайся, он тебе нравится. Я же видела, как ты на него смотрела.

Тихонько прикрываю глаза, притворяясь спящим.

— И что с того? — в голосе Анны звучала напускная беспечность. — Нравится — не нравится, какая разница? Он просто курсант, и я помогаю ему не потому, что он мне нравится. Я — медик, и это, знаешь ли, не пустые слова, а призвание.

Пауза.

Звон бокалов.

Чокнулись.

— Ну и ещё у него красивый прищур, — она вдруг хихикнула, определенно захмелев. — Когда улыбается — глаза сужаются так… а ещё та симпатичная родинка под левым глазом…

— Ага! — Наташа торжествовала. — А строила из себя деву Марию! Соблазни его, подруга. Уверена, у него и самого мыслишки самые похотливые. Он же в самом интересном возрасте — когда уже всё может, а опыта никакого!

Скрип стула, шелест платья — видимо, Анна поёрзала, устраиваясь удобнее.

— Даже не знаю… — её голос стал тише. — Как-то неправильно выйдет — пользоваться его состоянием и положением. Да и выглядеть будет нехорошо. Всё-таки я помогаю ему из искренних побуждений.

— Ох, Анна, — Наташа шумно вздохнула. — Ты слишком много думаешь! Показать тебе, как надо совращать таких юнцов?

Моё сердце предательски ускорило ритм. Еле сдержался, чтобы не открыть глаза и не взглянуть на них обеих.

— Покажи, — голос Анны прозвучал необычно — смущённо и одновременно с вызовом на слабо.

— А ревновать не будешь? — тихо хохотнула Наташа.

— А что ревновать? — ответная усмешка. — Аристократы берут по восемь жён. Многожёнство — обычное дело.

— Я к тому, что могу стать его первой женщиной.

— Это не так важно, — странная нотка в голосе Анны. — Главное — быть одной из любимых.

— Раз ты так говоришь.

Скрип половицы. Кто-то поднялся из-за стола.

— Действуй, подруга, — шёпот был едва слышен.

Я напрягся. Глупое, мальчишеское тело реагировало предательским жаром. Пятьдесят лет медитаций, контроля над разумом и телом — и вот они все насмарку из-за дурацких гормонов! Лёгкие шаги приближались к спальне. Дверь скрипнула. Аромат духов и алкоголя наполнил комнату.

— Спишь, красавчик? — шёпот Наташи был бархатным, обволакивающим.

Продолжаю имитировать сон, размеренно дыша. Матрас прогнулся — она присела на край. Тёплые пальцы коснулись моей щеки, скользнули по шее.

— Такой юный… и такой хорошенький, — её шёпот щекотал ухо. — Знаешь, чему я тебя научу?

Пальцы начали оттягивать одеяло. Медленно, очень медленно.

— Наташка, ты бессовестная! — шёпот Анны из дверного проёма звучал и возмущённо и восхищённо.

Я почти решился «проснуться», когда улица за окном взорвалась звуками тревоги.

Виу-виу-виу!

Резкий, пронзительный вой сирен. Гулкие удары колокола с ближайшей пожарной башни. Топот сапог по мостовой.

Наташины пальцы замерли.

— Что за чёрт⁈ — прошептала она.

— Городская тревога, — Анна подошла к окну.

Новый вой сирены, ещё ближе. Уже не только колокол, но и крики людей на улице.

— Седьмой район! — донеслось через форточку. — Все практики — в седьмой район!

Резко открываю глаза, забыв о притворстве. Мощный грохот сотряс окна. За ним второй — ещё сильнее. С потолка посыпалась штукатурка.

— Что за⁈ — Наташа тоже подскочила к окну, пытаясь рассмотреть что же там.

Ночное небо вспыхнуло — голубым, серебристым, алым. Как фейерверк над крышами домов. Но вместо праздничного гула с улицы — крики и звон оружия.

— Эфирное сражение! — Анна метнулась к противоположной стене, дёрнула за рычаг. Из стенных пазов выдвинулись металлические панели, с лязгом закрывая окна. — Наташка, помоги с северной стороной!

Подруга бросилась к соседней стене, активируя защитный механизм. По улице пробежал отряд стражников.

— Вызывайте боевой корпус! — донеслись крики снизу.

Новый взрыв сотряс здание.

Поднимаюсь с кровати, морщась от боли. Девушки слишком увлеклись происходящим за окном, чтобы заметить мой подъём. Подхожу к ним сзади, наблюдая за отблесками эфирного сражения через узкую щель между панелями.

— Что там вообще происходит? — и кладу ладони им на задницы, сжав. Ну, а что теряться?

Наташа вскрикнула, резко обернувшись. Бледное лицо залилось краской, когда обнаружила мою руку на своём стратегическом тылу.

— Ты… ты… — она задыхалась от возмущения, которое очевидно смешалось с другими эмоциями.

Анна тоже оглянулась, глаза взглянули на мою вторую руку, уверенно державшую её за зад. Но вместо ожидаемой пощёчины приподняла бровь:

— Боевая тревога, — и произнесла это, делая вид, что не замечает моего тактильного вторжения на её территорию. — Кто-то устроил эфирный поединок прямо на улице. И судя по масштабу, точно не дружеская дуэль.

— Ясно, — невозмутимо подмигиваю Наташе, которая всё ещё не могла решить — дать мне пощёчину или расхохотаться. — В таком случае, пойду спать.

И развернувшись, ухожу обратно в спальню. У самой двери оборачиваюсь с ухмылкой:

— Кстати, если вдруг вам тоже станет страшно… под одеялом хватит места на троих.

И, закрыв дверь, прислоняю ухо. Секунда тишины, а затем — приглушённый взрыв девичьего хохота.

— Видела его лицо⁈ — сквозь смех протараторила Наташка. — Думал, мы в обморок упадём от такой наглости!

— Он чуть не уронил челюсть, когда понял, что я не собираюсь возмущаться! — вторила ей Анна.

— Слушай… а может, правда к нему пойдём? — в голосе Наташи вновь зазвучали хищные нотки. — Такой дерзкий мальчик заслуживает… воспитательных мер.

— А, знаешь, ты права. И прихватим вина, — согласилась Анна. — Всё равно из-за этой тревоги до утра не уснёшь.

Поспешно отлепляюсь от двери и юркаю под одеяло. Охо-хо! А вечер-то обещает быть значительно интереснее, чем я рассчитывал!

* * *

Если бы меня спросили, что ярче всего запомнилось из той ночи — то это точно не эфирное сражение на улицах Петербурга. Хоть оно и было впечатляющим.

Скажем так: Наташа и Анна оказались куда более увлекательными собеседницами, чем можно было подумать. Особенно после второй бутылки вина.

Уверен, даже самые умелые практики императорской гвардии не могли бы создать такое пламя, какое разгорелось в скромной петербургской спальне. И, даже я, проживший ту ещё жизнь, остался доволен.

Как правильно заметила Наташа где-то после восьмого бокала — молодое тело имеет свои неоспоримые преимущества. Ранение в бок не стало помехой для общего процесса.

Впрочем, джентльмен не обсуждает подробности таких вечеров. Скажу лишь, когда первые лучи солнца пробились сквозь щели в защитных панелях, все мы были вполне удовлетворены совместным времяпрепровождением. Особенно я, побывав то в одной, то в другой, ещё и с разных сторон.

* * *

Утренний свет заливает маленькую кухню. Пью чай, наблюдая за пляской пылинок в солнечных лучах. В голове царит приятная пустота, а в теле — лёгкость.

— Ещё блинчик? — Анна, в домашней рубашке, с растрёпанными волосами, выглядела мило. Поставила передо мной тарелку с горячими блинами, источающими сладкий аромат.

— Спасибо, родная, — мимоходом шлёпаю её по аппетитной округлости.

Она шутливо ахнула, и подскочила к раковине. Ладони Наташи тем временем скользили по моим плечам, разминая мышцы.

— У меня всегда была слабость к раненым героям, — промурлыкала она мне на ухо. — Но ты первый, кто так быстро восстанавливается.

— Целительный эффект от ваших поцелуев, — ухмыляюсь, накалывая блин на вилку. — Кстати, бок почти не болит.

— Что удивительно, — втиснулась в разговор Анна. — Утром, когда меняла повязку, увидела, что края раны уже затянулись. Такое обычно дней пять заживает, не меньше.

— Любовь лечит, — подмигиваю ей. — Особенно с двумя красавицами сразу.

Наташа прыснула со смеху. Анна закатила глаза, но не смогла сдержать улыбку.

— Представляю лица ваших коллег, если бы знали, как именно вы реабилитируете пациентов, — и отпиваю чай, наслаждаясь подтруниванием.

— Ой, помолчи, — Анна легонько щёлкнула меня по носу. — Я, между прочим, ещё никогда не нарушала врачебную этику. Просто ты… случай особый.

— Очень особый, — отозвалась Наташа, игриво прикусив мочку моего уха. — Особенно на кухонном столе. Так классно жаришь…

— Наташка! — Анна вмиг покраснела.

— Что? Скажешь, не понравилось?

— Этого я не говорила, — Анна улыбнулась, собирая пустые тарелки. — Но немного такта не помешало бы.

Я же поднялся, чувствуя приятную усталость. Бок почти не беспокоил — кажется, интенсивная физическая активность ускорила регенерацию тканей.

— Ладно, девочки, мне пора, — и натянул рубашку, затем и китель. — Бабушка, конечно, привыкла к моим отлучкам, но всё же не стоит злоупотреблять.

— Заходи, если что, — Анна проводила меня до двери. — В смысле, если рана беспокоить будет.

— Конечно, — притягиваю её к себе и целую. — Как только бок начнёт ныть, сразу приду на обследование.

Подмигиваю и Наташке, после чего выхожу в парадную, а затем и на улицу.

Морозец-то какой, ух!

Питер сияет под зимним солнцем, как умытый. После ночного эфирного боя кое-где виднелись следы разрушений — треснувшая стена дома напротив, разбитые витрины в конце улицы. Но горожане уже спешили по своим делам, будто ничего и не случилось.

Улыбаюсь, поднимая воротник. Вот она, прелесть молодости — всё началось ранением ножа, а закончилось ночью страстных объятий. Что ж, грех даже жаловаться на такую судьбу. А проблемы — проблемы делают жизнь только интересней…

Загрузка...