Ненормальный практик 1

Глава 7

Холодная вода окрасилась розовым. Сплевываю кровь в раковину и промываю разбитый нос, глядя в зеркало мужского туалета. Чертов щит Инициированного. До сих пор искры из глаз. Хотя могло быть и хуже — попади тот удар пониже, пришлось бы собирать зубы. Пятьдесят лет изучения боевых искусств в прошлой жизни, а меня едва не уделал зазнавшийся шкет со вторым рангом. Опасненько. В этом мире даже самый никчемный Инициированный может раскатать профи без эфира. Придется приспосабливаться к местным правилам игры.

— Александр?

Девичий голос застал врасплох. Серьёзно. Едва не выругался вслух. Не от неожиданности, что кто-то вошёл, а от того, что это ДЕВУШКА. Туалет-то мужской! В отражении увидел знакомое лицо: Екатерина Чернышевская. Стояла сейчас на проходе, смущенно пялясь на мою спину и нерешительно теребя карман кителя.

— Не знаю, в курсе ты или нет, но женский отдел совсем рядом, через дверь, — выпрямляюсь, вытирая лицо ладонью.

Её щеки порозовели:

— Я просто… То, что ты показал на арене — это было невероятно! Такая техника, такое мастерство…

— Мастерство? — невесело усмехаюсь. — Плевок кровью в глаза и удар исподтишка? Не думал, что в приличном обществе подобное считается мастерством.

— Ты победил Инициированного без эфира. Это как чу…

— Грязные трюки, только и всего.

Она ещё пристальней вгляделась. Глаза сузились, будто пыталась что-то понять за моей зелёной раскраской. И шагнула ближе:

— Твой голос… Он напоминает мне одного человека. Того, кто помог мне пару дней назад в переулке возле Литейного.

Вот же настырная девица. Узнала всё-таки, несмотря на полумрак и суматоху. Или просто догадывается? В любом случае, нужно развеять её подозрения. Последнее, что мне сейчас нужно — репутация благородного защитника.

— Прости, Катерина, но ты меня с кем-то путаешь. Пару дней назад я был занят куда более приземлёнными делами — читал книжки в лавке.

Она прикусила губу, не поверив. Да что ж такое — неужели нельзя просто забыть тот случай? К чему этот допрос с пристрастием?

— И всё же… — начала она, но я перебил:

— Послушай, Катерина. Мы не друзья. Даже не приятели. Так к чему твой интерес к моей персоне? Или тебе просто нравится разглядывать мою живописную зелёную физиономию и тайно насмехаться?

В её глазах мелькнула обида. Так будет лучше, девочка, при том для всех. Меньше знаешь — крепче спишь.

— Никаких насмешек. Я всего лишь хотела поблагодарить того человека, — произнесла она тихо. — Вот и всё.

Дверь за ней закрылась почти беззвучно. Я фыркнул, снова склоняясь над раковиной.

— Разве не сказал ей тогда в переулке — лучшая благодарность это молчание? — и умылся в третий раз. Холодная вода немного унимала боль в разбитом носу.

Закончив, выхожу из туалета и чуть не спотыкаюсь. Екатерина никуда не ушла — стояла и ждала в коридоре. Молча протянула белоснежный платок с вышитыми инициалами, а потом всё же добавила:

— Вот.

— Спасибо.

Она кивнула и пошла прочь, не оглядываясь. Вытираюсь платком, отметив тонкий аромат духов. Дорогая вещица.

Не знаю, что у неё в голове, но, надеюсь, отстанет рано или поздно. Теперь пора бы одеться и убраться отсюда.

До гардеробной я еле дошёл. Эфирные узлы и каналы в теле пульсировали всё яростнее — похоже, во время боя часть энергии всё-таки просочилась сквозь защитную мазь. Проклятый щит Инициированного… Сосуды горели, будто по ним текло расплавленное стекло. Пот катился по вискам. В пальцах тремор, как от озноба, что чуть не выронил номерок. Гардеробщица окинула меня странным взглядом, но пальто всё же выдала.

Неуклюже пытаюсь замотать шарф, пол вдруг качнулся. Ноги подкосились, и впечатываюсь плечом в двух девушек в форме третьего курса.

— Эй, мелкий! — раздалось от них. — Ты чего? Живой там?

— Простите, — моргаю, фокусируя взгляд. Лица старшекурсниц расплывались мутными пятнами.

— Погоди-ка, — вторая схватила подругу за рукав. — Это же тот самый, с арены! Который Инициированного уделал!

— Точно… — первая наклонилась ближе. — Слушай, ты в порядке? На тебе лица нет.

Я не ответил, просто кивнул и побрёл к выходу, считая шаги и держась, чтобы не рухнуть прямо здесь. Один. Два. Три. Главное не останавливаться.

Входные двери академии потяжелели и весили сейчас под тонну. Но стоило наконец вывалиться на улицу, морозный воздух ударил в лицо. Лёгкие обожгло холодом, и в голове немного прояснилось. Приваливаюсь к колонне, жадно хватая ртом колючий зимний воздух. По крайней мере, теперь могу хотя бы стоять прямо. Уже неплохо для того, кто только что пропустил через свои повреждённые каналы остаточный эфир Инициированного.

— Волков, выглядишь как кусок мусора. Смотреть тошно, — сбоку раздался знакомый надменный голос.

Медленно поворачиваю голову. Софья Вишневская стояла в паре шагов, кутаясь в соболиную шубу. Мех переливался в лучах закатного солнца, а на изящной шапке блестели кристаллы. Чистокровная аристократка, прямо воплощение утончённого высшего общества.

— Зато ты, красотуля, как всегда радуешь глаз, — намеренно растягиваю губы в кривой улыбке.

По её лицу пробежало раздражение. Она нервозно поправила меховой воротник.

— Выздоравливай, Волков. И как только это произойдёт, я вызову тебя на дуэль. И поверь, одними уловками ты не отделаешься.

— После сегодняшнего, дорогая, — прикрываю ненадолго глаза, борясь с новой волной головокружения, — тебе придётся встать в очередь. Хотя ради такой красавицы я, может, и сделаю исключение.

Софья не удостоила меня ответом. Просто развернулась, вскинула подбородок и направилась к воротам, где уже ждал её личный экипаж — роскошная карета последней модели. Два дюжих охранника в форме рода Вишневских подали ей руки, помогая забраться.

— Позёрша, — пробормотал я. — Но ничего такая. Ладно, пора топать домой…

…

До остановки добрёл на чистом упрямстве. Вокруг уже толпились горожане.

— … а я ему говорю — какой ещё кредит? У меня и так три эфирных счётчика в рассрочку!

— … представляешь, вчера опять цены подняли! Булка хлеба теперь…

— … да какая разница, что аристократы там себе думают? У меня вон крыша течёт, а в домуправлении только разводят руками…

Знакомое поскрипывание — моя пятёрочка подъехала. Сунул мелочь в прорезь кондуктору, получив взамен билет. В дальнем углу нашлось свободное место. Устроился поудобнее, прикрыл глаза, и мы тронулись. Тепло и мерное покачивание эфировозки убаюкивали. Голова становилась тяжелее, веки слипались. Эфирные каналы всё ещё пульсировали болью, но теперь та казалась далёкой, приглушённой.

— … а мой-то, представляешь, решил в практики податься! В его-то годы!

— … да ну, брось! Никогда не поздно.

Последнее, что я услышал сквозь наползающую дрёму, возмущённый голос кондуктора:

— Эй, молодые люди! Оплачиваем билеты!

И сон накрыл тяжёлой волной.

Интерлюдия

— Слышь, Тёма, — мелкий со шрамом на брови ёрзал на жёстком сиденье трамвая. — Мы уже два часа с ним катаемся. Может, он реально спит?

Тёма — громила под два метра ростом покосился на зеленолицего пассажира, посапывающего в углу эфировозки. За окном мелькали знакомые улицы — они проезжали этот маршрут уже в четвёртый раз.

— Да ну нах, — встрял второй здоровяк, потирая отбитое на утренней драке плечо. — Он хоть и Волков, но хитрый как лиса. Небось заметил слежку и прикидывается.

— Точно! — мелкий оживился. — Слышите, как храпит? Так вообще люди не храпят! Он нас так провоцирует!

— Да заткнитесь вы, — прошипел один из второкурсников, нервно поправляя значок Инициированного. — Стоит только расслабиться, и он выскочит на остановке. Так что не спускайте с него глаз.

Второй Инициированный только вздохнул, разглядывая потолок. Ему определенно не нравилась затея с избиением первокурсника, но деньги Ковалева были слишком хороши, чтобы отказываться.

Прошло ещё два часа.

За окнами темно, в эфировозке зажглись эфирные светильники. Тёма клевал носом, мелкий давно съел все припасённые пирожки, а здоровяк номер два всерьёз подумывал бросить это дело и пойти в трактир.

— Молодые люди, — к ним подошла кондукторша в форменной куртке. — Конечная остановка. Эфировозка идёт в депо.

— Чего⁈ — мелкий подскочил как ошпаренный.

— Того, — хмыкнула кондукторша, а затем повернулась к спящему Волкову. — Эй, молодой человек! Просыпайтесь, приехали!

Волков потянулся, зевнул совершенно не по-дворянски и потёр лицо ладонью, размазывая зелёную краску. Только поднявшись с места, он заметил группу своих преследователей.

— О, какие люди! — и приподнял бровь. — А я-то думал, куда подевались мои утренние фанаты.

— Ты… ты что, реально спал всё это время⁈ — мелкий аж задыхался от возмущения.

— И очень сладко, — Волков широко улыбнулся, обнажая белые зубы. — Люблю вздремнуть. Особенно под убаюкивающее покачивание эфировозки.

Пятеро прихвостней Ковалева переглянулись. Они потратили полдня! Измотали себя слежкой, а этот гадёныш просто спал⁈

— Ну что, господа? — Волков встал у выхода, глядя на всю гоп-компашку. — Продолжим нашу утреннюю беседу? Или может, по домам? О, вот и остановка. Ну, бывайте! — и вышел на улицу.

— Стой, сволочь! — гаркнул один из Инициированных.

— Эй, Волков, тормози! — мелкий со шрамом выскочил из трамвая. — Мы с тобой ещё не закончили!

Остальные тоже выскочили на улицу и выстроились полукругом — два здоровяка по бокам, Инициированные чуть позади. Злые, недовольные…

— Ну давайте, — я развернулся к ним, разминая затёкшую шею. — Только быстро. Мне, если не заметили, теперь километра три до дома топать.

— Чего? — Тёма опешил.

— Того, — повторил я ВЕСОМЫЙ контраргумент кондукторши и сам шагнул к ним. — Какого чёрта вы меня не разбудили, шпана подзаборная? Я, между прочим, после боя на арене еле живой. А вы что? Катались, значит? Развлекались?

Прихвостни переглянулись. В глазах искреннее недоумение — жертва не просто не боялась, она ещё и предъявляла претензии.

— Слышь, ты попутал что-то? — один из второкурсников шагнул навстречу. Вокруг его рук заплясал синий эфир. — Сейчас мы тебе быстро твоё место покажем!

— Моё место? — хмыкаю. — Тогда будь готов узнать своё.

— Всё, звиздец тебе! — второй Инициированный активировал защитный контур.

Похоже, мой послеобеденный отдых окончен. Время вечерней разминки.

Мелкий дёрнулся первым — классическая ошибка. Движение плеча выдало его рывок за секунду до атаки. Смещаюсь вбок по утоптанному снегу, перехватываю его за воротник и впечатываю харей в железную стойку остановки. Хрустнул нос. Тело безвольно осело.

Инициированный налетает сбоку. Падаю на спину, уходя от удара, при этом прихватив его за пальто. Дальше дело инерции — противник перелетел через меня. Делаю за ним кувырок назад, не отпуская захват, и вот я уже сверху. Бью его в скулу. Тут прилетает удар ноги от здоровяка. Вообще, бороться, когда ты в меньшинстве — хреновая затея. Одного свалишь, остальные запинают. Но на опыте можно. Предвидя удар, успеваю поставить блок, но меня всё равно швырнуло в сугроб. Перекат в сторону спас от стокилограммового Тёмы, прыгнувшего на место, где я только что лежал. Вскочить на ноги так и не успел — второй здоровяк сбил с ног, как регбист и припер к остановке. В ухо прилетел откуда-то удар, в глазах помутнело. Следующий — в скулу, голова мотнулась. Кто-то пробил в солнечное сплетение, выбивая воздух. Начал отбиваться наотмашь, но их было слишком много. Эфир делал их быстрее, сильнее. Очередной удар пробил мою защиту. Во рту кровь. Нужно разорвать дистанцию. Иначе забьют прямо здесь. Отпихиваю от себя прижимистого. Второго отталкиваю сапогом. Позади железное ограждение остановки — метра полтора высотой. Прыгаю, хватаясь, и перемахиваю единым движением. Тёма рванул следом — предсказуемо. Приземляюсь и резко разворачиваюсь, ловя момент, когда он зависает над оградой. В такой позиции не уклониться, разве что умеешь летать. Бью ему точно в челюсть — шлепок, сдавленный рык, и туша падает ничком, впечатываясь рожей в брусчатку.

Остальные оказались умнее — перемахнули ограду поодаль. Ближний второкурсник метнулся в атаку, встречаю его прямым, но шустрый гадёныш извернулся, как заяц. Руки сомкнулись на мне сзади — классический удушающий. Второй налетел спереди, пробил в ухо. В глазах вспыхнули звёзды. Ещё один — под рёбра, лёгкие обожгло болью. Третий — самый плотный впечатался в печень.

Сплевываю кровь. Запрокидываю голову, вкладывая в удар затылком все силы. Хрустнул нос державшего меня ублюдка, но хватка не ослабла. Пытаюсь вывернуться…

И вспышка острой боли под рёбрами. Время замедлилось. В свете фонаря блеснуло лезвие — красное. Красное? Почему?

— Ты что творишь, Славик⁈ — чей-то испуганный вопль.

Славик отступил на шаг, глядя на окровавленный нож в руке.

Захват разжался, падаю на четвереньки.

— Бл*дь, бл*дь, бля*дь… — здоровяк попятился, бледный как мел.

— Валим отсюда! — истеричный крик. — Валим нахрен!

Топот по снегу. Они бросились врассыпную, оставив меня с растекающимся по белому снегу алым пятном. Кашляю, сплёвывая кровь. Как-то однажды пыряли меня ножом в подворотне. Неприятное дежавю…

…

Тишина накрыла Петербург. Снежинки кружились в свете фонарей — медленные, невесомые. Я лежал на снегу, разглядывая клочки тёмного неба между домами. Боль отступила, сменившись оцепенением. Кровь на снегу казалась чёрной, как разлитые чернила на белом листе. Красиво, если подумать. Даже в смерти есть своя эстетика. Выходит, я вот-вот умру?

Но…

Зачем?

Зачем меня забросило сюда, в это тело, в эту жизнь?

Не то чтобы жалуюсь — новая судьба, новые возможности, целый мир для изучения. Но о спокойствии можно было забыть с первого дня.

Не успел даже ни дня потренироваться нормально — сплошная возня с местными.

Губы искривились в горькой усмешке. Сила… Какая ирония. Без неё ты никто — пыль под ногами, объект для насмешек, мальчик для битья. Все вытирают об тебя ноги, все пытаются доказать своё превосходство. А обретёшь силу — и что? Думаешь, наступит долгожданный покой? Как бы не так. Просто новые враги, новые вызовы, новые претенденты на твоё место. Сильный не может позволить себе расслабиться — всегда найдётся кто-то, жаждущий спихнуть тебя с вершины.

Что же получается? Жизнь — это выбор между вечным унижением и бесконечной борьбой? Других вариантов нет?

Снежинки падали на лицо, мгновенно тая. Или это слёзы? Бред. Я не плакал даже в прошлой жизни. Просто снег.

Сознание начало уплывать. Тьма наползала, затягивая мир перед глазами в воронку небытия. Последнее, что мог разглядеть — тонкий серп луны, выглянувший из-за облаков. Холодный и острый, как лезвие.

— Волков?

Знакомый голос прорезался в темноте. Пытаюсь повернуть голову, но тело больше не слушалось. Тьма сомкнулась, утягивая в бархатные объятия. Может быть, это и к лучшему. Говорят, третья жизнь — самая счастливая…