Перелетная птица-3

Глава 11 Неожиданные обстоятельства

Шолто Тавиш снова проснулся, едва только Александр вышел из кабинета кайзера. Что всполошило матёрого бандита, пока было неясно. Но Александр, чисто на всякий случай, удвоил бдительность и даже натянул внешне изящные, но вполне герметичные перчатки. Мало ли какой злодей намажет спинку стула, на который решит опереться Александр, ядом контактного действия… Вероятность невеликая, но она есть.Вокруг он стал смотреть внимательнее, и благодаря этому заметил заинтересованные, полные непонятного ожидания, взгляды трёх, судя по одежде и отношению окружающих, весьма высокородных дам. Угрозы с их стороны Александр совершенно не опасался уже потому, что Шолто едва не вывернуло от взгляда: «Самки! Мерзкие похотливые самки».

И сразу возникла мысль: чем же таким отвратительным было сопряжено общение юного Шолто с женским полом, что он воспылал самым неподдельным отвращением? В сущности, в жизни Александра было кое–что, способное отвратить его от женского пола. Первая учительница, кстати довольно безобразная баба предпенсионного возраста, всё тёрлась вокруг него, оставляла на какие-то дурацкие дополнительные занятия… И воняло от неё премерзко. Нет, рукам она волю не давала — упаси боже! — за такое в советское время лепили и по пять и по семь лет усиленного режима. Разве что в советское время всё делалось тишком, и о сути тех или иных происшествий знали лишь те, кому это положено, да и они давали подписку о неразглашении.

Когда Александр перешел из младших классов в среднюю школу, первая учительница весь четвёртый класс отлавливала его в коридорах школы и настойчиво предлагала помощь в учёбе. Наконец, слава всем богам, завуч сделала замечание безумной бабе и лавстори прекратилась. И надо сказать, что никто на историю не обратил внимания: ну кому придёт в голову следить за отношениями второклассника и сорокалетней тётки? В числе прочих на эти отношения не обратила и мать Александра: что бы там ни врали про материнскую любовь и внимание, чаще всего это всего лишь пустые слова.

Много лет спустя Александр расстался с очень хорошей, умной, доброй и вообще необыкновенно приятной женщиной — от неё пахло как от Барбары Петровны. Вернее так: женщина была необычайно чистоплотна, но в определённые моменты появлялись нотки запахов, воскрешающих память о младшей, трижды проклятой школе.

Видимо нечто подобное случилось с Шолто Тавишем, разве что завершилось не так легко и не так быстро. Педерастия как полноценное отклонение вообще-то довольно редка. Чаще, как в случае с Шолто, это результат несчастливого стечения обстоятельств и педагогической запущенности. Или наоборот — целенаправленного воспитания. Александр вспомнил, как за бутылкой (и и далеко не единственной) его приятель, крупный предприниматель вхожий в высокие этажи власти, внезапно пустился в откровенности. Оказывается его родители, включив немалые связи и потратив серьёзные деньги пристроили любимое чадо в престижную закрытую школу на Восточном побережье США. Главной фишкой школы было «традиционное английское воспитание», включая пресловутую «жёсткую верхнюю губу». Об уровне заведения достаточно сказать, что из этих стен вышло пять вице-президентов СШР и два десятка федеральных министров. Одно не понравилось новому ученику: не афишируемые нравы, царящие в этом заведении от директорского кабинета до домиков охраны и технического персонала.

— Как же ты выжил среди этого ужаса и как сам не стал педерастом? — удивился тогда Александр.

— Меня спасла ненависть. Не моя ненависть, а ко мне. Меня там все ненавидели и боялись. Я ведь русский. Не жид, не хохол, не нацмен из Европы, не полукровка, а настоящий русский, прямой продолжатель линии русских и татар. В России на это не обращали внимания, а в Америке видели, что я потомок опричников царя Ивана и нукеров Чингисхана. Словом, настоящий русский. Сибиряк! Это не только видели, но и говорили. Знаешь, сколько раз они хотели меня убить? За семь лет было не меньше двух десятков покушений, но как видишь, я жив. В этом смысле школа пошла мне на пользу. Ну и в том смысле, что я для них стал своим. Не знаю, как это объяснить: человек одного круга, одного уровня, свой хоть и враг. В России, слава богам, нет такого. У нас не лучше и не хуже, просто всё по-другому.

— Любопытно, твои связи используются? Впрочем, прости за дурацкий вопрос.

— Ничего. Каждый имеет право на дурацкое любопытство.

Тревожное ощущение подстерегающей засады так и не отпустило Александра весь день. Мероприятия, следуя пунктам заранее утверждённого сценария, катились одно за другим, и казалось не было рядом ничего опасного. Шолто Тавиш неустанно сканировал каждый квадратный дюйм окружающего пространства, но тщетно. Три дамы, отмеченные как потенциально опасные ещё в самом начале, не стремились атаковать, впрочем, в их эволюциях вокруг Александра чувствовалась некоторая согласованность.

Только за поздним (не для светского раута, а для рабочего дня инженера) ужином с Александра вдруг схлынула вся подозрительность и тревога. Шолто Тавиш вдруг заявил, что всё чудесно, и он отправляется отдыхать. А сам Александр, на волне облегчения потерял всякую осторожность, и вовсю танцевал с какими-то красотками, в том числе и с троицей, ещё недавно казавшейся подозрительной.

Более того: непонятно как он оказался на эстраде, где в сопровождении маленького оркестра исполнил три песенки из своего прошлого: «Хромой король», «Люблю я макароны» и «Как хорошо быть генералом». Все песенки были отлично приняты публикой. Смеялись и аплодировали даже кайзер с братом и величественные дамы, надо полагать их супруги. Попросили Александра прочитать скетч, и он выдал монолог про сибирского мужика, который после бани вышел подышать на берег речки. Успех был оглушительный.

А вот утром, едва открылись глаза, и Александр оторвал голову от подушки, пришло понимание внезапной лёгкости восприятия бытия и утери подозрительности. Всё просто и очевидно: на бескрайней кровати в прихотливом беспорядке валялись подушки, смятые простыни, какие-то затейливые приспособления, как будто из секс-шопа, но явно штучной ручной работы. И три весьма симпатичных женских тела.

Ага… Всё ясно… Соблазнить его эти твари даже не пытались: знали что бесполезно. А вот подсунуть какую-то дрянь и банально трахнуть понравившегося мужчину у них получилось легко и непринуждённо. Мдя… Раньше Александр думал, что такими методами действуют только извращенцы-мужики, а на практике выяснилось, что право на подлость оставляют за собой и женщины.

Такой вот житейский урок, получите и распишитесь в квитанции за доставку. Да, положенные усталость и опустошенность наличествуют, суду всё ясно: сам он в действе поучаствовал со всем возможным старанием.

Ну не волосы же рвать на голове после всего произошедшего? Да никто и не поймёт трагической мины с имитацией возмущения на лице мужчины, на таком-то фоне. Александр просто отправился в ванную, до скрипа вымылся, оделся в начищенную и отглаженную форму, да и отправился в столовую — надо бы поплотнее позавтракать. Единственное проявление чувств он позволил себе, только зарывая за собою дверь:

— Мерзкие похотливые самки. Как там говаривал ныне покойный приятель Тавиша… «Двужопые существа»… Кажется так.

И сплюнул.

— Я весь вечер и всю ночь размышлял о вашей идее освоения межпланетного пространства. — гросс-адмирал Генрих Прусский и правда выглядит усталым — Очевидно, что тот, кто станет лидером в этой гонке, станет и мировым гегемоном, или хотя бы тем, с кем будут вынуждены считаться.

— Выгоды из такого лидерства совершенно очевидны, вы правы, ваше высочество. Но и затраты на пути к лидерству неимоверно велики. — попытался охладить его пыл Александр.

— Ничто в этом мире не даётся бесплатно. Даже место под солнцем мы добываем трудом, железом и кровью.

— Мудро.

— Скажите князь, что станет нашим первым шагом на пути к звёздам?

— Оружие. Как ни печально и не банально, но всего лишь оружие. Давайте посмотрим на стоящие перед нами цели и препятствия, между нами и целями. Итак, самым простым и доступным средством подъёма на околоземную орбиту является ракета. Но, во-первых, нужно сначала разработать сами ракеты нужных габаритов и грузоподъёмности, а во-вторых, разработать системы управления ракетами в полёте. Вы, безусловно, понимаете о чём речь: одно дело управлять самолётом на скорости в триста и даже в шестьсот километров в час и совсем другое — скорость в два-три километра в секунду.

— Ого! Неужели такие скорости достижимы?

— Вполне. Насколько я знаю, такую скорость необходимо достичь для выхода на круговую орбиту вокруг Земли. А для выхода в межпланетное пространство, например, для достижения Луны, следует развить скорость в десять-одиннадцать километров в секунду. Если я и ошибаюсь в конкретных цифрах, то не принципиально, порядок именно такой. В любом случае при разработке летательных аппаратов все параметры будут проверяться и уточняться многократно.

— Резонно. Да, на таких скоростях потребуются совершенно новые системы управления. Но скажите, князь, разве человека на расплющит в жидкую кашицу при таких перегрузках? я военный моряк, и знаю какие нагрузки испытывает артиллерийский снаряд, при вылете из ствола орудия. А ваша ракета должна обладать скоростью намного большей.

— Правильный вопрос. Ответ на него лежит вот в какой плоскости: ствол пушки довольно короток, и снаряд разгоняется практически мгновенно. А ракета достигает своей скорости постепенно, так что перегрузки довольно щадящие. разумеется, придётся создать устройства, позволяющие перенести перегрузки, но это уже детали.

— Понимаю. А в процессе создания ракетного оружия вы намереваетесь отработать элементы управления. Какими вы видите этапы создания такого оружия?

— Для начала ракеты будут неуправляемыми. Да, точность их будет крайне невелика, круговое отклонение будет много выше допустимых в артиллерии значений, но тут поможет массовость залпа. Скажем, по неподвижной или рассредоточенной цели, такой как стоящий в обороне полк или железнодорожная станция ударит полсотни ракет.

— Да, понимаю: отклонение отдельных снарядов взаимно компенсируется.

— Другой пример: ваш линкор обнаружил субмарину врага и обстрелял его из многоствольного реактивного бомбомёта. Накрытие большого пятна сведёт на нет все попытки подводников уклониться от знаков вашего внимания.

— Эко вы изящно выразились. — улыбнулся гросс-адмирал.

— Следующим этапом станет появление управляемых ракет. В сущности, они будут двух видов: самолётного типа и баллистические. Ракета самолётного типа, достигнет ордер атакуемого корабельного соединения, выберет для себя цель, например самый ценный корабль или корабль прикрытия, тут всё будет зависеть от поставленной задачи, и ударит по ней. Удар может быть в борт, в подводную часть или сверху — все зависит от заданной программы. А баллистическая ракета стартует вертикально вверх и падает на цель из заоблачной выси. К мощи взрывчатки она добавляет кинематическую энергию, накопленную при падении, а таковая может оказаться весьма великой.

— Да, даже убогие ракеты Кологрива, применённые в нужное время в нужном месте, оказались весьма эффективны. Больше они никогда и нигде не блистали, но предложенные вами варианты применения выглядят весьма многообещающими. Да. Тем более что химия взрывчатых веществ с конца девятнадцатого века ушла далеко вперёд. Главное в предложенной вами комбинации то, что потребные летательные аппараты и управляющие устройства будут развиваться самым естественным, я бы сказал эволюционным способом. Дельно.

— Ваше высочество возьмёт на себя руководство германской ветви проекта?

— Да, на мой взгляд, это будет правильно.

Гросс-адмирал напряжённо размышлял, покуривая папиросу, наконец, он спросил:

— Князь, вы не опасаетесь, что в нашем грядущем партнёрстве Россия окажется в подчинённом положении по отношению к Рейху?

— Откровенно говоря, очень опасаюсь. Уж очень много компрадоров обитает на всех этажах российской власти. Но с нашими компрадорами мы понемногу справимся. Император Иван, как мне кажется, неплохо усвоил уроки своих предшественников на русском престоле. Я слышал, что он намеревается взять русскую жену.

— Да, это правильный шаг, и мы со своей стороны его одобряем. — кивнул гросс-адмирал — У нас весьма сильны сторонники подчинения и даже колонизации России, но полагаю что это неправильное и вредное направление мысли. Вредное, прежде всего, для Германии. Впрочем, мы отвлеклись. Насколько я знаю экономику химического производства, пилотируемые полёты на ракетах окажутся весьма недёшевы, или появится дешёвое ракетное топливо?

— Думаю, что нет. Для подъёма больших аппаратов на орбиту следует разработать другие способы. Но полагаю, что нам рано их обсуждать, поскольку не все варианты нам известны.

— Понимаю. Вы предлагаете дать задание энтузиастам пофантазировать, а может даже просчитать различные варианты. Так?

— Вы меня верно поняли. Лет десять-пятнадцать до начала космической гонки у нас имеется. За это время мы можем рассмотреть достоинства и недостатки различных проектов, а может статься, запустить в дело два, а может и три конкурирующих проекта.

— Лишь бы они не принялись устраивать диверсии друг у друга. — усмехнулся умудрённый в конкурентной борьбу судостроителей, гросс-адмирал.

— Милый, милый, бесконечно милый Алекс! — раздался звонкий, чистый голосок.

Александр оглянулся: к нему, но боковой аллее спешила юная женщина, свежая как весна, прекрасная как рассвет над океаном.

— Мы знакомы? — приподнял он шляпу и поклонился незнакомке.

— Ах, перестаньте! — дама игриво взмахнула сложенным веером — После того что было между нами, вам следует относиться ко мне как к близкой подруге.

— Ещё раз простите милостивая фрау, а что произошло между нами?

— Вы не помните?… Вы действительно не помните?

— Назовём это внезапным перерывом в биографии.

Женщина внимательно всмотрелась в глаза Александра, и, увидев что-то ей понятное, сменила тон с игривого на деловой:

— Похоже вы не шутите и не играете… Очень странно… Хорошо же, слушайте. Вчера, когда вы в компании Доры, Лайзы и Клары уходили к себе, они позвали и меня. Вы не возражали, отчего я и присоединилась.

— Что же было дальше? Поймите уважаемая фрау, в целом мне картина происшествия ясна, но в любой картине крайне важны детали.

— Да, детали важны, особенно такие. В вашей комнате нас ожидал фотограф и оператор кинокамеры со своим аппаратом. Вы при этом пошутили, что сейчас будет представление формата три икса.

— Что было дальше?

— Я отказалась от фото и киносъёмки и хм… как говорят японцы, первой переплела с вами ноги. Ах, это было восхитительно! Потом я удалилась, ведь меня дожидался мой супруг.

— Разве он был в курсе сути вашего визита?

— Вполне в курсе. Видите ли, Алекс, моему супругу почти семьдесят лет и подобные штришки к картине нашей семейной жизни его взбадривают.

— Надеюсь, я вас вчера не обидел?

— О нет! Я до сих пор под впечатлением нашей встречи и страстно желаю продолжения общения.

— Примите мои самые искренние извинения, но это невозможно, прекрасная фрау. Откровенно говоря, я в полной неизвестности относительно вчерашней моей… гм… активности.

— Принимаю ваши извинения, хотя, признаюсь, очень сильно разочарована. Что до причин, то полагаю она таится в сумочке Клары. У неё имеются очень любопытные пилюли и капли, которые она привезла из Китая. Вы понимаете, о чём я?

— Отлично вас понял, прекрасная фрау. Вынужден откланяться, поскольку мне предстоит очень важный и сложный визит.

— Да-да, я понимаю вас Алекс. Но я надеюсь, что моё имя останется за рамками нашего разговора?

— Вне всяких сомнений, прекрасная фрау, и тому имеются три причины.

— Любопытно их узнать, если это не секрет вселенского масштаба.

— Во-первых, лицо, с которым я поведу беседу, наверняка получит полный отчёт о произошедшем, и все имена из отчёта тут же аккуратно вымарают по понятной причине: скандал такого уровня не нужен никому. Во-вторых, было бы нечестно выставлять вас в дурном свете, и наконец, в-третьих, мне до сих пор неизвестно ваше имя.

— Резонно. Но, боже мой, как же я завидую графине Агате Адамсон!

— С вашего позволения, княгине Грумант.

Принц Прусский принял Александра едва только он зашел в приёмную и представился секретарю.

— Просите. Конечно же, просите! — раздался из селектора голос гросс-адмирала.

Александр вошел в кабинет и, повинуясь жесту хозяина, уселся на ближний к хозяину стул.

— Князь, что привело вас ко мне так скоро?

— Непонятная и потенциально очень неприятная ситуация. Александр коротко, чётко, исключительно по существу, рассказал о происшествии вчерашнего вечера и сегодняшнего утра.

Гросс-адмирал разразился короткой, но крайне эмоциональной речью в духе Большого Петровского Загиба, только на немецком языке, потом приступил к делу. Он нажал кнопку на селекторе и приказал:

— Фон дер Адлер, немедленно отправьте летучую группу контрразведки по следам фотографа и кинооператора, что ночью орудовали в комнате князя Грумант. Все. Я подчёркиваю, все их материалы немедленно доставить ко мне в кабинет. Передайте Розенкранцу, что он лично должен проконтролировать эту операцию. Второе. Женщин, которые провели ночь в комнате князя изолировать в отдельные комнаты.

— Прикажите тщательно обыскать и изъять все имеющиеся у них зелья. — полушепотом сказал Александр.

Гросс-адмирал кивнул и продублировал эти слова уже в виде боевого приказа.

Каких-то двадцать минут, и в селекторе раздалось:

— Экселенц, доставлены плёнки из фотомастерской.

— Пусть внесут.

В кабинет вошли два морских офицера с большим чемоданом.

— Что здесь?

— Здесь фотографически и киноплёнки, которые штаб-фельдфебелю Гешке передал для обработки гауптман Штиглиц. Плёнки проявлены и готовы к дальнейшей работе.

— Здесь всё?

— Яволь, экселенц.

— Снимки, копии или иные дубликаты делались?

— Никак нет. Гешке старый служака, порядок знает.

— Вы свободны.

Офицеры вышли, гросс-адмирал повернулся к Александру:

— Что вы намерены делать с этим добром?

— Вы позволите воспользоваться вашим камином?

— Разумеется.

Александр распустил катушки киноплёнки и выборочно на просвет просмотрел кадры. Да, на плёнке был он и три безымянных фемины… Хотя нет, что-то стало вспоминаться. Видимо препарат только временно блокировал память. Ворох плёнки отправился в камин и Александр взялся за фотоплёнку. Да, и здесь был он. И происходящее тянуло на полноценную сюжетную порнуху эпохи расцвета этого жанра. Да, пожалуй в итальянском стиле, весьма чувственно и пикантно. Фотоплёнки тоже отправились в камин, а следом полетела зажжённая спичка. Короткое, почти взрывное горение, и на решётке камина рассыпался пепел, постепенно осыпаясь через отверстия в зольник.

— Князь, я должен… — вставая, заговорил гросс-адмирал.

— Тысячу извинений что прерываю, но вы ничего не должны. Произошла обычная накладка, основанная на ошибочных посылках. Мы с вами сами видели, что ваши люди просто выполняли свою работу. И хорошо выполняли, замечу я. Вам только нужно разобраться был ли нехороший умысел у того, кто отдал приказ на проведении операции. И следует хорошо проверить каналы, по которым мог быть отдан этот приказ.

— Благодарю за понимание. — с облегчением сказал гросс-адмирал.

— В этой истории есть и комический аспект.

— Разве?

— Где-то в глубине души я уже жалею, что уничтожил плёнки. Погиб великолепный образчик весьма своеобразного жанра, а ведь у зрителей он бы имел бешеный успех.

— Только вы не были счастливы такой популярности. — отсмеявшись сказал Генрих Прусский.

Что давешняя бурная ночка была организована имперской контрразведкой, Александр понял сразу. А вот кто бенефициар столь любопытного мероприятия — предстояло выяснить следователям спецслужб, но о результатах их работы Александру, естественно, никто не доложит. Что же, опять придётся оперировать косвенными данными. И на основе неполных данных выстроить для более или менее непротиворечивую картину произошедшего, просто для того, чтобы сделать правильные выводы. Ну да не впервой.

Следующая неделя была посвящена общению в представителями промышленников, и совершенно неожиданно — с двумя функционерами Академии Наук. Промышленники хотели утрясти кое-какие тонкости во взаимоотношениях с «Полярной звездой», и очень быстро получили ответы на свои вопросы. Дальше дело за переговорщиками по конкретным направлениям и контрактам.

А вот с представителями научного сообщества пришлось повозится от души. Дело в том, что немцы хотели наладить обмен новейшими разработками и исследованиями, но, как и положено европейцам, мягко говоря, хитрили. Со святой верой в собственную правоту, они фактически предлагали Александру кабальные условия: Россия будет поставлять Германии все свои научные работы, а немцы обещают за это упоминать в своих публикациях. Всё поставляемое из Германии в Россию — монографии, исследования, методики, препараты и прочее — должно оплачиваться золотом, причём вперёд.

— Простите достопочтенные герры, но я хотел бы понять, в чём выгода русской стороны от такого сотрудничества?

— Как в чём? Мы способствуем выходу русской науки на международный уровень.

— Вот как? А мне казалось, что на международный уровень её вывели Менделеев, Павлов, Мечников, Пирогов, наконец. Нам уже не нужны протекции и рекомендации учёных светил, более того: русский язык уже давно стал языком науки наряду с латынью, французским и немецким. И технологические возможности воплощения научных проектов в России очень скоро превзойдут германские. А кое в чём мы обогнали Германию, причём намного.

— Где же вы нас превосходите? — задиристо подскочил один из академических деятелей. Второй сидел тихо: похоже, он умнее коллеги, а значит с ним можно иметь дело.

— Например, в области авиации. На очереди наше лидерство в авиационном моторостроении.

— Вам просто повезло привлечь на свою сторону английского моториста! — не успокаивался деятель.

— Только не скажите таких слов в присутствии господина Пикстона.

— Почему же?

— Он очень не любит намёков на своё нерусское происхождение и уже трём… гм… неумным людям сломал лицо. В двух случаях я лично вызволял его из полицейского участка.

— Неужели он отказался от своей британской идентичности?

— Надо полагать что да, лишь замечу, что он не одинок в таком решении. В Англии его дважды подвели под судебное преследование, украли три изобретения мирового уровня, а в России он получил полную свободу творчества — от высказывания и обсуждения своих идей без опасности, что их тут же сопрут, до свободы воплощения его творений в металле. По одному его слову мы построили полигон размером триста на пятьсот километров на Севере и более скромных размеров на юге России.

— Да, Россия обладает большими пространствами.

— Пространства не главное. В конце концов, Китай, Бразилия, Австралия и Канада не намного меньше России, но научные школы там не разовьются никогда.

— Что же им помешает, позвольте спросить?

— Подчинённое или даже колониальное положение. В колониях не бывает высокой науки.

— Чего вы хотите, мистер Павич?

— Странный вы выбрали тон для переговоров, герр как-вас-там. Всем известна моя неприязнь к Англии, и при этом вы называете меня английским словом. Коли так, признаю наши переговоры сорванными и прошу удалиться из выделенного мне помещения.

Возмущённый и одновременно униженный функционер от науки встал и вышел за дверь. Его молчаливый напарник остался.

— Вы не согласны с мнением своего коллеги? — повернулся к нему Александр.

— Представьте себе, не согласен. Видите ли, мы представители противоположных крыльев научного сообщества. Герр Ленгер принадлежит к так называемому европоцентричному направлению, я же скорее евразиец.

— О! Это направление философской мысли уже сформировалось?

— Вам оно знакомо? Это прекрасно, поскольку я хотел уже пуститься в объяснения. Однако вернёмся к теме. Мы предварительно договорились с герром Лингером, что он сделает свою попытку поговорить с вами, и кстати я его предупредил о предстоящем фиаско. Поверьте, я не знаю на что он надеялся, хотя его эскапада может быть частью многоходовой интриги.

«В которой вы, милостивый государь, проводите сейчас второй ход. Однако торопиться не станем». — подумал Александр, но вслух не произнёс ни звука, а лишь кивал с самым любезным и заинтересованным видом. Собеседник продолжал:

— Мне поручено предложить вам, если можно так выразиться, стандартный договор взаимодействия. Точно такие же заключены с крупнейшими научными сообществами Европы и Североамериканских штатов. Существенным отличием будет секретный раздел договора, о проведении согласованных фундаментальных и прикладных исследований, особенно имеющих военный характер.

— О! Это любопытно.

— Сегодня поутру я удостоился аудиенции его императорского высочества Генриха Прусского, и он уведомил меня о том, что с вами заключено некое соглашение, касающееся фундаментальных исследований, имеющих стратегические перспективы. О сути мне лишь намекнули, но и сказанного было достаточно, чтобы проникнуться грандиозностью перспектив, открывающихся перед нашими державами.

— Тогда зачем вы привели с собой этого странного человека?

— Это не моя игра, ваше сиятельство. Меня попросили так сделать. Сейчас я выйду с самым расстроенным видом и скажу что вы слишком разгневаны чтобы говорить о чём-то серьёзном. Настоящие переговорщики приедут к вам… Где вам угодно принять нас?

— Ах вот какие тут бушуют интриги! Впрочем, я не удивлён, в России тоже кипят нешуточные страсти. Что до переговоров, то я начал строить научно-исследовательский центр в Курской губернии, и сельцо Марьино, что у станции Клейнмихелево, уже стало приличным городком. Там мы и пообщаемся. Думаю, нам есть много что друг другу сказать и продемонстрировать. Думаю, мне найдётся чем вас удивить, дорогой фон Корф.