Дядя подпрыгивает на месте так резко, что стол едва не переворачивается. Животный ужас на его лице почти сразу сменяется растерянным недоумением.
— Ки…рилл, как ты… ты же должен… — ещё и пальцем в мою сторону тыкает, поднимаясь на ноги!
— Что должен — выплачу. Это целиком и полностью моя проблема, которая ВАС, дядюшка, ни в коем разе не касается, — припечатываю зарвавшегося родственничка. — Так что не стоит беспокоиться почём зря: похудеете ещё.
Мало мне кредиторов сомнительного происхождения, так ещё родня семью мою будет до нервного срыва доводить!
Недоумение Андрея Петровича плавно трансформируется в холодную ярость.
А я тем временем украдкой, одними уголками губ, улыбаюсь обрадованной матушке. И замечаю выглядывающую из кладовки на шум кухарку.
— Софья, будь так любезна, подай мне чаю — с дороги освежиться, — широко улыбаюсь, вспомнив просьбу Глеба. — И сухарей калёных прихвати — друг мой очень просил.
— Ты что себе позволяешь, щенок?! — вспыхивает дядюшка, приняв сухари на свой счёт. — Ни капли уважения к старшим родичам! Никак от своих дружков-охотников нахватался привычек дурных? Быстро же ты на ту дорожку, что и твой папаша скатился…
«Зубастая жила» вылетает из руки с такой скоростью, что со стороны видно лишь размытое пятно. Кольца оплетают буйного родственника так, что у него едва получается дышать.
Пасть якула покачивается прямо перед его посеревшим лицом, скаля острые зубы и сверкая глазищами.
— Я, конечно, понимаю, что даже родного брата способен любить не каждый, — говорю нарочито негромко, заставляя наглеца вслушиваться в каждое произносимое слово. — Это ваше личное дело. Но публично злословить о моём отце я не позволю никому!
Из горла родича вырывается сдавленный сип. А нечего было рот разевать в моём доме!
— Выбирайте, — слово падает на бестолковую дядину голову тяжёлой стальной гирей. — Прино́сите немедленные извинения всем здесь присутствующим или я вышвырну вас в ближайшее окно, не посмотрев ни на какие родственные связи.
Голова якула выразительно щёлкает зубами, заставляя родственник вздрогнуть. Интересуюсь насмешливо:
— Так каков будет ваш положительный ответ, Андрей Петрович, да простит меня Покровитель, Островский?
— Прошу простить… за высказанное вам неуважение, — натужно выдавливает из себя дядюшка, стараясь не смотреть в зубастую пасть. — Обещаю впредь… следить за своими словами тщательнее.
Чуть ослабляю хватку — и родственничек, по-прежнему опутанный кольцами хлыста, как колбаса шпагатом, плюхается на стоящий позади него стул.
— Мой отец погиб, спасая других, — чеканю я каждое слово. — Его смерть — пример того, как наш род защищает людей от любых опасностей, не щадя себя.
Дядя прерывисто вздыхает, явно имея иное мнение по этому вопросу. Но мне как-то плевать, что он там думает.
Потому продолжаю:
— Если не желаете соответствовать — не позорьте тех, кто взял на себя этот долг. Иначе я лично лишу вас права носить фамилию Островский.
Путы исчезают с тела шокированного моими словами родича. Который, похоже, всерьёз думал запугать меня суровым тоном и поучительными нотациями. Ну и кто кого в итоге боится?
— Я не прошу вашего участия, — усаживаюсь за стол, не сводя глаз с перепуганного дядюшки. — Ни ваша протекция, ни ваш капитал меня не интересуют. Как видите, за себя постоять я сумею, а материальные проблемы решу в течение ближайшей пары недель.
Складываю руки перед собой, переплетая пальцы и ненавязчиво демонстрируя перстень. Скалюсь почти любезно:
— Так что можете искренне порадоваться за своего дорогого племянника. А теперь — прошу прощения, но мне нужно обсудить с семьёй наше совместное будущее. Не смею больше вас задерживать.
И лёгким жестом указываю направление.
Помятый и шокированный Андрей Петрович чуть быстрее, чем ему хотелось бы показать, выскакивает в холл. Слышно, как гремит вешалка, с которой он срывает шляпу, и стучит по полу трость.
Что, вот прямо так и уйдёт, даже не попрощавшись?
Но дядя возвращается, чтобы напоследок злобно протявкать из-за спасительной двери:
— Всего хорошего, Елена Львовна. Надеюсь, вам не придётся сожалеть о принятых решениях.
И сразу сбегает, громко хлопнув входной дверью.
С полминуты мы молчим, слушая доносящийся с улицы яростный топот. Затем раздаётся звук заводящегося двигателя и стук отпираемого на воротах поместья засова.
Переглядываемся с матушкой. Она облегчённо выдыхает. А затем, даёт волю слезам, бросившись мне на шею.
— Кирилл! Живой! Я так боялась, что больше тебя никогда не увижу! — всхлипывает она, сжимая в объятиях вместе со спинкой стула.
Ну неудобно же, мать!
Высвобождаюсь на секунду, поднимаюсь на ноги. И тоже обнимаю её, поглаживая по спине.
— Будет вам, матушка, — отстраняю её от себя, целуя в лоб. — Не появились пока на свете те преграды, что помешают мне вернуться к вам даже из самого дальнего уголка Изнанки.
— Знаю, — уже намного спокойнее отвечает она, — и горжусь тем, что ты достойно защищаешь честь нашего рода.
Дверь столовой тихонько скрипит. Обернувшись, вижу спешащую к нам Татьяну. Глаза тоже красные, носом шмыгает. Но старательно делает вид, что не ревела.
— Кирилл, как хорошо, что ты вернулся! — останавливается рядом с нами. Голос радостный, хоть и немного дрожит от волнения.
Обнимаю и её тоже, за компанию с матушкой.
— Знаешь, я ведь хотела в него выстрелить… — скорбно признаётся сестрица, утыкаясь носом в отцовскую куртку, которую теперь ношу я. — Но не смогла. Страшно представить, насколько мы беззащитны…
— И хорошо, что не стала стрелять, — глажу её по голове, успокаивая. — Это моя обязанность как главы рода — охранять вас от неприятностей.
Татьяна недовольно фыркает, явно желая тоже поучаствовать в этом благом деле. Но я продолжаю:
— Именно поэтому я вернулся сюда. Никто из Островских не должен чувствовать себя брошенным на произвол судьбы, — слегка отстраняюсь. — Дайте мне свои руки.
Мать с сестрой в недоумении выполняют просьбу, синхронно протягивая правые ладони.
Я касаюсь их разом — и на средних пальцах синхронно появляются уменьшенные копии фамильного перстня. А перед нашими взорами появляется сообщение в знакомом стиле:
[Родовые связи укреплены.
На текущем уровне развития кольца рода позволяют носителям использовать способности «Всегда на связи» и «Поток света».
Сильный Покровитель дарует больше способностей, не забывайте развивать его.]
Интересно, «Поток света» — это какая-то вариация «Змеиного взгляда»?
«Прос-сто подс-светка пока, — поясняет якул. — Вот войду в с-силу — «Взгляд» тоже активировать можно с-станет».
Неплохо, неплохо. Ещё один повод как следует кормить своего Покровителя.
— Теперь мы станем ещё ближе друг к другу, — улыбаюсь семье. — И никто не сможет этому помешать.
Дамы слушают меня внимательно, разве что в рот не заглядывают.
— Таким образом, — продолжаю, не меняя тона, — остаётся решить всего один вопрос.
— Какой же? — с волнением в голосе интересуется матушка.
— Наиважнейший, — делаю многозначительную паузу с самым серьёзным видом. — Достаточно ли чаю у нас на кухне? Горло, знаете ли, после беседы с дядюшкой насмерть пересохло!
Оказывается, что чаю и прочего на кухне не то, что достаточно — с огромным запасом.
Матушка крайне разумно распорядилась компенсацией от нежданных «кредиторов», заткнув самые серьёзные дыры в трещавшем семейном бюджете.
Вот и отлично: бухгалтерию должен вести тот, кто это умеет. А не я, привыкший обходиться тем, что под рукой имеется.
— Значит, всё прям взаправду-взаправду? — не унимается Татьяна. — А я такую змеюку, как ты, тоже призывать смогу?
— Когда-нибудь, — улыбаюсь, видя такую энергичность. — Пока я не слишком сильно развил Покровителя. Так что и сам умею маловато.
— Ничего не маловато! — фыркает сестрёнка. — Неделю назад никто бы и не подумал, что ты можешь быть таким грозным: вон как этого старого козла спеленал!
— Татьяна, — укоризненно одёргивает её матушка. — Не перегибай палку: Андрею Петровичу всего лишь тридцать шестой год пошёл.
— И как часто он вас проведывал, пока меня дома не было? — любопытствую.
Интересно, что же так сильно притягивает дядюшку в нашем жилище?
— Да каждый день заезжал! — ни секунды не раздумывая, выдаёт сестрёнка. — Всё рассказывал, какие страсти на Изнанке творятся с неосторожными охотниками. Но ты же осторожный, правда? И всем тварям сам по заднице надаёшь?
Матушка, слыша такие речи, печально вздыхает. Переживает, видимо, из-за упущенных возможностей воспитать маленькую оторву. Ободряюще поглаживаю её по плечу, а затем поворачиваюсь к Тане.
— Можешь не сомневаться: любой, кто нападёт на меня или моих близких, получит по заслугам, — хитро подмигиваю просиявшей девочке. — Но провоцировать руганью на нападение каждого встречного тоже не стоит. Иначе весь мир обернётся против тебя.
— Он уже обернулся. Я просто отвечаю ему взаимностью, — сердито отвечает сестра. — К нам, когда папа умер, никто не пришёл на помощь.
Матушка охает, словно не ожидала таких умозаключений от младшей дочери.
А та продолжает, распаляясь:
— Все только и думают, как бы ещё что-нибудь отобрать! Как этот лысый три дня тому назад. Или дядюшка, у которого все разговоры — об «ужасной жизни двух одиноких женщин», — весьма правдоподобно изображает она нужные интонации.
— Таня… — растерянно бормочет мать.
— Маму тоже это бесит, я же вижу! — почти выкрикивает девочка.
Да уж, тяжело ребёнку объяснить, почему взрослым приходится себя сдерживать. Но деваться некуда, так ведь, Кирос?
— Всех бесит, — киваю. — И поэтому я предпринял несколько шагов для того, чтобы мы стали сильнее.
Указываю на копию моего перстня на руке Татьяны:
— Закрой глаза и сосредоточься. Подумай обо мне и о том, что хочешь сказать.
И тут же в голове раздаётся звонкий голос сестрёнки:
«Хочу быть такой же сильной, как ты! Чтобы защитить себя и маму, пока тебя нет рядом!»
«Я обещаю, что со временем так и будет, если ты готова учиться. Расскажу всё, что знаю сам. Но только если не станешь сама нападать на тех, кто слабее тебя», — отвечаю ей.
«Иначе Покровитель заберёт твой перс-стень обратно!» — вклинивается якул и связь обрывается.
Сестра ойкает от неожиданности, уставившись на меня круглыми удивлёнными глазами.
— Это ОН со мной говорил, да? Наш Покровитель? Какой он грозный! А можно его увидеть? А он злой или добрый? А он когда-нибудь спит? — тараторит она с бешеной скоростью. — А… ой, нет, это уже чересчур, наверное…
— Думаю, якул сам откроется тебе, если сочтёт необходимым, — улыбаюсь, поворачиваясь к матери. — Матушка, давайте теперь с вами испытаем.
«Можешь не переживать: я быстро усваиваю любой урок, — раздаётся в голове голос Елены Львовны. — А за Таней присмотри внимательно: ей и вправду не хватает дружеского общения. А ещё она по тебе очень скучала».
«Постараюсь быть хорошим братом», — обещание вырывается без малейших усилий.
Что же с тобой жизнь делает, ниспровергатель богов? Обзавёлся семейством — и растаял, хех.
— Так, давайте вторую способность обе сразу испытаете, — предлагаю, прервав общение. — Принцип тот же.
Лучи света вырываются прямо из перстней, следуя за движениями рук матери и сестры.
«На “Змеиный взгляд” для вс-сех пока не хватает мощ-щи, — виновато шипит якул. — Корми ещ-щё — будет больш-ше сил».
Кто бы сомневался, обжора.
— Полезная штука: в темноте никогда не останетесь, — радуюсь вместе с обласканными Покровителем домочадцами. — Да и связаться друг с другом теперь можно, если острая необходимость возникнет. Кстати, о связи. Матушка, вот это — персонально вам.
Достаю свёрток с мобилетом из кармана и протягиваю его Елене Львовне. Та разворачивает бумагу — и не может сдержать удивлённый возглас.
— Кирилл, он же чёртову тучу… кх-м, месячного жалования стоит. Не слишком ли расточительно?
— Ни в коем разе, — заверяю её. — С ним намного удобнее будет делами семьи заведовать. В банк, например, для распоряжения средствами ездить постоянно не придётся. И для связи со мной Покровителя дёргать не нужно.
В подтверждение демонстрирую родительнице свой аппарат.
— Мой номер туда уже вбит, остальное в инструкции прочитаете, — напутствую мать, вспоминая о словах Фиксы и своей излишней поспешности. — Продавец настоятельно рекомендовал это сделать, чтобы знать о мобилете всё.
— Ты хочешь сказать, что теперь нам есть чем распоряжаться? — с лёгким удивлением и надеждой в голосе спрашивает матушка. — Знаешь ведь, насколько велик наш долг.
— Небольшую часть его я погасил, остальное — средства на проживание и содержание нашего дома, — отвечаю, вызвав ещё один возглас удивления у обеих женщин.
— Распорядитесь ими так, как сочтёте правильным, — продолжаю, когда эмоции чуть стихают. — Постараюсь приумножать их и дальше.
— Отец гордился бы тобой, сын, — качает головой матушка.
Усмехаюсь:
— Надеюсь, так и есть. Ближайшие планы — с группой охотников отправиться на Изнанку для зарядки опустошённых макров. Вадим Денисович Сорокин, с которым я сотрудничаю, заверил меня, что в случае успеха мы сможем погасить долги полностью.
— Но это же просто царская награда, — Елена Львовна нервно всплёскивает руками. — Чем ты оказался так полезен, что этот человек готов на столь огромные траты?
— Всё ужасно удивительно — и очень просто, — смущённо чешу в затылке. — Вадим Денисович просил разыскать меня в нашем поместье постамент для сказочного Ала́тырь-камня. И с помощью найденного нами фрагмента узнать, как он работает.
— А чего его разыскивать? — равнодушно зевает Татьяна. — Он в подвале под кладовой заперт. Ещё с тех пор, как отец в первый раз на Изнанку отправился.
— Откуда ты об этом знаешь? — спрашиваю, не скрывая собственного удивления. — Или это шутка такая?
— Ничего не шутка, — обижается сестра. — Мне папа сам показывал: длинный такой камень, белый и гладкий, как яйцо. Только формы другой. У самой дальней стены лежит, в мешковину завёрнутый: неделю назад проверяла.
Так, кажется проблема поиска разрешилась сама собой. Оно и к лучшему: больше времени для семьи останется.
— Можешь мне чуть позже показать точное место? — спрашиваю сестру, раздумывая, как двигать эту каменюку с места. — Осмотрю его поближе, тогда решу, что делать дальше.
— Да чего ждать-то? Пойдём сейчас! Как раз матушке время дадим с подарком внимательно разобраться, — Татьяна вскакивает и тянет меня за руку. — Ну, чего расселся-то?
— Идите и будьте осторожны, — напутствует Елена Львовна. — Главное, головы не расшибите. Вдруг где на полках что-нибудь неаккуратно уложено?
— Ну мама! У нас даже свет есть! — машет сестра рукой с кольцом. — Не пропадём мы!
Девочка уверенно выдвигается первой. Я иду следом, размышляя, насколько отвык полагаться на других.
Если быть точным — вообще никогда не полагался.
А теперь, видно, придётся учиться. Надо же с сестрой доверительные отношения налаживать.
Кладовка обнаруживается в противоположном от столовой конце дома.
Пробираемся через саму комнату, минуя пыльные ящики и холщовые мешки, набитые старыми вещами. Татьяна на всю катушку пользуется «Потоком света», облегчая наше передвижение.
Наконец добираемся до дальней стены и в полу обнаруживаем люк, закрытый тяжёлой деревянной крышкой.
Двумя руками натужно поднимаю её край, а после — откидываю в сторону. Луч света кое-как рассеивает темноту, выхватывая каменные ступени, уводящие вниз.
Достаю из сумки и надеваю на голову линзу, которой пользовался на Изнанке при переходе через пещеру.
Решаю:
— Спущусь первым. А ты — сразу за мной, — сестра недовольно надувает губы. — А то вдруг давешние кредиторы туда подкоп вырыли, чтобы нашим добром поживиться?
— Тогда обязательно отправимся по следам. И в этот раз они точно не сбегут! — позабыв об обиде, кровожадно ухмыляется Татьяна. — Будут знать, как в чужой дом вламываться без спросу.
Подвал оказывается совершенно пустым — за вычетом здоровенного лежащего на полу предмета, накрытого мешковиной. Зря переживал насчёт похищения — такую махину мы даже все впятером с места не сдвинем.
— Вот он, на своём месте лежит. Чего ему сделается! — сестрёнка тычет пальцем свободной руки в свёрток.
Попутно обшаривает лучом света из перстня углы помещения. И удивляется:
— Как же могуч Покровитель! С обычным фонарём я никогда бы не сумела рассмотреть всё так внимательно.
— Пользуйся случаем, — хмыкаю.
Подхожу к находке и разворачиваю ткань.
Внутри — гладкая белая каменная плита, примерно пяти шагов в длину и двух — в ширину. Интересно, как эта штука должна с Ала́тырем взаимодействовать?
— Его, наверное, включить надо? — Татьяна с задумчивым видом обходит постамент по кругу, насколько позволяет стена. — Ты знаешь как?
— Нет, но есть одно предположение, — сую руку за пазуху, доставая коробочку с куском янтаря, полученным от Медянкина. — Смотри, что у меня есть.
Вынимаю обломок Ала́тыря и, недолго думая, кладу его на середину плиты.
Ожидаю хоть какой-то реакции — но не происходит абсолютно ничего. Сестра, внимательно наблюдающая за процессом, трогает меня за руку:
— Может, ты что-нибудь не так делаешь?
— Не знаю, — пожимаю плечами. — Попробую осколок на другую сторону перевернуть.
Тянусь за янтарём, упираясь рукой с перстнем в постамент для большего удобства. Раздаётся странный гул — и плита начинает испускать молочно-белое свечение.
Татьяна вскрикивает, вцепляясь в меня:
— Кирилл, что это?
Но я не успеваю ответить. Свет заливает всю комнату, поглощая свободное пространство до самых стен.
— Держись за меня! — только и успеваю крикнуть, прежде чем перед глазами остаётся лишь бескрайнее белое пространство, несущееся навстречу.